Белый Демон

      — Где мы? — Мари подскакивает с белоснежного песка, изумленно оглядываясь по сторонам. Пальмы, разбросанные на приличном расстоянии друг от друга бунгало с тростниковыми крышами, чистое небо над головой, легкий ласковый ветерок, шум колыхающихся волн дремлющего в бухте океана… Пока Мари спал — я перенес его в волшебный уголок.       — Это пляж Матира на острове Бора-Бора. Таити, — улыбаюсь, вставая и отряхивая с привычной этому времени обычной одежды песчинки. Притягиваю к себе мое сокровище и убираю с его лба непослушные прямые пряди темных волос. — Ты же хотел посмотреть мир? Так зачем медлить?       — Лара… — Мари часто моргает и уже восторженно:       — Лара! Ты… — он вглядывается в мое лицо, обхватив его горячими ладонями. Пылко целует. — Это Тихий океан? — он оборачивается к лазурного цвета прозрачной воде.       — Да, — киваю.       — Хочу купаться! — восклицает Мари — и я выпускаю его из своих объятий. — А почему именно сюда? — он стаскивает через голову мятую футболку, стягивает домашние штаны.       — Ну, это место признано лучшим с точки зрения отдыха. Вы, люди, любите все оценивать и укладывать в рамки рейтингов.       — Только поэтому? — Мари улыбается, бросает быстрый взгляд в мою сторону и подходит к воде.       — Нет. На самом деле, это действительно прекрасное место. Райский уголок, — хмыкаю.       — Невероятно, — Мари качает головой. — Наверное, мне снится сон.       Я раздеваюсь вслед за ним, хватаю его за руку, и мы вдвоем влетаем в теплую, соленую, тяжело впускающую в себя воду.       — Это не сон, Мари, — шепчу ему. — Наслаждайся!       Мари секунду смотрит на меня и с радостным воплем заныривает. Появляется через минуту, на расстоянии пяти метров от меня: его волосы налипли на лицо, глаза возбужденно горят, искрясь неприкрытым счастьем. Я любуюсь его сложно-красивым лицом, стройной фигурой, бархатистой гладкой кожей с капельками воды.       — Кстати, здесь водятся редкие черные акулы, — замечаю, приподняв брови.       — Ой! — Мари округляет глаза.       — Но сюда они редко заплывают — не беспокойся.       — Я бы хотел на них посмотреть.       — Посмотришь, — обещаю. — Мы можем задержаться здесь на несколько дней.       — Невероятно, — повторяет Мари и снова ныряет. Выскакивает прямо передо мной и солеными губами исследует мое лицо. — Люблю тебя, Лара!       Я отрываюсь от него на мгновение, провожу большим пальцем по щеке, возвращаюсь к прерванному поцелую, и мы уходим под прозрачную чистую воду.       Уединенная атмосфера, безмятежная тишина… Много-много фруктов, уютное бунгало, редкие туристы, спешащие оставить нас в одиночестве, потому что сюда приезжают оторваться от мира и суеты. На Матире не общаются, а ищут единения с богом: и сомнений в его существовании не возникает, раз есть такие места.       Мари первый день не вылезал из воды, и мы все время провели на пляже. Потом гуляли по острову. Бора-Бора — бывшая военно-морская база, сохранившая множество артефактов Второй мировой войны. Наблюдали и за черными акулами. Ныряли на глубины, рассматривая океанскую живность. Катались на джипе по пересеченной местности.       А вечерами погружались в мир познания телесного удовольствия, в котором по-прежнему не было ничего недостойного. Мой мальчик не решался переступить черту, а я уже и не стремился к этому, зная, что его душу не подпортишь. Поэтому не торопил.       — Можно… — Мари садится на меня сверху, ведет руками по моей груди. Мы лежим на песке перед бунгало, на тонкой соломенной циновке. Над нами звездное небо — вокруг никого. Мы словно одни во всем мире. — Можно… Я… — он смущается, но настроен решительно. — Хочу ласкать тебя.       — Разве это не моя обязанность? — улыбаюсь.       — Пожалуйста… — просит Мари и касается губами в районе солнечного сплетения. И моя человеческая оболочка снова реагирует на него. Мне ничего не стоит создать иллюзию одолевающего меня желания — так я поступал со всеми своими жертвами. Но в этот раз мне это не нужно. Я действительно млею от его прикосновений. Ускоряется бег моего пока еще медленно отстукивающего неслышный ритм сердца, разгоняя кровь.       — Хорошо, — шепчу, сжимая его обнаженный торс. — Делай, что хочешь. Я весь твой.       Мари действует неловко, несмело, но со всей искренностью и нежностью, на которую способен. И вскоре я уношусь вместе с ним сознанием к тем самым звездам, мириадами загадочно мерцающими над нами.       — Куда бы ты еще хотел? — спрашиваю моего мальчика, когда он после почти двух недель томления на пляже вместо пары дней наконец решает, что этим местом сыт.       — Семь чудес света! Хочу посмотреть семь чудес света! — восклицает Мари, стоя передо мной в одних шортах и сжимая в руках сочную мякоть ананаса. Его губы сладкие — я уже проверил. Тело основательно подзагорело, раскосые глаза прищурены. На второй день Мари распереживался, что родные могут хватиться его пропажи, но я его успокоил — никто не заметит. Их мозг одурманен повседневной рутиной. Мы можем делать все, что хотим.       — Твое желание — закон, — соглашаюсь. — Но знаешь, если в этом мире и есть настоящее чудо — то это ты, — говорю ему, притягивая к себе. Мне постоянно хочется дотрагиваться до него, чтобы убеждаться самому каждый раз, что ниспосланный мне Витторио подарок — реален. Каждую ночь Мари засыпает в моих объятиях, и я не отпускаю его до самого пробуждения, подпитываясь его теплом, впуская в себя его дыхание. И каждое утро он, прежде чем открыть глаза, нащупывает мои руки, переплетает наши пальцы и улыбается.       — Лара, ты не демон… И не ангел. Ты моя награда, — произносит Мари, липкими от ананаса пальцами касаясь моих губ. Я целую их кончики. Может, тогда он мой рай? Кратковременный, но оттого еще более желанный?       Мы гуляем по развалинам Колизея в Риме, огромному амфитеатру Флавиев, где когда-то разыгрывались немыслимые по накалу трагедии, грандиозному сооружению, выстоявшему со времен древнего мира. Я рассказываю Мари о его строительстве, длившемся восемь лет и освещенном по завершению римским императором Титом. Сто тысяч иудейских рабов, согнанных сюда по приказу Веспасиана, одержавшего победу над Иудеей, положили свои жизни, возводя величественное сооружение во славу Рима. Мари заинтересованно слушает, цепким взглядом вбирая в себя детали, запоминая.       Мы идем по вершине Великой Китайской стены, растянувшейся на 8851,9 км, отгораживая Красную страну от всего мира. Это символ и стойкости китайцев, и их слабости одновременно — даже в неприступной крепости можно пробить брешь. Множество усилий было потрачено не только на ее строительство, но и на бесконечную реставрацию. Мари привлекает внимание туристов своей необычной внешностью, и с ним просят сфотографироваться. Он удивленно соглашается, поглядывая на меня. Я лишь улыбаюсь, и когда мы продолжаем путь — погружаю его в любимые легенды, связанные с возведением стены.       Затем мы знакомимся с Мачу-Пикчу в Перу — резиденцией-святилищем, построенной императором Пачакутеком, городом в небесах, потерянной и заново найденной столицей загадочных инков. Его жители поклонялись богу Солнца Инти и не знали бед до завоевания испанцев. Мачу-Пикчу не так давно назван Новым чудом света, но зачарованные мифологией древнего народа туристы едут сюда постоянно. Всех их интригует мистическое исчезновение жителей в 1532 году. Версий много, и гадать еще будут долго. Но правда в том, что некоторые города просто перестают существовать, застывая в одной временной точке, потому что у всего есть свой конец.       Оттуда мы направляемся в Иорданию — в древний город Петра, вырубленный из камня и находящийся в старые времена на пересечении двух важнейших торговых путей. Набатеи, построившие его, с терпением высекали дома, склепы и храмы из каменных глыб среди красных песчаников. С помощью терракотовых труб архитекторы Петры создали сложную систему водоснабжения и, несмотря на засушливый климат, жители города никогда не нуждались в воде. Они богатели, жили в довольстве и достатке. Но все меняется, человеческий разум не стоит не месте, и когда римлянами был открыт новый морской путь, город опустел, затерявшись в песках, ожидая своего нового взлета уже в качестве популярного места для жадных до впечатлений туристов.       Из Иордании мы держим путь в индийскую Агру, в великолепный мавзолей-мечеть Тадж-Махал, памятник вечной любви. Он был построен по приказу потомка Тамерлана — падишаха Империи Великих Моголов Шах-Джахана в память о жене Мумтаз-Махал, умершей при родах четырнадцатого ребенка. Позже он сам был здесь похоронен. Его особенность — в использованных Советом архитекторов материалах: стены выложены из полированного полупрозрачного мрамора (привозившегося на строительство за 300 км) с инкрустацией из самоцветов, который при ярком дневном свете выглядит белым, на заре — розовым, а в лунную ночь — серебристым. В нем до сих пор сохранены захоронения верных друг другу мужа и жены. И Мари трогает до слез история горько оплакивавшего смерть возлюбленной Шах-Джахана.       Оттуда мы попадаем в Рио-де-Жанейро — полюбоваться видимой с любой точки города статуей Христа-Искупителя с распростертыми руками на вершине горы Корковаду. Ее высота — 38 м, размах рук — 28 м, вес — 1145 тонн. Она была построена в честь столетия независимости Бразилии и существует относительно недавно остальных чудес света, но от того величественность статуи не преуменьшается. Мари поражает тот факт, что сие творение регулярно становится мишенью молний, и католическая епархия специально хранит запас камня, из которого возведена статуя, для восстановления поврежденных частей.       Последней мы осматриваем древнюю столицу майя в Мексике — Чичен-Ицу. Название в переводе с языка местных племен значит «Устье колодца племени Ица» или «Рот колодца колдунов воды», откуда, по преданию, появились первые люди на этой земле. Майя — не менее интригующий народ, чьи познания в науке порой удивляют и современных ученых, поэтому и здесь мы теряемся в толпе туристов. Город так же, как и Мачу-Пикчу, вымер внезапно. Но причина та же: на смену одной цивилизации всегда приходит другая — новая, агрессивно поглощающая старую. И я рассказываю Мари одну тайну: если люди видят развалины былого, то мы до сих пор наблюдаем живущих здесь в своем раю жителей, застрявших во времени.       — Это грандиозно! Все, что мы увидели, грандиозно! — восклицает Мари. Я приношу его на вершину горы Джомолунгма в Гималаях и по секрету сообщаю, что здесь нашел свое убежище великий Дантэ. Мой мальчик озирается по сторонам в надежде увидеть великого поэта, но я ему сообщаю, что это невозможно. Сам же заглядываю в обитель Алигьери, но он занят и не замечает моего появления. Его держит вдохновение.       Мы стоим на вершине мира. Мари, которого я касаюсь ладонями в области легких, чтобы разреженный воздух свободно подпитывал их и у него не кружилась голова, раскидывает руки в стороны, как статуя Христа, и горящими глазами смотрит на облачные дали.       — Люди — сложное, но лучшее творение Создателя, — говорю я. — Что можем создать мы? Ничего. А вам доступна возможность, подобно Создателю, творить.       — И разрушать, — добавляет Мари.       — И разрушать, — соглашаюсь я с ним, — но это естественный процесс. Всё когда-нибудь рождается и умирает. Но это не отменяет вашей волшебной возможности созидать, подключая воображение и разум — смело и масштабно. И это еще один момент, из-за которого я так хотел стать человеком. И всегда общался с людьми искусства и творческих профессий. Я тоже хотел творить.       — А у меня нет никаких талантов, — вздыхает Мари. — Я ничего после себя не оставлю.       — Есть, Мари, у тебя просто не было возможности их раскрыть. В каждом человеке есть свой дар, порой не такой глобальный, но не все хотят раскрывать его в себе, — говорю я, обнимая его со спины.       — Хотел бы я узнать, что умею я, — бормочет задумчиво Мари.       — Мы можем поискать твой дар, пока у нас есть время, — предлагаю ему.       Мари оборачивается ко мне, доверчиво заглядывает в мои глаза.       — И ты мне поможешь?       — Несомненно. Хочешь пройтись по облакам? — спрашиваю, приподняв лукаво брови.       — Хочу, — выдыхает в восторге Мари. Я беру его за руку, и мы шагаем с вершины скалы вниз, на облачную перину, которая благодаря мне оказывается пружинистой и твердой.       — Боже… Детская фантазия, ставшая явью! — Мари подпрыгивает, пружинит и восклицает:       — Я гуляю по небу!       — Да, мой милый, — отвечаю ему, накрывая его губы глубоким поцелуем. Облака под нами рассеиваются, и мы стремительно падаем вниз, не разрывая нежной связи объятий и слитых в едином порыве тел. И уже перед землей я замедляю наше движение, подхватываю Мари на руки и осторожно ставлю его на проселочную дорожку, змейкой убегающую в ближайшую деревню у подножья горы.       — Лара! — кричит мой мальчик, от переизбытка эмоций не находящий слов. — Лара, Лара, Лара!       И вихрем срывается вниз — несется, словно ветер, мелькая пятками. И следом остается отражающийся от камня его звонкий голос:       — Я люблю тебя-а-а-а!       Смотрю ему вслед, склонив голову набок. И тихо отвечаю:       — Я тоже люблю тебя, Мари.       — Вернемся ненадолго домой? — мой мальчик упал в высокую траву у обочины и теперь смотрит на меня, чуть прикрыв глаза от солнца. Его грудь вздымается и опускается от бега, дыхание выходит рваными толчками, щеки покраснели. — Я немного устал, — виновато добавляет он, с трудом сглатывая.       Я с тревогой присаживаюсь рядом и склоняюсь над ним, замечая лихорадочный блеск в глазах. Дотрагиваюсь до его лба — горит.       Черт! Я так увлекся, что забыл о том, что его тело держится в бодром состоянии духа только благодаря моим усилиям. А на протяжении этого месяца я еще ни разу не проверял его состояние, увлеченный им. Черная змея гнездящейся в его костном мозге болезни снова высунула свое жало, впрыскивая в его тело яд.       Подхватываю Мари на руки — нам срочно надо домой, где в пределах квартиры я смогу сосредоточиться и спокойно избавить его от распространяющейся по телу дряни.       — Мне плохо, — бормочет мое сокровище, внезапно безвольно откидывая голову назад и резко бледнея. — Снова… Так больно.       Прижимаю ценную ношу к груди и краем глаза замечаю Ангела Смерти.       Бежать!       Ни за что.       Не сейчас.       Смерть не торопится за нами — стоит, не двигаясь, лишь напоминая о себе и своих правах.       Я помню, помню, помню!       Уношусь с подножия Джомолунгмы, в одно мгновение оказываясь в пределах квартиры Мари. Укладываю его на постель и повторяю ритуал, впитывая в себя его физическую боль, высасывая яд, сотрясаясь всем телом от изнуряющих страданий. И понимаю, что мне так плохо сейчас не потому, что принимаю на себя мучения Мари… Я изнываю от другого — ожидания неизбежного прощания с ним.       Мари приходит в себя через несколько часов. Я сижу на полу возле его кровати, склонив голову в бессильном ощущении безысходности.       — Лара, — мой мальчик садится и тихо зовет меня, дотрагиваясь до моих волос. — Ты чего?       Я оборачиваюсь к нему с ясной улыбкой.       — Как ты? — спрашиваю, зная, что с ним всё в порядке. Пока.       — Отлично. Видимо, переутомился. Столько всего! — он смеется.       — Да, немного мы переусердствовали. Но ничего. Умерим пыл и будем искать твой волшебный дар. С чего бы ты хотел начать?       — Рисование? — наобум бросает Мари.       — Давай! — киваю.       — Только сначала обними меня. Полежи со мной немного, — просит Мари.       Я присаживаюсь рядом с ним, принимаю его в свои объятия и окутываю его мягкой теплой пеленой, погружая в крепкий сон.       Мое восьмое чудо света.