done it all

Когда они занимаются любовью, то воздух нагревается, а капельки пота испаряются так же быстро, как и появляются. Кожа плавится от прикосновений. Хару обхватывает его ногами, шепчет что-то совершенно к сексу не относящееся: что-то про готовку, про детей, про семью и Варию, про горький ромашковый чай и новые чулки. Что-то несуразное и глупое. Губы шепчут сами, язык не слушается, а красные ногти впиваются в спину мужчины, оставляя длинные полосы, почти порезы. А Занзас не обращает внимания. Только его женщина. Только эти глаза. И эта молочная, почти мраморная кожа. Всё в ней как-то иначе, чем обычно. На людях — прямо-таки святая невинность, с ним в постели — будто нимфоманка. Не то чтобы варийцу это не нравится, нет, просто… Хару в одежде и Хару без одежды — двое абсолютно разных людей. И это его заводит. Когда она вся мокрая, изнывающая от желания, бьётся под ним, как загнанная в клетку птичка, Занзас хочет просто сжать её в объятиях до хруста в выпирающих рёбрах. Ему нужны её страдания, её сожаления, её страсть, её слёзы. Её стоны. Её крики. Он входит в неё одним резким толчком и замирает. Хару смотрит на него глазами, подернутыми густой дымкой. Она хочет его, она всё отдаст за него. Эта женщина — его женщина — никогда его не предаст, даже не помыслит о таком. И сейчас его очередь идти на уступки: Занзас проводит шершавой ладонью по миниатюрной головке жены и смотрит ей в глаза, выдыхая через раз. Он спрашивает разрешения? И, наконец, она согласна. Хару чувствует его. Как он двигается там, внутри неё. И от этого мозг перестаёт соображать, а сердце выбивает, кажется, больше двухсот ударов в минуту. Секс с боссом Варии — это нечто, что описать словами невозможно. Это глубоко. Это тревожно. Это острее, чем с любым другим мужчиной. Это как в омут с головой без задержки дыхания. А ещё его кожа — вся в шрамах, обтягивающая стальные мускулы. И Хару нравится это: она чувствует, как итальянец наваливается на неё, как он обжигает её кожу своей — горячей, как раскалённое железо, готовое к закалке. Хару смотрит в его глаза — и чувствует, чувствует, чувствует! Чувствует его. Чувствует везде: в себе и вне себя. Он прекрасен, и неважно, что говорят иные люди. Сейчас, здесь, с ней Занзас — один-единственный. Её настоящая страсть, её любовь, её сердце. И вечная душа. Сколько раз он был в ней? Будто бы вечность прошла с первого яркого момента. Хару сжимает ноги вокруг талии варийца ещё сильнее, прижимается всем телом, обнимает, как в последний раз. И кричит, кричит в темноту комнаты, в потолок. Её утешение — его местность. Её оргазм — его слабость. — Расплавь меня. И он плавит, плавит её будто бы бумажную кожу. Поджигает свою жену на этом костре. Но в этот раз Пламя Ярости сдержаннее, оно не убивает. Разве что, дарит «маленькую смерть»* Хару Миуре — человеку, ради которого сгорит и сам Занзас.