Nuclear path

      Моей следующей остановкой был Исаакиевский собор. Правда, на следующий день. А в день до этого, но уже вечером, я нашёл ещё немного интересной информации о надгробных плитах и камнерезном искусстве. Что именно? Во-первых, исследователями были найдены плиты того же пятнадцатого века, сделанные, внимание, из бетона. Опять бетон! И опять крайнее и грубое несовпадение. Во-вторых, камнерезное искусство. Никто почему-то не может объяснить, как люди вручную вырезали из огромного куска камня такие шедевры. Точнее, они вполне могут это объяснить с точки зрения современных технологий, которых, опять же, не могло существовать в то время. По крайней мере, мы так думаем благодаря нашим историкам, которые либо дурят нас, зная истину, либо глубоко заблуждаются и дурят не только нас, но и себя, так как не знают истину. В любом случае, они превосходные хитрецы и лжецы. А я не переношу ложь, тем более, ту, которая переворачивает сознание и ловко управляет им. У такой лжи слишком большие масштабы, а значит, её пора искоренять.       К Исаакиевскому собору меня снова вело любопытство насчёт сохранности и качества колонн. Да-да, всё тех же колонн. Вы, вероятно, можете подумать, мол, чего он прицепился к какой-то ерунде, к этим неважным деталям. И если бы мой лёд не начал ломаться, я бы согласился с этим выражением негодования. Однако моё негодование по поводу неправды было гораздо большим, чем ваше по поводу абсурдности. К слову об абсурдности. Почему мы склонны считать это абсурдностью? Потому что мы боимся перемен, это самый большой страх, даже сильнее, чем страх смерти. Поверьте, если бы последний был больше, чем все остальные, не было бы такого количества самоубийц. Впрочем, я немного ушёл от темы. Детали! Детали — это то самое важное и первостепенное, из чего состоят большие и весомые факты, доказательства. Да, именно из всех этих маленьких и, на первый взгляд, неважных фактиков-крупинок, которые мы так и норовим отбросить и не рассматривать. Кто бы что понимал в этом странном мире... Итак, меня вновь интересовали колонны. Здание Исаакиевского собора уже совсем близко. Скоро я смогу узреть это всё вблизи. Удивительно всё же, что я столько здесь прожил и только недавно решил навестить вновь (только уже с осознанным интересом) старинные места родной земли. Да и вообще удивителен сей факт, что даже проходя мимо тех вещей, которые, вроде, не меняются, ты вдруг замечаешь в них нечто новое, поражающее. Вот и я тогда тоже стоял поражённый и просто всматривался в обычные, казалось бы, колонны. — Что, тоже думаете, что что-то не так? — Откуда ни возьмись, послышался мужской голос довольно-таки взрослого мужчины. Явно старше меня. Я повернулся налево, откуда прозвучал голос, и увидел мужчину лет пятидесяти, со светлой бородкой и примерно моего роста. Я как-то не нашёлся с ответом, лишь продолжил на него смотреть как-то хмуро. — Да-да, знаю, Вы это заметили. — С чего Вы взяли? — Наконец выпалил я. — Думаете, тут каждый турист стоит вот так просто и созерцает, да ещё и не само здание, а только колонны? Не-ет, Вы не обычный турист. — Но я... — Конечно же, нет. Вы сразу выделяетесь из толпы. Любой выделяется из толпы, когда ведёт себя не как вся масса. Он вдруг повернул голову ко мне и дернул бровями, а потом снова стал смотреть на собор. — И... давно Вы тоже заметили несоответствие? — Осознав, что снять с себя подозрения мне уже не удастся, я решил разворачивать тему дальше. — То, что колонны идеально отполированы и одинаково чётко высечены на современном станке? О да. Трудно не заметить работу высоких технологий, — он поднял вверх указательный палец на предпоследнем слове. — Да уж... почему же этого не замечают остальные... — А зачем? — Я только сейчас заметил, что он говорил как-то размеренно, немного протяжно, а звук его голоса был глухим. — Есть ведь на что посмотреть вообще, зачем углубляться в детали и что-то анализировать, когда можно просто окинуть взглядом всё в целом, сделать пару значимых фотографий и отправиться осматривать так же поверхностно остальные достопримечательности? Ума-то большого не надо, правильно? Я сначала промолчал, а потом снова спросил: — Много Вы знаете таких не состыковок ещё? Исторических. Он живо покачал головой и посмеялся. — А вам, молодым, всё не терпится узнать и выведать побыстрее, ха, — он развернулся теперь ко мне полностью. — Я то знаю. Много знаю об этом мире. А ты вот только начинаешь. Ну, сколько тебе, двадцать пять? Двадцать семь? — Тридцать четыре, — сдвинув брови, угрюмо промолвил я. Мужчина посмеялся и махнул на меня рукой. — А мозг ещё где-то в двадцати годах летает и живёт, да? Ладно, как зовут хоть? — Дмитрий. А Вас? — Эдуард Викторович, — он протянул руку для рукопожатия. Я сделал то же в ответ. Наконец, официальное знакомство с моим будущим спутником произошло (да, я отчего-то знал, что он станет таковым).