Хранительница

Белые ледяные иголки залетали в промёрзшую камеру сквозь закованные в ледяную броню прутья решётки. Свистящий холод тянулся по коридорам Азкабана, и ему вторил наводящий ужас шелест дементоров. Бестелесные и безголосые, они были беспощадны, и, когда зияющая чернотой пасть склонялась над каким-нибудь заключённым, любой, даже самый жестокий человек на земле сжалился бы над ним. Но не надзиратели. Плохо скрывая собственный ужас и отвращение к происходящему, они строго следили, чтобы каждый узник получил свою порцию безумного страха. Правда, чаще всего они стыдливо отводили глаза, не желая сталкиваться взглядами с измученным заключённым, довольствуясь лишь жалобными мольбами и криками ужаса. Поэтому они не заметили его. Дождавшись, пока шелест изорванных призрачных мантий замрёт у выхода с уровня, чёрный пёс выполз из дальнего угла камеры и потянулся. Вокруг него стояла мёртвая тишина, и, кажется, даже завывания ветра за стеной прекратились. Всё, что он чувствовал вокруг себя – страх, животный, первобытный страх, исходящий от каждого узника. Не было слышно ни бормотания обезумевших преступников, ни грубоватых шуточек, которыми обычно перебрасывались между собой Пожиратели Смерти, оказавшиеся на одном уровне, ни приглушённых перебранок, к которым он уже привык. Почувствовав, что опасность отступила, он вновь забрался в свой угол, улёгся поудобнее. Лапы его стали вытягиваться, принимая очертания рук и ног, шерсть постепенно исчезала с тела, заменяясь оборванной тёмно-серой мантией, а собачья морда приобрела черты человеческого лица. И через несколько мгновений лежащим на полу оказался не пёс, а человек. Сириус удовлетворённо потянулся, привыкая к человеческому телу, прокашлялся и почти неслышно пробормотал несколько слов, заметив, что голос стал немного хриплым. Превращения в собаку, без сомнения, отлично спасали от сумасшествия во время мучительных визитов дементоров, но он не раз слышал, что частые превращения отнимали рассудок, и боялся этого. Он всё ещё лелеял надежду однажды выбраться из этого пекла, но для побега ему будут нужны все его силы. Безумие или безумие? Дементоры, отнимающие разум, или собачье обличье, завладевшее им? Сириус невесело усмехнулся: сколько ещё превращений он выдержит прежде, чем его анимагическая форма навсегда станет единственным его обликом? Не в силах сдержаться, он перевёл взгляд на камеру напротив. Буря отступила, выпустив на небеса круглую, как серебряное блюдо, луну. Её свет отражался в узкой кромке снега, налипшего на каменные подоконник, давая чуть больше света, чем обычно. И этого освещения ему с лихвой хватило, чтобы разглядеть её, сжавшуюся в комочек у стены. Прижав руки к губам, Беллатриса грела их своим дыханием – кажется, он даже слышал шёпот воздуха на её губах. Сейчас она казалась такой беспомощной, что жалость шевельнулась в нём, вытеснив презрение и ненависть, что он так старательно взращивал в себе все эти долгие годы. Он постарался напомнить себе, что в этой женщине, какой бы обессиленной сейчас она не казалась, всегда теплится беспощадное яростное пламя, которое может вырваться наружу в любой момент и испепелить всё, к чему прикоснётся. Задумавшись, он не заметил, как Беллатриса пошевелилась и подняла глаза на него. Её взгляд обжёг Сириуса, всколыхнув в нём все его прежние чувства, смешавшиеся в причудливый коктейль. Белла обладала поистине зловещим магнетизмом, но, несмотря на это, любой растаял бы под этим чарующим взглядом чёрных глаз. Он тоже когда-то таял, но теперь у него выработался иммунитет. Разрывая этот зрительный контакт, Сириус повернулся к окну. Провёл ладонью по налипшему снегу, чувствуя, как холод отрезвляет его, приводя мысли в порядок. Зажал холодный комочек в кулаке, заворожено глядя, как холодные кристаллы растекаются ледяной водой по его ладони, стремясь к свободе. Так и он рвался на волю, прочь от ужаса дементоров и этих мрачных каменных стен, прочь от взглядов и завораживающего шёпота Беллатрисы. Она никогда не обращалась к нему напрямую, если только не хотела оскорбить его, но всё равно Сириусу всегда казалось, что каждое её слово было сказано для него одного. Ветер волком завывал за стенами Азкабана, кружил белые снежинки, бросал их Сириусу в лицо и вниз, в серые волны серого моря. И ему вторили оживающие голоса узников – хриплые после нечеловеческих криков, тихие, боязливые. Но Сириус знал, что скоро они вновь будут хрипло и зло смеяться, подтрунивая друг над другом. И только Белла по-прежнему молча будет прожигать его ненавидящим взглядом. Цепочка припорошенных снегом следов вела прочь от замка. Ступив на первую ступеньку лестницы, Сириус почувствовал на плече руку кузена. - Там холодно, - Джузеппе поёжился, обхватив себя руками. – Оделся бы… Блэк только отмахнулся. Если он вернётся в башню за плащом, то упустит слишком много бесценного времени. Путь в спальню Слизерина ему был заказан, так что сейчас у него был один из тех редких шансов повидаться с ней с глазу на глаз. - Пустяки. Я быстро. - Если Белла закопает тебя в сугробе, а потом ты подхватишь воспаление лёгких, я жалеть тебя не буду, так и знай, - произнёс Сальваторе с самым серьёзным лицом, но едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Сириус усмехнулся и сбежал по ступеням вниз, оставляя смеющегося брата позади. С Джузеппе ему было проще, чем Джимом или Римусом, проще, чем с кем бы то ни было ещё. Иногда ему было стыдно за это, но потом он напоминал себе, что с Джузом его связывают более крепкие узы, чем узы дружбы – кровное родство, упроченное хитроумным заклинанием дяди Сальваторе. И уж точно Джузеппе лучше всех других понимал его привязанность к Беллатрисе, тогда как остальные его друзья видели в ней только заносчивую гордячку с враждебного им факультета. Он нашёл девушку у заледеневшего озера. Казалось, она даже не видела его, но, должно быть, его выдал скрип пушистого снега под ногами: за шиворот ему брызнул обжигающий холодом снег, по ушам полоснул звонкий девичий смех. Зло зашипев, Сириус остановился и принялся стряхивать снег. Торопливые шаги Беллатрисы проскрипели совсем рядом с ним, а в следующий миг горячая ладошка девушки нежно смахнула холод с его шеи. Заметив её озорной и, вместе с тем, извиняющийся взгляд, парень смягчился и ответил улыбкой на её плохо скрываемую улыбку. - А ведь Джузеппе меня предупреждал. - В самом деле? – хмыкнула Белла. – О чём ещё он тебя предупреждал? - Что я подхвачу воспаление лёгких… Но мне, в сущности, плевать, - он протянул руку и стряхнул со смоляных кудрей Беллатрисы белоснежные хлопья. Тут же их место заняли другие, и Сириус вновь провёл ладонью по её волосам. - Тебе и в самом деле не стоило приходить сюда в таком виде, - озорство исчезло из её взгляда, сменившись недовольством, когда она окинула взглядом его фигуру. - Я торопился к тебе. - Глупый, - снисходительно покачала головой Белла, - я ведь не смогу навещать тебя, если ты заболеешь. Она прикоснулась к его лицу, провела рукой по подбородку, а Сириус, поймав её руку, прикоснулся губами к ладони, прихватывая горячую нежную кожу. На миг Белла инстинктивно прикрыла глаза, но затем вновь распахнула их и вырвала руку из ладони кузена. Блэк только рассмеялся такой её реакции. - Нам пора, - словно нехотя произнесла она. - Так скоро? Я ещё даже не совсем окоченел. Сириус хотел снова увидеть её улыбку, но девушка смотрела куда-то в сторону, спрятав руки за спину, и на лице её была написана непривычная серьёзность. - Нам правда пора, - после недолгой паузы проговорила она. – Ты замёрзнешь, а меня хватятся. Всё очарование этих припорошенных снегом мгновений враз исчезло, оставив за собой обжигающий холод, закушенные в раздумьях губы Беллатрисы, ледяные капли, пропитавшие насквозь его свитер. В последней попытке вернуть исчезнувшее волшебство Сириус протянул девушке руку, но она словно не заметила её и сделала шаг вперёд. Он сжал пустующую ладонь в кулак и пошёл за ней. А снег всё падал, скрывая под белым покрывалом две цепочки следов.

***

Снова изменившееся лицо Стефана отражалось в оконном стекле. Вероника прыснула со смеху, увидев, как непривычно округлились щёки брата, а нос приобрёл внушительную горбинку. - Ещё бы уметь изменять цвет и длину волос, - отражение Стефана вытянуло прядь русых волос и скосило на неё глаза. - Ты-то не жалуйся, - не сводя взгляд с полупрозрачного отражения, произнесла девочка, - мне вот достались только глаза. Деймон, а можно научиться изменять внешность полностью? Парень медленно поднял голову от шахматной доски, разглядывая брата и сестру. Вероника освоилась со своими способностями довольно быстро, тогда как Стефан ещё постигал глубины метаморфоз, меняя свою внешность и так, и этак. В холодные зимние вечера это стало их главным развлечением. - Вряд ли. Вероника, ты будешь доигрывать партию? Потому что я не ручаюсь за свои фигуры, - он сдвинул ладонью не в меру воинственного офицера на полагающуюся ему клетку. В ответ фигура громко стукнула по доске и, упав, покатилась прочь. Со смехом Деймон водрузил её на место. - Мне надоели шахматы… - протянула Вероника. – Может, в карты сыграем? - У нас только одна колода, и ту Стефан заколдовал под себя. - Ничего подобного, - нахмурился младший Сальваторе, принимая свой привычный облик. - Я видел, - хмыкнул Деймон. - Ничего ты не видел. - Видел! Видел! Вероника отвернулась от окна, наблюдая за беззлобной перебранкой братьев. За окном бушевала снежная буря, а в Башне Основателей весело трещал камин, и пахло жареным зефиром, и её братья были рядом. В такие моменты девочка чувствовала себя счастливейшим человеком на земле, словно бы не было смерти родителей, и клеветы, и множества глупых, но необходимых запретов. Здесь, в Хогвартсе, она, наконец, ощутила себя на своём месте. Портрет рыцаря бесшумно отъехал в сторону, и в открывшийся проём просунулась кудрявая голова Гермионы. Деймон, оторвавшись от изучения протянутой ему Стефаном колоды, улыбнулся и поманил девочку к себе. - О, Гермиона! Заходи, не стесняйся. Хмурый, напряжённый Стефан на миг смягчился и согласно кивнул, но Грейнджер только отрицательно покачала головой и поманила Веронику. - Прости, что отвлекаю, - заговорила Гермиона, когда Сальваторе выбралась из башни, - но…вот… Вероника вопросительно посмотрела на стопку книг, которые протягивала ей подруга. В душе её шевельнулось недоброе предчувствие, и она не раскрыла ладоней, не приняла протянутых книг. - Что это? – она только сухо кивнула на них. Гермиона зарделась. Не такой реакции она ждала от Вероники, положа руку на сердце. Поэтому именно она вызвалась отнести книги Сальваторе, опередив в этом и Гарри, и Рона: она думала, что сможет подобрать убедительные слова, найти путь к сердцу Вероники и уговорить её помочь им. Что бы не охранял Пушок на своём люке в запертом коридоре, оно несло опасность школьникам одним лишь присутствием в школе трёхглавого пса. И потом, Снегг, рыщущий в опасной близости от зверюги… И странное исчезновение странного свёртка из «Гринготтса»… Слишком много совпадений, сходящихся в одной точке – тайне, которую они безуспешно пытались раскрыть. - Книги, - это прозвучало довольно нелепо, и Гермиона поспешила исправиться: - помнишь, мы искали информацию о Фламеле? – дождавшись, пока подруга кивнёт, она продолжила: - мы тут нашли кое-что, но совсем не можем понять… Может, Деймон посмотрит? Заинтересовавшись, Вероника приняла из рук девочки толстую книгу в обтрёпанном переплёте синего бархата. Едва раскрыв её на первой странице, она поморщилась: по пожелтевшим листам ползли неровные закорюки, давным-давно выведенные сухонькой ручкой какого-то гоблина. Это племя хранило множество тайн – своих, но чужих, всё же больше, - которые подчас бывали слишком опасны для тех, кто мог бы их узнать. Бросив беглый взгляд на книгу, девочка разобрала лишь несколько слов: она только училась гоблинскому языку, и, по правде говоря, у неё не всегда получалось правильно прочитать или написать слишком грубые по звучанию слова. - Не посмотрит, - она быстро захлопнула книгу и вернула её Гермионе. - Он не понимает этого языка? – разочарованно протянула та. Похоже, Гермиона, как и сама Вероника, была очарована её братом и его блестящим умом. Деймон хорошо читал, писал и говорил по-гоблински, да только им этого знать не нужно было. Вероника не желала впутывать в это никого из своей семьи, да и сама впутываться не имела никакого желания: всё, что касалось тайн её семьи, будь это рецепт особой наливки Сальваторе, слова брачной клятвы родителей или тайна той таинственной вещицы, которую охранял Пушок, это должно было принадлежать только её семье. - Нет, но если бы и понимал… Гермиона, - она понизила голос до шёпота, надеясь достучаться до подруги, - Деймон просил…нет, настаивал, чтобы мы не лезли в это дело… Нас это не касается. Может быть только хуже. - Не думала, что ты такая трусиха, - обиженно бросила ей Грейнджер, пряча книги в сумку. - Не думала, что ты настолько безрассудна. Это может стоить всем вам учёбы в Хогвартсе. На мгновение Гермиона задумалась, и Сальваторе уже обрадовалась успеху своего предприятия, но тут же лицо Грейнджер приняло воинственное выражение. - Мы всё равно разгадаем эту тайну. Даже если и без тебя.