Мелочи

Люди легко отмечают нарцистичные жесты и постоянные капризы избалованного ребенка, отзываясь о ней, как о прихотливой розе — «требует особого ухода». Впрочем, об остроте шипов Исуке слагали легенды, да и сам своенравный цветок излучает готовность перерезать обидчику глотку. – Алло? – раздается вкрадчивый бас по ту сторону трубки. Изящные пальцы методично постукивают по крышке телефона, когда бушующий ветер медленно стихает; Исуке дышит глубже, чтобы в лёгких осела мягкая пыль. – Мама! Я тебе уже обзвонилась! – нарочито раздраженно восклицает она, не в силах, впрочем, сдержать улыбки. И потом обязательно спрашивает, всё ли с Эйсуке в порядке. Розы бывают разными. Некоторые сорта – неожиданно стойкими. Не двигаясь, Исуке выдерживает ещё один порыв вихря. Помнится, ночь таяла в рассвете, и она звонко смеялась в трубку, и звуки эти напоминали журчание ручья или пение птиц — словом, нечто, насквозь пропитанное детским романтизмом. Солнце, до странного яркое, медленно всходило на небосвод; Исуке смотрела на него, не отрывая глаз. Странное. Странная. Исуке, в общем-то, была лишь немного самовлюблённой и чуточку высокомерной — ровно настолько, чтобы не быть недооцененной, думалось ей. Молчаливые стены впитывали лишь один постыдный её секрет — человеческую благодарность. – Люблю тебя, мам, – завершая вызов, Исуке мягко улыбается и спешно прячет уязвимую кожу за потрёпанной маской. Сотканная из ярко-алых лепестков, она почти иллюзорная, в противном случае — опасно хрупкая. Главное, чтобы не рассыпалась от точного прикосновения.