Впадая в детство

      Обычное утро на Тисовой улице. Всё как всегда, и ничто, казалось бы, не предвещало всех странных и загадочных событий, что скоро начнут твориться в Литтл Уингинг. А в одном из домов на уже упомянутой улице, в небольшом чулане под лестницей, спал Гарри Поттер. Впрочем, спать ему оставалось недолго, так как тётя Петуния уже проснулась и подходила к его двери. Через мгновение тишину прорезал её голос, звучавший в унисон со стуком в дверь чулана:       — Подъём! Вставай! Поднимайся! Живо!       Гарри вздрогнул и проснулся, лениво разлепив глаза. Он услышал удаляющиеся шаги тёти Петунии, а ещё — звук плюхнувшейся на плиту сковородки. Мальчик даже не попытался вспомнить то, что ему снилось, так как этого у него почему-то никогда не получалось. Только обрывочные детали: великан, мопед, ветер… не более.       — Я уже встал! — на опережение крикнул Гарри тёте, которая, как он услышал, вернулась к его двери.       — Шевелись побыстрее, я хочу, чтобы ты присмотрел за беконом. И смотри, чтобы он не подгорел, — сегодня день рождения Дадли, и всё должно быть идеально.       Гарри еле удержал стон. Действительно, сегодня же день рождения Дадли, и как он мог забыть? Гарри вздохнул и медленно выбрался из постели, оглядываясь в поисках одежды. Найдя один из носков, он стряхнул с него паука и критически осмотрел на предмет паутины. Таковой не обнаружив, мальчик удовлетворённо кивнул. Уже хорошо.       Одевшись, он пошёл на кухню. Весь стол был завален приготовленными для Дадли подарками, и Гарри чуть заметно поморщился, думая, как же наверно много тот получил. Да и деньги Дурсли на своего сыночка наверняка потратили нешуточные… Вздохнув, мальчик встал у плиты. Догадаться о содержании подарков, что были легко различимы под обёрточной бумагой, ему не составило труда, а ведь ещё многое было скрыто внутри горы подарков.       — Причешись! — рявкнул дядя Вернон вместо приветствия, заходя в кухню. Гарри в это время как раз переворачивал подрумянившиеся ломтики бекона и постарался не обратить на своего дядю никакого внимания. Это было самым лучшим вариантом — тогда дядя про него словно «забывал» и терял всякий интерес к мальчику.       К моменту, когда на кухне появился Дадли, Гарри уже вылил на сковородку яйца и готовил яичницу с беконом. Бросив на кузена усталый взгляд, в котором плескалась ещё и зависть, мальчик доделал завтрак и подхватил тарелки. Поставить их на стол удалось с трудом — настолько тот был завален подарками. Дадли как раз их считал, и Гарри помимо воли слышал это. Правда, любование вытянутым лицом двоюродного брата, когда он закончил подсчёт, того стоило.       — Тридцать шесть, — произнёс он до невозможности грустным голосом, бросая укоризненный взгляд на отца и мать. — Это на два меньше, чем в прошлом году.       — Дорогой, ты забыл о подарке тётушки Мардж!..       Дальше Гарри просто не слушал, начав поглощать бекон. Правда, начало приступа ярости у Дадли он уловил, начал работать вилкой быстрее, но, к счастью, всё обошлось: тому пообещали, что накупят ещё подарков. На то, как толстяк открывает подарки, смотреть тем более не хотелось, так как зависть свойственна даже маленькому худенькому мальчику по имени Гарри Поттер.       — Плохие новости, Вернон, — Гарри обернулся к тёте Петунии, вспомнив, что та отходила от стола, так как зазвонил телефон. — Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет взять этого, — тётя пренебрежительно махнула рукой в сторону Гарри, а потом злобно вопросила: — И что теперь?       — Мы можем позвонить Мардж, — предложил дядя Вернон.       — Не говори ерунды, Вернон. Мардж ненавидит мальчишку.       На Петунию уставились три пары непонимающих глаз. «Но какое нам должно быть до этого дело?» — читалось во взглядах Дадли и дяди Вернона; мысли Гарри были примерно такими же. Тётя Петуния прикусила губу и фыркнула, явно не собираясь ничего пояснять. Гарри вздохнул. Ему, конечно же, не нравилось, что о нём говорили так, будто его на кухне нет, но странное поведение тёти настораживало больше. «Жаль, что я не психолог», — с сожалением подумал мальчик и вздохнул. У него было такое чувство, что Сиерра бы мигом разобралась с причиной такого поведения тёти.       — А как насчёт твоей подруги? Забыл, как её зовут… Ах, да, Ивонн.       — Она отдыхает на Майорке, — отрезала тётя Петуния.       — Вы можете отправить меня к Сиерре или оставить одного, — вставил Гарри, надеясь, что хотя бы одно из его предположений всем понравится, и он сможет провести время с пользой.       У Сиерры он сможет отлично повеселиться, почитать, поговорить с умным и положительно настроенным к нему человеком, попить чай, поесть, послушать ворчание Розали, что-нибудь пробормотать в ответ на умильный лепет миссис Огден. Да, дома у Сиерры он был почти своим, разве что Роберта — плечистого мужчину с проницательными глазами — он немного опасался.       Если же он останется дома один, то сможет посмотреть по телевизору именно те передачи, которые нравятся ему, а, может быть, Гарри даже удастся поиграть на новом компьютере Дадли, который можно было легко увидеть в куче подарков. Но, сказать по правде, всё это он мог бы сделать и у Сиерры — просто не видел в этом нужды.       — И чтобы мы вернулись и обнаружили, что от дома остались одни руины? — прорычала тётя Петуния с таким видом, будто проглотила целый лимон.       — Но я же не собираюсь взрывать дом, — возразил Гарри. — И вы даже не послушали про Сиерру… — но мальчика, к сожалению, никто не слушал. Взрослые затеяли свой спор, не слишком долгий, правда, так как его прервали рыдания Дадли. Конечно же, поддельные, но тётя Петуния до сих пор велась на этот старый трюк.       — Дадли, мой маленький, мой крошка, пожалуйста, не плачь, мамочка не позволит ему испортить твой день рождения! — вскричала миссис Дурсль, крепко обнимая сына. Дадли пробормотал что-то сквозь свои «рыдания», а потом показал Гарри язык, но так, чтобы никто, кроме самого Поттера, этого не заметил.       И тут раздался звонок в дверь, и тётя Петуния, сделав мученическое выражение лица, пошла открывать. Через минуту в кухню вошёл лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, вместе со своей матерью. Пирс был очень костлявым мальчишкой, больше похожим на крысу. Именно он чаще всего держал жертв Дадли, чтобы они не вырывались, когда кузен Гарри будет их лупить. Увидев друга, Дадли сразу же прекратил свой поддельный плач.       Полчаса спустя, Гарри, не смея поверить в своё счастье, сидел на заднем сиденье машины Дурслей вместе с Пирсом и Дадли и впервые в своей жизни ехал в зоопарк. Тётя с дядей так и не придумали, на кого его можно оставить, старательно проигнорировав замечание Гарри о семье Огден.       Всю дорогу дядя Вернон жаловался тёте Петунии на окружающий мир. Он вообще очень любил жаловаться: на людей, с которыми работал, на Гарри, на совет директоров банка, с которым была связана его работа, и снова на Гарри. Банк и Гарри были его любимыми — то есть нелюбимыми — предметами. Однако именно сегодня объектом претензий дяди Вернона стали мопеды. Гарри, дальновидно промолчав, не стал упоминать о своём сне, где он с великаном летел на мопеде. Дурслям это точно не понравится, да и Пирс с Дадли потом его засмеют.       Воскресенье выдалось солнечным, и в зоопарке было полно людей. На входе Дурсли купили Дадли и Пирсу по большому шоколадному мороженому, а Гарри достался фруктовый лёд с лимонным вкусом. За такой подарок Гарри был благодарен улыбающейся мороженщице, которая, обслужив двух мальчиков, спросила, чего же хочет третий. Как Гарри показалось, девушка смотрела на него с жалостью: маленький, худой, в поношенной одежде, которая была больше на несколько размеров, с растрёпанными чёрными волосами. Из-под круглых очков (к слову, хороших и неповреждённых — как-то Сиерра и Кира, невзирая на все протесты, потащили его в оптику) глядели ярко-зелёные глаза. Тётя Петуния как-то раз сказала ему, что раньше на лбу присутствовал зигзагообразный шрам, но, сколько мальчик его не искал, нашёл только неясную чёрточку чуть более светлой кожи, которая полностью подходила под описание.       Они пообедали в ресторанчике, находившемся на территории зоопарка. А когда Дадли закатил истерику по поводу слишком маленького куска торта, дядя Вернон заказал ему кусок побольше. Остатки же маленького достались Гарри, и тот подумал, что это, наверно, самый прекрасный день с Дурслями. Да и вообще, пожалуй, это был один из самых прекрасных дней; хотя в обществе семьи Огден были дни и получше, признавал Гарри.       После обеда они пошли в террариум. В прохладе и темноте, за освещёнными окошками ползали, шелестели, шипели рептилии. Черепахи — водные и наземные — и змеи, в распоряжении некоторых был яд или большой вес тела — всё привлекало Гарри. В отличие от Дадли и Пирса, которые настаивали на том, чтобы побыстрее пойти туда, где живут ядовитые кобры и толстенные питоны.       Дадли быстро нашёл самую большую в мире змею. Она была такой длинной, что могла бы дважды обмотаться вокруг автомобиля дяди Вернона, и такой сильной, что, если бы захотела, легко смогла бы раздавить его в лепёшку. Только вот, как понял Гарри, разглядывая лениво лежащую на камнях за стеклом змею, она была не в настроении демонстрировать свои силы.       — Пусть она проснётся, — плаксиво произнёс Дадли, прижимаясь носом стеклу и смотря на блестящие коричневые кольца. Дядя Вернон в ответ на эту просьбу постучал по стеклу, но змея не двинулась с места. — Давай ещё! — скомандовал тогда Дадли.       В конце концов змея так и не шевельнулась, а Дадли, провыв, что ему жутко скучно, поплёлся прочь. Гарри занял освободившееся место и задумчиво оглядел змею. Мальчик чувствовал некое родство с ней — ему ведь тоже приходилось молча терпеть нападки от Дурслей в целом и от Дадли в частности, его тоже запирали — правда, ненадолго, — но у него был друг. А у змеи не было такого замечательного друга, как Сиерра. Задумавшись, Гарри и не заметил, как змея подняла голову и…       Подмигнула ему!       Гарри посмотрел на неё, выпучив глаза. «А разве змеи умеют подмигивать?» — всплыл в его голове вполне закономерный вопрос. Мальчик быстро оглянулся, чтобы убедиться, что никто не замечает происходящего. Вокруг никого не было, так что он смог вздохнуть спокойно. Снова повернувшись к змее, Гарри, недолго думая, подмигнул ей в ответ.       Змея указала головой в сторону дяди Вернона и Дадли, а потом подняла голову к потолку, словно говоря: «И так каждый день». Мальчику даже показалось, что морда змеи приняла какое-то безнадёжное выражение, но это, конечно же, были глупости.       — Наверно, это ужасно надоедает, — пробормотал Гарри, сам не зная кому. В то, что змея его услышит, он верил слабо — стекло было толстое, и наверняка звуконепроницаемое. Но змея, вопреки его мыслям, активно закивала головой, чуть приподнявшись и зашевелив своими кольцами.       Гарри хотел было задать вопрос, но решил для начала осмотреться. И правильно поступил, так как на табличке, что стояла рядом со стеклом, был на чистом английском написан ответ. «Боа констриктор, Бразилия. Данная змея родилась и выросла в зоопарке», — прочитал он.       — Наверно, это сложно — никогда не быть на своей родине, — посочувствовал Гарри. Змея высунула язык и что-то прошипела в ответ, но Гарри, как ни старался, смог разобрать только отдельные слова:       — Спасибо… змееуст… понимающий… добрый… помощь…       — Дадли! Мистер Дурсль! Скорее сюда, посмотрите на змею! Вы не поверите, что она вытворяет! — милую «беседу» Гарри со змеёй прервал громкий голос Пирса. А уже через мгновение, пыхтя и отдуваясь, к окошку подошёл Дадли. Грубо отпихнув своего кузена, толстяк впился взглядом в стекло.       Гарри, не ожидавший удара, упал на бетонный пол и больно ударился копчиком, немного содрав кожу на руках. Дальнейшие события развивались слишком быстро, чтобы кто-нибудь смог за ними уследить: вот Дадли и Пирс стоят, прижимаясь к стеклу и разглядывая змею, а вот уже оба отпрянули оттуда с криками ужаса. Мальчик, увидев, что там произошло, открыл от удивления рот — стекло, за которым сидел удав, исчезло! Огромная змея поспешно разворачивала свои кольца, выползая из темницы, а люди с криками выбегали из террариума.       — С-с-спасибо, мальчик-змееус-ст. Я с-сообщу с-своим — ты можеш-шь положиться на змей, — Гарри был уверен, что понял, что прошипела ему змея. Сглотнув, он проследил за стремительно уползающей змеёй и мысленно пожелал ей удачи. Как относиться к словам удава, он не знал. Да и вообще, не послышалось ли ему это? «Хотя, — подумал Гарри, — слово «змееуст» мне знакомо…».       Змееусты — одарённые люди. Они могут считаться необычными даже среди нас, магов, и опасными даже среди тех, кто балуется тёмными силами. Конечно же, не потому, что они могут говорить со змеями и драконами; а потому, что эти люди имеют власть. Власть над змеями и, что в несколько раз страшнее — драконами. Впрочем, и среди змей есть опасные экземпляры — тот же Василиск…       Гарри заморгал. Да, он вспомнил, откуда знакомо ему это слово — из книги «Теория магии». Говорящим с разными существами — магическими и не очень — была уделена целая глава, и немалую её часть занимали именно змееусты. Впрочем, Гарри сомневался, что кто-то, кроме них с Сиеррой, дошёл до этой главы, если вообще читал книгу. Слишком уж много всякого неинтересного и скучного было там. Только в этой главе повествование автора книги начинало оживляться — возможно, потому, что от сухих фактов он переходил преимущественно к теориям и домыслам.       Змееустов очень мало, и почти не было среди них тех, кто пользовался даром во имя добра. Именно поэтому змееусты теперь считаются тёмными магами, а ведь на деле это не так…       — Но тут ведь было стекло, — повторял владелец террариума, в шоке наблюдая за отсутствием этого самого стекла. — Куда оно исчезло?       Директор зоопарка лично поднёс тёте Петунии чашку крепкого сладкого чая и без устали рассыпался в извинениях. Пирс и Дадли были так напуганы, что несли жуткую чушь. Гарри помнил, как змея, проползая мимо них, просто притворилась, что хочет схватить их ноги, но когда они уже сидели в машине дяди Вернона, Дадли рассказывал, что она чуть не откусила ему ногу, а Пирс клялся, что она пыталась его задушить. Но самым ужасным для Гарри было то, что Пирс наконец успокоился и вдруг произнёс:       — А Гарри разговаривал с ней — ведь так, Гарри? — мальчик почувствовал, что худощавый Пирс смотрит на него в упор. Гарри даже на секунду почудилось, что в глазах друга Дадли мелькнуло злорадство и злоба, но он тут же себя убедил, что именно почудилось. Ну не мог Пирс ничего знать о наказаниях, не болтает же Дадли... Или всё же болтает?       Дядя Вернон дождался, пока за Пирсом придёт его мать, и только потом повернулся к Гарри, которого до этого старался не замечать. Он был так разъярён, что даже говорил с трудом, и еле выдавил из себя приказ идти в чулан. Как только Гарри это выполнил, то услышал, как щёлкнул замок. Мягкий голос тёти Петунии что-то разъяснял дяде Вернону, но Гарри мог уловить только отдельные слова.       — Он… магия… неизбежно… не увидим… школа… летом…       Много позже, уже лёжа на своей кровати в своём (как это звучит) чулане, Гарри пожалел, что у него нет часов. Он даже не мог посмотреть, сколько же времени. Впрочем, он бы всё отдал, чтобы не получить часы, а открыть дверь. Гарри бы обязательно позвонил Сиерре — если, конечно, ещё не слишком поздно — или бы просто оставил ей сообщение. Только вот… сейчас он заперт и совершенно, совершенно один.

***

      — Альбус, — старушка, которая выглядела почти так же, как собака, увидевшая своего хозяина после долгой разлуки, кивнула. В голосе её слышалось неприкрытое восхищение, — здравствуйте.       — Здравствуй, Арабелла, — человек довольно преклонного возраста, судя по седым волосам и бороде, буквально излучал доброту. Стариком его назвать язык не повернулся бы ни у кого. Слишком яркими были глаза, слишком мягкой была походка и прямой — осанка. Скорее, волк. Матёрый, поживший своё волк в овечьей шкуре… но вот хищника в нём бы разглядели немногие.       Альбус Дамблдор, директор школы Хогвартс, самой лучшей, по его словам, в Европе, огляделся и доброжелательно улыбнулся, старательно пряча гримасу неудовольствия. Запах кошачьего корма — это не то, что он хотел бы чувствовать каждый день. Но, к счастью, он и появляется в этом доме нечасто, так что можно и перетерпеть.       Дамблдор был великим человеком, а также очень хитрым актёром и замечательным политиком. Он умел притворяться и держать маску доброго дедушки. Последнее получалось у него в совершенстве — очень уж он долго прожил, прячась за ней.       Овечья шкура приросла к шерсти волка. Правда, это не значит, что тот в нужный момент не сможет освободиться.       — По какому поводу, Арабелла? — ненавязчиво подтолкнул замолчавшую было старушку Альбус, разглядывая стены и проявляя слабый интерес. Конечно же, благодаря своей игре. Ничего интересного в доме этой женщины он найти не мог, но ей будет приятно, а это значит, что она будет говорливее.       — Ох, Альбус, — миссис Фигг (а это была именно она) всплеснула руками. — Мне кажется, мальчик слишком долго общается с этой девчонкой… Сиеррой. И с её матерью, — черты старушки исказила мимолётная и не слишком сильная злоба.       — Согласен, но мы ничего не можем сделать… — начал было Альбус, но склонил голову, заметив, как забегали глаза старушки. — Ты хочешь что-то предложить, Арабелла?       — Да! — Арабелла закивала. — Почему бы немножко не ослабить его защиту? Тогда он сможет общаться с другими детьми. Совсем чуть-чуть.       — Хм… — мужчина задумался. И это тоже было притворство — свой ответ и свои действия он уже продумал. — Пожалуй, можно. Совсем чуть-чуть. Сиерра и Кира действительно не лучшие друзья для Героя. А знаешь… — тут он опять задумался, изображая работу мысли, — почему бы, наоборот, не усилить защиту Гарри? Тогда Сиерра и Кира вообще не смогут до него добраться.       — Альбус! — старушка посмотрела на Дамблдора с благоговением. — Вы гениальны.       — Это же во имя Добра, милая моя Арабелла, — усмехнулся в бороду мужчина.       Всё прошло просто отлично — глупая старуха ни в чём не заподозрила его. Впрочем, вероятность такого исхода была крайне мала, ведь он уже давно запудрил ей мозги всей этой силой Любви… Да и различные зелья, сваренные Северусом, оказывается, очень даже хорошо действуют на сквибов. Похуже, конечно, чем на тех же Лили и Джеймса, но тем не менее.

***

      За ту историю с бразильским удавом Гарри наказали очень сильно. Когда ему разрешили, наконец, выходить из чулана, уже неделю как процветали летние каникулы. Дадли даже успел сломать чуть ли не половину своих подарков, а ещё четверть — выбросить в небольшую спальню, полностью заваленную игрушками (такими же сломанными или надоевшими) и книгами. Кузен Гарри не любил книги, и это знали все, но иногда мальчику всё же попадались в подарки эти «скучные вещицы», как толстяк их называл. Гарри же раньше часто ходил в эту небольшую комнату, чтобы тайком почитать. Теперь он делал это реже — книги стали для него детскими, да и общество Сиерры и её библиотеки привлекало больше.       Гарри был рад, что занятия в школе закончились, но зато теперь ему негде было скрыться от Дадли и его дружков, которые каждый день приходили в дом на Тисовой улице. И Пирс, и Деннис, и Малкольм, и Гордон — все они были здоровыми и безмозглыми, но предводителем этой шайки-лейки был именно Дадли. Гарри иногда даже задумывался, по какому критерию все эти ребята выбирали себе «предводителя», и понимал, что, наверно, именно по размерам и безмозглости.       А ещё вся компания от скуки решила опять заниматься любимым делом — охотой на Гарри. Конечно же, Гарри умел бегать и очень хорошо знал их городок Литтл Уингинг — не без помощи Сиерры, конечно же, — но иногда и этого бывало недостаточно. Именно по этой причине Гарри старался ходить по многолюдным улицам, хотя и понимал, что вряд ли ему это поможет — люди всё так же его не замечали.       Да и вообще, ситуация в последнее время только ухудшилась: Сиерра, уже несколько лет как помнившая их встречи, вдруг опять начала забывать. Пришлось ей снова заводить подобие дневника и мучить себя улучшением памяти. Да и Кира, мама девочки, тоже теперь забывала некоторые факты, в присутствии Гарри становясь до невозможности рассеянной. Успокаивало мальчика только то, что она всё же помнила. В отличие от папы Сиерры, Роберта. Тот всегда проходил мимо и даже не замечал Гарри, хотя раньше смутно Поттера припоминал и даже здоровался.       Гарри с печалью вспоминал, что в сентябре он должен пойти в самую обычную общеобразовательную школу «Хай Камеронс». И дело было не в том, что у Гарри было достаточно знаний и для школы получше, нет. Просто там не будет Сиерры. Представив, что та будет учиться с какими-нибудь детьми вроде Дадли, Гарри скривился. Конечно, мальчик знал, что Сиерра пойдёт не в «Вонингс», а именно туда Дурсли отдали Дадли. Но сам факт… нервировал. Заставлял надуваться от обиды и несправедливости. Да много чего от этого происходило!       Как-то раз утром Гарри зашёл на кухню позавтракать, но обнаружил стоящий там ужасный запах. Как оказалось, он исходил из огромного металлического бака, стоявшего в мойке. Гарри подошёл поближе. Бак был наполнен серой водой, в которой плавало нечто отдалённо похожее на грязные тряпки.       — Что это? — спросил мальчик у тёти Петунии, потом заметив, как та поджала губы. Она всегда так делала, когда Гарри о чём-то спрашивал. Но больше всего Гарри напрягало, что он не мог понять причины и эмоциональной окраски этого жеста. Вроде бы и неудовольствие, но почему тогда тётя так странно смотрит? Словно на призрака какого-то.       — Твоя новая школьная форма.       Гарри ничего не ответил, только ещё раз заглянул в бак и постарался как можно незаметнее закатить глаза. «Конечно же, — подумал мальчик, — её обязательно нужно намочить и покрасить в серый. И, конечно же, после всего этого она будет «как новенькая», как и все мои вещи».       В кухню вошли дядя Вернон и Дадли, почти одновременно сморщившись — запах школьной формы Гарри не пришёлся им по вкусу. Тем не менее всё было как обычно: дядя Вернон погрузился в чтение газеты, а Дадли принялся стучать по полу фирменной узловатой палкой. Именно об этой палке, пожалуй, можно было бы рассказать и побольше, ведь она входила в школьную форму школы «Вонингс». Также ученики этой школы носили тёмно-бордовые фраки, оранжевые бриджи и соломенные шляпы, которые называются канотье. А палками ученики колотили друг друга за спинами учителей. Считалось, что это хорошая подготовка к той взрослой жизни, которая начнётся после школы.       Впрочем, сам Гарри так не считал, да и Сиерра, когда он рассказал ей об этом, только фыркнула: «Дикость». Девочка вообще была против всякого насилия, признавая только разговоры. «И вообще, — говорила она, — разум должен восторжествовать над телом. Это же глупо — драться, когда можно поговорить и решить всё с миром». Гарри с ней соглашался, но мысленно добавлял, что с некоторыми личностями просто поговорить не получится.       Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в специально сделанную в двери щель, и она упала на лежащий в коридоре коврик.       — Дадли, принеси почту, — не отрываясь от газеты, буркнул дядя Вернон.       — Пошли за ней Гарри.       — Гарри, принеси почту.       Не видя смысла спорить, мальчик с тяжёлым вздохом поднялся и поплёлся в коридор. На коврике лежали открытка от сестры дяди Вернона по имени Мардж, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт, в котором, судя по всему, лежал счёт, и письмо для Гарри. Мальчик недоумённо нахмурился — кто мог бы послать ему письмо? Разве что Сиерра, но та предпочитала живое общение, да и посылать письмо, когда до него можно дойти минут за пятнадцать-двадцать… это было бы глупо, а глупой Сиерру назвать было нельзя.       «Мистеру Г. Поттеру, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, чулан под лестницей».       Гарри на всякий случай прочитал надпись на конверте ещё раз, а потом, пожав плечами, решил его рассмотреть. Сам конверт оказался тяжёлым и толстым, сделанным из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелёными чернилами. Марка, к удивлению мальчика, на конверте отсутствовала. Перевернув письмо, Гарри понял, что оно было запечатано пурпурной восковой печатью, украшенной гербом. На гербе были изображены лев, орёл, барсук и змея, а в середине — большая буква «Х».       — Давай поживее, мальчишка! — крикнул из кухни дядя Вернон, прерывая процесс «знакомства» с неожиданным подарком невесть от кого. — Что ты копаешься? Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки? — дядя Вернон расхохотался собственной шутке.       Гарри вернулся на кухню, всё ещё разглядывая письмо. Он протянул дяде Вернону счёт и открытку, сел на своё место и начал медленно вскрывать конверт. Слова дяди не воспринимались разумом, Гарри был весь в неожиданном письме.       Слишком поздно мальчик понял, что с его родственничками нельзя быть таким беспечным.       — Пап! — внезапно крикнул Дадли. — Пап, Гарри тоже что-то получил!       Гарри инстинктивно прижал письмо к груди. «Чёрт, — подумал он, — и как я мог забыть о том, что не один?». Тут даже думать было не надо — Дурсли ни за что не дадут ему прочитать такое странное и загадочное письмо именно по причине его странности и загадочности. Подумав, что он ещё может успеть, мальчик принялся разворачивать письмо, написанное на том же пергаменте, из которого был сделан конверт, но дядя Вернон вырвал бумагу у него из рук.       — Это моё! — оправдано возмутился Гарри, пытаясь завладеть бумагой и в душе уже с сожалением попрощавшись с конвертом.       — И кто, интересно, будет тебе писать? — презрительно фыркнул дядя Вернон, окончательно развернув письмо и бросив на него взгляд. Его красное лицо вдруг стало зелёным, причём быстрее, чем меняются цвета на светофоре. Но на этом дело не кончилось. Через несколько секунд лицо его стало серовато-белым, как засохшая овсяная каша. — П-П-Петуния! — заикаясь, выдохнул он.       Дадли попытался вырвать из рук дяди Вернона письмо, но мужчина поднял его над собой, чтобы Дадли не смог дотянуться. Подошедшая Петуния взяла у мужа бумагу и прочитала первую строчку, после чего чуть побледнела и украдкой взглянула на Гарри. Получив в ответ непонимающий взгляд зелёных глаз, тётя вдруг словно спохватилась и изобразила на лице отвращение, одновременно хватаясь за горло и втягивая воздух с таким звуком, словно задыхалась.       — Вернон! О боже, Вернон!       Тётя и дядя смотрели друг на друга, словно забыв, что на кухне всё ещё сидят Гарри и Дадли. И если Гарри уже давно привык, что его игнорируют, то Дадли не выносил, когда на него не обращали внимания. Он сильно стукнул отца по голове своей узловатой палкой.       — Я хочу прочитать письмо! — громко заявил толстяк.       — Это я хочу прочитать письмо, — возмущённо возразил Гарри. — Это моё письмо.       — Пошли прочь, вы, оба, — прокаркал дядя Вернон, запихивая письмо обратно в конверт. — Вон! — взревел дядя Вернон, видя, что мальчики собираются спорить и, схватив за шиворот сначала Дадли, а потом и Гарри, выволок их в коридор и захлопнул за ними дверь кухни.       Гарри и Дадли тут же устроили яростную, но молчаливую драку за место у замочной скважины. Выиграл Дадли, и Гарри, не замечая, что очки повисли на одной дужке, улёгся на пол, прикладывая ухо к узенькой полоске свободного пространства между полом и дверью.       — Вернон, — произнесла тётя Петуния дрожащим голосом; Гарри уловил в её тоне нотки злости и досады, а ещё почему-то зависти. — Вернон, посмотри на адрес, как они могли узнать, где он спит? Ты не думаешь, что они следят за домом?       — Следят… даже шпионят… а может быть, даже ходят за нами по пятам, — пробормотал дядя Вернон, который, кажется, был на грани помешательства.       — Не думаю, что всё доходило до такого… — с сомнением начала тётя Петуния, но была остановлена дядей Верноном:       — Нет. Нет. У этих людей странная логика, Петуния. Они не такие, как мы с тобой. Так что мы просто не будем отвечать на это письмо. Если они не получат ответ… Да, это лучший выход из положения… Мы просто ничего не будем предпринимать.       В тот вечер, вернувшись с работы, дядя Вернон совершил нечто такое, чего раньше никогда не делал, — он пришёл к Гарри в чулан. Гарри не стал спрашивать о письме, поняв по несколько дикому виду дяди, что лучше просто промолчать. Так что после недолгого молчания мужчине пришлось первым начать разговор:       — Знаешь, Гарри… Твоя тётя и я тут подумали… Ты слишком вырос, чтобы и дальше жить здесь… мы подумали, что будет лучше, если ты переберёшься во вторую спальню Дадли.       — Зачем? — спросил Гарри. Впрочем, это единственное, что он мог бы спросить в данный момент, настолько его ошарашили слова дяди.       — Не задавай вопросов! — рявкнул в ответ дядя Вернон. — Собирай своё барахло и тащи его наверх, немедленно!       В доме Дурслей было четыре спальни: одна для дяди Вернона и тёти Петунии, одна для гостей, одна, где спал Дадли, и ещё одна, в которой Дадли хранил сломанные игрушки и книги. Именно туда Гарри раньше любил ходить, почитать. И против переезда именно туда он ничего против не имел. Ему даже хватило одного похода наверх, чтобы перенести все свои вещи из чулана. Впрочем, оно было понятно — у него было не так уж и много вещей.       Снизу доносились вопли Дадли, который решил устроить истерику. Гарри задумался. Странно, что он уже не переносит свои вещи обратно, ведь тётя Петуния до этого никогда не могла устоять перед капризами Дадли, да и дядя Вернон в большинстве случаев поддерживал своего сына. Мальчик вздохнул и улёгся на кровать. Он бы предпочёл остаться в чулане и держать в руках своё письмо, а не лежать тут без письма.

***

      На другое утро за завтраком все сидели какие-то слишком тихие, а Дадли вообще пребывал в состоянии шока. Вчера он орал во всё горло, колотил отца палкой, устраивал истерики со слезами и воем, пинал мать, давился и делал много разных вещей, но комнату ему так и не вернули. А Гарри вспоминал вчерашнее утро и жалел, что не спрятал письмо или не развернул его ещё в коридоре. Ощущение тайны грызло его и будоражило разум — почти так же, как тогда, когда он читал книгу Батильды Бэгшот. Дядя Вернон и тётя Петуния просто обменивались мрачными взглядами.       Когда за дверью послышались шаги почтальона, дядя Вернон, всё утро внимательно следивший за Гарри и старавшийся быть вежливым с ним, потребовал, чтобы за почтой сходил Дадли. Из кухни было слышно, как он идёт по коридору, стуча своей палкой по стенам и вообще по всему, что попадалось ему на пути. А затем донёсся его крик:       — Тут ещё одно! «Мистеру Г. Поттеру, дом четыре по улице Тисовая, самая маленькая спальня».       Дядя Вернон побелел ещё на первых словах Дадли, а под конец со сдавленным криком вскочил и метнулся в коридор. Очнувшийся от шока Гарри рванул за ним. Дяде Вернону пришлось повалить Дадли на пол, чтобы вырвать у него из рук письмо, а это оказалось непросто, потому что Гарри сзади обхватил дядю Вернона за шею. После непродолжительной, но жаркой схватки, в которой каждый получил по несколько ударов узловатой палкой, дядя Вернон распрямился, тяжело дыша, но зато сжимая в руке письмо, адресованное Гарри.       — Иди в чулан… я хотел сказать, в свою спальню, — прохрипел он, обращаясь к Гарри. — И ты, Дадли… уйди отсюда, просто уйди.       Гарри жутко удивился, что дядя не стал его ругать за такое поведение, но послушно пошёл к себе и уже через несколько минут мерил шагами комнату. Кто-то знал, что он переехал сюда из чулана, а ещё — что он не получил первое письмо. Это значит, что ему попробуют передать ещё одно письмо, и упускать оное Гарри не собирался. Потому что у него был план.

***

      Гарри с вечера завёл будильник — старый и дышащий на ладан — на шесть часов, и когда тот прозвенел, то быстро оделся и тихо выскользнул из комнаты. Он крадучись пошёл вниз в полной темноте — включать свет было опасно, можно было разбудить Дурслей.       План был простой, но, как говорила Сиерра, всё гениальное — просто! Гарри хотел выйти из дома, встать на углу Тисовой улицы и дождаться появления почтальона, чтобы первым забрать письма. Ещё раз пройдясь по всем деталям плана, Гарри на секунду зажмурился, ощущая, как сердце отчаянно прыгает в груди…       — А-а-а!       Гарри буквально взлетел в воздух, почувствовав, как наступил на что-то мягкое и живое, лежавшее на коврике у входной двери. Когда наверху зажегся свет, Гарри с ужасом увидел, что этим «чем-то» было лицо дяди Вернона. Мистер Дурсль лежал у входной двери в спальном мешке и точно не ожидал, что на него наступят.       После получасовых воплей дядя Вернон велел Гарри сделать ему чашку чая. Поттер грустно поплёлся на кухню, а когда вернулся с чаем, почту уже принесли, и мальчик отчётливо разглядел три конверта с надписями, сделанными изумрудно-зелёными чернилами.       — Я хочу… — начал было он, но дядя Вернон достал письма и разорвал их на мелкие кусочки прямо на глазах у Гарри.       В тот день дядя Вернон не пошёл на работу. Он остался дома и намертво заколотил щель для писем, что-то попутно объясняя тёте Петунии. Та выглядела встревоженной и растерянной, и Гарри даже был с ней немного согласен, ведь дядя Вернон выглядел несколько неадекватно.

***

      В пятницу для Гарри принесли не меньше дюжины писем. Так как они не пролезали в заколоченную щель для писем, их просунули под входную дверь, а несколько штук протолкнули сквозь маленькое окошко в туалете на первом этаже.       Дядя Вернон снова остался дома. Он сжёг все письма, а потом просто достал молоток и гвозди и заколотил парадную и заднюю двери, чтобы никто не мог выйти из дома. Работая, он что-то напевал себе под нос и, как заметил Гарри, испуганно вздрагивал от любых посторонних звуков.

***

      В субботу ситуация начала выходить из-под контроля. Несмотря на усилия дяди Вернона, в дом попали целых двадцать четыре письма для Гарри — кто-то свернул их и засунул в две дюжины яиц, которые молочник передал тёте Петунии через окно гостиной. Миссис Дурсль, попрощавшись с молочником, засунула письма в кухонный комбайн и перемолола их на мелкие кусочки. При этом, как показалось Гарри, она смотрела на него. Но не это было самым странным — самым странным было то, что взгляд тёти был… виноватым? «Нет, такого просто не может быть», — убеждал себя Гарри.       — Интересно, кому это так сильно понадобилось пообщаться с тобой? — изумлённо спросил Дадли, обращаясь к Гарри. Тот только пожал плечами. Он действительно не знал.