Hanashi

***

Яйцо очень хрупкое. Яйцо разбивается, когда неосторожно с ним обращаешься. Яйцо - это прерванная жизнь. Легкие болят, сдавленные, зажатые ребрами. Холодный, морской воздух совсем им не на пользу. Кашляю и плетусь дальше. Вдоль бесконечно длинного побережья. Песок тонет в ночных сумерках, точно сахар в кружке кофе, темнеет, намокает и исчезает. На том берегу, сливаясь с горизонтом, виднеется старый завод, мигает красными огоньками, будто дышит. Он напоминает неизвестное, умирающее существо. Если очень присмотреться, можно разглядеть его полуразрушенные дымящиеся трубы. Но моим близоруким глазам это не под силу. Снова кашляю, выплескивая густую слюну. Хватаюсь за столб, стараясь опереться рукой. Меня судорожно сгибает пополам. Еще немного. Две-три минуты и приступ закончится. Или понадобится больше? В последнее время кашель становится продолжительнее. Мне нельзя болеть, завтра концерт. От красных огоньков в глазах мутно. Сколько не три - фокус не меняется. Ничерта не вижу. Кружки...кружки... Красные и синие. Мельтешат, перекатываются, то больше, то меньше. Они похожи на танцующих гейш на празднике Гион Мацури. Я все еще помню эти разноцветные повозки хоко, огромные сказочные корабли, гирлянды бумажных фонарей, счастливые лица людей. Все это часть моего далекого детства. Полустертые, выцветшие осколки калейдоскопа. Теперь такие яркие вспышки вызывают лишь безумие и головокружение. Приступ отпускает. Вытираю подбородок, пальцы перепачканы липкой слюной. Иду дальше, ощущая голыми ступнями холодную землю. Маленькие кусочки кожи остаются на зернистом асфальте, примерзают. Но я не чувствую боли. Нужно поскорее добраться до дома. От усталости клонит в сон. Сколько я уже здесь брожу..? Я не помню. А должен? Впереди маленькое, серое здание общественного туалета. Захожу внутрь и останавливаюсь. Под потолком раздолбанная, длинная лампа ярким светом режет глаза. В ушах начинает звенеть, так протяжно и громко, будто рядом разорвалась осколочная граната, оглушая ударной волной. Может так оно и было..? Прислоняюсь к стене, пытаясь отыскать в кармане сигареты, необъятная, толстая куртка мешает, делая неуклюжим. Закуриваю и снова хриплый кашель. Надо бросать эту вкусную гадость, легкие не к черту, да и голос часто срывается. А группе ведь только шесть лет. И что будет дальше? Что будет, если я не смогу петь? Дым приятно пощипывает носоглотку, окутывает кудрявым облаком лицо, пока я задумчиво всматриваюсь в узкое, грязное окошко. Смотрю и понимаю, что уже глубокая ночь, что пора домой. Смотрю на свои пальцы - с ними что-то не так. Они стали костлявыми, совсем тонкими и отливают зеленым. Я умираю? Пусть так. Но сдохнуть в таком месте... Внезапный скрипучий звук из последней кабинки отвлекает меня. Тихий-тихий скрежет,точно кто-то медленно царапает ногтями по дереву. А потом "тюк-тюк" коротко и неритмично. Затягиваюсь и подхожу немного ближе. Мышцы напрягаются от опасного любопытства. Я замираю. Тишина. Показалось? "ТЮК-ТЮК" Громко где-то за моей спиной. Вздрагиваю, выронив сигарету. Дверца кабинки резко распахивается. Я неловко отскакиваю обратно к стене, больно задев рукой раковину. То, что я вижу...я не могу точно описать это. Оно ползет на меня. Все ближе и ближе. Длинные волосы песочного цвета, грязные и слипшиеся тянутся по полу. Странная одежда, что-то вроде заношенного пальто. Это человек, но лица его не видно. Он отрывисто хрипит, переставляя перепачканные чем-то темным и вязким ладони. Я жду, хотя должен бежать отсюда. Но мне хочется увидеть его лицо. Может ему так же страшно, как и мне, так же плохо. В груди расползается тяжелый комок, предвещая новый приступ. Он останавливается в шаге от меня, замирает, а потом начинает дрожать. Одним резким движением кидается на меня, порывисто подползая на коленях. По-прежнему не вижу его лица, лишь губы. Темно-багровые, влажные, толстые. Я не могу оторвать от них взгляд и пошевелиться. Его дрожь передается мне. Его губы едко шепчут, кривятся усмешкой, и снова шепчут "не бойся, не бойся, Тоору.." "ну, пожалуйста...это совсем не больно...". Откуда он меня знает? Я не понимаю. Растерянно отпихиваю от себя его цепкие руки. Только теперь вижу, что его пальцы в чьей-то густой, грязной крови. От этого внутри все обрывается, покрываясь холодной коркой. Резко стягивает с меня штаны, припадая губами к еще мягкому члену. Кафельная стена противно обжигает голую поясницу. Мне не больно, мне отвратительно. "Ну, пожалуйста... не бойся...ТооруТооруТоору..." Тошнота горько подкатывает к горлу, когда он полностью заглатывает мой взбухший, липкий от слюны член. Жадно посасывает с мерзким хлюпающим звуком. Почему я не могу оттолкнуть его, убежать? Возбужденное тело рефлекторно реагирует, скручивая живот. Я хочу закрыть глаза и заорать, что есть сил. Так громко, чтобы выбило стекла, порвались перепонки. Мои ноги тонут в его спутанных волосах на полу, их будто затягивает внутрь этого скомканного песочного гнезда. Кашель душит, я задыхаюсь, еще немного и меня вывернет. Он продолжает сосать, глубоко, поступательно, скользко. Его голова напоминает заостренное яйцо. Так и есть, огромное яйцо. Нужно ударить, разбить. Ведь это так просто. Мои пальцы судорожно шарят по стене, ищут. Его острый, жирный язык обводит головку члена, доводя до оргазма. Захлебываюсь своим дыханием. В тот момент, когда белесая, густая сперма пачкает его улыбающийся рот, я ударяю. В центр макушки куском отколовшейся плитки. Он заваливается в бок, но я продолжаю бить. Его голова и правда, как яйцо, такая хрупкая и хрустящая. Содержимое жидкой, желтоватой кашицей медленно вытекает на пол. Меня рвет и я проваливаюсь в темноту. Вибрации раздражают руку. Открываю глаза. Я лежу на полу в просторном, пустом туалете. Что я здесь делаю? Голову не поднять, вся шея затекла. Мобильный разрывает неокрепший слух громкой мелодией. Никак не могу разглядеть имя на маленьком дисплее, все расплывается. Откидываю тонкую крышку. - Кё? Ты где? - голос Дайске какой-то странный, глухой. Он сильно взволнован. - Не знаю. - С Каору беда. Он в больнице. Ты сможешь приехать? - Что..? - смысл слов до меня не доходит. - Он сейчас в больнице. Какой-то урод проломил ему голову, когда он возвращался домой. Ты приедешь? Ты слышишь меня, Тоору?! Где ты... Трубка вываливается из окровавленных пальцев.