Вы очень похожи на свою сестру. Так и вижу её, когда гляжу на вас, мой друг. Слышу её, когда говорите вы. Подобно ей, вы вспыльчивы и бесстрашны. Опасная комбинация. Она напоминала мне динамитную шашку с горящим фитилём. Томас Гиффорд «Ассасины»
Она задумчиво покусывала кончик пера, снова и снова прокручивая в голове слова Сонного Рыцаря. Его рассказ был пространным, долгим и путанным, пересыпанным воспоминаниями, совершенно никак не касающимися того, что происходило сейчас, героями давно умершими и ставшими лишь чьими-то воспоминаниями. Теперь Вероника жалела, что не додумалась взять кусок пергамента и записать самые интересные моменты, которые могли бы сойти за зацепку, однако выдавать свою весьма практичную заинтересованность и тем самым обижать рыцаря ей не хотелось; кроме того, едва ли школьников кто-нибудь бы допустил до разгадки этой страшной тайны, и нельзя было дать кому-то даже повод для подобных подозрений. А, она знала это точно, все портреты беспрекословно подчинялись директору Хогвартса, и Сонный Рыцарь должен был донести об особом интересе, проявленном Вероникой к некоторым вещам… меньше всего ей хотелось, чтобы дедушка узнал о том, что она пытается проникнуть в секрет Тайной Комнаты и этих нападений. — Ви… Вероника… — прошипел над её ухом Гарри, сопроводив свои слова довольно ощутимым тычком. Это заставило девочку вынырнуть из своих размышлений — как раз вовремя, чтобы встретиться взглядом с рассерженной профессором МакГонагалл. — Я тебя уже в третий раз зову, — так же шёпотом добавил Гарри. — Мисс Сальваторе, — раздельно, громко и чётко, так, чтобы почувствовалось всё её недовольство, начала профессор, — прошу вас, повторите заклинание, о котором я только что говорила. И потом, пожалуйста, превратите мышь в игольницу, как уже сделали ваши одноклассники. Вероника скосила взгляд на работы своих друзей: у Гермионы, как всегда, получилась идеальная игольница из серого бархата, мышь Гарри не утратила длинного тонкого хвоста, который, к тому же, ещё и шевелился, игольница Рона всё ещё тихо попискивала. Видя её замешательство, Гермиона едва слышно шепнула заклинание, но, поймав строгий взгляд МакГонагалл, вздрогнула и затихла. Вероника закусила губу, пытаясь сосредоточиться: заклинание она запомнила, а вот объяснение профессора повторить не могла, ибо в тот самый момент раздумывала над словами Сонного Рыцаря. В классе воцарилась полнейшая тишина, здорово действующая на нервы. Вероника неуверенно ткнула в мышку палочкой и пробормотала заклинание; мышь, не вынеся такого обращения, возмущённо пискнула и попыталась дать дёру. Гарри, сидящий рядом, преградил путь мышке своим учебником, и у Ви появилась возможность попробовать ещё раз. Эта попытка, впрочем, обернулась полнейшим позором: когда рассеялся сноп искр, окутавший серый комочек, все увидели, что мышь не шевелится, растянувшись на гладкой поверхности парты. Кто-то из сидящих позади девочек-когтевранок охнул, и мороз пробежал по коже Вероники. Дурной знак. Ещё одна мелочь, которая подмочит её репутацию и даст повод Деймону, Северусу и Дори для новых нотаций. — Простите, профессор, я не хотела, — пробормотала она, стараясь не глядеть на МакГонагалл. Она чувствовала на себе пристальный, ищущий взгляд профессора, но головы не подняла. — Именно поэтому, мисс Сальваторе, — одним взмахом волшебной палочки она заставила безжизненное тельце исчезнуть, — необходимо слушать, когда преподаватель даёт объяснения. В трансфигурации не место невнимательности, безалаберности — иначе вы видите, что может случиться. Вы способная ученица, поэтому мне особенно жаль, что мне приходится говорить с вами в таком тоне. Минус пять очков Гриффиндору, — сухо сказала МакГонагалл. — И считайте, что вы легко отделались. Но запомните: ошибки непростительны в таком деле. И позвольте поинтересоваться, о чём таком важном вы думали, что упустили каждое слово из лекции? Несколько мгновений Вероника молчала. Узнает МакГонагалл — узнает и дедушка, она непременно доложит всё ему. Это значило, что снова в его глазах появится сомнение, которое так сильно ранило Веронику. С другой стороны, ей хотелось показать, что она, в отличие от своих одноклассников, не боится. Не боится даже встретиться лицом к лицу с этим чудовищем — она слышала его голос, она знает, о чём оно думает, она может… Мысль о том, чтобы победить его в одиночку, доказать им всем, что она стоит гораздо больше, чем полусумасшедшая девчонка с силой, которую не может обуздать, была слишком сладка, чтобы Вероника легко с нею рассталась. Но об этих её намерениях ни МакГонагалл, ни кому-либо ещё из преподавателей, конечно, знать не полагалось. — Ну… я отвлеклась, потому что думала о том, что происходит в школе. В смысле, о наследнике Слизерина… предполагаемом. И Тайной Комнате. Профессор, есть ли какие-то чары, которые могли бы обнаружить преступника? Или Тайную Комнату? Профессор МакГонагалл смерила её странным взглядом и помрачнела. Вероника знала причину: никому из школьников не полагалось задавать такие вопросы, а особенно ей. О, как бы она хотела владеть легилименцией, чтобы знать, о чём сейчас думает профессор МакГонагалл! Класс неожиданно одобрительно зашумел, и Ви с удивлением поняла, что им так же, как и ей, интересно и страшно. Страх этот рождал любопытство, а неизвестность рождала страх. Впервые с того мгновения, когда она услышала голос, Ви подумала о том, что её любопытство вовсе не было чем-то зазорным. — Это неслыханная дерзость, мисс, однако я всё же отвечу вам и всем остальным: Тайной Комнаты не существует. Ни одно из демаскирующих заклинаний, даже самых сильных, не обнаружило её, ни в одной книге, свитке, заметке не сказано о том, что в Хогвартсе вообще есть что-то такое. Что касается нападений… здесь замешана сильная и тёмная магия, это не обычное баловство и уму школьника не подвластно! А ваша задача, мисс Сальваторе, как и всех других — хорошо учиться, чтобы однажды вы смогли использовать ваши знания во благо. И я предлагаю закрыть эту тему, пока вы не вынудили меня снять ещё очки с Гриффиндора. Вероника поджала губы и коротко кивнула. Искоса наблюдая за подругой, Гарри понял, что её повиновение и согласие со словами профессора лишь притворство. МакГонагалл задержала на Веронике долгий взгляд: возможно, как и Гарри, она понимала, что вопрос о Тайной Комнате Сальваторе вовсе не выбросила из головы. Пристыжённые тирадой преподавательницы, гриффиндорцы в молчании закончили последний перед каникулами урок трансфигурации и получили от профессора МакГонагалл задание написать за каникулы длинное эссе о рисках превращения животных в предметы и способах избежать их. Вероника вдобавок получила приказ выписать самые потрясающие и роковые ошибки в заклинаниях и технике превращений с полным их разбором. Для Сальваторе это означало почти все праздники провести за книгами по истории, теории и практике трансфигурации; Гарри, Рон и даже Гермиона пришли в ужас от объёма задания, но Вероника словно бы и не заметила ничего. Мыслями она снова была так же далеко, как и час назад. — Подумать только — на последнем перед каникулами уроке схлопотать штраф и огромное задание! — проворчал Рон, когда они спускались на обед. — О чём бы ты там ни думала, об этом можно было бы подумать и потом. — Да, в самом деле, неловко получилось, — согласилась девочка. — Нужно будет извиниться перед профессором. — Ты не боишься, что она расскажет Дамблдору? Она пожала плечами. — Хуже было бы, если бы профессор узнала, о чём я думала. Дед… он, может, в ужас бы и не пришёл, но это расстроило бы его. Его расстроит, что я получила замечание, а меня расстроит его реакция… Так что лучше, чтобы профессор МакГонагалл ничего ему не рассказывала, — подытожила она. — Впрочем, грядёт Рождество и Новый Год. Идельное время, чтобы попросить прощения за всё. Её друзья согласно закивали. Вероника злилась на себя: ссора с профессором МакГонагалл, конечно, не входила в её планы, как и длиннющее эссе, которое ей задали в качестве наказания. Она не понимала, что нашло на неё; ведь она вознамерилась всем доказать, что любые подозрения на счёт её персоны беспочвенны, что любое тёмное начало, которое есть в ней — если есть — под контролем и не даёт о себе знать. Что же выходило на деле? Игнорировала слова преподавателя, поспорила с нею, задавала неудобные вопросы, которых школьникам задавать не полагалось, да ещё этот злосчастный промах с чёртовой мышью. Да ещё и на глазах у двух классов! Как быстро рождаются слухи и разносятся — ещё быстрее — Вероника знала не понаслышке. Она хотела бы пресечь их раз и навсегда, но почему-то только разжигала это пламя. А когда она представила Деймона с этим его выражением лица «я же говорил», ярость и отчаяние мгновенно охватили её. Она понимала, что не права, но все мысли её были заняты Тайной Комнатой и чудовищем, обитающим в ней, и поделать с собой Вероника ничего не могла. Её недавний разговор с Сонным Рыцарем лишь подлил масла в огонь её любопытства. Рыцарь, правда, не сказал ничего конкретного, то и дело пускаясь в пространные воспоминания о делах давно минувших и не имеющих никакого отношения к Тайной Комнате и недавним нападениям. Правда, он рассказал кое-что о нападении на школьницу, случившемся около полувека тому назад и закончившегося, увы, смертью несчастной девочки. А ещё Сонный Рыцарь был уверен, что, если уж Тайная Комната и существует, то в ней совершенно определённо нет ни одного портрета, ни одной картины: ни одна из комнат, в которых был, путешествуя с холста на холст, Сонный Рыцарь или его приятели, не была похожа на убежище чудовища. Уточнение это было едва ли полезным, учитывая гигантское количество залов, комнат, комнатёнок и чуланов в Хогвартсе, но и это было всё же лучше, чем ничего. Наверняка, всё это волновало и остальных учеников и, конечно, преподавателей, но все они не подавали виду. В коридорах стало меньше народу, и чаще школьники ходили группками, и большинство учеников, вопреки обычаю, на рождественские каникулы отправлялось домой, но в остальном обстановка в Хогвартсе почти не изменилась. Всем было страшно или хотя бы не по себе, но каждый прятался от дурных мыслей, как мог: Гарри, Рон и Гермиона надеялись с помощью Оборотного зелья уличить Малфоя, Малфой, в свою очередь, ликовал, попугивая втайне от учителей маглорожденных учеников, а большинство ребят просто верило учителям. Преподаватели, что бы они ни думали о странном преступнике, старались сохранять спокойствие и поддерживать в Хогвартсе привычную жизнь. Новых нападений не было, и даже зловещий голос молчал; несколько недель Вероника не слышала ничего и почти стала забывать это ощущение сковывающего ужаса. Гарри, должно быть, тоже ничего не слышал. Но вместо того, чтобы успокоиться, Вероника только больше нервничала: опасность всё ещё витала в воздухе, была рядом с ними, она никуда не ушла. И была только страшнее от того, что они совершенно не подозревали, откуда ждать удара. — Держи. — Она достала из кармана пакетик со златоглазками и, оглядевшись по сторонам, сунула его Гермионе. — Последний ингредиент. — Спасибо, — сказала та, пряча пакетик в сумку. Украсть златоглазки из шкафа Северуса было несложно — нужно было лишь дождаться, пока он отвернётся. Куда сложнее было договориться с собственной совестью, ибо Северуса Вероника любила и обманывать не хотела. Ей даже представить было страшно, что будет, если вдруг он узнает, что она обворовавала его. Как учитель, он разгневается, снимет с Гриффиндор десяток баллов из-за неё, расскажет обо всём Дамблдору. Но страшнее было не это, вовсе не это. Стоило Веронике представить холодный взгляд Северуса, лицо без тени приязни, разочарование, отражённое во взгляде и каждом его движении, и сердце уходило в пятки. Порой излишняя забота Снегга раздражала Веронику, но по здравом размышлении она никоим образом не хотела лишаться её. — Ты говорила, нам нужны ещё… э-э-э… частицы тех, кого мы будем превращаться, — заметил Рон. — Тише ты! — шикнула на него Сальваторе, оглядывая проходивших мимо них учеников. В большую перемену коридоры были переполнены. — Крэбб и Гойл идеально подходят, — сказал Гарри. — А ты, Ви, кем ты будешь? — Никем. Я не пойду с вами. Она всё ещё не верила в успех затеи с Оборотным зельем, хотя и помогала друзьям. Вероника был убеждена, что всё, что они смогут получить от Малфоя, это очередная порция желчнгого хвастовства, но все, включая такую рациональную Гермиону, уповали на Оборотное зелье, и Веронике не хотелось расстраивать их своими сомнениями. — Не пойдешь? — недоверчиво переспросил Гарри. Она покачала головой. — Я не верю в то, что Драко наследник Слизерина, каким бы отвратительным он ни был. Если он что-то и знает, то это от своего отца. Но даже Люциус Малфой слишком молод, чтобы учиться в то время, когда здесь произошло нападение. Сонный Рыцарь сказал, что это было… — Ещё одно нападение? Раньше? — Пятьдесят лет назад или около того… — Не кажется ли вам, что это не совсем подходящее место для таких разговоров? — обеспокоенно спросил Гарри, оглядывая проходящих мимо пуффендуйцев. — Слышишь? Гарри, Гермиона! Вы слышали? И ты молчала… Гермиона казалась очень задумчивой, почти грустной и никак не отреагировала на слова Рона. Чтобы привлечь её внимание, Уизли дёрнул её за рукав. — Гермиона, ты слышала?! — Слышала я. Я утащила волос Милисенты, да только всё это может не пригодиться. Вчера я слышала, как Милисента жаловалась Панси Паркинсон, что Малфой уезжает домой на каникулы. Между ними повисла тишина. Вероника широко улыбнулась, глядя на удручённое лице Гермионы, на ошеломлённые лица мальчиков. Рон, в свою очередь, нахмурился, увидев улыбку Сальваторе. — Я тоже слышала такое, — сказала она, выдержав достаточно долгую для создания интриги паузу. — Поэтому на днях тётя Цисси получила от меня письмо о том, что дела в школе у Драко немного хуже, чем он сообщает родителям. Именно поэтому ему велят остаться в Хогвартсе на каникулы, чтобы подтянуть заклинания и зельеварение.***
Последний урок зельеварения в этом году принёс Стефану пять очков, и это не могло не улучшить его настроения. Всё сегодня казалось лёгким и лучезарным; даже грядущий урок у Локонса, на котором он либо заставит их переписывать какие-то идиотские параграфы из своих идиотских книжонок, либо снова будет восхвалять себя, не мог изменить этого. Они с Оливером перебрасывались шутками, складывая книги в рюкзаки. Одно только омрачало скорые каникулы: Оливер с сёстрами уезжали домой на Рождество. Обычно они праздновали Рождество и Новый Год в Хогвартсе, но в этом году отчего-то их родители категорически настояли на возвращении детей домой на каникулы. — Мне кажется, всё дело в этих нападениях. — Оливер поморщился, запихивая в сумку перья. — У Кэссиди роман с Марком Элландером из Когтеврана, — понизив голос, сообщил он и хихикнул, — и она все уши ма прожужжала о том, что в Хогвартсе безопасно, что мы могли бы здесь остаться. Они беспокоились из-за нападений, но не слишком… И тут у Эл хватило ума упомянуть о надписях! Ну, ты понимаешь, о наследнике Слизерина и всём таком прочем. Следующее письмо было написано уже па, а это значит — никаких поблажек, мы все возвращаемся домой. Кэссиди с Эл из-за этого до сих пор не разговаривает. Зато я знаю, чем буду пугать Хлою и Дореллу. — Он улыбнулся при воспоминании о своих младших сёстрах, которые ещё не учились в Хогвартсе. — Думаешь, наследника не существует? А как же все эти нападения? Оливер пожал плечами. — Думаю, не существует. Либо не такой он, как мы о нём думаем. А нападение… ученик, прочитавший не предназначенную для учеников книгу, сбрендивший профессор или привидение, сохранившее способность колдовать. А что, если это вовсе очередное изобретение этих Уизли сработало не так, как должно? Стефан лишь отмахнулся. — Если бы это были Фред и Джордж, они бы спохватились уже после первого случая. И потом, не то это, совсем не то. Дед говорит, что магия эта тёмная… Куин запихнул сверху увесистый том «Тропою троллей» и с трудом застегнул рюкзак, приобретший странную угловатую форму. — Может статься, что и так. — Он несколько сник, растеряв всю свою браваду. — Последнее письмо мамы было… странным. Она писала, что волнуется, и что так больше продолжаться не может… И, если всё это действительно связано с Салазаром Слизерином и его наследниками, то мне и моим сёстрам здесь делать нечего. Стефан нахмурился. Он ещё не слышал ни от кого, чтобы родители хотели перевода в другую школу. Бояться необычных, неизвестных им вещей могли родители-маглы, но когда такие чистокровные волшебники начинали настолько беспокоиться за своих детей, дело принимало неприятный для Хогвартса и Альбуса Дамблдора оборот. — Ладно, я думаю, всё обойдётся. А ма только зря страх на девчонок нагоняет. Идём? Они остались почти одни в классе, лишь две девчонки со Слизерина всё ещё оттирали со своей парты липкие пятна. Стефан подхватил свою сумку, раздумывая над словами друга. Что бы сказал Оливер, если бы узнал, что его страхи и страхи его матери созвучны с опасениями Вероники и Деймона? Сам Стефан полностью доверял суждениям и действиям деда, предпочитая не лезть туда, куда его не звали, где его ждали лишь одни препятствия, а вот Деймон и Вероника хотели в одиночу — и даже независимо друг от друга — спасти Хогвартс от беды, а имя Дамблдора — от излишнего порицания. Ему было легко посмеиваться над старшим братом, который то и дело строил из себя аврора и настоящего взрослого мага, посвящённого во все взрослые дела, или над Ви, выросшей в атмосфере недомолвок и ставшей от этого излишне подозрительной. Только вот сейчас смеяться совершенно не хотелось. Напротив, Стефану Сальваторе впервые с начала нападений стало страшно. — Мистер Сальваторе, останьтесь. — Прогремел над ними чрезвычайно знакомый голос. Подняв голову, Стефан увидел Северуса. Ему хотелось надеяться, что дело было в оценке, в домашнем задании или в зелье, которое Стефан приготовил на уроке. Но одного взгляда на Снегга ему хватило, чтобы понять, что дело вовсе не в зельях и не в учёбе. — А вы, мистер Куин, — заметив, что Оливер не торопится оставлять своего друга, проворчал Северус, — можете быть свободны. Настаивать в этой ситуации было бы невежливо и даже опасно, поэтому Оливер, пожав плечами, поплёлся прочь из аудитории. Стефан озадаченно посмотрел на девочек, всё ещё занятых своей партой; Снегг, уловив его взгляд, тоже посмотрел на них и кашлянул, да так выразительно, что слизеринок как ветром сдуло. Для верности Северус запер за ними дверь, и они остались вдвоём. — Что-то случилось? — осторожно поинтересовался Стефан. — Случилось, — сухо подтвердил Снегг. — Из моего шкафа пропали некоторые ингредиенты: шкура бумсланга, сушёные златоглазки. Стефан нахмурился, не понимая, куда клонит Снегг и почему он вообще обратился с этим к нему. — Я не брал, — на всякий случай сказал он. Мужчина лишь отмахнулся. — Я знаю. — Тогда при чём здесь я? — Подумай, Стефан, в состав чего входят эти вещества. — Оборотное зелье. Но его, если мне не изменяет память, в Хогвартсе не изучают. Или на специальном курсе. — Он почесал затылок, чувствуя себя неуютно под колючим взглядом преподавателя. К такому Северусу Снеггу он не привык, и теперь понимал, за что друзья Вероники его невзлюбили. — Но разве не проще обратиться с этим… с пропажей, я имею в виду, например, к деду?.. Какое-то время Снегг молча смотрел на него. Стефану пришлось напомнить себе, что этот мужчина, воплощённый упрёк, и есть его крёстный, которого он любил, и который любил его. — Я мог бы, — медленно начал он. — Тогда бы, наверное, вора нашли бы быстрее и эффективнее и наказали бы всенепременно. Но я не хочу этого делать, потому что это бросит тень на школу — виданное ли дело, ученики воруют у преподавателей! Видит небо, сейчас у Хогвартса есть проблемы посерьёзнее. Как и у вашего деда, профессора Дамблдора. Беспокоить его по таким мелочам мне не хочется, к тому же, это принесёт много проблем тому, кто виновен в краже. Любое воровство в Хогвартсе карается… ну, а воровство из шкафчика преподавателя тем более. — Он строго посмотрел на Стефана. — К тому же я почти наверняка знаю, кто забрался в мой кабинет. Северус ждал от крестника откровенности. Со Стефаном ему всегда было проще, чем с Вероникой или Деймоном: он был необычайно серьёзен и рассудителен, казалось, куда лучше понимал жизнь, чем его брат и сестра. Даже странно было, что тринадцатилетний мальчишка был таким серьёзным. Но это облегчало жизнь всей их семье, ведь именно Стефан с детства был проводником между вспыльчивыми братом и сестрой и взрослыми членами семьи, стремящимися оградить детей от опасности. Как будто прислушаться к Стефану было менее унизительным, чем к Северусу или Дамблдору. Вот и сейчас Северус прибегнул к испытанному методу и вызвал на откровенный разговор именно Стефана. Деймон или Вероника вспыхнули бы, разозлились и лишь усугубили бы всё, вне зависимости от того, были ли они виноваты или нет; Стефан Сальваторе мог выслушать и, не размениваясь на обиды или угрозы, помочь Снеггу решить вопрос миром. Но Стефан молчал, к великой досаде Северуса: не то не знал ничего, не то попросту не желал быть доносчиком. — У нас с Деймоном недавно случилась размолвка. Всё из-за этих нападений и Тайной Комнаты. Стефан поднял брови и кивнул, словно зная что-то. — Он нервничает, как и все мы. И очень хочет разгадать эту тайну. Как и все мы, — многозначительно добавил он, помедлив секунду. — Я знаю. И также хорошо я знаю твоего брата. Он, как и Вероника, безрассуден в определённые моменты, вспыльчив и порывист. В отличие от тебя. — Должен ли я понять, что ты меня только что похвалил? — проворчал мальчик. — И, Северус, я опаздываю на Заклинания. Профессор Флитвик, конечно, понимающий, но… Я уже опоздал, — вздохнул он, взглянув на каминные часы с мерно раскачивающимся маятником. — Я напишу для тебя записку. Флитвик поймёт, — как ни в чём не бывало, бросил Северус. Стефан удивлённо распахнул глаза: его крёстный всегда был поборником строжайшей школьной дисциплины, даже когда касалось это других преподавателей, а не его. И видеть, как он вот так походя нарушает одно из фундаментальных правил Хогвартса, Сальваторе понял, что что-то беспокоит Северуса куда сильнее, чем соблюдение школьного распорядка. — И да, в моих устах и сейчас, Стефан, это похвала. Не просто похвала, а благодарность за то, что ты существуешь на свете — такой. Потому что у меня есть подозрение, что ингредиенты для зелья украл Деймон. — Деймон?! — изумлённо воскликнул мальчик. — Да ты в своём уме?! Зачем это ему? — Он упрям, и, хоть я просил его ничего не предпринимать, не уверен, что он послушает меня. Оборотное зелье открывает многие двери… — Он строго посмотрел на Стефана, возмущённого, но внимающего его словам с интересом. Меньше всего он хотел раззадорить крестника и пустить его по тому же следу, по которому, как Северус подозревал, пошёл Деймон. — Но, когда его варит школьник, результат может быть непредсказуемым. Не говоря уже о проблемах в школе. — Северус холодно улыбнулся. Сальваторе задумчиво покачал головой. Он не верил своим ушам! Если бы даже Деймон что-то подобное задумал, то наверняка поделился бы с ним. Он ведь всегда и всем делился с ним. Но, насколько бы дерзким ни был его брат, Стефан был уверен, на подобное нарушение школьных правил Деймон бы пошёл лишь в том случае, если бы кому-то из них угрожала смертельная опасность. С другой стороны, чудовище из Тайной Комнаты несло угрозу всему живому в школе, и, быть может, Деймон решил побыть рыцарем… Нет, нет, он слишком дорожил мнением Северуса о себе, чтобы обокрасть его! И если это правда и об этом узнает их дедушка… и думать страшно, что сделает, а, главное, как будет относиться к нему Альбус Дамблдор. Нет, эти двое мужчин были для Деймона слишком важны, чтобы идти на такой риск. Но у Северуса всегда было отличное чутьё. — А чего ты хочешь от меня? — Мальчик насупился. Не хватало ещё, чтобы его заставили выбирать между верностью крёстному и верностью брату. — Чтобы я вызнал всё у Деймона и доложил тебе? — О, нет. — Видя реакцию Стефана, Северус примирительно поднял руки. Он почти испортил отношения с Деймоном, не хватало ещё рассориться с крестником. — То есть, я хочу, чтобы ты узнал у него, собирается ли он что-то делать с Оборотным зельем. Но я не хочу знать об этом, хотя, конечно, был бы не против, если бы шкура бумсланга, златоглазки и прочее вернулось в мой шкаф — всё-таки это всё недёшево стоит. Но больше всего я хочу, чтобы ты отговорил его делать хоть что-нибудь. Пусть предоставит это дело тем, кто понимает в магии — и в жизни — больше, чем он. Пока не случилась какая-нибудь непоправимая беда. Сейчас Северус не выглядел как учитель, грозящий наказанием. Он действительно был обеспокоенным крёстным, которому возможная вина его любимцев причиняла настоящую боль. Стефан знал, что так оно и было на самом деле. А, кроме того, он знал, что, если Деймон всё-таки виновен, и его уличат, от скандала, исключения и навсегда запятнанной репутации его не спасут ни Северус, ни даже дедушка-директор. Легко было вообразить, что он может стать спасителем своего старшего брата. И исполнить это, кажется, тоже было легко.***
Глаза Деймона ошеломлённо расширились. — Ч-что? Что ты сказал? Повтори! Стефан тяжело вздохнул. Говоря с братом, он то и дело отводил взгляд, не в силах видеть изумление, гнев и обиду, сменяющие друг друга на лице Деймона. Вся неловкость ситуации навалилась на него подобно влажному душному одеялу, и то, что в комнате профессора Снегга казалось Стефану просто абсурдным, теперь причиняло боль. Он понимал эмоции и чувства Деймона так хорошо, как если бы ощущал это сам: человек, заменивший им отца — уж как умел — подозревал в отвратительном поступке. Их было много, людей, по мере сил и возможностей разделивших между собой бремя воспитания троих сирот; кто-то был связан с ними кровными узами, а кто-то — нет, но любил их не меньше, вопреки общественному мнению и чужим предрассудкам. Северус Снегг всегда был в числе первых, ближайших. Северус Снегг в их глазах был непогрешим. И от Северуса Снегга они такого удара точно не ожидали. — Повтори! — снова потребовал Деймон, на сей раз повышая голос. Стефан понял, что отмалчиваться дольше не выйдет: получив рану, Деймон решил разбередить её. — Ладно, если ты этого так хочешь. Северус думает, что ты взял у него ингредиенты для Оборотного зелья… ну, украл. — Отлично, — процедил Сальваторе-старший. — Просто замечательно. Чертовски приятно… — Дей… — А зачем оно мне, он не сказал? — Думает, что ты хочешь расследовать эти нападения. Что ты заинтересован… — А кто в Хогвартсе не заинтересован?! — Деймон! — воскликнул Стефан, теряя терпение. — Не делай только из меня виноватого! Я и сам был шокирован не меньше, когда услышал. — Вот уж не думаю. Кстати об этом: почему Северус попросил тебя узнать обо всём?.. Почему он сам не вызвал меня и не спросил прямо? В отношении Деймона Северус был прав: он всегда был невероятно вспыльчив, а уж теперь обида и вовсе затмила его разум. Ещё немного — и он кинется к Северусу, чтобы бросить ему свои обвинения в лицо. И тогда-то точно беды не миновать. Стефану не раз и не два говорили, что он благотворно влияет на Деймона и Ви, поэтому он, использовав свой излюбленный приём, стал говорить тише, заставляя брата на мгновение отбросить свою обиду и просто-напросто прислушаться. — Как я понял, вы повздорили? — неуверенно спросил мальчик. Деймон кивнул, и он продолжил: — Деймон, Северус не решился сказать тебе всё напрямик, чтобы не усугубить… Кажется, он ошибся, — пробормотал он. — Если ты это сделал… всё очень серьёзно, Деймон. Он попросил меня узнать, ты ли это сделал. — И донёс ему? — Деймон, я не доносчик! — теперь уже Стефан начинал злиться. — Но, наверное, он полагал, что ты охотнее поделишься своими замыслами с братом, чем с преподавателем. Он нахмурился. Желание помирить крёстного с братом таяло, как снег под весенним солнышком. Зато Деймон, похоже, немного растерял свой гнев. Он хмурился так же, как и Стефан, задумчиво кусал губы. Глаза его всё ещё метали молнии, но, похоже, он больше был не склонен бросаться за объяснениями к Северусу или нападать на младшего брата. Теперь он действительно что-то задумал, и теперь-то Стефан начал волноваться. — Я не делал этого, — после долгого молчания заявил Деймон. — Могу поклясться чем угодно, памятью наших родителей, перед тобой, Северусом, да даже Дамблдором, что я и на пушечный выстрел не подходил к хранилищу Северуса. Да и зачем бы? Зачем мне варить Оборотное зелье? В кого превращаться? А что тебе ещё велел передать мне Северус? — Чтобы ты не делал того, что задумал. — Он не понимал, к чему клонил Деймон. Но того, похоже, ответ вполне устроил. Парень кивнул и снова задумался. Через время он спросил: — А что пропало? — Северус сказал… — Стефан на миг замолчал, вспоминая. — А! Шкура бумсланга, златоглазки… — Ингредиенты дорогие, это так. И специфические. Всё это так странно… Эти нападения и Оборотное зелье… Но кого можно им обмануть? Если мы даже не знаем, кто всё это делает… Для того, чтобы расследовать нападения с помощью Оборотного зелья, нужен кто-то, к кому нужно втереться в доверие… Но мы не знаем… — повторил он. — Гарри и Рон, я слышал, думаю, что Малфой как-то причастен, — хмыкнул Стефан. Сам-то он, конечно, не верил в это, да и никто в здравом уме не мог поверить. Но Деймон вскинул на него взгляд, озарившийся огоньком догадки. — Я не брал ничего из этого, — медленно, словно во сне, проговорил он. — Но я не единственный, кто беспрепятственно вхож в кабинет Северуса. Вероника! — воскликнул он. — Летом… летом она пыталась варить дома Оборотное зелье, за что Дори её ругала. Ох… Куда же она влипла на этот раз? — Он схватился за голову. Вероника прижалась к стене, пытаясь унять зашедшееся сердце. Она не верила своим ушам. Не могла их совершенно безобидная затея причинить вред Деймону! Не мог Северус в самом деле подозревать в краже её брата! Её друзья ведь не хотели ничего дурного, просто узнать правду… А она хотела лишь помочь им в этом, пусть и выбрала не самый честный способ. Но она, конечно, даже и подумать не могла, что всё обернётся вот так. Она могла бы подумать, что Стефан солгал или пошутил, или это была какая-то ловушка… если бы не знала, что в определённые моменты жизни Стефан не умел шутить или лгать. И это, кажется, был тот самый момент. Она не собиралась показываться братьям на глаза, не после того, как Деймон совершенно очевидно заподозрил её, но ноги сами собой понесли её в комнату, где находились Стефан и Деймон. Растерянная, изумлённая собственным поступком, девочка застыла в дверном проёме под взглядами братьев. — А, вот и ты, — каким-то странным, чужим голосом сказал Деймон. А Стефан просто смотрел, и во взгляде его читалось недоверие и осуждение. Вероника быстренько закрыла своё сознание. Просто на всякий случай, она не была уверена, что Деймон обучен легилименции; с другой стороны, она точно не знала, чему Северус обучал её старшего брата в те минуты, которые они проводили вместе. Во всяком случае смотрел Деймон на неё так, будто всё было написано у неё на лице. Но признаваться в содеянном она не собиралась, ни под каким видом. — Что происходит? — И, хоть она чувствовала себя немного виноватой перед Деймоном, сейчас, в ответ на его холодность, в её голосе прозвучал вызов. — Не поверю, что ты не слышала… — Деймон поднял брови. — Но если так, то вкратце: Северус думает, что я украл у него шкуру бумсланга, златоглазок, что-то ещё — словом, ингредиенты для Оборотного зелья. Но я их не брал. А вот ты пыталась приготовить Оборотное зелье ещё дома летом. Зачем? И не совпадение ли это, что твои друзья заподозрили Драко, ты интересуешься нападениями и пытаешься докопаться до их истинной природы, учишься варить Оборотное зелье и, в конце концов, у Северуса пропадают дорогие и редкие, не использующиеся школьниками снадобья? Холодный пот выступил на спине Ви. Не ирония судьбы ли в том, что её, не слишком-то верившую в успех предприятия своих друзей с Оборотным зельем, обвиняют в том, что эта идея принадлежит ей? В другой ситуации она бы посмеялась. Вот только теперь смеяться ей не хотелось. — Гарри, Рон и Гермиона могут думать, что им угодно, но я никогда не верила в то, что Драко, каким бы паршивцем ни был, хоть сколько-нибудь причастен к нападениям. Силёнок маловато, чтобы вызвать то, что там… — она осеклась. Её братья не знали, что она слышит этот голос, а, значит, ей не полагалось знать, что что-то, нападавшее на учеников, было живым. На её беду, в глазах Деймона и Стефана, несмотря на их очевидный гнев, зажёгся интерес. Ох, лучше бы уж они на неё просто злились! — Всё, что он может, это пугать первоклашек, — с презрением добавила она. — Я так и сказала Гермиона, и она… — Меня всё это не слишком-то интересует, честно сказать, — сухо перебил её брат. — Куда больше меня интересует, что кто-то всё-таки влез в кабинет Северуса, взломал запертый шкаф и взял то, что ему не принадлежало. И то, что Северус во всём этом подозревает меня. Меня! Я и думать не думал об Оборотном зелье… Если я не оправдаюсь, то у меня могут быть серьёзные проблемы. Так ведь? — он обратился к брату. Стефан кивнул, не сводя взгляда с Ви. Она прямо-таки чувствовала, что зелёные глаза Стефана, так похожие на змеиные, следят за нею, ожидая любого промаха. Они догадались, поняла она. Как это получилось, она не могла понять, а всё же они знали. Она не оставила ни единого следа, который бы указывал на неё… Значит, никаких доказательств у них не было, а у Северуса и подавно, раз уж он заподозрил её старшего брата. Где-то в глубине души Вероники шевельнулась неуместная, совершенно глупая обида: снова её недооценили. Северус мог предположить, что шестикурсник-Деймон способен на такой отчаянный шаг, как приготовление Оборотного зелья, но явно никак не мог допустить, что с этим зельем справятся второкурсники. Глупо было бы признаваться лишь для того, чтобы утереть им всем нос, но в какой-то миг Веронике этого хотелось. Тем временем Стефан добавил: — Вплоть до исключения из школы, если Северус решит придать этому огласку. Конечно, этого бы не произошло, но Вероника вздрогнула, только представив, как её умного, подающего такие великолепные надежды старшего брата вышвыривают из школы, ломают его палочку, как поступили когда-то с Хагридом. Ужасные последствия этого завертелись перед её глазами, как тошнотворный калейдоскоп: вслед за этим, конечно, дедушка лишится работы и доброй репутации, жизнь Деймона будет сломана навеки, все двери перед ним захлопнутся раз и навсегда. А уж о сохранении сколько-нибудь доброго имени семьи Сальваторе придётся забыть. Она вспомнила почему-то отца и мать, которых и не знала-то почти, вспомнила других Сальваторе, других Дамблдоров — все они, вне зависимости от того, какую сторону принимали и какие проступки совершали, заботились о чистоте родового имени. Сможет ли она нелепостью запятнать это имя, да так, что и не отмыть? Не этого она хотела, когда соглашалась помочь друзьям. — А, если Северус узнает, что кто-то использовал Оборотное зелье, сваренное из украденных у него ингредиентов, то, конечно, он не оставит этого просто так. Во-первых, это зелье не для школьников, во-вторых — сам факт кражи. Так что, Ви, — спросил он с нажимом, пристально глядя на сестру, — ты всё ещё не знаешь, кто взял эти снадобья? Она смогла выдержать взгляд Деймона, хотя и не без труда. Она знала, что он надеялся, что она дрогнет, и тем выдаст себя. Ей казалось, что время вокруг них замедлилось, загустело, а воздух вдруг пронзили трескучие электрические разряды. Не хватало лишь назойливого, раздражающего тиканья часов, какие маглы прикрепляют к своим бомбам для отсчёта оставшегося до взрыва времени. Но Вероника уже знала, что взрыва не будет. Она не сдастся, не признается. Но и сломать Деймону жизнь не позволит. — Понятия не имею, — спокойно ответила она. Деймон отвернулся, резко выдохнув. Стефан не смог скрыть своего разочарования, ещё раз подтвердив, что подозревал в содеянном Веронику. Она заставила себя стерпеть это, пусть душу глодала обида. Как бы больно ни было, но уже сейчас девочка понимала, что без предательства не обойтись, не выкрутиться. Всё вдруг приняло слишком серьёзный оборот. А уж если обязательно нужно было кого-то предать, то выбор был слишком очевиден.