Белый Демон

      Мой наставник.       Кто он?       Друг или возлюбленный?       Ты хотел бы это знать, Мари? Но я тебе не дам ответа. Он ни то и ни другое. Он для меня больше и объемнее всех ярлыков и человеческих понятий. Как можно объяснить любовь, которая не приемлет мирских определений? Она лишена плотского и всех тех темных чувств, которые зачастую сопровождают человеческую любовь: ревность, безысходная жажда обладания, ненависть, ярость, тоска, разочарование.       Как можно вместить в ограничивающие сознание слова любовь к Вселенной?       Витторио…       Ангел, существующий так давно, что никто не помнит его появления.       Ангел, не желающий признавать иерархию, остающийся всегда среди людей, как нежный заботливый отец, радеющий об их душах.       Ангел, принимающий в свои объятия прекрасные создания, рожденные вместе со сверхновыми звездами.       Ангел, имеющий право забрать добычу у Смерти. Подарить второй шанс. И Смерть покорно склонит пред ним чело.       Ангел, который может все так же сильно любить падшего. И желать ему спасения.       Ангел, чье милосердие не имеет границ, потому что…       У милосердия Создателя не может быть границ.       Эта истина о нем открылась мне не сразу.       Ее дано открыть не каждому. Даже демонически-ангельскому сословию.       Мне пришлось пройти свой путь, прежде чем осознать, кому всецело принадлежит мой дух.       И смириться с тем, что его любовь не может принадлежать только мне.       У него так много имен. Но для меня он так и останется Витторио, Витей, Виктором… Наставником, другом, возлюбленным. Ангелом низшей ступени.       Он любит каждое свое создание. И каждого проведет тропой спасения, не принуждая. Он любому дает право сделать СВОЙ выбор. И в этом заключается суть его любви.       Но я понял это не сразу.       Моя ошибка.       Мы с Мари молча, вымокшие насквозь, возвращаемся домой. Мой мальчик задумчив и печален. Он думает, что есть кто-то важнее него. Но честно противостоит ревности, искренне считая, что не имеет на нее права.       Мари… Тебе кажется, что ты слишком прост и незначителен, чтобы подчинить меня себе?       Я не могу любить.       Но могу питаться твоей любовью. И только поэтому ты уже владеешь мной.       Тебя мне подарил Витторио.       — Забирайся в ванну — отогрейся, — стягиваю с Мари мокрую, прилипшую к телу рубашку.       — Ты же можешь щелкнуть пальцами, и я стану сухим, — пожимает плечами Мари.       — Могу. Но гораздо приятнее принять горячую ванну, — улыбаюсь ему. — Вместе со мной. Мне нравится касаться твоего тела, ласкать тебя. Позволишь?       — Я не хочу, — вздыхает Мари и тянется за полотенцем, вытирая лицо. — Просто переоденусь, — и уходит в спальню.       Его раздирают на части противоречивые эмоции. Сомнения. Ревность. Они приводят к ошибкам и трагедиям. Доводят до греха. Я хочу его получить. Но не через них.       Барабаню пальцами по стене, глядя на прикрытую дверь его комнаты. Видимо, все-таки придется рассказать ему всё. Иначе его сердце разобьется на мелкие осколки, не выдержав шквала первых настоящих чувств, которые способны уничтожить не только человека. Мне же он нужен цельным, иначе успокоения не получу и я.       Я должен поведать ему легенду о Ларе, Темном Ангеле.       Белом Демоне.       — Не представляю, чем тебя развлекать, — Мари, в чистой, пахнущей стиральным порошком домашней футболке и штанах, выходит из спальни уже с улыбкой на лице, но я вижу, с каким трудом она ему дается. Он боится стать навязчивым, боится разозлить меня. Глупый.       — Тебе не нужно об этом думать, — говорю. — Это моя задача. И у меня есть, чем занять этот вечер.       — Да? — Мари заправляет влажные волосы за уши. — И чем же?       — Мы посмотрим один фильм, — тяну его за собой в гостиную, где стоп-кадром на цветном экране телевизора замерла картинка: маленькая девочка в кремовом платье средневекового кроя держит в руках пушистого кролика возле столетнего дуба. Она стоит спиной, поэтому кроме светлых кудрей до середины спины, о ее внешности больше ничего не скажешь.       — Фильм? — брови Мари удивленно ползут, но его взгляд натыкается на изображение, и он замирает, разглядывая его.       — Да. Ты хочешь знать обо мне? Я расскажу. И так будет проще всего. Но сразу прошу тебя — откажись, если можешь, — присаживаюсь на диван и усаживаю на свои колени Мари.       — Нет, — вспыхивает он, мгновенно запуская пальцы в мои волосы. — Я же сказал: ничто из содеянного тобой не может оттолкнуть меня от тебя.       — Мой мальчик… — притягиваю его к себе. — Я не буду считать это обещанием. Сначала выслушай. Точнее, посмотри. Но прежде… — целую его, с упоением чувствуя, как гулкие удары его сердца отдаются в моей груди. Его волнение, трепет играют пьянящим вином во мне.       — Лара… Пожалуйста. Считай мои слова обещанием, — бормочет Мари, прижимаясь к моему лбу своим. — Всё во мне принадлежит тебе.       — И даже твоя душа? — усмехаюсь.       — И даже она, — соглашается Мари.       Как жаль, что это неправда.       Я ссаживаю Мари с колен, с удобством устраивая его в своих объятиях, щелкаю пальцем, и картинка на экране отмирает.       — Мадемуазель Белль! Мадемуазель Белль! — раздается женский окрик — девочка оборачивается. И взору открывается страшная картина: левая часть ее лица сильно изуродована — кожа морщинистая, скукоженная, как у старухи, из-за чего глаза почти не видно, и уголок губ будто съехал вниз. Но та часть лица, что не попорчена, оказывается ангельски прекрасной: чистая молочная кожа с розовым румянцем, здоровый глаз сияет чистой голубизной ясного неба в обрамлении светлых, но пушистых ресниц, изогнутая, выразительно очерченная бровь, маленький, чуть вздернутый носик, аккуратные губы. На вид — лет семь-восемь.       — Нянюшка, я здесь! — отзывается малышка, демонстрируя легкий дефект речи, и машет рукой.       — Ох, золотко! Я же просила тебя не убегать вперед, — на холм поднимается, тяжело дыша, полная женщина в простой полотняной сорочке, выправленной поверх прямой юбки до щиколоток и подвязанной льняной веревкой. Поверх всего надета длинная жилетка. На ногах — остроносые туфли из грубой кожи.       — Нянюшка, но месье Шарль хотел посмотреть на эти цветочки! — по-детски наивно оправдывается девочка, протягивая кролика.       — Дитятко, думается, хотел все-таки не месье Шарль, — улыбается добродушно женщина и усаживается на траву под тень дуба, обмахиваясь рукой.       Девочка выпускает кролика, и тот живо принимается щипать травинки, в том числе и те самые цветочки.       — Вот видишь! — радостно восклицает Белль. — Это он хотел! А как я могу отказать месье Шарлю? Он мой единственный друг!       Няня слегка хмурится, вздыхая и пряча жалостливый взгляд. Она прикрывает глаза, из-под опущенных век внимательно следя за девочкой, прыгающей вокруг дуба за своим кроликом. И им обоим неведомо, что в этот момент за ними наблюдают двое молодых статных мужчин — отливающий золотом на солнце блондин и брюнет с иссиня-черным оттенком волос. Окруженные стеной невидимости, они сидят чуть поодаль и тихо переговариваются. Это Витторио и Лоренцо.       — Витторио… — зовет Лоренцо, не сводя взора с девочки.       — Да, мой друг? — откликается Витторио, перекручивая в руках травинку.       — Мне кажется, это самое красивое существо, что я видел среди людей, — зачарованно выдыхает Лоренцо.       — Все создания божьи по-своему прекрасны, Лара, — мудро замечает Витторио.       — Да. Конечно, — соглашается Лоренцо. — Но… Она… Ее душа… Это сияние вокруг нее. Ее чувства и эмоции так чисты, свежи, искренни. И это после всего того, что с ней сделала мачеха, — он качает головой. — Не зря по свету ходят предания о несчастных падчерицах и их злых приемных матерях.       — Ей воздастся, — тяжело вздыхает Витторио, чуть хмурясь.       — Но наставник… Когда это будет? А что сейчас? Какая жизнь ждет это чудесное создание… С таким уродством на лице. Люди ведь порой так слепы! — восклицает Лара. Он встает и подходит к девочке, склоняется над ней и касается рукой ее волос. — Как бы я хотел подарить ей счастливую жизнь…       — Мы не в силах, Лара. Жизнь — это право людей. Мы не должны вмешиваться, — говорит Витторио. — Мы работаем только с душами, с подопечными. И они могут. Потому что сами — все еще люди. Но мы — нет.       — А я и не хочу вмешиваться, — Лоренцо присаживается на корточки перед невидящей его девочкой. — Я хочу… Витторио, разве это не мой шанс?       — О чем ты? — встревоженно спрашивает светловолосый ангел.       — Одна человеческая жизнь. С ней, — шепчет его темноволосый друг.       — Лоренцо, нет! — восклицает Витторио. — Ты. Не. Человек. Ты бессмертен. Ты вечен. Ты ангел. И ты слишком необуздан. Ты не справишься с эмоциями! С собой!       — Но как помогать людям, если не знать их жизни? — Лара встает и возвращается к наставнику. — Не знать, каково это быть смертным? И постоянно метаться в поисках правды и своего пути. Выбора в пользу бескорыстных или эгоистичных поступков.       — Но ты не можешь стать смертным, Лара! Ты все равно этого не узнаешь! Что ты будешь делать, когда ее жизнь угаснет?       — Приму ее душу и отведу в рай, — пожимает плечами Лоренцо.       — Ты не понимаешь, что хочешь. Тебе кажется, что это во благо человечества, но это не так. Лара, в тебе горит огонь желания — недопустимого для ангела. Тебя тянет к людям, я понимаю. Но одна прожитая человеческая жизнь ничего тебе не даст. Ты и так хорошо знаешь людей, — Витторио притягивает к себе друга, обхватывая его лицо руками.       — Нет, Витторио! Не так, как хотел бы. Не как сторонний наблюдатель. Я хочу стать хотя бы на время частью их мира! Прошу тебя… Разреши мне, — Лара поднимает поблескивающие в лучах солнца умоляющие глаза на своего наставника. Тот вглядывается в лицо любимого ученика, тяжело вздыхает и тихо произносит:       — Ты особенный… Мой Темный Ангел. Лучшее творение. И я не могу тебе препятствовать. Каждый волен в своем выборе. И тем более, я не могу запретить тебе. Ты уже все решил, да? Лара, друг мой, любимый мой, ты выбрал свой путь. Я очень надеялся, что этого не произойдет… Но, видимо, так тому и быть, — Витторио крепко обнимает Лоренцо, затем целует его в лоб. — Один совет: помни, ты не человек. Ты ангел. Единственный в своем роде.       И Витторио выпускает его из захвата своих рук, бросает на него полный сожаления страдальческий взгляд и растворяется в воздухе. Лоренцо же оборачивается к девочке и замирает, любуясь ею.       — Я подарю тебе счастливую жизнь, — шепчет он.       — Лоренцо! — на крыльцо небольшого каменного дома, пристроенного к массивному замку, выходит молодая беременная женщина в длинном голубом платье из дорогой ткани, подпоясанном под грудью синей лентой. Часть ее лица прикрыта свисающими прядями, будто случайно выпавшими из убранных наверх и гладко зачесанных волос. Она оглядывается по сторонам, замечает темноволосого мужчину, расположившегося в тени развесистой яблони и вперевалочку направляется к нему. Тот, завидев жену, подскакивает и торопится ей навстречу. Заботливо подхватывает под локоть и нежно ее окидывает любящим взором.       — Что-то случилось, душа моя? — спрашивает Лоренцо, скидывая с плеч плащ и помогая устроиться на нем молодой женщине.       — Нет-нет, всё хорошо. Тянет внизу немного. Мне кажется, совсем скоро.       — Белль… — радостно тянет мужчина. — Не волнуйся. Я уже пригласил лучших повитух. Все будет хорошо, душа моя. И зачем ты прячешь лицо? — он убирает пряди, открывающие уродство девушки.       — Я… — Белль смущается. — Как ты можешь любить меня? Я ведь так уродлива. А ты… Благородный, богатый, красивый, — она ведет ладонью по щеке мужчины — он ловит ее руку и целует в запястье.       — Душа моя… Я буду повторять тебе это бесконечно: ты прекрасна, и нет никого лучше тебя. Я самый счастливый муж на свете, — Лоренцо улыбается, затем осторожно прикасается кончиками пальцев сначала к губам девушки, а потом — к ее круглому животу.       — Просто… Я до сих пор не могу поверить, что ты выбрал меня.       — Я давно выбрал тебя. Еще когда мы с тобой играли с месье Шарлем у столетнего дуба, — говорит серьезно мужчина. — Тогда ты украла мой покой.       — Я люблю тебя, Лоренцо. Я так тебя люблю, — повторяет Белль, — что порой сердце сбивается с ритма и болит. Боюсь тебя потерять.       — Здесь, в моей обители… Нам ведь хорошо вдвоем. А скоро нас станет трое. Тебе нечего боятся, душа моя, — шепчет мужчина, обнимая жену и целуя ее в висок. — Нечего. Я с тобой.       — Запереть ворота и никого не пускать! Стрелять из арбалетов в каждого, кто приблизится на расстояние выстрела. Постоянно жечь костры! — Лоренцо с суровым видом вышагивает по территории огороженного высокой каменной стеной замка, отдавая приказания. Во дворе суетятся люди, и хотя они четко следуют указаниям — на их лицах написан панический ужас.       Мужчина возвращается в замок и двигается в сторону богато обставленной гостиной, где на небольшом, обитом бархатом диване сидит в немом ожидании Белль с маленькой голубоглазой, но темноволосой девчушкой на руках, крепко ее к себе прижимая. Лоренцо опускается перед ними на колени, целует по очереди пяточки дочери, затем прикасается губами к руке жены и гладит ее по щеке.       — Лоренцо… Может, все-таки стоило бежать? — тихо спрашивает женщина.       — Белль, милая! Куда бежать? Вся Франция… Вся Испания охвачена чумой. Везде трупы. На дорогах мародеры. Нет, мы можем укрыться только здесь. Соблюдая все меры предосторожности, — качает головой мужчина. — Это адская напасть не щадит никого. Но рано или поздно… Всё закончится.       — Я боюсь, — шепчет женщина. — Мои родные… Уже все мертвы. И я не переживу, если потеряю Луизу.       — Я защищу вас. Обещаю, — Лоренцо кладет голову на колени жены, одной рукой обнимая дочь. — Я люблю вас больше всех на свете. Для меня нет никого дороже вас. И я сделаю все, чтобы чума к нам не пробралась.       — Она умирает! Лоренцо, она умирает! — Белль держит на руках, покрытую бубонными нарывами, тяжело дышащую девочку. Ее голос срывается в истерику:       — Все умирают! Ты же обещал! Обещал позаботиться о нас! — женщина падает на колени перед замершим перед ней в безмолвном отчаянии мужчиной, сжимая в руках умирающую дочь. — За что нам это? За что?! Мы вели праведную жизнь! Мы привечали бездомных! Помогали церкви! Мы были добрыми хозяевами! За что?! — она рыдает, ее плечи сотрясаются. Вдруг Белль замечает у себя на руке маленький красный нарыв. Придерживая одной рукой ребенка, вторую с первой меткой чумы протягивает мужу. — Смотри! Смотри, как ты нас спас!       Лицо мужчины искажает гримаса мучительного страдания — он закрывает лицо руками. И медленно опускается перед ними, склонив голову.       — Прости меня, Белль… Прости, любимая, — шепчет он.       — За что? — всхлипывает женщина. — Она же… Наш ангелочек, наша маленькая девочка. Я с детства думала, что у меня никогда не будет семьи. Но появился ты. Я так хотела дочь. Так хотела сделать ее счастливой — баловать, вырастить в любви и заботе, дать ей то, что отняли у меня… Мы должны были бежать! Ненавижу тебя! Ненавижу! Зачем ты мне подарил дочь? Чтобы чума отняла ее у меня? — восклицает она, поднимая покрасневшие злые глаза на Лоренцо.       — Не говори так… — испуганно шепчет он с безумными искорками, зажегшимися в его потемневших до густой черноты глазах. — Прошу не говори. Не поддавайся ненависти и ярости. Прошу, не надо! Сейчас так важно, чтобы твоя душа попала в рай. И мы там встретимся. И с нами будет наша дочь — обещаю!       — Я не верю твоим обещаниям!!! — срывается на крик Белль. — Ты погубил нас. Своим упрямством! Я ненавижу тебя, проклинаю! И мне не нужен рай! Где милосердие господне, если умирает моя дочь!!! — она еще сильнее прижимает к себе девочку, окончательно теряя связь с реальностью. Начинает ее баюкать и одновременно рыдать, раскачиваясь из стороны в сторону. — Ненавижу… Проклинаю… Пусть лучше ад, чем лживая добродетель рая… Это так несправедливо…       Лоренцо сжимает кулаки и с силой ударяет ими о каменный пол, разбивая в кровь костяшки:       — Белль… Не надо так говорить!       Но женщина его уже не слышит, полностью погрузившись в лишившее ее разума горе.       Мужчина же вдруг замечает шевеление в углу и вскидывает голову. Из стены к нему выходит Ангел Смерти и коротко кивает, замирая за спиной у Белль, все еще баюкающей дочь, делающую последние вдохи и выдохи.       — Уходи! — цедит Лоренцо, поднимаясь с колен. — Уходи! Не трогай их! Бери взамен, что хочешь!       — Их время пришло, — равнодушно бросает Смерть и пытается оборвать первую нить, вытягивая ее из запрокинутой назад макушки девочки. Лоренцо, внезапно сбрасывая человеческий образ и расправляя крылья за спиной, одним движением отшвыривает Ангела в сторону.       — Уходи! — орет он, заполняя все пространство режущим глаза светом.       — Не мешай, — Смерть подходит вплотную к ангелу и произносит:       — Не в твоих силах забрать причитающееся мне, — и ледяной рукой дотрагивается до лба Лоренцо, который безвольно оседает на пол, не имея сил пошевелиться. Смерть же резко дергает нить, и голова девочки скатывается набок, прерывистое дыхание останавливается.       — Нет! Нет-нет-нет! — издает истошный вопль Белль и дрожащими руками трясет дочь. — Нет, пожалуйста, нет!       — Чего ты еще ждешь? — бормочет обессиленный Лоренцо, вопрошая у Смерти. — У нее еще есть несколько дней. Я могу… Могу еще хотя бы позаботиться о ее душе.       — Нет, — отвечает Смерть. — Она уже сделала свой выбор.       Мужчина резко оборачивается, но все что он успевает увидеть, как его жена достает тонкий острый кинжал для разрезания бумаг со стола и в сумасшествии полнейшего отчаяния бьет себя им в шею.       — Ненавижу… тебя… — выхаркивает кровью она последние слова, глядя стекленеющими глазами на мужа и падает рядом с дочерью замертво. Ангел Смерти обрывает ее нить.       Лоренцо неверящими глазами смотрит на только что разыгравшую перед ним трагедию, судорожно всхлипывает и подрывается с колен. Обхватывает голову руками, но не издает ни звука. Горестный вопль застревает раздирающим шипами комом в горле. Мужчина, задыхаясь, наклоняется и замирает. И стоит так несколько минут.       — Нельзя… Нельзя было этого делать… — шепчет он, и его глаза загораются бесноватым пламенем. Он расправляет крылья, но они темнеют.       Лоренцо стремительно покидает замок, взмывая в небо. Зависает и камнем падает вниз, и от его падения расходится удушливая волна огня, сжигающего, сметающего все на своем пути. Горит замок, полыхают поля, леса, близлежащая деревня с последними выжившими в ней жителями.       — Тебе нужны жертвы, Смерть? — задает он вопрос возникшему перед ним Ангелу. — Так получи. Я обеспечу тебя работой.       Лоренцо приподнимается на высоту птичьего полета, разводит руки в сторону, и с кончиков его пальцев бегут черные змейки чумной заразы, расползающейся все дальше и дальше по Европе и уходящей дальше за ее пределы.       — Забирай их всех! — орет он, воспламеняясь. И в то же мгновение в Мексике взрывается лавой ураган, на Японию находит мощная волна цунами, Кавказ трясет от землетрясения, в пустынях иссыхают последние источники воды.       По щекам Лоренцо текут кровавые слезы.       Он опускается на землю, возле столетнего дуба, падает на колени.       — Почему ты не остановил меня? — шепчет умирающий сущностью ангел.       — Лара… — тихий голос Витторио. — Посмотри на меня.       — Я уничтожу всё живое, — произносит Лоренцо, поднимая все еще истекающие кровавыми слезами глаза. Его крылья окончательно чернеют и осыпаются грязными пепельными ошметками. — Не оставлю вам. На растерзание. Пусть лучше сейчас закончатся их мучения.       — Лара… — Витторио тянет руку к ученику. — Ты хотел узнать, что значит быть человеком. Ты узнал. Радость жизни в ней всегда сочетается с горечью утраты.       — Ты жесток… Почему ты не спас их?       — Я не мог. У каждого своя судьба.       — Ты жесток… Зачем ты позволил мне? — Лоренцо вопрошающе смотрит на ангела.       — Ты все равно бы выбрал этот путь, — отвечает наставник, и в глазах его читается сильнейшее страдание. Впервые они из голубых становятся темно-синими, и из них выкатываются две слезинки сожаления.       Витторио опускается вслед за учеником на колени и внезапно приникает к его губам, положив одну руку ему на сердце. И тот медленно успокаивается, черты лица разглаживаются, и на нем застывает вечная маска равнодушия.       — Мое сердце… — произносит неживым голосом Лара. — Оно остановилось.       — Я забрал все твои чувства и эмоции, — печально произносит Витторио, прикрывая глаза и принимая на себя всю боль ученика.       — Но я помню… Я помню их. Забери и память, — просит Лоренцо безучастно.       — Нет. Твоя память — ключ к твоему спасению, — качает головой ангел.       — Для меня нет спасения, — бормочет падший.       — Для всех есть второй шанс, — Витторио проводит рукой по темным волосам ученика.       — Спаси тогда Белль.       — Она не хочет.       — Я погубил ее, — выдыхает Лоренцо, но на его лице нет сожаления. Лишь отрешенное спокойствие.       — Помни об этом, Лара. Всегда помни, — Витторио встает.       Лоренцо вскидывает голову:       — Ты ненавидишь меня?       — Лара… Я люблю тебя. И буду любить. Твое солнце взойдет, Лара. Обещаю, — шепчет наставник.       — Кто ты? — падший замирает в ожидании ответа.       — Сам знаешь… И у тебя еще будет предостаточно времени, чтобы понять, кто ты. Прощай, мой друг! Теперь мы с тобой по разные стороны света и тьмы. Высший суд так решил. И я не вправе отменить его решения, — Витторио снова на секунду прикрывает глаза.       — Кто ты?!       В ответ — лишь грустная улыбка.       Но я и сам знаю.       Теперь.       Экран гаснет. Я молчу в ожидании реакции Мари. Своего приговора.       Он сидит, вцепившись мертвой хваткой в мои обнимающие его руки. Резко оборачивается. Его глаза покраснели от слез.       — Лара… — шепчет Мари дрожащим голосом. — Прости меня.       — За что, мой мальчик? — удивляюсь я.       — За то, что просил любить меня. Я больше никогда от тебя не потребую принадлежать мне.       — Почему?       — Достаточно того, что я люблю тебя. Я не хочу, чтобы ты страдал.       Он пересаживается ко мне лицом и жадным взором всматривается, сжимая мои плечи.       — Я буду твоим, — бормочет Мари пылко. — И моей любви хватит на нас двоих.       И меня прошибает от его проникновенных слов. Я откидываюсь на спинку дивана и внезапно… едва уловимо…       …слышу биение моего очнувшегося сердца.