Ночь святого Георга

Ночь в «Вавилоне» катилась к концу, полупьяная толпа лениво колыхалась на танцполе, а Брайан по-прежнему сидел в кабинете и внимательно следил за быстро бегущими по экрану столбцами мигающих цифр, знаменующих открытие утренней торговой сессии на Токийской бирже. И, хотя колебания многочисленных акций вызывали у него личный интерес, это не мешало ему, с периодичностью в пять минут, переключать экран на трансляцию с веб-камеры, установленной перед одной из барных стоек. Джастин, выглядевший так невинно и порочно одновременно, танцевал на экране монитора, вертя задницей и светловолосой головой, и иногда нахально высовывал в сторону недремлющего ока-объектива маленький розовый язычок. Увидев это, Брайан сразу переключался обратно на биржевые котировки, понимая, что движение курсов на сотни миллионов долларов волнует и бесит его с гораздо меньшей силой, чем этот подростковый анальный цирк. Он так увлекся прыжками из одной заэкранной реальности в другую, что совсем забыл про поручение, данное им неугомонному Лафару. И только когда прозрачные голубые руки перекрыли один из экранов, привлекая к себе внимание, Брайан откинулся на спинку кресла и вопросительно поднял одну бровь. — Короче, зовут этого блондина Брендон Сандерс, он переехал в Питтс только пару месяцев назад, а примерно через три недели купил на Либерти старую ветеринарную клинику. Сечешь? Именно ветеринарную! Ну, и конечно, он, типа, гей и ходит в «Вавилон». Кстати, выступает всегда в роли топа. Может, попробуешь его склеить? — А смысл? Он — блондин, я их не читаю, и потом, вдруг он поймет, что я догадался? Нет, время продавать камни уже наступило, а вот время перепродавать камни еще не пришло, — задумчиво ответил Брайан. — А если это не он? Хотя, вроде бы, все сходится... Главное, клиника! Хотя я туда и заполз в виде облака, а звери забеспокоились, вроде. — И что? — А то, что оборотни-то меня пока глазами не увидят, совсем не чувствуют, а вот обычные звери немного, но замечают. — Охренеть, сколько тонкостей в твоем иллюзорном мире. А в клинике могут и просто звери быть. Для отвода глаз. Тут дверь в кабинет распахнулась, врезавшись в стену, и Лафар едва успел свалиться со стола и спрятаться за мусорной корзиной, как в комнату во второй раз за вечер ворвался разгоряченный Джастин. Он сразу ломанулся в сторону душа, на ходу сдирая с себя блядский костюмчик, а Брайан, показав призраку кулак, тоже стал собираться домой. Парочка, состоящая из шатающегося сонного молодого человека и мстительно стряхивающего его со своей руки мужчины, покинула затихающий клуб и направилась к зеленому корвету. Длинные двери открылись, и спутники совсем было уселись на кожаные сиденья, как со стороны ступенек, ведущих к дверям, раздался громкий и жалобный писк. Джастин встрепенулся, кинулся на звук и через секунду, нагнувшись, поднял на руки маленький и пушистый черный комочек. Он тут же прижал его к груди, успокаивая и согревая, и с нежной улыбкой обернулся к Брайану. Тот стоял, облокотившись на дверцу, и недовольно хмурился. — Брайан, смотри какой милый щеночек! Весь дрожит, маленький, наверное, замерз и хочет есть. Давай... — жалобно заскулил Джастин. — Сразу — нет, — твердо произнес тот. — Нет? Мы что, его тут помирать бросим?! — голубые глаза налились обидой и гневом. — Послушай, у меня и без него в доме обоюдополный пиздец, — начал Брайан и вдруг увидел у своих ног качающего прозрачной головой шевалье. Он нагнулся, прячась за машиной и делая вид, что завязывает шнурок своего роскошного ботинка, а Лафар тихо зашептал: — Соглашайся, бестолочь! Будет повод нанести визит в клинику и всё посмотреть на месте. — Ладно, Джастин, — распрямился Брайан. — А ты, взамен, завязываешь с танцами и идешь тихо и мирно подрабатывать ко мне в «Киннетик». Договорились? — Вот ты... шантажист! Ладно, договорились! Ты ж мой золотой малыш, — просиял Джастин и чмокнул пискнувшего щенка в мокрый нос. — О! Я назову его — Голд! В лофте он сразу кинулся обустраивать своей находке новое жилище, содрав с себя теплый свитер и джинсы и скрутив из них некое подобие гнезда. Потом, налив молока в фарфоровое коллекционное блюдечко ручной работы, Джастин улегся рядом с лакающей собачкой и стал клевать носом. Однако проходящий мимо Брайан небрежно схватил его за майку и, подняв с пола, кинул на постель, сам устроившись рядом. Джастин, пробормотав пару нехороших слов и уткнувшись носом ему в шею, вырубился, а Брайан по обыкновению уставился в потолок, стараясь не обращать внимания на еле слышную из угла щенячью возню. К слову сказать, не то чтобы он не любил животных, скорее животные, чувствуя близкое присутствие чего-то непонятного, никогда не подходили к нему и не позволяли себя гладить. А сам Брайан давно уже привык к такому положению дел, в результате чего он и прочая земная фауна существовали как бы в разных измерениях. Но шевалье был прав, да и Джастину не хотелось отказывать, поэтому Брайан решил просто смириться и потерпеть. А Джастин был по-настоящему счастлив! Полгода сурового одиночества, когда он мог полагаться только на самого себя и свою малолетнюю подружку, почти забылись. Вернулось счастливое ощущение безопасности и правильности происходящего, и даже более того — он обучался любимому делу, он работал почти по специальности, и у него была (да, это очень по-детски!), но все равно, у него была настоящая собака. И еще Брайан... В центре его маленькой стремительно вращающейся планетарной системы сияло прекрасное, язвительное и загадочное солнце. Джастин ясно видел эту загадку внутренним взором будущего большого художника, она возбуждала и пленяла его практически постоянно, но он никак не мог понять, в чем именно она заключается. Да и некогда ему было понимать! Дни неслись, наполненные делами, заботой о питомце, спорами и пререканиями с либерально-авторитарным бойфрендом, а ночи... В общем, на разгадывание загадок времени не оставалось вовсе. Вот и теперь, вернувшись с обеденного перерыва и нацеловавшись впрок в начальственном кабинете, он ускакал в свой художественный отдел, а Брайан, упав в кресло, принял любимую расслабленную позу, откинувшись на спинку и заведя руки за голову. Он слегка покачивался, слабо улыбаясь в потолок, пока не услышал знакомое покашливание из ящика стола. — Ну? — бросил Брайан просачивающейся наружу материи. — А ты, я вижу, в прекрасном настроении. Позволь узнать, с чего бы? — А что такого? Пророчество скоро исполнится, Джастин обретет бессмертие... — И вы будете жить с ним долго и счастливо? — прищурился темный провал отсутствующего глаза. — Не то чтобы жить... Но, наверное, останемся на какое-то время вместе, — отвел глаза вампир. — Ладно, спрошу тебя по-другому. Почему ты думаешь, что Джастин в результате всего станет вампиром? — В смысле? — Брайан выпрямился в кресле. — А ты так не думаешь? — А я не знаю. Тебе только сказали, что он «должен отказаться от себя самого». С одной стороны, это стандартная формула для новообращенных, а с другой, может значить вообще что угодно. А зная твоих сородичей, я не был бы так уверен в хорошем исходе дела, — серьезным тоном проговорил Лафар. — Блядь, шевалье! От тебя одно расстройство! — дернулся Брайан. — Просто у моей головы есть способность чуять жопой. Интуиция называется. Ты бы разузнал всё это точнее. — Как? Я не могу взять и спросить Двана, они сразу просекут, что я заинтересован, и зацепят меня на крючки. — На лице Брайана проступила недовольная гримаса. — Нужно найти того, кто сможет нам помочь. Есть у меня один человек, точнее, он уже давно призрак. Мы с ним еще при жизни были знакомы. Слышал, может, про парфюмера Рене? — Это который подручный Медичи, ее придворный отравитель? — Он очень хороший прорицатель и толкователь. Но нам надо будет слетать в Париж на пару дней. — Я так давно не был в Европе... — Уверяю тебя, за пятьсот лет там все изменилось, и кое-что — даже в лучшую сторону. Известие о поездке в Париж ошеломило Джастина, и он еле сдержался, чтобы не взвизгнуть, как от восторга всегда делала Дафна, и просто с такой силой бросился Брайану на шею, что только бессмертие позволило тому не задохнуться в бешеных объятиях. Париж! Город поэтов и художников, Монмартр, Елисейские поля, Музей Орсе, Лувр, и главное — спутник в лице Брайана Кинни! Все это приводило Джастина в неописуемый восторг.