Nuclear path

      Измотанные, уставшие, но по-прежнему переполненные желанием докопаться до "истины", мы выбрались из-под моста. Было уже где-то семь утра. У меня из головы всё не выходили те трое, особенно, тот, с которым мы повстречались уже третий раз, в который ему удалось, однако, меня подстрелить, а не просто поугрожать и погнаться вслед. Ранение, конечно, было несерьёзным, но оно сделало своё дело: принесло боль, оставило кровавую рану и лишило возможности передвигаться достаточно быстро. Нога ещё немного ныла, но я делал усилие и шёл, не обращая на это внимание. Эдуард Викторович и я отправились поскорее в аэропорт. Мне было одновременно грустно и радостно (как иностранцы это называют: "bittersweet") от того, что полёт в Египет оказался последним. Я расценивал эту махину как подарок от Паши и его друга, да ещё такой щедрый, так что как-то не хотелось расставаться с ним вот так.. Ведь именно благодаря ему мы свободно путешествовали и были всегда встречены радостно в любом аэропорту. Хотя, конечно, именно из-за него нас потом легко и выслеживали неугомонные масоны, которые никак не хотели, чтобы мы добрались до следующего места, но... А что будет теперь? Как мы будем передвигаться? Что нас ждёт? И куда мы придём в конце? Сможем ли мы вообще дойти до этого долгожданного конца? Вся эта не рассортированная куча вопросов разрасталась и разрасталась, но я, тем не менее, оставался непоколебим в нашем общем решении и более или менее спокоен.       Поднявшись на борт, мы встретили первым делом, стюардессу, которая испугалась за меня (я видел это по глазам), но не подала виду. Увидев, как я тяжело переставляю правую ногу, она всё же спросила: — Что с Вашей ногой? Вам нужна помощь? — Всё в порядке, спасибо, — улыбнулся я, отмахнулся и, проковыляв в салон, уселся в уютное . В последний раз. — И всё же я настаиваю посмотреть на то, что у Вас там за рана. Она, не дожидаясь ответа, резко подняла мою ногу, положив на небольшой столик перед креслом, и развязала тот самый кусок футболки Эдуарда Викторовича, которую он, кстати, ещё тогда оставил под мостом, сменив на свежую, что лежала в его портфеле на всякий случай. Её удивление было невозможно скрыть, но, по крайней мере, уже пропал страх, что меня радовало, ибо я крайне не любил, когда за меня беспокоились до такой степени, что испытывали страх. Это лишь начинало усиливать мой, хотя я и пытался усиленно его подавить и внешне выглядеть спокойно, придавая себе вид бесстрашного и храброго мужчины. Стюардесса ушла за аптечкой, сообщив мне об этом предварительно, что я не двигался и ожидал её. Эдуард Викторович лишь улыбнулся и уселся в кресло рядом, раскрыв свой ноутбук. — Сейчас тебя полечат, а потом я тебе покажу важную информацию, — с какой-то издёвкой сказал он, выставляя меня маленьким мальчиком, о котором заботится мама, страдающая гиперопекой. — Не смешно ни разу, — на полном серьёзе ответил я, с чего он усмехнулся и уставился в монитор. Стюардесса вернулась совершенно внезапно, громко заговорив. — Так, может быть немного больно, но Вы потерпите, пожалуйста. После этого, зато, рана будет быстрее затягиваться. Она намочила тряпку какой-то жидкостью и стала прикладывать к месту ранения, от чего я, как она и обещала, почувствовал пронзительную боль и дёрнулся, но не издал ни единого звука, а даже попытался расслабиться. Что, естественным образом, помогло. Боль хоть и не прекращалась, но зато почти не ощущалась, так как я витал мыслями в более прекрасном месте и был расслаблен. — Можно Вас спросить? — Да, конечно, — не отвлекаясь от обработки раны, нежным голосом ответила она. — С каких пор стюардессы так пекутся о пассажирах, да ещё и проявляя инициативу? — Я скажу Вам честно и откровенно, что Ваш друг Павел попросил меня следить именно за Вашей безопасностью. Я ошалел, будучи приятно удивлён. Дело в том, что я уже начал не так давно подозревать Пашу. Любой бы на моём месте озадачился подобной мыслью, пережив ряд странных совпадений. И хоть я не придавал этим мыслям особого значения, но всё же временами под моё подозрение попадал Паша. Я, порой, был уверен, что это он всё специально подстроил, что из-за его приказов у нас неприятности. Но сейчас, когда эта услужливая женщина, обрабатывавшая мне рану, сказала, что Паша, на самом деле, весьма обеспокоен тем, чтобы я был в сохранности, стало как-то даже спокойнее. Моё доверие к другу вновь окрепло.       Поблагодарив стюардессу за помощь, я уткнулся в экран ноутбука Эдуарда Викторовича, как только она ушла из комнаты. На нём я увидел открытый документ с информацией о воронках, оставленных после ядерной войны. — Итак, воронок очень много. Только на территории России их целых 70 штук, даже чуть больше. Во всём остальном мире их в десятки раз больше. Так называемая "ядерная зима" оставила множество следов, которые видны и в наши дни. — Ого, они такие огромные. Ужас... от 5 до 100 километров в диаметре... — я был поражён до глубины души, смотря на размеры и фотографии воронок со спутников. Планета была словно бомбардирована извне (или изнутри) практически повсеместно. — Н-да... и нам нужно пройтись по ним по всем. — По всем??? — Ну... я не знаю точно, но считается, что это зависит от того, кто проходит по этому пути. — То есть, скажем, от моих умений зависит количество воронок, через которые нам нужно будет пройти? — Как-то так, — он пожал плечами. — М-да... и пройти правильно. — Насколько я знаю, там только один путь. С него невозможно сбиться... Э-эх, ладно, — он закрыл крышку ноутбука и поманил меня к себе. Я немного наклонился, и он продолжил говорить многим тише, чем до этого. — Я слышал, что воронки — это порталы, если верить сам знаешь кому. — Мас... — Тише. Не произноси это слово здесь. И так понятно. — Простите... — Так вот. Если суметь открыть первый, ты пройдёшь по всем, которые суждены тебе. Зависит от того, как скоро ты будешь готов прийти к финалу. — Но что в финале, никому не известно... — Просто никто не знает наверняка. То есть определённая кучка людей знает, а остальные — нет. Но я слышал, что в конце ты попадаешь в некую комнату. Что в ней — неизвестно. — Ха, какой-нибудь философский камень, — попытался я тщетно разрядить обстановку секретности. — Не говори глупостей. — В смысле? За ним ведь многие любят поохотиться. — За бетоном-то? — Чего-о? — Вопросил я и скривился. — Ты что, не знаешь, в чём сущность философского камня? — Немного нервно произнёс он всё таким же тихим голосом. — Философский! — От того, что Вы повторяете его название, яснее не становится! — Так же тихо отвечал ему я, напрягая связки, чтобы звучать чуть более грозно. — Что ж, тогда вот тебе загадка на логику. В средневековье философией называлась любая наука. Значит? Давай. Развивай логику. — М-м... эм, может, философский камень, это ещё и научный камень? — Правильно. Раз научный, значит, не природный, а искусственный. А что такое искусственный камень в смысле производственном, техническом, даже строительном? Я задумался на момент, а потом вспомнил его недавнюю фразу. — Господи, бетон, что ли?? — Точнее и не скажешь, правда? В древних источниках написано: "Вернув секрет философского камня, сможем стены и грады нерушимые возводить." Из чего? Из того самого бетона. Кто уж выдумал что-то про золото и ртуть, я даже предполагать не стану. Но либо какой-то глупец, либо мудрец, который хотел что-то скрыть. И кстати, сказано "вернув секрет", значит... — Значит, он был утерян задолго до средневековья. Что-то произошло. — Ну, вообще-то, существует предположение, что Земля подвергалась нескольким ядерным бомбардировкам, так что вполне возможно, что из-за неё самой, из-за одной из них, секрет и был утерян. Но судя по увиденному и понятому нами, вновь был найден довольно давно. Я тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла, закрыв лицо руками и потирая глаза. — И куда же мы сейчас тогда отправимся? — Раз уж мы в Египте то начнём с русла Нила. Взрыв распространился на целых 100 километров и достал до Египта. У пирамид, что стояли там, верхушки посносило, а крупицы песка оплавились! Мы снова заговорили, как обычно, не делая голоса тише. — Впечатляет. Даже ужас наводит. И, как я понимаю, Вы знаете точно, где это находится? — Да. — Тогда давайте уже возьмём некоторые свои вещи, попрощаемся с пилотом и стюардессой и покинем сие место.