Порно

I am a woman in love And I do anything To get you into my world And hold you within Barbara Streisand — «Woman In Love»

* * * 1997 год — Подожди. Драко! — шикает на него Панси и оглядывается в стремлении убедиться, что в коридоре, в который они только что свернули, никого нет. Она хватает Малфоя за руку и притягивает к себе. Он наклоняется, а потом и вовсе начинает на нее заваливаться. Забавная штука — жизнь. — Панси с четырнадцати лет мечтала о том, чтобы он оказался настолько близко, но вот... По своей воле и при других обстоятельствах. В ее грезах обязательно были свечи, музыка и красивые слова, произнесенные шепотом в самое ухо. А сейчас она понимает: близость тоже должна быть в разумных пределах. Панси просто физически недостаточно сильна, чтобы выдержать его вес. Он выше, крупнее, тяжелее... Паркинсон толкает его от себя, а затем обеими руками со всей силы трясет. — Мне тяжело, Драко. Помоги мне. Пожалуйста, — тихо, едва слышно умоляет Панси, глядя ему в глаза. В ответ он медленно опускает голову, и Панси чувствует, что близка к тому чтобы его ударить. Или разрыдаться. Или ударить, а после — зарыдать. Малфой абсолютно никакой. Панси щелкает пальцами перед его носом, но он не вздрагивает, не мигает, не морщится и не злится. Ничего. Никакой реакции, взгляд все такой же бессмысленный, как и был пару секунд назад. — Чтоб тебя, Драко! Я не твоя мордредова домовуха. Я не должна делать все это! Я не дол... Панси резко замолкает и прислушивается. Шаги. К ним кто-то приближается, гулкий стук эхом разносится по коридору. Панси вновь смотрит на Драко, понимает, что в таком состоянии никто не должен его больше видеть, но не знает, что сделать, чтобы избежать нежелательного столкновения. Затаив дыхание, она ото всей души надеется, что решение само придет. Из-за угла показывается Кэрроу, и Панси, не думая, обхватывает голову Драко обеими ладонями и приближает свои губы к мочке его уха. Обнимает и молится всем богам, чтобы Кэрроу поверила в эту нелепую сцену. Играет на руку тот факт, что никто за исключением нескольких человек не знает об истинных увлечениях Малфоя-младшего. О них с Драко уже несколько недель ходят слухи — один другого пикантнее. Панси не спешит подтверждать или опровергать сплетни, она просто молча улыбается каждый раз, когда слышит что-то о них с Драко. А того в последнее время вообще ничего не заботит. Он крепко сидит на успокоительных, наркотических зельях и алкоголе. Он предпочитает ничего не чувствовать, ничего не видеть и ни о чем по возможности не думать. — Мисс Паркинсон, мистер Малфой? Почему не в своих спальнях в такое время? Сейчас почти полпятого утра. Обычно они спят в это время, но сегодня ночью группа Пожирателей, в которую определили Малфоя, отправилась в очередной рейд, и Панси не смогла сомкнуть глаз всю ночь. Сидела в общей гостиной и ждала, когда Драко вернется. А потом, когда ожидание начало сводить с ума, она отправилась на его поиски. Панси немного отстраняется, чувствует, что Драко вновь начинает заваливаться на бок. Она отходит на пару шагов, утягивая его за собой и упирается в холодную шершавую стену. — Драко только с задания вернулся. Мы... Я... — Что с ним? Кэрроу хмурится. Панси пожимает плечами, нервно улыбается. Ее голова пуста, она так устала за ночь, что сейчас не может придумать никакого приемлемого объяснения поведению Малфоя. Ответ: "Он под действием зелий" — вряд ли подойдет. Внезапно в нескольких метрах от себя она слышит спасительный голос директора Снейпа. — Доброе утро, мисс Кэрроу. Он выходит из-за спины Алекто и быстро оценивает обстановку. По его недовольно поджатым губам Панси понимает, что он догадался. Профессор всегда строго отчитывал тех, кого ловил за распитием алкоголя. Он жесткий сторонник трезвого образа жизни подростков. Панси понимает, насколько должно быть он зол. Снейп делает шаг, за ним еще один, касается плеча Малфоя и смотрит на Панси. Долго, слишком долго. Сердце бешено бьется в груди, в такой тишине Панси кажется, что это биение способно разбудить ползамка. Профессор Снейп еле заметно кивает, и она понимает: он на их стороне. Он защитит. Панси облегченно выдыхает и уже по-настоящему обнимает Драко, прижимаясь всем телом. — Я ими займусь. — Но... — Свободны. Снейп чуть насмешливо искривляет губы. Кэрроу с ненавистью смотрит на него, топчась на месте, словно намеревается еще спорить, но в конце концов становится вполоборота и выплевывает: — Расположение Повелителя недолговечно, Снейп. Она продолжает враждебно рассматривать Снейпа еще пару секунд, но его это как будто нисколько не смущает, и тогда Кэрроу срывается с места, и уже через минуту он, Панси и Драко остаются наедине. Похоже перспектива потерять снисхождение Темного Лорда профессора Снейпа не пугает. Он остается таким же невозмутимым, как и всегда. Удивительный человек. Очень храбрый. И сильный. Отец говорил, что он единственный не отводит глаз в сторону, когда встречается взглядами с Повелителем. Неважно в каком тот настроении — Снейп смотрит прямо на него. Всегда. — Профессор...— начинает объясняться Паркинсон, но когда тот поднимает ладонь, она тут же замолкает. — Вы позорите мой факультет, мистер Малфой, — строго произносит Снейп, брезгливо рассматривая Малфоя. — От своих студентов я жду разумного поведения. Вы же просто наглый самоуверенный мальчишка, убежденный в своей неприкасаемости. Неужели вы действительно считали, что я оставлю подобную выходку безнаказанной? Малфою сейчас вообще ни до чего, тем более не до нравоучений. Он ожидаемо никак не реагирует на слова профессора. — Я нашла его в подземельях… — Паркинсон судорожно вздыхает и начинает заново: — Профессор, если его кто-то таким увидит... Он раздражённо отмахивается. — Если это случится, то мистер Малфой сам будет виноват во всех своих бедах. Каждое наше решение, мисс Паркинсон, влечет за собой определенные последствия. Она опускает взгляд на пол и сжимает пальцами пожирательскую мантию Малфоя. Драко качается, но Снейп жестко удерживает его за плечо. — Это первый раз? — все же интересуется Снейп. Панси хочет солгать, хочет кивнуть, но не может этого сделать. Во всем замке нет никого, кто был бы по-настоящему на стороне Драко. Он остался один. Совершенно, абсолютно один. Ни друзей, ни сторонников. За исключением нее, но она не считается. Драко не признает это, но ему нужна помощь. — Нет, — выдыхает она. — И вы скрывали это от меня? — строго спрашивает Снейп, и Панси моментально опускает голову. Ей так стыдно, что она рассказала профессору то, что только сам Драко был вправе раскрыть. Но Панси нужно было хоть с кем-то поделиться. Держать все в себе невыносимо. — После каждого рейда. Он возвращается таким после... после… после... По правде она не знает, что там происходит, но глядя на Драко, догадывается, что что-то страшное. — Ему оказана великая честь, мисс Паркинсон. — Да, сэр, он говорил. Но он... с ним такое творится... такое... Панси качает головой, чувствуя, что в любой момент готова заплакать. Она молча закатывает рукав мантии Малфоя и смотрит на черную уродливую метку. Не может не смотреть. Его метка — причина того, во что превратилась его жизнь, ее жизнь... До седьмого курса, видя метку на руке своего отца, она верила в то, что этот знак — символ величия и власти, а сейчас Панси не знает, как можно смотреть на нее без ощущения сжимающейся реальности где-то у самого сердца. Невыносимого, болезненного чувства. Этот простой рисунок разрывает мир на "до" и "после", въедается в душу и отравляет все, что было дорого. Уродует. Коверкает. Переворачивает все с ног на голову. Паркинсон поднимает глаза на Снейпа, замечая, что взгляд его черных глаз сейчас прикован к метке Драко. Он смотрит на очертания черепа и змеи на бледной коже Малфоя, а после внимательно разглядывает линию свежего пореза, протянувшегося вдоль метки, — свидетельство очередного приступа самобичевания Драко. За все семь лет, проведенных в Хогвартсе, Панси впервые видит в глазах декана сожаление. Настолько реальное, что она невольно задаётся вопросом: чем оно вызвано? Выбором Драко? Или же... Драко не рад своей участи. А Снейп? Он доволен? Панси опускает взгляд на руку Снейпа, на то место, где располагается метка, а потом вновь смотрит на лицо профессора. Заметив ее внимание, Снейп отводит взгляд в сторону и расправляет плечи. Вздыхает, а после — достает из мантии небольшой предмет и протягивает ей. — Это портал в мои покои. Там безопасно. — Профессор произносит это, все так же не глядя на нее. Мгновение, и словно по щелчку пальцев его лицо вновь становится совершенно непроницаемым. Будто и не было того взгляда. Панси смотрит на небольшую бархатную коробочку — портал — и не может поверить в то, что профессор делает это. В то что он делает это для Драко. Даже несмотря на то, что зол на него. Несмотря на очевидное недовольство его поведением. Драко нарушил его правила, а он никогда прежде никому не спускал подобной дерзости. А сейчас вместо того, чтобы спокойно продолжить свой путь, он отдает ключ от святая святых — к своим личным комнатам. В этот момент Драко наклоняется и утыкается носом куда-то в район его шеи. Снейп недовольно вздыхает и косится на Малфоя, но все же не отталкивает его сразу. Панси аккуратно тянет его за рукав мантии и виновато смотрит на Снейпа. — Ну же, мисс Паркинсон. Я могу и передумать. Она не знает, что ему сказать, что в такой ситуации принято говорить. Она благодарна, но не уверена, что одно куцее "Спасибо" способно это передать. Панси лишь надеется, что профессор умеет читать по лицам. Последний глубокий вдох. Последний взгляд на Снейпа. Молчаливый кивок в ответ. Панси сжимает руку Малфоя и активирует портал. * * * 2003 год — Эй! — доносится откуда-то сзади. Панси, не останавливаясь, продолжает идти вперед. Затем все же оглядывается и быстро окидывает недовольным взглядом насупившуюся женщину. Паркинсон закатывает глаза и демонстративно отряхивает плечо, которым она только что ее задела. Не спешит извиниться, только нагло смотрит на женщину, а после отворачивается. Плевать. Она не спала всю ночь, у нее раскалывается голова. А впереди занятия, впереди обход. И это не лекции в аудитории, которые можно прогулять, сославшись на плохое самочувствие, нет, сегодня ее ждет практика в Мунго с самым злостным преподавателем — Мелисой Хамфри. После нервной бессонной ночи Панси держится на одних только энергетических зельях. Вместо прогулки по магловской улице она могла бы использовать камин, но она не уверена, что сможет сейчас сосредоточиться, сконцентировавшись на конкретном месте. Все, о чем она может думать — это... Нет, не занятия. Разумнее переживать именно из-за мисс Хамфри, потому как на обходе она наверняка ее завалит. Разумнее думать именно об этом. Но она думает о Драко. Как всегда именно Драко. Панси была уверена, что все это в прошлом. Но похоже ничего не изменилось. Ему плохо, и она готова бросить свою, казалось бы, идеальную жизнь и отправиться за ним. Не задавая вопросов, ничего не прося взамен. — Хамка, — слышит она все тот же недовольный голос. Панси поворачивает голову и смотрит на витрины магазинов, мимо которых проходит. В отражении она видит девушку — до боли знакомую девушку из прошлого. Девушку, с которой она распрощалась почти два года назад. Глупую, несчастную, отчаявшуюся. Панси ненавидит эту девушку, ненавидит ее печальные глаза, ненавидит осунувшиеся плечи. Паркинсон резко выпрямляется и, чуть приподняв голову, продолжает идти. Она хочет отлупить себя за эти глупые мысли, и наверняка так бы и поступила, если бы это хоть немного помогло. Но ведь не поможет. Такие чувства непросто выкорчевать. Хотя она была уверена, что отпустила свою безответную детскую любовь. Первую любовь. Несчастную, болезненную. Любовь к мальчику, с которым знакома практически всю свою жизнь. Панси вспоминает, как впервые увидела Драко в мэноре Малфоев. Он был похож на маленького принца, вырвавшегося со страниц ее сказок — красивый, немного надменный белокурый принц с отцовской волшебной палочкой в одной руке и игрушечной метлой в другой. В тот день Драко разбил любимую вазу Нарциссы, и они с ним час прятались за шторами одной из многочисленных комнат поместья. Только тогда, отрезанный от внешнего мира, он обратил на нее все свое внимание. Панси отчетливо помнит, как к вечеру у нее сформировалась довольно простая мысль: "Я хочу за него замуж". В детстве любовь иная, — простая, недолговечная, — у большинства она проходит через пару недель или пару месяцев. У нее не прошла. Желания стали другими, но объект желаний остался прежний. Драко. С восьми лет один лишь Драко. День, когда она осознала, что ее сказочный принц предпочитает принцессам других сказочных принцев, стал одним из самых тяжелых дней ее жизни. Панси всегда терпеть не могла плаксивых девчонок, никогда их не понимала, но после своего открытия она проплакала целую неделю. Да и вообще... С того дня каждый день, проведенный с Драко, заканчивался слезами за пологом кровати. Лишний вес можно сбросить, несовершенства внешности устранить, неуверенность в себе перебороть. Но в случае с ним... Можно любить всем сердцем, но не иметь ни единого шанса из-за одной лишь половой принадлежности. Ориентация — это тот барьер, который невозможно преодолеть. К сожалению одного понимания этого простого факта недостаточно, чтобы отпустило. Логика и эмоции — вещи совершенно несовместимые. Логично не любить того, с кем нет будущего, логично не надеяться на то, что он изменит свою суть, логично не ждать момента, когда он поймет, что ты — это все, что он искал. В теории все так, а в любви... Драко ранил лишь тем, что он был, что он появился в ее жизни. Хотелось, чтобы он исчез, хотелось, чтобы он никогда не покидал ее, хотелось быть счастливой, а иногда хотелось умереть. Что нужно сделать, чтобы тебя заметили? Что нужно сделать, чтобы тебя полюбили? Иногда Панси кажется, что за шестой курс и последующие годы она выплакала все отведенные ей слезы. Больнее всего было тогда, когда они были вместе на седьмом курсе. Он был с ней, но он все равно не был ее. Глупо чувствовать нечто такое. Она прошла войну, видела много страшных вещей, делала страшные вещи, но ее до сих пор задевает мысль о Драко и другом мужчине. В мечтах Панси всегда были только они вдвоем — она и Драко. И больше никого. Вообще никого. Драко никогда не узнает об этом, но это так. Паркинсон делает глубокий вдох, закрывает глаза и заставляет себя улыбнуться. Никто не должен видеть ее такой. Особенно те, с кем она учится. Нельзя дать им лишний повод для злорадства. Минуту спустя она оказывается стоящей перед старым кирпичным универмагом "Чист и Лозоход лимитед". Панси смотрит на уродливый облупленный манекен без ресниц, в съехавшем парике, потом наклоняется к витрине вплотную, так что от ее дыхания начинает запотевать стекло и произносит: — Панси Паркинсон. На занятия. Манекен чуть заметно кивает, и Панси делает шаг вперед, заходя внутрь через стекло. Останавливается, встряхивает головой и очаровательно улыбается. В приемном отделении уже полно народу. Несколько волшебников, сидящих на шатких деревянных стульях, поворачивают голову и безразлично смотрят на только что вошедшую Паркинсон. Панси оглядывает приемную: между рядами пациентов ходят колдомедики, задают уточняющие вопросы и делают записи в больших отрывных блокнотах. Она отмечает, что у одного мужчины на лице образовалось пять глаз — видимо неудачная попытка трансформации, а у колдуньи, стоящей в нескольких метрах от нее, раздулись конечности до весьма внушительных размеров. Панси рассматривает очередь к волшебнице, сидевшей за столом с табличкой "Справки", а затем бросает взгляд на большой портрет Дайлис Дервент — прославленной целительницы с длинными серебряными локонами. Когда они с Дайлис встречаются взглядами, та недовольно фыркает и уходит за раму. Дайлис Дервент всегда уходит, когда видит Панси. Её бесит этот портрет. Мерлин, как же он ее бесит. — Доброе утро, — здоровается Панси с присутствующими, а после обращается уже к проходящей мимо волшебнице в лимонном халате с вышитой на нем эмблемой: скрещенные волшебная палочка и кость. — Здравствуйте, целитель Ларсен, я на занятия. Панси достает временный пропуск и показывает его. — Проходи. Целитель Ларсен даже не смотрит на Панси. Проходит мимо, направляясь к одному из пациентов, и начинает задавать тому уточняющие вопросы. "Здравствуйте, мисс Паркинсон", про себя проговаривает Панси, недовольно поглядывая на целительницу. Немного вежливости не убило бы ее. К тому же Панси слышала, как она общается с другими студентами. Но видимо ей нечего сказать дочери Пожирателя. Стерва. В послевоенном мире для нее места нет. На это обстоятельство стремится намекнуть каждый "добропорядочный" волшебник магической Англии, с которым по той или иной причине пересекается Панси. Нет места... А она ведь даже в войне не участвовала. У нее нет метки! Иногда Панси кажется, что она виновата лишь в том, что чистокровная, в том, что сделал ее отец, в том, что она слизеринка. И от этого хочется рычать и скалиться на всех, кто криво смотрит, кто шепчется за спиной, и кто открыто ненавидит. Ее дважды уже пытались отчислить. Дважды, мать его! И она даже не худшая студентка на курсе. При том давлении, что на нее оказывается, она умудряется как-то соображать, отвечать на вопросы, сдавать лабораторные, писать тесты... Почти каждый день она хочет все бросить и вздохнуть свободно. Но когда Панси рисует в голове эту радостную картину, то после практически сразу начинает представлять лица всех тех, кто говорил: "У тебя не выйдет", — и тут же отбрасывает мысли об отступлении. Хер вам, а не отчисление. Слизеринцы не отдают то, что по праву принадлежит им. Панси вновь закрывает глаза и считает до пяти. Плевать на все. Пусть ее недолюбливают однокурсники, пусть ее не любят профессора, это все неважно, она все равно добьется желаемого. Получит свое. Она, дочь Пожирателя, подруга Пожирателя, станет целителем всем на зло. Пусть удавятся своей желчью. Паркинсон открывает глаза и снова приветливо улыбается. — ... зря потратите время. Мне жаль, но он все еще в полном затмении... — доносится до нее со стойки информации. Панси проходит через двойную дверь, недалеко от стойки "справки", затем движется по узкому коридору, увешанному портретами знаменитых целителей и освещенному хрустальными шарами, полными свеч. Из дверей по сторонам то и дело входят и выходят целители в светло-зеленых халатах. Из одной палаты слышатся приглушенное подвывание и стоны. Паркинсон поднимается по лестнице на седьмой этаж, смотрит на стоящих у дверей одной из учебных комнат ребят, и прислоняется спиной к стене коридора. Ей не хочется быть здесь сейчас. Она в полном душевном раздрае. Панси трет глаза тыльной стороной ладони и смотрит себе под ноги. "Что если о глупости Драко узнают в волшебном мире? Что с ним будет? Вернется ли он когда-либо в Англию?" Штаты были временным убежищем. Драко обещал, что вернется. Когда он уезжал, он обещал, что это не навсегда. А сейчас что? Если кто-то узнает... В ее голове рой вопросов, и каждый нещадно жалит ее. Но самый болезненный: Что с ней происходит? Общаться по телефону — это одно, и совсем другое — вновь ощущать его присутствие в своей жизни. Когда почти два года назад он уехал из Англии, она думала, что не выдержит и поедет за ним. Плевать на гордость. Она любила его так сильно, что без него все потеряло смысл. Никто не был нужен, она сама себе не была нужна. Ненужный человек в городе полном ненужных людей. Все повсюду — не те. Не Драко. Все ее знакомые молодые люди были лишь бледными копиями Малфоя. Они ходили, говорили и держали себя в обществе почти также, как он. Почти. Панси всех сравнивала с Малфоем, и никто не прошел ее строгого отбора. Она давно уже не была той полной дурнушкой со Слизерина. За ней ухаживали многие, но никто из них не смог заменить Драко. А вот Рон... Рон не был его копией. Он был его полной противоположностью. Вечно сутулился, порой говорил с набитым ртом и неимоверно раздражал ее своими гриффиндурскими глупостями. Но вот когда он смеялся... Панси, сама не зная почему, начинала смеяться вслед за ним. Он был таким пронзительно честным, что рядом с ним на душе становилось спокойно и тепло. После нескольких изматывающих лет, проведенных подле Драко, она наконец-то почувствовала облегчение. Боль притупилась, на смену ей пришла легкость, веселье, радость. Все это подарил Рон. Она нашла в нём всё, в чём нуждалась: уверенность в завтрашнем дне и умиротворение, дающие возможность забыть страхи прошлого. Панси терпеть не может его семью. Драко правильно все сказал о них. Да, они не воспитаны, да они невежественны и, да, с ними едва ли найдется хотя бы одна тема для разговора. Панси согласна с каждым словом Малфоя. Но все это становится неважно, когда ночью Рон обнимает ее, когда он нежно перебирает пальцами ее волосы, когда утром готовит ей завтрак... В эти моменты предубеждения исчезают, и все становится возможным. Есть только он и она. Почти как в ее детских мечтах. За исключением одного... Рон не Драко. Несколько раз Панси задавала себе вопрос, если бы Драко не был геем, обратила бы она свое внимание на Рона? И ответ всегда был "Нет". Не обратила бы, не оценила. Он навсегда остался бы нищим Уизелом, над которым она смеялась в школе. Но если бы Драко не был тем человеком, коим он является, то и она бы не стала той, кто она сейчас. Не ценила бы те мелочи, которые кажутся простыми и незаметными, когда они у тебя есть, и бесконечно значимыми и важными, от того, что их раньше не было. Вроде улыбки любящего мужчины или его взгляда, полного желания, обращённого на тебя. Драко никогда не смотрел на нее с желанием... даже когда они были вместе. Он смотрел со злостью, с равнодушием, с болью, с нежностью, но никогда с желанием. Никогда. Панси поднимает голову и выпрямляется, ощущая приближение Хамфри. Ей даже не нужно поворачиваться и смотреть, чтобы удостовериться, она чует ее присутствие, как чуешь мерзостный запах зловония неизменно приближающегося дементора. Отвратительная вонь того, что она называет духами, вкупе с запахом пота вызывают тошноту. — Слишком хороши, чтобы стоять со всеми, мисс Паркинсон? — обращается к ней Хамфри. Панси кривится и кивает. Сука. — И вам доброго утра, мисс Хамфри, — ядовито произносит Панси, намеренно делая акцент на слове "мисс". В 39 незамужней женщине обращение "мисс" как Круцио по гордости. А уж произнесенное таким тоном... Судя по недовольно поджатым губам, Панси смогла зацепить ненавистного профессора. — Отличная погода, не находите? Панси знает, что ей лучше молчать в присутствии Хамфри, пока та сама ее о чем-нибудь не спросит, но слова сами рвутся наружу. Хамфри вызывает у нее почти такое же чувство отвращения, что и Хагрид в Хогвартсе. — Довольно жарко. Панси невзначай проводит пальцем по губам, задевая нос, и улыбается. Хамфри молча смотрит на нее, затем закатывает глаза и проходит мимо. Шлейф из вони тянется вслед за ней. Мерлин, невыносимо. Неужели она сама не чувствует этого? Люди не шарахаются от нее из вежливости? В том обществе, к которому привыкла Панси, особо не церемонятся. Допустишь оплошность, пусть даже самую незначительную, — рискуешь стать парией. Паркинсон не представляет себе миссис Гойл или миссис Малфой из вежливости терпящих неряшливую мисс Хамфри. Нарцисса Малфой одним лишь взглядом даст понять, что той не рады, а ее общество нежелательно. Будь она хоть трижды заслуженным целителем. — Нам еще долго вас ждать, мисс Паркинсон? — строго спрашивает Хамфри, заходя в аудиторию. Панси отталкивается от стены и следует за Хамфри, ото всей души надеясь на то, что выдержит с ней две пары. Последнее о чем она думает перед тем, как дверь в аудиторию захлопывается: "Это будет до-о-о-олгий день". * * * 1997 год В личных покоях профессора Снейпа Панси оказалась впервые. Ей немного неудобно, она не знает, чем себя занять, пока Драко спит. Панси могла бы пойти на занятия, но тогда у студентов точно возникнет вопрос: "Где Малфой?". А если они вместе прогуляют, то после можно будет кокетливо отводить глаза, глупо смеяться и счастливо улыбаться. И все поверят в то, чего никогда не было. Панси делает глубокий вдох и осматривается. В комнате, куда их перенес портал, помимо входной двери можно насчитать ещё две: вероятно одна из них ведёт в спальню, другая — в личную лабораторию. В эти комнаты Панси благоразумно решает не входить, ограничиваясь изучением прихожей и гостиной. У профессора оказывается одни сплошные стеллажи с книгами. Да еще и полки по стенам сплошь уставлены книгами, большей частью в старинных коричневых или черных кожаных переплетах. Интересно, они все о зельях? Панси заинтересованно изучает ближайший к ней стеллаж. Быстро пробегает взглядом названия книг и время от времени удивленно приподнимает брови. Надо же... Не только зелья. Здесь есть даже учебники по прорицанию. Кто бы мог подумать: "Теория и практика ясновидения". Профессор увлекается этим или изучает подобную литературу для общего развития? Панси никогда бы не подумала, что кто-то вроде профессора Снейпа будет читать книги по прорицаниям. Зелья — да, ЗОТИ — да, даже гербология — да, но прорицания или астрология... Панси встает и аккуратно, чтобы не разбудить Драко, начинает бродить по покоям профессора Снейпа. Небольшой гостевой диван, на котором сейчас спит Драко, два кресла, колченогий столик... С потолка свисает небольшая люстра со свечами. У профессора есть пианино. Он играет? Панси никогда бы не подумала, что он играет… Она зажигает свечные огарки, расставленные на блюдечках по всей комнате, на шатких стопках книг и на чайных столиках. Подходит ближе к пианино и зажигает последнюю свечку. Вспыхивает огонёк, отражение пляшет в пыльных стёклах и на потускневших серебряных рамках, расставленных колдографий. Паркинсон начинает рассматривать стоящие на пианино снимки. Изображения чуть заметно шевелятся. На одной недовольный Снейп, скрестив руки, хмуро смотрит со снимка, рядом с ним стоит Дамблдор и открыто улыбается, на следующем снимке находятся Снейп и какой-то гоблин... О, а есть еще колдо, в котором Снейп получает награду из рук Фламеля. Панси с гордостью рассматривает снимок и отходит. Поворачивает голову и замечает серию однотипных колдографий на камине. На всех запечатлён юный Снейп с какой-то рыжеволосой девочкой с Гриффиндора. Стоп. Гриффиндор? Панси внимательно рассматривает лицо гриффиндорки. Это не может быть Молли Уизли. Она гораздо старше профессора. Но, Мерлин, рыжая, с веснушками и при этом с Гриффиндора — это точно кто-то из Уизли. Так? Панси замирает и виновато оглядывается. Наверное нехорошо вот так изучать личные вещи Снейпа. С любым другим человеком, ее бы не остановило это самое "нехорошо", но своего декана она безмерно уважает. Он заменил ей отца в этих стенах. В Хогвартсе порой непросто, но профессор Снейп всегда был на ее стороне, чтобы она ни натворила. Брал на себя недовольство Макгонагалл и терпеливо выслушивал замечания. Ругал потом, наказывал, но чужим в обиду не давал. Сейчас ей кажется, что они с Драко в безопасности только пока профессор Снейп находится в Хогвартсе. Но если его отзовут... Даже страшно представить. Авторитет Драко изрядно пошатнулся. Хотя для многих метка на руке — достаточная причина остаться в числе сторонников Малфоя. Большинство тешит себя романтическими фантазиями о буднях Пожирателей. Нотт переманивает на свою сторону друзей Малфоя, подбираясь все ближе и ближе. Он много времени проводит в компании Гойла и Крэбба. Винсент с каждым днем все больше отдаляется. Он хочет заполучить на руку метку и как может выслуживается перед Кэрроу. Не решается открыто выступить против Драко, но Панси уверена: он больше не с ним. Как, впрочем, и Гойл. — Где моя мордредова маска? — раздается недовольный возглас Малфоя. От неожиданности Паркинсон вздрагивает и подскакивает на месте. — Проклятие! Если я похерил ещё одну маску... Панси оглядывается. — Белла убьет меня. Драко трет глаза, пытаясь сфокусироваться, и шарит руками по покрывалу в поисках потерянной маски. Ничего не зацепив, он вскакивает, пошатывается и резко разводит руки в стороны в стремлении сохранить равновесие. Секунда, вторая, третья... и он с каким-то животным рыком падает обратно на диван. А еще через пару секунд Драко закрывает лицо руками и начинает широко улыбаться. Поведение Малфоя лишено логики и здравого смысла. Однако оно перестает ее напрягать, когда Панси видит улыбку Драко. В голове взрывается миллион жгущих искорок, мысли исчезают. Появляется вакуум. А время словно замедляет свой ход. Панси наблюдает за тем, как Драко отбрасывает чёлку с взмокшего лба, как он пропускает светлые пряди между длинных пальцев... Каждая клетка в ней словно плавится и горит.Панси сглатывает образовавшийся в горле ком. Разум говорит: "Нельзя, нельзя, нельзя... Остынь, забудь, отвлекись!", а тело хочет большего. Она словно гормональная бомба: взрывается каждый раз, когда оказывается в радиусе пары метров от Драко. А когда Малфой дотрагивается до нее... У Панси сразу замирает дыхание, пульс отдаётся биением в висках, мурашки пробегают с головы до ног, и она не может шевельнуться... Это какое-то безумие. Так чувствовать. Настолько остро. До боли остро. Панси медленно прикасается пальцами к губам. "Каково это — целовать Драко Малфоя?" — вспыхивает мысль. Но обдумать ее Панси не успевает. На смену приходит следующий вопрос, гораздо более волнующий. "Каково это — заниматься любовью с Драко Малфоем?". Она опускает взгляд на его пах, пытается представить член и сама краснеет от собственных смелых фантазий. Драко любит мальчиков. Как он занимается любовью? Он ведь спал с Блейзом. Как это было? Ему понравилось? Может он просто запутался? Может его предпочтения изменятся? Ведь они могут измениться? — Паркинсон? Удивленный голос Малфоя возвращает ее в суровую реальность. — Привет. Панси приветливо улыбается и машет рукой. — Как себя чувствуешь? Он никак не реагирует. Просто моргает и смотрит в потолок. Видимо зелья все ещё не выветрились, и Драко до сих пор под их действием. — Сейчас сколько?.. Занятия начались? Она молча кивает. — Что тогда ты... — он зевает и трёт глаза, а после оглядывается и долго рассматривает стоящие на камине колдографии. — Мы у профессора Снейпа? И снова кивок в ответ. — Почему ты здесь? Панси задевает отсутствие желаемого "спасибо", но она скрывает недовольство за очередной фальшивой улыбкой. Помогала она не с целью сделать Драко своим должником, но все же надеялась на какую-нибудь благодарность. В любой форме. — Я решила не идти на занятия, — отвечает Паркинсон, пытаясь вложить в голос как можно больше безразличия. Она знает, какое наказание ждёт прогульщиков. И Драко знает. Он задумчиво наклоняет голову и впервые смотрит ей прямо в глаза. Серьезный, внимательный, сейчас он выглядит на несколько лет старше, чем обычно, — с узкими, сложенными в твердую линию губами и непроницаемыми глазами. — Почему? Его глаза действительно мало что выражают. Голос выражает гораздо больше: он осознал риск, который Панси на себя взяла, прогуляв пары вместе с ним. Паркинсон пожимает плечами. — Целых две пары со львами... Побитый Долгопупс, старуха Макгонагалл... Ну, нет. Спасибо. Малфой удобнее устраивается на диване, откинувшись головой на мягкие подушки, и закрывает глаза. Он выглядит безумно уставшим. Безразличным. Если сейчас сюда вломится Нотт и наставит на него палочку, едва ли Драко сочтет это уважительной причиной, чтобы начать с ним бороться. Возможно он даже хочет, чтобы все закончилось. — Кэрроу опасны, — вдруг едва слышно произносит Малфой, морщится и трет виски. — Не стоит их провоцировать. — Ты тоже их провоцируешь. Он вздыхает, а после усмехается. — У меня нет шансов пережить эту войну. А у тебя... Панси активно мотает головой из стороны в сторону. Малфой говорит ужасные, страшные, дикие вещи совершенно спокойно, отрешённо. Так, словно проблема его не касается. И это так неправильно. Неправильно! — У тебя все наладится. Все изменится. Драко на это лишь молча отворачивается. Потом поднимается, немного пошатываясь, подходит к ближайшему стеллажу и небрежно проводит ладонью по поверхности второй полки сверху. — Как скажешь… — его голос звучит мягко. Расслабленно. Словно он говорит это между делом, но она достаточно хорошо его знает, чтобы понять: сейчас он испытывает раздражение. Опять раздражение. Порой Панси кажется, что его раздражает уже то, что она дышит. Малфой в последнее время постоянно всем недоволен, и большая часть того, что она говорит, воспринимается им искаженно. Со злобой. В каком-то неправильном ключе. Драко видит в ней врага. Он не запрещает ей ходить вместе с ним, как и не запрещает следовать за ним Крэббу и Гойлу, но Панси замечает взгляды, полные сомнения, которые он на них бросает. Не верит. Не верит или не может верить. Из-за войны, в которой он вынужден принимать непосредственное участие, из-за проблем в семье или же по какой-то иной причине, Драко изменился. Кардинально. Едва ли в нем можно усмотреть того умного, весёлого мальчишку, в которого была влюблена женская половина Слизерина их курса. — Я не виновата в том, что с тобой происходит, — внезапно восклицает Паркинсон. — Я не утверждал это. Драко говорит одно, а его жесты, его осанка, его взгляд... — Ты утверждаешь это иначе. Не словами, — замечает Панси. Драко как-то неопределенно взмахивает рукой, чертя в воздухе кривую линию. Она приподнимает голову и смотрит на потолок, обиженно поджав губы. Нечестно! Все это нечестно. Его отношение, его поведение... Но уйти она не может. Не может оставить его одного. Она понимает любовь так: если ты любишь, то любишь всегда, при любых обстоятельствах, в любой ситуации. Даже если плохо, даже если больно. Любовь — это не вопрос выбора. Любовь просто... Она просто данность, с которой нужно смириться. — Ты отчаянно отталкиваешь единственного человека, кто остался на твоей стороне. — Паркинсон убирает локон волос за ухо. — Я что-то не заметила добровольцев прикрывать твою задницу, Малфой. А ты? Он делает удивлённое лицо, осматривается по сторонам и притворно округляет глаза. Придурок. Неблагодарный, жестокий, эгоистичный... Панси отходит к столику у дивана, касается корешка лежащей на нем книги и слышит: — Никто из моих знакомых ничего не делает просто так, Паркинсон. Никто. Панси замирает на секунду, затем медленно поворачивается и неуверенно смотрит на Малфоя. Во взгляде, обращенном на неё, можно усмотреть много противоречивых эмоций, это и недоверие, и вызов, и злость, и враждебность, но за всем этим флером Паркинсон видит ещё кое-что — она видит надежду. Драко хочет ей поверить. Очень сильно. — Я... Я... Я просто... Как же хочется сказать: "Я просто тебя люблю". Признаться в своих чувствах кому-то — прыгнуть в пропасть. Никогда наверняка не знаешь, что из этого выйдет: тебе подарят крылья или же ты убьешься о землю. Признаться в чувствах Малфою — прыгнуть со стопроцентной уверенностью в неминуемой гибели. Панси не может заставить себя сделать это. Никогда не могла. Она слишком боится узнать, что же бывает после "смерти" — что бывает с теми, кого отвергли. И потому она все также молча пожимает плечами. — Никто. В его голосе звенит лед. Она не хочет сейчас смотреть на Драко. Но не может отвести взгляда. — Я с тобой. — Никто, — в очередной раз повторяет Драко. На секунду Панси кажется, что она расплавится под этим злым взглядом. — В чём твоя выгода? Паркинсон понимает, что это переломный момент. Она обхватывает себя руками и смотрит перед собой. На неё словно наложили Империо. Воли нет, своих желаний нет. Малфой приковывает к себе взгляд и заражает своей злостью, своим отчаянием. — Я твой друг. Это не аргумент. Она знает, что не аргумент. Дружба в Слизерине иная. Нет, она разумеется есть, но все же не в той форме, в какой её принято рассматривать на других факультетах. Все несколько сложнее. Дружба, любовь зачастую противопоставляются долгу. Действия наследников чистокровных семей должны быть продиктованы интересами рода, которые не всегда совпадают с их собственными интересами. Порой результат выбора зависит не от того, чего человек хочет, а от того, кем он родился. В какой семье. Драко лохматит волосы и кивает. — Если Нотт считает, что сможет... — Мордред, Малфой, я не с ним! Драко наклоняет голову, зло одергивает манжету мантии. — Если не с ним, то что тебе нужно от меня? Панси с отчаянием смотрит на него. "Ты. Мне нужен ты. Твоя жизнь. Твои мысли. Твои чувства. Твои страхи. Твои мечты... Каждый твой вздох. Каждый твой взгляд. Каждый твой день." Панси не знает как можно все это вывалить на него. Чувств слишком много. Желаний ещё больше. Она отводит взгляд и качает головой, произнося: — Мне ничего не нужно. Глядя на него, Панси кажется, что он тащит ее в бездну. А возможно и не он. Возможно это она себя направляет прямо к пропасти. С каждым днем она чувствует это все острее и острее. Ее вечными спутниками теперь являются депрессия, злость, зависть, одиночество и ненависть к себе, засасывающие все положительные эмоции. "Нелюбимая", "незаметная", "нежеланная"... Это все она. Не более чем тень для него. Драко не смотрит на нее, не слышит ее, игнорирует ее. Его нелюбовь причиняет гораздо более сильную боль, нежели любое Круцио, которое он мог бы запустить в нее. Стоит только ему улыбнуться, и сердце делает кульбит, дыхание сбивается, а мысли начинают путаться. Она падает. И это так очевидно сейчас, что нельзя сделать вид, будто в ее жизни все по-прежнему. Она падает. Падает. Падает. Даже чувствуя это, Панси все равно готова потерять и целостность, и рассудок. И всех своих друзей — все потерять. Это видимо последняя стадия ее больной любви — полное и абсолютное отречение от собственного я. Малфой как-то слишком внимательно разглядывает ее лицо, прищуривается и зло усмехается. — Мерлин, Паркинсон, ты серьезно? Она понимает, что он знает. Он точно знает. Ему не нужно озвучивать свои догадки. Драко не дурак, а людей читает как открытые книги. Панси пожимает плечами, сгорая от стыда. Она не должна ничего стыдиться, ее чувства самые что ни на есть чистые и светлые. Но стоя под этим насмешливым взглядом ей хочется сбежать. Спрятаться и никогда больше не видеть Драко. Ей больно из-за насмешки в его голосе. — Это никогда не было секретом. Драко хватает книгу по ясновидению и усмехается. — Ясновидение... Надо же, — тянет он, пытаясь одной рукой открыть книгу, а другой шарясь в кармане мантии. Малфой выуживает пачку магловских сигарет, губами достает одну и пытается поджечь, зажав волшебную палочку между пальцев. И все одной рукой. Через какое-то время он глубоко затягивается и спустя секунду-другую выдыхает в потолок сизый дым. Панси смотрит на Драко и понимает: вот человек, которого она всегда любила, любит и будет любить до последнего вздоха. И от этой мысли становится бесконечно одиноко. Драко делает очередную затяжку, бросает на нее нечитаемый взгляд и внезапно начинает смеяться — громко, напряженно, положив руку с зажатой между пальцев сигаретой на живот. — Ты действительно делаешь все это из-за... — он запинается, кашляет. Паркинсон, сведя брови к переносице, впитывает каждый его жест, каждый взгляд, каждое слово. "Да", — хочется ответить, "да, из-за!" — В мечтах уже миссис Малфой, да? У нас трое детей, книзл и... — он снова начинает смеяться. Неестественно, как-то истерически. — Ты ведь... Ты знаешь, что мне парни нравятся. Какая вообще у нас может быть любовь? Думаешь, это все блажь и в один прекрасный день я передумаю? Мечтаешь о романтическом первом поцелуе, да? О романтической первой брачной ночи? Да не будет у нас нихера ничего романтического! Очнись! Меня либо свои убьют, либо эти безумные фанатики, поддерживающие Поттера. И первая брачная ночь тебя ждёт с Гойлом или Ноттом, или... — Почему ты все это говоришь? — не выдержав, спрашивает Панси. — Потому что я такой. Я плохой человек. Плохой сын, плохой друг, плохой Пожиратель. И тебе будет лучше без меня. Малфой захлопывает книгу и бросает ее на ближайшее кресло. Да, возможно будет. Наверное. Когда-нибудь. Когда она забудет его запах, его голос, цвет его глаз. Когда из памяти сотрётся его имя. И все их общие дни. Когда-нибудь возможно и наступит такой день, но в этот день она сама перестанет существовать. Драко отходит от стеллажа и возвращается к дивану. — Иди на занятия, Паркинсон. Панси оглядывается на дверь и замирает. Ей следует выйти, дойти до кабинета трансфигурации и извиниться перед Макгонагалл. Ее ничто не должно держать. Вот только уйти почему-то трудно. Перед ней на диване, морщась от головной боли, сидит человек, которого ей со страшной силой хочется поцеловать. Обнять и никогда больше не отпускать. Плевать на его слова. Плевать на обиду. Плевать на гордость. Дружить в Слизерине действительно непросто, как впрочем и любить. Но это не значит, что это невозможно. И иногда, только иногда, интересы семьи отходят на второй план. Панси подходит к дивану и садится рядом с Драко, хватает его за руку и заглядывает в глаза. — Я остаюсь. * * * 2003 — Мисс Паркинсон, я жду. Вы слышали вопрос, или мне повторить? — Слышала. Панси сосредоточенно смотрит в одну точку, вспоминая всевозможные недуги от темно-магических заклятий. Почему-то она не удивлена, что Хамфри задала этот вопрос именно ей. — Ну что вы, мисс Паркинсон, кому если не вам знать, что происходит в результате... Она резко замолкает и, хмурясь смотрит в свой планшет. Туда, как правило, поступают сообщения из приемного отделения. На секунду брови Хамфри взлетают вверх. Она даже не пытается скрыть удивление. Затем она обращает свой взгляд на Панси и произносит: — Мистер Малфой в приемном отделении жаждет вас увидеть. Драко? Панси непроизвольно делает шаг вперед, потом смотрит на дверь. — До конца занятий... — она смотрит на наручные часы. — До конца занятий 28 минут. Думаю, мистер Малфой подождет. Панси все еще не сводит взгляда с двери. — Я вас не отпускаю, мисс Паркинсон. Панси качает головой и срывается с места. Плевать на последствия. На все плевать. Она не заставит Драко ждать ее 28 минут в месте полном ненавистников. Если он пришел в Мунго, значит причина важная. Она вспоминает, с какими глазами Малфой аппарировал из холла того магловского отеля. На полной скорости несется по коридору, добегает до лестницы и спускается, проскакивая за раз две ступени. По ходу Панси кого-то задевает, но даже не оглядывается. Все, что ее заботит сейчас, — как можно скорее оказаться в приемной. Она маневрирует в коридоре на первом этаже и уже через пару секунд распахивает двойную дверь, отыскивая взглядом Малфоя. — Драко! Драко поворачивается, и она замирает. Взволнованно "сканирует" его лицо и как-то неуклюже машет рукой. Судя по всему, конец света ещё не наступил. Малфой спокойно сидит в центре приемной под пристальным вниманием персонала больницы и всех присутствующих в помещении. По обе стороны от Драко находятся свободные кресла, люди упрямо стоят у стен, но не садятся рядом с Пожирателем Смерти. Увидев ее, Малфой моментально меняется в лице. В одно мгновение его глаза сверкают, как холодные льдинки, в другое смягчаются, наполняются теплом и нежностью. Драко встаёт с кресла и кивает в сторону выхода. Панси следует за ним, и, когда она оказывается на улице, не выдержав, спрашивает: — Ну, что? Он тяжело выдыхает, затем достает из кармана мантии пачку сигарет. — Я рассказал матери о... обо всем. Панси даже не знает, как комментировать его слова. Она не представляет реакцию Нарциссы Малфой на известие о порнозаписи. По правде, Панси всегда немного боялась матери Драко. Она самая суровая женщина из всех, кого когда-либо встречала Панси. И самая влиятельная в их круге. Даже сейчас. — И? Драко ухмыляется и пожимает плечами. — Жив, как видишь. — Надолго ли? — Панси закатывает глаза и складывает руки на груди. — Ты скажешь Люциусу? Малфой тут же мрачнеет. Вся его напускная самоуверенность моментально улетучивается, он коротко кивает и отворачивается. — Сегодня. Панси не представляет, что сейчас творится у него в голове. Сказать отцу, что снялся в магловской порнографии... Трудно. Особенно такому как Люциус. Тут, как бы грамотно ты ни построил диалог, все равно в конечном итоге услышишь: "Не понял, что ты сделал?" — Отец не поймет. Панси согласна с ним. Люциус Малфой никогда не отличался терпимостью к подобным вещам. Он всегда был человеком специфическим. Утонченный, галантный, начитанный мужчина, который был способен увлечь почти любую женщину. Он умел нравиться людям и знал, как получить то, что хочет. Но он никогда не мог найти общий язык с Драко. Не мог... или не желал. Панси видела, как год за годом Драко все больше отдалялся от него, но мистер Малфой так ничего и не сделал, чтобы разрушить воздвигнутые между ними стены. Их общение давно уже ограничено пустой формальностью. — Ты этого не знаешь. — Я его знаю. Он никогда не понимал. Драко не говорит напрямую, но Панси почти уверена, что сейчас он подразумевал свою ориентацию. Не только, конечно, ориентацию, у Драко много обид на своего отца, но именно ориентация стала причиной самого крупного конфликта с Люциусом. Когда Драко сказал ему о своей гомосексуальности, тот не смог этого принять. Панси делает шаг вперед, подходя почти вплотную и грустно улыбается. Она не знает, как выразить свою поддержку, поэтому не найдя правильных слов, просто берет его за руку. — Нарцисса не позволит ему навредить тебе. Драко качает головой. — Ты знаешь, что ее защиты недостаточно. Защита Нарциссы — это многое. Она очень сильная женщина, волевая женщина. Но Драко в чем-то прав. Глава чистокровного рода единолично принимает судьбоносные решения касательно будущего семьи. На эти решения мудрая женщина способна повлиять, но в случае с Драко... Панси не уверена, что Нарцисса сможет достучаться до супруга. В этот момент Драко нервно проводит по волосам и выбивает из пачки сигарету. Панси молча наблюдает за тем, как он прикуривает от волшебной палочки, и уверенно произносит: — Ты его единственный сын. Получается неубедительно. Почему-то именно сейчас она вспоминает, как Драко разломал свою метлу на втором курсе. Сразу после того как Слизерин проиграл матч. Драко тогда сильно ударился при падении и травмировал спину. Он ждал своего отца в больничном крыле, а после всё ещё в спортивной мантии искал его по всему замку. Не мог поверить, что отец ушел. И когда профессор Снейп сказал ему... Одной поломанной метлой дело не закончилось. Драко отворачивается. Рассматривает улицу, на которую они вышли, и по прошествии пары минут отвечает: — Сын... Словно это когда-либо что-то значило. Драко трет глаза свободной рукой и смотрит на летнее голубое небо. — Если он от меня отречется... — начинает Малфой. — Не отречется, — тут же парирует Паркинсон. Драко медленно переводит на нее взгляд и долго всматривается в ее лицо. Даже спустя столько лет проведенных вместе, Малфой остается для неё загадкой. Она не может понять, о чем именно он думает. Никогда не могла. Драко как закрытая книга, если он не хочет, то и не догадаешься, что у него на уме. Потому Паркинсон терпеливо ждет, когда он скажет все сам. Внезапно он притягивает ее, обнимает и шепчет в макушку: — Я здесь, чтобы попрощаться. Попрощаться? Панси отстраняется, смотрит себе под ноги. Уезжает. Снова уезжает. Она была готова к этому, он ведь сказал, что приехал на несколько дней. Но она не знала, что отпустить его будет настолько трудно. За эти два года она отвыкла от него, перестала чувствовать все так остро. Когда он уезжал в прошлый раз, она его любила больше жизни. А сейчас... Она не может разобраться в том, что чувствует. У нее по-настоящему крепкие отношения с человеком, ради которого она рискует своим положением в обществе. Она впервые за долгое время счастлива. Но об этом она сейчас совсем не хочет думать. Панси борется с желанием открыть рот и задать наиглупейший вопрос: "Хочешь, я отправлюсь в Штаты с тобой?" Драко протягивает руку и нежно обводит пальцами инициалы на ее халате. После нажимает слегка на ее подбородок, приподнимая голову, и смотрит с такой гордостью, что на душе сразу становится хорошо, тепло, радостно. Впервые за все время учебы Паркинсон понимает: все было не напрасно. Все ее лишения и унижения. — Целитель Паркинсон, — вдруг произносит Малфой. — Звучит! Панси смеется и шутливо толкает его. А Драко тем временем продолжает: — До сих пор не могу поверить,что ты учишься на целителя. Помню, в школе ты хотела перещеголять мадам Малкин... Панси улыбается, прячет лицо в ладонях и возражает: — Это было давно. Очень давно, на самом деле. Несколько жизней тому назад. Драко кивает и замечает: — До войны. Она вспоминает, как когда-то действительно хотела стать хозяйкой модного бутика, в котором вся одежда была бы пошита по ее эскизам. Панси мечтала похудеть и показать всем своим недругам их место. Мечтала создать собственную марку одежды, скупить бренды поменьше, включая ателье Малкин и ирландских производителей ткани, возможно приобрести несколько парфюмерных магазинов и бутиков с аксессуарами... Она никогда не думала, что наступит день, когда она свяжет будущее с медициной. Но после того, что она видела в поместье Малфоев... — Да, до войны, — соглашается Панси и на автомате опускает взгляд на предплечье Драко. Ей сложно дать оценку действиям Драко, она никогда не пыталась быть объективной по отношению к нему. Когда-то он спросил, делают ли его ужасным человеком те ужасные вещи, что он сделал во время войны. И она, не колеблясь, сказала "Нет". Не думая ни единой секунды. Ей и не нужно думать, она просто чувствует, что для нее этот ответ — "нет". И плевать, что скажут другие. — Трудно? Он кивает в сторону витрины, из которой они вышли. Панси пожимает плечами. Словом "трудно" не передать то, с чем она столкнулась. Очень, очень, очень трудно. Иногда невыносимо трудно. Порой ей кажется, что она достигла своего лимита. Продолжать — вот что сложнее всего. Заставить себя продолжать, когда все в ней просит остановиться. — Очень. Драко улыбается. — Наступит день, и в Мунго станут оказывать помощь всем без исключения. Бывшим Пожирателям, их семьям... В момент обращения, а не через три-четыре часа. Представь себе этот славный день. — Не могу, — стонет Паркинсон. Она вспоминает Хамфри и целителя Уика. А после еще с десяток преподавателей — половина преподавательского состава их курса. Панси накрывает его ладонь своей и прижимает к груди. — Ты вернешься в Англию? Она задает наверное единственный волнующий ее вопрос. Не решаясь на него посмотреть она утыкается взглядом в мусорную урну на другой стороне улицы. — Вернусь. Обязательно. — Хорошо. Драко щурится, подставив лицо солнечным лучам. А потом озорно улыбается и говорит: — Приезжай. Когда я со всем разберусь, приезжай ко мне. С Чарли познакомлю. Мимо проходит трое маглов, вероятно офисные работники. Деловые, в костюмах, с портфелями в руках. Панси переводит взгляд с лысеющего коротышки со строгим лицом на Драко и шепчет. — Приеду. Она ждала приглашения. Давно хотела сорваться и приехать к нему. Вот только... А что с Роном? Он не поймет, если она уедет к Драко одна. — Вот только... — Паркинсон не знает, как сформулировать свои сомнения. Малфой видимо понимает причину ее заминки. — Я пригласил его. Панси удивленно приподнимает брови. — Пригласил? Рона? — не веря переспрашивает. — Пригласил, — кивает Малфой. Панси во все глаза смотрит на него. И улыбается. Широко, открыто, счастливо. Принял. Он принял Рона. Она кидается Драко на шею, обнимает, щекой касается его щёки и снова улыбается. На какую-то долю секунды Панси забывает, что это прощание, а потом Драко немного отстраняется. Она понимает: пора. Паркинсон зажмуривает глаза. Где-то неподалеку лает собака, раздается детский смех, кто-то что-то кричит. Панси бросает короткий взгляд в толпу. По улице, на которую они вышли, шествует группа странно одетых маглов. Шумных, крикливых. И что самое нелепое — босых. Перед ними без привязи бежит собака. Паркинсон вновь смотрит на Малфоя. Прощаться, значит прощаться. Нет смысла тянуть. — Драко, чтобы ты ни решил с тем звонком, знай: я с тобой. Она улыбается и добавляет: — Без какой-либо выгоды. В этот момент в паре метров от них материализуется молодой парень с клешнями вместо рук. Он в панике смотрит на Панси и та мгновенно на него отвлекается. — Все в порядке. Это можно убрать за пару минут. Не волнуйтесь, в приёмном отделении вас сориентируют, к кому обратиться... Когда парень исчезает за витриной с манекеном, Драко наклоняет голову и задумчиво тянет: — Целитель Паркинсон... Затем сжимает напоследок ее ладонь, отходит и с кивком аппарирует.