...я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны. (с)
Звонкому смеху девочки вторил низкий раскатистый смех, от которого кровь стыла в жилах. На Веронике и Снегге были одинаковые чёрные мантии, их одинаково чёрные глаза горели огнём, в сравнении с которым и адово пламя было только жалким костерком. - Вероника! Помоги мне! – взмолился мальчик, хватаясь за развевающиеся полы её мантии. Ткань была скользкой и отчего-то очень холодной, и он не мог удержать её в немеющих пальцах. - Помочь тебе?! Насмешил! Ты никто! – Вероника вновь рассмеялась. – Ты жалок, Гарри Поттер! Снегг внимательно посмотрел в глаза Гарри, а на его губах заиграла поразительно страшная улыбка. Под взглядом ненавистного преподавателя в шраме Гарри родилась боль – адская, раздирающая на части его голову, да и его самого. Теперь он уже не издавал ни одного звука, а лишь беспомощно шевелил губами. Руки мальчика теперь не пытались схватиться за мантию бывшей подруги, а обхватили голову, стараясь унять невыносимую боль. Лёгкие шаги рядом с ним заставили Поттера поднять глаза: Вероника шла прямо к нему, улыбаясь самой милой из своих улыбок. В обезумевших мыслях мальчика проскользнула надежда на спасение. Но, подойдя к нему, Сальваторе только лишь изо всех сил толкнула его, и он почувствовал, что летит куда-то в пропасть…летит… - Мистер П-п-поттер! – над ним склонился профессор Квиррелл, вопросительно заглядывая в зелёные глаза мальчика. – Повторите, ч-что я только что сказал. - Он говорил о том, как в лесах Румынии встретился с вампиром, - прошипел Рон, убирая ладонь с его руки. - Вы говорили…говорили, - Гарри пытался справиться с оказавшейся реальной болью, - о вампире из Румынии. - П-правильно, - кивнул мужчина, побледнев при слове «вампир». – Больше не отвлекайтесь. Мальчик перевёл дух, машинально потирая шрам. Боль понемногу проходила. - Ну ты даёшь! Заснуть на занятии, - прошептала Вероника, - я думала, так умеет только Деймон, - подняв глаза, Гарри вздрогнул: на него внимательно смотрели чёрные глаза из недавнего сна. Только адского огня не хватало. – Что с тобой? – видимо, от Вероники не укрылось, как он быстро отнял руку ото лба. - Да ничего. Сон плохой, вот и всё. Вероника хотела сказать что-то ещё, но её соседка зашипела на неё: - Ви, перестань болтать! Ты и сама не пишешь, и мне мешаешь. - Прости, Гермиона, - девочка виновато улыбнулась подруге и вновь склонилась над своим пергаментом. Остаток урока по защите прошёл для Гарри практически незаметно. Под аккомпанемент общего шума, царящего в аудитории, он пытался разобраться в своём сне. Вроде, ничего особенного, просто образы, так поразившие его совсем недавно, смешались в голове и породили странное видение. Только одно сильно удивляло и пугало его: то, что боль, настигшая его во сне, прорвалась и в реальный мир. Он готов был обвинить в ней Снегга, но в реальности профессора зельеварения рядом не оказалось. Едва прозвенел звонок, он поднялся и вышел из кабинета, не дожидаясь ни Рона, ни Веронику. Они нагнали его только на лестнице. - Я вообще не понимаю, как с ней за одной партой можно сидеть! – произнёс Рон. - Она хорошая… Очень хорошая, да, - твёрдо заявила девочка, уперев руки в боки. - Она заучка! Никто во всём Хогвартсе не учится больше, чем она. - Разве это так плохо? – вставил Гарри, отвлекаясь от своих окончательно запутавшихся мыслей. - Нет, но… Да ты видел, каким взглядом она смотрит на нас?! На меня, на Ви, да и на тебя тоже. Да вообще на весь класс! Думает, что она самая умная! - Иногда мне кажется, что так и есть, - улыбнулась Сальваторе. - У неё никогда не будет друзей, если она будет продолжать себя так вести, - мрачно заключил Рон. – Что? – он проследил глазами за взглядом Вероники. - Там только что была Гермиона. И, кажется, она всё слышала, - виновато произнесла девочка. Рон только отмахнулся, но Гарри видел, что ему не по себе. Вероника сосредоточенно нахмурила тонкие брови: ей очень не хотелось ссориться с Гермионой Грейнджер. Отчасти Рон был прав, но ей просто не хотелось верить. С трудом верилось так же в то, что такая одарённая ведьма, как Гермиона, могла родиться в маггловской семье. Уже на третий день учёбы Малфой пронюхал о семьях первокурсников и на всех углах кричал, что в Гриффиндор в этом году набрали маглорожденных больше обычного, и что зазнайка Грейнджер в их числе. Вероника, у которой за всю жизнь не было ни одной подруги, всей душой надеялась на то, что у неё получится подружиться с Гермионой. Вот только сделать это было не так-то просто. Придя на обед, Сальваторе заметила, что Гермиона сидит на своём обычном месте, и готова была уже обрадоваться, что Грейнджер не слышала обидных слов Рона, но тут до её ушей донесся разговор Дина Томаса и Симуса: - Что-то Гермиона загрустила сегодня… А ведь получила два балла для факультета у Квиррелла. - Вряд ли бы ты радовался этому, - пожал плечами Финниган, - если бы у тебя совсем не было друзей. Я слышал, как Лаванда Браун говорила Парвати… Девочка напрягла слух, но тут Невилл, пытавшийся за столом доделать домашнее задание, подпалил пудинг. Всё внимание Дина и Симуса тут же переключилось на него, и их разговор, к разочарованию Вероники, оборвался. Переведя взгляд на Гарри, она увидела, что мальчик прижал пальцы к шраму. - Гарри, у тебя точно всё в порядке? – заботливо спросила она. - Да, вполне. А что? - Ничего, в общем-то… - пожала плечами Вероника, видя, что Поттер её заботы не оценил. – Просто мне кажется, что у тебя болит либо голова, либо шрам. Не так? Под проницательным взглядом девочки Гарри невольно опустил взгляд. Они же друзья, так почему он не может сказать ей о такой простой вещи? Наверное, слишком неделимыми в его сознании вдруг стали настоящая Вероника и та девочка из его сна, которую он не знал. И не хотел узнавать. Неосознанно он боялся, что милая и обходительная девочка из настоящего вдруг превратится в маленькую колдунью с холодной улыбкой и страшно горящими глазами. - Шрам болит, - нехотя выдавил из себя Гарри после нескольких минут молчания. - Такое бывает, - кивнула Вероника, отчего-то взглянув на ясное осеннее небо за стрельчатым окном. – У моего крёстного есть несколько шрамов, они ноют в плохую погоду… - Это не простой шрам, - пояснил Гарри. – Это шрам… -…я знаю, от заклятия Волан-де-Морта, - прошептала девочка. – Не знаю, болят ли они на погоду. Может, тебе сходить к мадам Помфри? - Нет, не стоит, - он улыбнулся. Как мог он заподозрить плохое, когда Вероника так о нём беспокоится? – Я не хочу пропустить трансфигурацию. - Чёрт! – оглядевшись по сторонам, Сальваторе заметила, что множество мест за столом опустело. – Побежали! Рон, - девочка кое-как выбралась из-за стола и толкнула друга, - ты хочешь заработать штрафное очко от Макгонагалл?***
- Кошмары мучают? – хриплый смех будит его. Он открывает глаза, вытирает холодный пот со лба. В Азкабане ночь. В расщелину в стене видно две-три звёздочки. Кошмары? Беллатриса вкладывает не тот смысл в это слово. Кошмар – это Азкабан, это его соседство с Беллатрисой Лестрейндж. Но это, увы, не сон. Уже девять лет он не видел нормальных цветных снов. Дементоры не при чём: его воспоминания до сих пор свежи, как в первый день, благодаря превращениям. В его снах только одна тень. Серый полупрозрачный девичий образ без лица, но со сладким мелодичным голосом. Он знает, кому принадлежит этот голос, знает, почему тень увлекает его в кромешную тьму. И знает, прекрасно знает, почему он идёт за нею. Ночью – один и тот же сон и холодная испарина на лбу. Днём – Белла Блэк в камере напротив. Просто насмешка судьбы какая-то. - Сириус? – удивлённый голос из-за соседней решётки заставляет его сердце замереть. Единственный человек, способный так дико подшутить над ним, давно в могиле. – Где Нел? Он усмехнулся. Кто бы мог подумать, что Беллатриса Лестрейндж будет беспокоится о судьбе подруги? Или это злорадство? - Откуда я знаю? Она удрала от Визенгамота. Слава Богу. - Ладно, ты, - холодное презрение сочится из её уст. Ненавидит. Презирает. Хочет убить. Пусть так. Руки коротки – даже Беллатрисе Лестрейндж не дотянуться сквозь тюремные решётки. – Но она?! Как мог ты втянуть её, Сириус? - Я её ни во что не втягивал, - раздельно произнёс он. Его пальцы скользят по холодным прутьям решётки. Ближе, ближе… Вглядеться в тень в соседней камере. Поймать её дыхание. – Это Рабастан её подставил. - Нет! Этого не может быть! – она не говорит «Он не мог этого сделать». Мог – она прекрасно знает своего деверя. Именно поэтому он тоже где-то здесь, в тюрьме. Просто ей хотелось, чтобы это был не Лестрейндж, а Блэк. - Думай, как хочешь, - в его голосе сквозит равнодушие. Теперь ему наплевать, что она думает о нём. Разговор окончен. Беллатриса молча опустила голову. Камни на полу её темницы неровные и холодные, а пучок соломы в углу не сможет заменить одеяло. Хорошо, что Нел не здесь. Это она, Беллатриса, может принять что угодно во имя Лорда. Она вынесет всё, чтобы ещё когда-нибудь увидеть Метку, выпущенную его рукой. А Нел…она бы не смогла. Нельзя сказать, чтобы они были подругами – но просто члены одной большой семьи. Почти. Сейчас бы Нел Дамблдор носила гордую фамилию Блэк, если бы старший брат Беллы, Реджинальд, не умер, едва достигнув четырнадцати лет. А потом сестра Нел вышла замуж за её кузена. А потом Рабастан убил мать её подруг… Хорошо, что Нел этого не видит… Он чувствует холодную молчаливую ненависть. Воздух между двумя камерами наполнен ею до отказа, даже дементоры нечасто сюда суются. А когда суются, чёрный пёс, прижав уши к голове, слушает, как кричит Белла… Лишь едкие колкие замечания порой разрывают гнетущую тишину. Но по большей части они всё же молчат. За девять лет они сказали друг другу всё. Кроме того, что на самом деле нужно было сказать.