Порно

— Гарри! Гарри, где ты? — доносится из гостиной обеспокоенный голос Гермионы, а через секунду она аппарирует к нему на кухню и замирает. Молча стоит напротив и смотрит какое-то время, не решаясь ничего сказать. Затем переводит взгляд на свои руки, сжимающие газету. Лицо, поза, даже ее взгляд передают дикий коктейль эмоций, который она не в состоянии скрыть. Это и неуверенность, и злость, и... — В чем дело? — не выдержав, спрашивает Поттер. Гермиона медленно качает головой, сильнее сжимая газету, затем резко поднимает голову. — Гарри, я... — осекается, облизывает губы, нервно улыбается и сокращает расстояние между ними, оказываясь в шаге от него. — Я пила кофе, а моя... моя сова принесла утреннюю почту, и... Она протягивает газету, их пальцы соприкасаются, и Гермиона нерешительно смотрит на руку Гарри. Он не спешит отнимать ладонь, а через мгновение-другое она бережно сжимает его пальцы своими. Поттер поднимает глаза и смотрит на нее снизу вверх. Она еще раз сжимает его руку перед тем как отпустить. Все происходит словно в замедленной съемке. Гарри тянется за кофе, опускает взгляд на передовицу, лежащего перед ним Пророка и... Несколько секунд, не веря, он смотрит на откровенные снимки. Кружка падает на пол, со звоном разбиваясь о кухонный кафель, Гарри выдыхает и подносит ладонь к губам. — Блять. — Гарри, мы все исправим, — заверяет его Грейнджер. Он кивает на автомате, глядя на колдографии, переворачивает страницу, а там — огромная фотография бывшего любовника, его эксклюзивное интервью и еще несколько похабных снимков. — Блять, — повторяет Поттер. Впервые в жизни он заливается краской стыда. Никогда до этого ему ещё не было настолько стыдно. Никогда. — Мы найдем их, Гарри. Клянусь, мы их найдем и заставим дать опровержение. Все знают, что ты не... такой, — Гермиона быстро говорит, активно жестикулируя, но на последнем слове словно спотыкается, — не гей. — Все же добавляет, затем шумно выдыхает, садится на соседний стул и чуть наклоняется. — Кому вообще в голову пришло нечто подобное? Мерлин, я ожидала, что кто-то из Сочувствующих рано или поздно ударит по тебе, но... не так. Я была уверена, что они выберут иной способ. Это как-то... черт, это гадко, мерзко, отвратительно! Гарри, не отрываясь, смотрит на мерные движения бедер, на свои руки, вцепившиеся в изголовье кровати, на лицо и блаженную улыбку на губах, и не может поверить, что Джеймс предал. Предал. Предал. Предал. Сука. Все это слишком личное. Это не напоказ, не для Пророка, не для друзей или знакомых. Это только между ними. Внезапно до него доходит смысл сказанного Гермионой: она не верит Пророку. Уверена, что все это розыгрыш. Статья, снимки, интервью... Все фальшивка. И как сказать, что это не так? Гарри откидывается на спинку стула и бессмысленно разглядывает разлетевшиеся по кухне осколки некогда любимой кружки. "Все знают, что ты не... такой". Не такой. Не. Такой. Черт. — Они настоящие, — едва слышно произносит Поттер, отворачиваясь: его вдруг начинают интересовать ногти на левой руке. Он не хочет смотреть на Гермиону. Они дружат почти полжизни, но ее слова ранят. "Мерзкий, гадкий, отвратительный..." — проносится в голове. — "неправильный, ущербный". Гермиона не виновата в том, что думает так, как думает, но Гарри все равно обидно. Обидно, что она так кривила губы. Обидно, что она не понимает. Если она не примет — кто тогда примет? Гермиона была единственной, на кого Гарри мог положиться. Во всем, всегда. Она была рядом в самый трудный период жизни, страховала, поддерживала, боролась. За него, вместе с ним. Она всегда была на его стороне, и теперь Гарри страшно потерять ее. "Что если сейчас ее не будет?" В эту секунду он окончательно осознает случившееся. Пророк читает 70% населения магической Британии. Сегодня, возможно уже сейчас, большинство министерских чиновников, авроров узнают о его нетрадиционных предпочтениях. И если Гермиона не поймет, если отвернется... — Что? — переспрашивает Гермиона. — Колдографии... — он указывает на газету и горько улыбается. — Я не знаю, как он их сделал. Я никогда не разрешал снимать себя во время секса, — Гарри запускает ладонь в волосы и большими пальцами массирует голову. — Мне стоило быть умнее, мне стоило взять Непреложный… Его лицо на секунду искажает кривая страшная улыбка, брови сами собой сходятся на переносице, ногти впиваются в ладони, а в глазах стоят слезы. Гермиона ахает и прикрывает рот ладонью — до нее начинает доходить весь смысл происходящего. — Гарри, — произносит она упавшим голосом, а после косится на колдографии и неприлично долго рассматривает снимки. Гарри хватает газету и со злостью отбрасывает ее в сторону, опрокидывая кофейник и вазу с печеньем. — Не смотри! — рявкает он, вскакивая. Гермиона отводит глаза в сторону и кивает, бросая последний взгляд в сторону газеты. На какое-то время в комнате повисает неловкая тишина. Гнев исчезает также быстро, как и появился. — Прости. — Гарри... — вновь слышит он голос подруги и тотчас вскидывает руку. Она покорно замолкает. Гарри рад, что ему не нужно ничего рассказывать или объяснять. Гермиона умная девушка, суть она и так уже поняла, а остальное... Он не уверен, что сможет сейчас ей в чем-либо признаться. * * * — Это он тебя попросил о помощи? — спрашивает насупившаяся Гермиона, сонно жмурясь. Гарри качает головой и молчит. — Тогда зачем ты ввязываешься, Гарри? Поттер пожимает плечами и отворачивается. На кухню аппарирует немного мокрый после душа Бен, в домашнем синем халате — таком же как и у Гермионы — обутый в забавные мягкие тапочки, опять же — такие же как и у Гермионы. Гарри приветливо улыбается, всем богам молясь о том, чтобы Бен свалил сейчас куда-нибудь. Тот в свою очередь не спешит исчезать, он во все глаза смотрит на Гарри, явно не ожидая встретить его на своей кухне в такую рань. Нужно отдать должное его выдержке: он лишь коротко кивает, приветствуя Поттера, и протягивает руку. — Гарри. — Бен, — Поттер сжимает его ладонь и снова натянуто улыбается. — Она и тебя приучает к здоровому образу жизни? — интересуется, глядя на покрасневшую кожу у шеи. Контрастный душ, будь он неладен. — Ты же ее знаешь, она заботится о тех, кого любит. — Бен бросает влюбленный взгляд на Гермиону и широко ей улыбается. Затем отходит от Гарри, целует ее в висок, что-то шепчет. А после уже значительно громче говорит: — Я пойду, переоденусь. Не буду мешать. Бен аппарирует, оставляя Гермиону и Гарри наедине с их нерешенными вопросами. — Так это твоя инициатива, Гарри? Поттер вместо ответа отходит к окну. Смотрит на аккуратно подстриженный газон во дворе, на высокие качели, на уютную беседку. Немного погодя, не оборачиваясь, он игнорирует тяжелый вздох Гермионы. Гарри знает, как сильно она не любит Малфоя, не любит его семью, не любит все, что связано с культом крови и расистскими взглядами Волдеморта. Он не знает, почему просит за Драко. Возможно, видит в этом шанс. Хоть какой-то шанс для них. Еще пару часов назад, стоя на сцене в двух шагах от захмелевшего Малфоя, он действительно надеялся на что-то, но Малфой ясно дал понять, что не намерен продолжать встречи. Или Гарри это просто показалось? Ну, ударил раз-другой... И что с того? — Я не ввязываюсь. Честно говоря, я даже не знаю, как ему помочь. И это правда, Гарри не знает. Он вообще не разбирается в IT-технологиях. Браузер запустить он сможет, как, впрочем, и выйти на поисковую страницу, но это все. Даже для обычного пользователя его познаний маловато. Здесь же нужен настоящий ас. — Но ты сейчас в моем доме, — констатирует Гермиона. — Ты хочешь, чтобы я подключилась к спасению Малфоя? — колко спрашивает, не сводя с него глаз. — У тебя есть знакомый. Кажется, он работал в Отделе Тайн... Гермиона резко дергает головой, отрезая: — Исключено. — Она запускает ладонь в густые волосы и нервно чешет голову. — Гарри! Исключено! Он почти преступник! — Ты говорила, что он ас в маггловских технологиях. Что он пытался интегрировать... — А еще я говорила, что его выгнали из Министерства! — Но у тебя ведь сохранились связи? Просто скажи, как его найти, — просит Гарри. Гермиона недовольно хмурится и снова вздыхает. — Ответь мне на один вопрос: когда в последний раз ты с кем-то спал, Гарри? — Поттер краснеет, поворачивает голову, сосредотачивая свое внимание на качелях, о которые в данный момент терся огромный черный книзл. — Ты молодой мужчина. Тебе нужны отношения, нужен регулярный секс... — Гермиона! — По-моему, ты просто сходишь с ума в своем огромном пустом доме Блэков. Один в этом доме. Всегда один. Когда ты был с Томасом, ты был счастлив, он до сих пор... Может, вместо Малфоя стоит сосредоточить свое внимание на ком-то более достойном тебя? На Томасе, например? Или на том парне, о котором я рассказывала? Достойным... Набор качеств не способен дать Гарри то, в чем он нуждается. Это способен сделать человек, несовершенный, вздорный, эгоистичный и невыносимый. Человек — не список. Со "списком" он уже встречался. — Я не был счастлив. — Поправляет ее Поттер. Гермиона поджимает губы и делает шаг навстречу. До чего же упрямая девчонка! Гарри хочет перевести тему, он хочет прекратить говорить о себе. Слишком лично, слишком интимно. А Гермиона явно не хочет услышать то, что он может ей сказать. — Ты не был одинок. Он снова качает головой и спрашивает, повернув голову в ее сторону: — Ты думаешь? Ты и правда так думаешь? Гарри подходит совсем близко к окну и, наклонившись, прислоняется лбом к холодному стеклу. Все слишком сложно. Гарри не знает, что ему делать со своей жизнью. Со своей идеальной, успешной, пустой и абсолютно не нужной ему жизнью. Он давно не знает. Он ходит на обучение в Аврорат, общается с друзьями, но все словно замерло. Жизнь замерла. И ничего не меняется. Гарри нужно, чтобы хоть что-то происходило, чтобы была хоть какая-то искра, хоть какой-то смысл. До этого была война, а теперь, в мирное время, он не может найти свое место. Мечется и никак не поймет, как сделать себя счастливым. Гарри до сих пор не может поверить, что все закончилось. Иногда он касается того места, где, по его мнению, все семнадцать лет находился осколок души Волдеморта, и подолгу прижимает ладонь к опустевшей груди. Он сжился с душой психопата, который убил людей едва ли не больше, чем эпидемия чумы в четырнадцатом веке, а теперь ему страшно кому-либо признаться, что без этого осколка он чувствует себя каким-то... неправильным, что ли. Нагим. Неполным. Потерянным. Гарри хранил в себе душу Риддла все семнадцать лет, и за это время он ни разу не подумал, что что-то было не так. Он был счастлив, он был в ярости, он завидовал и радовался, врал, скорбел, любил, дружил... Не было различий между его душой и чужой частью, для него они обе были единым целым. Он не жаждал убийств магглорожденных, не стремился к насилию. Все те годы он был обычным хранилищем. Хранилищем для чего-то... чего-то... Что же он скрывал ото всех? Крестраж — это магический предмет, в который маг вкладывает часть своих сил, отчего неразрывно становится связан с этим предметом сложными магическими узами... Крестраж — это лишь название того, что мало кто способен понять. Даже Гарри ни черта не понимает, хоть и был крестражем большую часть жизни. Порой он орет, срывая горло, выпуская с криком свою боль, но эти вспышки не спасают, не помогают. Он касается знаменитой молнии на лбу, чувствуя, что где-то в глубине у него на самом сокровенном и потайном выжжен такой же шрам. Незаметный, но ощутимый, реальный, оставшийся после гибели части души Риддла. Тот по ошибке доверил ему самое сокровенное, а потом сам же уничтожил то, что за годы совместного существования сроднилось, срослось, сжилось с Поттером. Выдрал из него то, что ему уже давно не принадлежало. Гарри прикрывает глаза и задерживает дыхание. У него точно крыша поехала. "Гарри Поттер — несчастный и одинокий, страдающий по тому, что должно быть ненавистно и отвратительно..." Как можно признаться в таком Томасу? Или Джеймсу? Или той же Гермионе? Признаться и не загреметь в Мунго? У Ницше есть отличное высказывание: "Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя". Гарри знает, что в нем скрыто гораздо больше тьмы, нежели большинство думает, и эта тьма как черная дыра засасывает все то, что оказывается рядом. Никто из тех, с кем встречался Гарри, не был способен выдержать подобную пытку. А вот Малфой сможет. Он сильный. Он поймет. Сейчас Гарри уверен, что только он и сможет понять. Понять эту смесь ненависти к себе, грусти и бессильного отчаяния. Он способен выдержать взгляд бездны. Только вот он не хочет. Гарри закрывает глаза и представляет Драко. Любовь — не то слово, каким бы Гарри описал свои чувства к нему. А правильное он не может назвать. Разве что... — Помнишь, пару лет назад ты увлеклась изучением маггловской генетики, пытаясь понять как происходит механизм наследования у магов? Ты глубоко копнула в области биологии. — Гарри нежно улыбается, вспоминая горящие азартом глаза подруги. Если Гермиона чего-то хочет, она посвящает делу себя всю. Целиком. Гарри нравится ее страсть к науке. Она делает ее счастливой, живой. В ней Гермиона нашла отдушину после всего, что пережила во время войны. — Ты тогда рассказывала про взаимное соответствие молекул биополимеров... Помнишь? — Да, помню. — Малфой — моя комплементарная молекула. А мое чувство — образованные между нами неделимые водородные связи. Он, наконец, смотрит на нее, неуверенно сжимая и разжимая пальцы. Еще немного, и он начнет щелкать. Гермиона внимательно наблюдает за ним из-под отросшей челки. На лице — совсем уже иное выражение. Наверное, скорбное принятие факта. Гарри надеется, что смог объяснить ей свое отношение к Драко, используя понятные ей термины для сравнения. — Че-е-е-ерт, — тянет Гермиона, и Гарри облегченно выдыхает. Улыбается. — Не повезло тебе с молекулой. — Ты поможешь ему? Подскажешь, как связаться с... твоим другом? — Он не мой друг... Но раз уж тут комплементарность... — Гермиона тоже улыбается, обнимает его и кладет голову на плечо. — Кто я, чтобы спорить с законами природы? * * * По дороге до Малфой-мэнора Драко больше ничего не говорит, не пытается объясниться или как-то оправдать себя. Он виноват, он знает это. Сейчас он чувствует, что своим признанием словно запустил обратный отсчёт. Но так даже лучше. Как ни странно, но впервые за несколько месяцев он ощущает себя настолько свободным. Все страшное уже случилось. Разумеется, подобное ощущение легкости длится недолго. Оно уходит практически сразу. Драко оглядывается и невольно кривится: каждый гребаный дюйм этого гребаного поместья словно пропитан смертью. Все здесь разлагается. Он поворачивает голову и с ненавистью смотрит на любимый сад матери, где он когда-то казнил какую-то грязнокровную девку. Он опускает взгляд на гравиевую дорожку и вспоминает, как на седьмом курсе принимал участие в увеселительных играх — "Погоня за магглом". Играх, которые ненавидел также как и Пожирателей, "охотившихся" на до смерти испуганных магглов. Естественно, Драко принимал участие наравне со всеми. Он не мог позволить себе вызывать недовольство Темного Лорда, Беллы или кого-то из ближайшего окружения Повелителя. Драко вспоминает игры со странной смесью азарта, отвращения и ужаса. Недостаточно было просто догнать маггла. Никому не хотелось, чтобы игра закончилась через пятнадцать минут после начала... Драко никогда ни с кем не обсуждал то, что происходило во время погони. Ни с кем не обсуждал свои действия, свои чувства. Свое неправильное, запретное, но такое желанное возбуждение. Ненависть к себе, страх и отчаянное желание выжить. Каждый раз ему казалось, что эти игры — погоня не за магглом, что это охота на него, и что если он только совершит ошибку, проявит милосердие, то… Его освежуют свои же, переведя из категории «охотник» в категорию «жертва». Драко с силой проводит ладонью по лицу, поднимает голову и смотрит на утреннее небо. Где грань между человеческим и животным? Есть ли она — эта грань? Он подходит к парадному входу. Двери особняка открываются, и он замечает ссутулившихся домовиков, испуганно поглядывающих на молодого хозяина снизу вверх. — Добро пожаловать домой, хозяин Драко, — произносит стоящий ближе к дверям эльф и подобострастно кланяется. Малфой проходит вглубь дома, следуя за матерью в просторную светлую гостиную. — Вам подать чай, сэр? — спрашивает домовик, — или вы хотите отдохнуть в своей комнате? Драко, не сводя глаз с матери, кивает, произнося: — Чай, зеленый, без сахара. — Он подходит к Нарциссе и слегка касается ее руки. Нарцисса отступает в сторону и холодно на него смотрит, затем обращается к эльфу: — Пожалуй, Донни, мы с Драко пропустим завтрак, — домовик угодливо кивает на каждое слово хозяйки, ожидая нового приказа. Драко вспоминает, как в Штатах ему приходилось самому себе готовить. Ему нравилось готовить, ведь, как правило, он это делал не для себя. Он помнит смех Чарли, его дразнящие прикосновения и тихий шепот на ухо. Дрей... Дрей... Малфой смотрит на мать, затем оглядывается по сторонам. В мэноре такие мысли кажутся запретными. Неправильными. Как и мысли о работе руками. Он это делал — и готовил, и убирал, и гладил. Отчего-то сейчас Драко становится стыдно. Он ведь выполнял обязанности домовика. Он Малфой, он не должен был. Мерлин. — Подготовь мне мантию и костюм. Те, что из новой коллекции Малкин. И выбери для Драко одну из тех мантий, что я купила для него на прошлой неделе. Думаю, темно-синяя подойдет. Драко удивленно рассматривает стоящую к нему боком мать. Потом все же решается спросить: — Ты купила мне мантии? Я здесь не живу. Зачем ты?.. Она многозначительно смотрит на сына и выходит из гостиной, направляясь в кабинет отца. Драко прикрывает глаза на секунду, следует за ней. Увидев двустворчатые двери, захлопывающиеся за вошедшей в кабинет матерью, он останавливается. Сейчас бы покурить. Драко лезет в карман за пачкой, выбивает в ладонь одну сигарету и... Черт. Не стоит злить маму еще сильнее. Он сжимает пальцы, ощущая в ладони рассыпавшийся табак, подходит к кабинету и касается тяжелых массивных створок из красного дерева. И все внезапно становится таким настоящим. Он дома. Он вернулся. И сразу же на него обрушивается шквал противоречивых эмоций. Это и обида, и тоска, и нежность, и любовь, и злость... Но над всем этим преобладает какое-то теплое чувство, где-то глубоко внутри. В Штатах этого чувства не было, или оно было настолько слабым, что Драко попросту его не замечал на фоне более сильных эмоций. Но сейчас он замечает. Он чувствует нечто, проводит пальцем вдоль резьбы на поверхности и вспоминает, как когда-то давно подолгу смотрел на на эту дверь, не смея войти и потревожить отца. Как радостно вбегал, когда тот позволял, усаживался в кресло напротив и с удовольствием слушал его размышления о бизнесе, политике. Он любил этот кабинет. Пусть даже порой отец и отчитывал его там. Драко вздыхает и прислоняется к лакированной поверхности. Мама уже внутри, она ждет его, а он медлит, откладывая неприятный разговор. Что он ей скажет? Что он идиот? Что ему жаль? Что ему стыдно? Как банально... Он качает головой, по привычке стучит и открывает одну створку, проходя внутрь. Молочно-белые стены, тёмные шкафы с книгами, несколько портретов, красивый ковер... Все так, как он помнит. Драко поворачивается, встречается взглядом с мамой. Секунда-вторая, и он выпрямляет спину, расправляя плечи. Смотрит на мать, прямо в глаза, в ее голубые, колючие и проницательные глаза, испытывая какую-то странную нервозность. Что-то подобное он чувствовал в детстве, когда ожидал разговора после очередного своего дурачества. Нарцисса указывает на кресло, предлагая сесть, и изящно опускается в такое же, стоящее напротив. Драко рад, что мама не заняла место за столом. Если бы она сидела на возвышении, посадив его в кресло для гостя, говорить стало бы в разы сложнее. Драко знает это по его опыту с отцом. Он помнит, как Люциус грозно смотрел на него со своего пьедестала, подавляя одним своим присутствием. Драко всегда был уверен, что все дело в столе. Без главенствующего в помещении стола и высокого кресла внушительных размеров эффект был бы совсем другим. Отец, конечно, был суров, но... Нет, дело определенно в стратегическом положении стола. Сейчас он садится в предложенное кресло и смотрит под ноги: их с матерью разделяет ковер в восемь футов. Драко сжимает кожаные подлокотники, вновь встречается взглядом с мамой и разочарованно выдыхает. Мерлин, ей даже стол не нужен. — Ты меня разочаровал, — спокойно произносит Нарцисса, впиваясь цепким хищным взглядом в сына. Он видит, каких сил ей стоит внешнее, показное спокойствие. Она прикрывает глаза, дотрагивается до переносицы и пару секунд разминает небольшую вертикальную морщинку. — А теперь, Драко, я внимательно тебя слушаю. — Обычно мелодичный голос матери сейчас кажется ему пронзительным и режущим, словно металл. Сильная женщина, тихая, спокойная как удав и при этом смертельно опасная. Драко знает, на что способна его мать. Он видел. — По правде говоря, мне нечего добавить. Под ее давящим взглядом он чувствует себя неуютно. Нарцисса сдержанно улыбается, при этом глаза у нее все также пригвождают к месту, не позволяя сдвинуться ни на дюйм. — Вот как? Судя по отчетам нашего управляющего, дела у нас идут неплохо. Или я чего-то не знаю, Драко? У нас настолько плачевное положение, что тебе... — она останавливается, прикрывает глаза, а через секунду уже смотрит на него спокойно и сосредоточенно. — Я сделал это для себя, для своего личного пользования, — пытается объяснить Драко. Хотя он и сам до сих пор не может понять, как решился на это. Чарли предложил способ расслабиться, но он не знал, кем являлся Дрейк Метман. Он не знал о какой-либо связи с империей Малфой. То, что позволено обычному человеку, не позволено единственному наследнику огромного конгломерата. Драко с детства учил законы выживания в мире, к которому принадлежал. В мире, где на тебя нацелены десятки взглядов, где каждое слово, каждое действие оценивают. Ему показали, как скрывать от своих "друзей" уязвимость, защищать слабые места. Он видел, что происходит с теми, кто совершил ошибку. Это жёсткий мир, с жестокими законами, и он никого не щадит. Драко точно знал, к чему может привести любая незначительная ошибка в столь деликатном деле, как запись кассеты с порнографическим содержанием. Почему он согласился? Согласился на все то, что ненавистно его семье. Да, все это задумывалось как шалость, развлечение. Он не знал, что видео выложат в сеть, но если подумать — этого видео в принципе не должно было быть. Но оно есть. И о нем знают чужие. — Объясни, — давит Нарцисса, Драко качает головой и отворачивается. — Объясни мне, как непристойное, порочащее нашу фамилию видео могло потребоваться в личном пользовании? — Что ты хочешь услышать? — спрашивает, склонив голову. — Я просто снялся в нем. Драко проводит ладонями по бедрам, чувствуя кожей жесткую ткань джинс. Мерлин, джинсы. Теперь и это кажется странным, неправильным. — Со своим магглом, — констатирует Нарцисса, поджав губы. На секунду ее лицо искажает гримаса презрения. Драко невольно спрашивает себя, выглядел ли он также, общаясь с Гермионой Грейнджер в школе. Если да, то неудивительно, что она его ударила, странно, что только единожды. — Нет, с другим парнем. — То есть у тебя их несколько? — на ее лице снова появляется выражение крайнего отвращения. Он не может винить ее за это — он и сам до сих пор испытывает брезгливость по отношению к магглам, хоть и живет в этом мире уже полтора года. Это сильнее его, это в крови, в каждой клетке — неприятие, отторжение. Мир без магии... Что это за мир? Дикий, жестокий, безумный. У магглов, конечно, есть невероятные, удивительные изобретения, но это лишь вынужденная мера. Своими познаниями в окружающем мире они неосознанно стремятся компенсировать недостаток в магии и подняться на один уровень с магами. В изучении физических законов, законов природы они в чем-то ушли гораздо дальше специалистов магического мира. Но даже самому посредственному волшебнику не нужно знать теорию горения, чтобы зажечь дрова. Любой идиот в волшебном мире на ступень выше самого умного маггла. — Драко? Малфой кивает, скрещивает руки на груди и нехотя отвечает: — Постоянный только один. Чарли. По тонким губам матери проскальзывает подобие улыбки. — А Поттер? — она чуть наклоняется, глядя на него, следит за выражением его лица, подмечая малейшие изменения. Поттер. Что с Поттером? Драко не знает. Он уверен только в одном: в одиннадцать, в тринадцать, в пятнадцать и двадцать лет Поттер не покидал его мыслей. С самого их знакомства, с отвергнутой руки, с победы в квиддиче... — Ты хочешь поговорить о Поттере? — в тон ей отвечает Драко. Почему-то сейчас он вспоминает его нелепый вид, неуверенный взгляд, смущенную улыбку, его злость, его удары... Вспоминает и то странное чувство на сцене, вспоминает губы, находящиеся в непростительной близости... "Блять, Поттер, пошел нахер из моей головы!" Драко задерживает дыхание и отводит руку в сторону, вновь сжимая подлокотник кресла. "...Я больше не злюсь на тебя. Я смог забыть..." — раздается в ответ. " Я смог забыть, Драко". "Убирайся, Поттер!" — Я хочу поговорить о видео. Малфой отводит глаза в сторону, проходится взглядом по картинам в кабинете. Он останавливается на деде и смотрит на нахмурившегося Абраксаса. Драко не помнит, чтобы дед когда-либо смотрел на него с таким осуждением. Осуждает из-за порно или просто услышал слово "маггл" в беседе? В свое время деду хватало одного лишь упоминания маггловского мира, чтобы выйти из себя. Септимус Уизли в свое время был записан во враги семьи именно из-за нездорового интереса последнего к магглам и укладу их жизни. Чистокровному не должно снисходить до существ, не далеко ушедших от животных или тех же домовиков. — Я уже сказал тебе. Я сделал это по прихоти, забавы ради. Нарцисса внимательно смотрит на него пару секунд и произносит: — Ты уехал учиться. Сказал, Англия душит тебя, наш дом душит тебя... Я отпустила, Люциус отпустил. Ты же опозорил нашу семью, — она говорит спокойно, не повышая голоса, просто констатирует уже свершившееся действие. Опозорил. Уж лучше бы обвиняла. Кричала бы или ругалась. Так было бы проще. Но в отличие от отца, мама редко говорит на повышенных тонах и еще реже — кричит. Люциус никогда не отличался особой выдержкой в общении с сыном: он вполне мог и тростью заехать, если его сильно разозлить. — Мне жаль, — выдавливает из себя короткое извинение и отворачивается. Только сейчас, только в этом кабинете он внезапно задается вопросом: хотел ли он этого исхода? Конечно, нет. Точно не хотел. Хотя... Драко Малфой пятнадцати-шестнадцати лет даже думать о подобном испугался бы, но вот Драко, прошедший войну, Драко так сильно обиженный на свою семью... Этот Драко подсознательно, только подсознательно, мог подумать о том, чтобы ударить по ним в ответ. Просто подумать. Он бы не сделал ничего такого намеренно. Существует огромная разница между нашими потаенными мыслями и реальными действиями. Он бы никогда не... — Я думаю, что ты сделал это намеренно. — Нет! — выкрикивает Драко. — Ты прекрасно понимал, к чему может привести твоя выходка. Ты умный мальчик, Драко, всегда таким был, — она грустно улыбается, и впервые с момента его признания он видит настолько неприкрытую нежность. Нарцисса кивает своим мыслям, поднимает голову и жестко произносит: — Может пострадать наша репутация, про финансовые потери я вообще молчу. Ты понимал всё это, не так ли? — Нет, — упрямо повторяет Драко. — Ты ударил по нам в ответ. Запоздало, но все же... — Драко не отводит глаз под буравящим пронзительным взглядом своей матери. Он копирует ее позу и со злой усмешкой отвечает: — Никогда не бывает поздно, ты сама говорила... — Не забывайся. Драко тут же прекращает улыбаться, он сильнее сжимает подлокотники, но молчит. — Теперь пара слов о твоем маггле. Боюсь, что когда вся эта история закончится, тебе придется с ним расстаться и вернуться домой. Я не позволю тебе жить в Штатах после того, что ты сделал. Драко смотрит на неё почти с ненавистью, но Нарцисса в ответ лишь приподнимает брови в притворном удивлении на его реакцию. — Ты ожидал иного, Драко? — Мне нужен Чарли, — произносит твердо, уверенно. Он не отступится от единственного человека, который дарит ему покой. — Он... — Малфой запинается, не зная, как выразить свои чувства к Чарли. Он закрывает глаза, представляя Темсона. Словно этот солнечный зайчик способен растопить ледяное царство, которое сейчас его окружает. — Он меня любит, он делает меня менее несчастным. Сложно говорить о любовнике с матерью. Если бы Чарли хотя бы был магглорожденным... Драко не думал, что когда-либо будет заступаться за маггла. Что будет перечить матери. Из-за маггла. И все же он это делает. — Маггл, Драко? — угроза в голосе настолько ощутима, что не нужно даже ничего высказывать вслух. Драко понимает возможные последствия своих дальнейших слов. Андромеда Тонкс когда-то также сказала "да" и в одночасье лишилась семьи. До этого момента он мог спрятаться за пустой бравадой, что ему не страшно, что его не волнует мнение родителей, что ему плевать, если отец выжжет его с гобелена, лишит его родовой магии, наследства. Но правда в том, что ему страшно. И ему не плевать. Никогда не было плевать. Ему обидно и больно. Он все еще зол, он чувствует себя слабым и беззащитным перед людьми, которых любит больше собственной жизни. Но ему не плевать. Он хотел бы, чтобы ему было все равно, но это не так. Пятнадцать минут в поместье это только подтверждают — в голову лезут глупые мысли и идиотские сантименты. Драко с силой, до появления белых точек перед глазами жмурится, потом выдыхает и спокойно отвечает, стараясь скрыть от матери свое состояние. Нужно убраться из этого дома как можно скорее. — Да, маггл. Маггл, с которым мы живем вместе уже достаточно долгое время. Она опускает взгляд на обручальное кольцо и задумчиво произносит: — И, тем не менее, ты приехал на встречу с Поттером. — Поджимает губы и как-то странно смотрит на него. — Почему? — Тебя это не касается, — огрызается Драко. — Меня касается все, что хоть как-то связано с тобой, — Нарцисса откидывается на спинку кресла, чуть наклоняет голову вбок и замечает: — У тебя костяшки пальцев сбиты. Он сжимает кулак, вспоминая мстительное удовлетворение от драки с Поттером. Бить его оказалось приятным. В школе он ни разу его не ударил, если не считать поломанный нос на шестом курсе. Но тот случай не в счет — нос Поттеру он разбил своим ботинком. Драко разжимает левую ладонь, потирая пальцы правой рукой. — Что ты хочешь знать? Мы встретились, провели магическую дуэль, зашли в бар... После все несколько осложнилось. Я ударил, он ударил... — И это все? — словно невзначай интересуется Нарцисса. Драко напрягается, проводит по волосам ладонью и кивает. — Потом позвонил Соммерс. — Почему ты не приезжал раньше? Полтора года достаточно большой срок. — Он отворачивается и принимается рассматривать книжные шкафы, картины и отцовский стол. Как-то некстати лезут воспоминания о том, как он, вломившись в кабинет, влез в этот самый стол... — Драко? — Я был занят, — коротко отвечает и морщится. Неприкрытая ложь режет. Не был он занят, он не хотел приезжать, и сейчас не хочет оставаться в мэноре. Если бы Соммерс не позвонил, Драко бы уехал и возможно... — Занят для нас с отцом, но свободен для Гарри Поттера... — недовольно тянет Нарцисса. Фамилию Гарри она выделяет какой-то особенной интонацией. В этот момент Драко не может понять кто ей больше не нравится — Поттер или все же Чарли? — Драко, я была уверена, что твоя одержимость им исчезнет в Штатах, но судя по тому, что я вижу, это не так. — У меня нет одержимости, — с явным вызовом в голосе произносит Драко. — Я любил Поттера, я его по-настоящему сильно любил. Он вспоминает то отчаянное болезненное чувство, которое когда-то испытывал. Томление, ярость, желание, злость, забота, обида, нежность... И все эти чувства вместе, накладываясь, сводили с ума. Было слишком сильно. Слишком мощно. С Чарли все иначе. С Чарли тихо, спокойно. С ним он обрел долгожданный покой... — Он тебя не любил. Драко вздрагивает и сжимает ладони. Он не может никак ей ответить, не может никак защититься. Это его мама. Он просто не имеет права отвечать ударом на удар. Мама всегда будет стоять на ступень выше и иметь над ним такую власть, которую никто больше не получит. — И сейчас не любит. Все его чувства не более чем прихоть зазвездившегося мальчишки. Не знаю, почему он снизошел до тебя, но смею заверить — его интерес продлится недолго. — Зачем ты мне это говоришь? — Ты мой сын, и я желаю тебе самого лучшего, — она вздыхает и горько усмехается. "Сын. Словно это имело какое-то значение, когда ты пытала меня по приказу Повелителя". — Лучшего? Конечно, — саркастически произносит Драко, подняв вверх большой палец. И почему-то именно сейчас Драко вспоминает первую встречу с Чарли, свою злость на него и его настойчивое внимание, а следом за этими образами врываются следующие воспоминания: Чарли катается на скейте, Чарли покупает смазку и презервативы, Чарли вот-вот кончит и облизывает губы, Чарли спит на плече Драко, отдавив ему руку... — Прекрати эти встречи, Драко. Не унижай себя еще сильнее. — Драко хмурится, и Нарцисса, не дожидаясь его ответа, вновь спрашивает: — Кто еще знает о существовании видео? Кроме тебя? — Поттер. Чарли. Панси... Оно в сети. — Нарцисса раздраженно выдыхает, и Драко поясняет: — В общедоступном пользовании. Она впивается в него жестким, давящим взглядом. — Обще... Почему ты все так запустил, Драко? — Драко молча опускает взгляд на свои ладони. — Как такому как ты пришло в голову сделать нечто столь дикое и провокационное? Ты Малфой! Ты не имел права! Мерлин, когда это прекратится? Что она хочет? Вывернуть его наизнанку? Самое странное — он не может противостоять этому напору… Драко поднимает глаза и устало отвечает: — Может мне просто не хотелось быть собой. Не хотелось быть Малфоем. Он только сейчас начинает понимать, к чему этот разговор. Мама и не собиралась его отчитывать, видимо эта обязанность автоматически легла на отца, а она... Она использовала его чувство вины, его стыд, сожаление, чтобы заставить говорить на запретные темы. Вывести на эмоции. — Почему? — он слышит настойчивый голос, резко поднимает голову и встречается с ее уверенным взглядом. Она лишь задала вопрос. Но весь их диалог... Ее голос, выражение ее лица, голубые гипнотизирующие глаза... Она словно слой за слоем снимает всю его защиту, уничтожает все те преграды, что он возвел между ними когда-то давно. Драко забыл о необходимости в дистанции. За последнее время ему ни разу не нужно было практиковаться в ментальной защите, не нужно было защищаться. Драко потерял навык принимать удары, держаться, быть на равных с настолько сильными людьми как его мать. И сейчас она с легкостью ломает его наскоро возведенные защитные ограждения, обнажая то, что скрывается внутри, оголяя беззащитную, кровоточащую правду. Драко не выдерживает. Он проводит руками по лицу, а потом, не поднимая глаз, отвечает: — Ты все сама знаешь. — Скажи мне. Она смотрит на него каким-то особенным взглядом, знающим, понимающим, сочувствующим, и Драко чувствует себя беззащитным под ним. Если ее гнев, ярость он может выдержать, любовь причиняет боль. Он качает головой и внезапно вспоминает сцену из прошлого. Драко, просто поверь мне. Так лучше. Поверь мне... Он долго вглядывается в ее лицо, прежде чем спросить. — Как ты могла? — Нарцисса сразу понимает, к чему относится вопрос. Она впервые за весь разговор отводит глаза в сторону и молчит, не зная, как объяснить. — Как ты смогла?.. Нужно хотеть. — Тебя бы убили. Он ненавидит этот ее аргумент. Она слишком часто защищалась им. Как удобно... Убили бы. Просто и понятно, и мук совести почти не ощущаешь. Драко вскакивает и почти сразу садится обратно в кресло. — Драко, я бы хладнокровно убила твоего отца, спасая тебе жизнь. Неужели ты так и не понял? Твоя жизнь — все, что имеет значение. Все, что когда-либо имело значение... — в ответ он качает головой и немного откидывается на спинку. — Боль проходит, воспоминания со временем перестают мучить... Внезапно посреди кабинета аппарирует домовик, он смотрит на напряженное лицо Нарциссы и, кланяясь, произносит: — Господин Гарри Поттер ожидает хозяина у ворот Малфой-мэнора. Поттер! Ну какого хрена ты всегда так некстати?