Порно

— Прежде всего, ответь на вопрос: почему порно? — Это моя черта, мой Рубикон. Последний рубеж, который нужно перейти, чтобы оставить прошлое навсегда в прошлом. — Меняешь свою жизнь? — Кардинально. ... — Твои родители знают о том, что ты гей? — Да, знают. Отец был сильно разочарован. Сын — гей-неудачник — это не тот наследник, о котором он мечтал. — Он не знает, что ты сейчас делаешь? — Он даже не знает, где я нахожусь, а я живу дальше, без всего того дерьма, коим он с детства меня пичкал, меняю свою жизнь. ... — Хорошо, Крис, кажется, мы спросили все, что хотели... * * * Драко смотрит на заградительные стены новой тюрьмы. Он не спешит заходить внутрь — внимательно изучает издалека. Стены сделаны из красного камня, сходятся не под прямым углом, а под углом в шестьдесят-семьдесят градусов. Видимо периметр тюремного комплекса — треугольник или что-то похожее на треугольник. Вход на территорию тюрьмы осуществляется через кованые ворота. Надписи не хватает — "Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate". Это место действительно подобно аду, пережевывает тебя и выплевывает, у попавших сюда нет надежды вернуться самими собой. Удивительно, как быстро тюрьма высосала силы из отца: и моральные, и физические. Драко помнит, как впервые увидел его в мэноре после месяцев, проведенных в Азкабане. Времени прошло совсем ничего, но тот уже был другим — по-другому держался, по-другому говорил и даже смотрел по-другому. Что-то изменилось. Из блистательного Люциуса Малфоя он превратился в заключенного номер 199863. Пожирателя смерти, осужденного Визенгамотом за совершенные преступления. Пожиратель... как клеймо на всей жизни. Драко тяжело вздыхает. В магловском мире существует болезнь, которая до изобретения лекарства медленно, десятилетиями казнила заболевших. Постепенно, фалангу за фалангой, отнимала пальцы, покрывала язвами тело, отсекала ступни ног, кисти рук, лишала зрения. Делала заболевшего изгоем. Больные проходили через поток страданий и унижений, их заставляли носить колокольчики, чтобы каждый встречный знал — по дороге идет смерть. В Персии их объявляли умершими и изгоняли из среды живущих. Во Франции здоровые жены, сожительствующие с больными мужьями, несли наказание у позорного столба, а потом изгонялись из общества. По предписанию корана, всякий правоверный, встретившись с одержимым этим недугом, должен бежать от него, "как от дикого зверя"... Бывший Пожиратель смерти все равно что прокаженный, увешанный колокольчиками, — "дикий зверь", изгой в новом послевоенном мире. По крайней мере, в Англии это так, и неясно, когда положение дел изменится. Да и изменится ли вообще когда-нибудь. На улице Драко до сих пор обходят стороной, с ним не хотят ездить в лифте, не хотят сидеть рядом в кафе, находиться на соседним месте в театре... Унизительно. Драко помнит себя до переезда в Штаты. С каждым днем с победы Поттера его все больше и сильнее охватывало чувство злобы и ненависти ко всему окружающему. Он был похож на раненного зверя, царапающего землю когтями. И ненавидел. Мать, отца, Поттера, людей вокруг, но больше всего — себя. Каждый день его клеймили позором сотни глаз министерских служащих, постоянных клиентов баров и просто случайных прохожих. И каждый день внутренний голос шептал: "Они ненавидят тебя, они боятся тебя, хотят посадить в железную клетку, хотят заточить..." Драко нервно щелкает пальцами, делает глубокий вдох и поднимает голову. Глупо, что именно сейчас он чувствует страх. Внутреннее напряжение растет с каждой секундой, проведенной у здания тюрьмы. Драко испытывает иррациональное желание развернуться и бежать со всех ног подальше. Аппарировать и впредь никогда не приближаться к этому месту. Ему страшно, что оказавшись внутри, он не сможет выйти на свободу. Говорят, в тюрьме время приобретает особое свойство растягиваться до бесконечности. В ней дни длятся как месяцы, месяцы как годы, годы как столетия. От мысли об этом кожа покрывается холодной липкой испариной. Радует то, что дементоров в Англии больше нет. Официально, разумеется. Их изгнали практически сразу после победы Поттера. Не факт, что все они послушались, но указ был издан уже давно. Малфой поднимает глаза и смотрит на ближайшую к нему вышку, расположенную на стене. Вместо дементоров — обычные надзиратели, осматривающие окрестности. Драко собирается с мыслями и шагает к главным воротам. Было бы гораздо удобнее аппарировать сразу в здание администрации. Но даже он понимает, какие риски влечет за собой отсутствие антиаппарационного купола. Удобство посетителей не в приоритете — здесь все сделано для того, чтобы минимизировать возможность побега. Навстречу ему приближается невысокий мужчина сорока пяти-пятидесяти лет, в синей с золотым униформе, с тонкими усиками, короткой стрижкой и излишним весом. Он учтиво улыбается и протягивает руку. — Мистер Малфой? Драко кивает, сжимает его ладонь, а после отступает и гораздо внимательнее рассматривает грузного тюремщика. Надо же... протянул руку Пожирателю смерти. Дико и смешно, что именно в этом месте кто-то все еще соблюдает приличия. Это подкупает. Драко априори нравятся воспитанные люди. Расположить к себе человека порой довольно просто. Иногда хватает протянутой руки. — Идемте, я провожу вас. Вы ведь в первый раз у нас? — Да, я... — Драко кашляет, оглядываясь по сторонам. — Да, в первый. Он удивлен тем, что кто-то лично вышел его встретить. Подобное внимание неспроста. — Хотите небольшую экскурсию? Я кстати Дэниэл Броуди. Я отвечаю за безопасность в этом месте. Глава безопасности новой современной тюрьмы Англии собственной персоной. Броуди. Драко читал о нем. Что-то в Пророке в разделе новшества и изобретения. — Значит, с Вами мой отец в безопасности, хм? Дэниэл сдержанно улыбается. Щурится, смотрит на руку Драко. Ту самую, с меткой. — Забавно, очень забавно. У вас хорошее чувство юмора, мистер Малфой. Так что насчет краткого экскурса? Что ему нужно? Что-то определенно нужно. Драко кивает, и Броуди рукой указывает на ворота. — Это место спроектировано американским архитектором Джозефом Симпсоном. Тюрьма состоит из двенадцати крыльев расположенных в четырех строениях. Меньшее здание содержит пять крыльев и разработано для женщин. Оставшаяся территория — мужская. Есть еще здание администрации с камерами для свиданий. Навстречу им по довольно широкому проходу идут трое волшебников в такой же сине-золотой форме. Они удивленно смотрят на Драко, один из них, тот что помладше, что-то спрашивает у темноволосого, с идеальным прямым носом волшебника, слушает его, кивает, хмурится. Волшебники проходят мимо, и Драко слышит, как их шаги стихают. — Кстати у нас предлагаются образовательные и воспитательные курсы. Драко улыбается, представив отца вышивающим крестиком или что-то вроде. — У нас заключён контракт с колледжем Уикомб. В будущем при должном финансировании в тюрьме появятся два тренажёрных зала, библиотека и центр для визитёров с зоной отдыха, буфетами и площадкой для детских игр. При должном финансировании? Вопрос в деньгах? Если да, то обсуждать его нужно не с ним, а с его отцом. Глава рода Малфой — Люциус и только он может решать такие вопросы. — Сейчас тюрьма в рабочем состоянии, вы не подумайте. Мы с Джозефом и его командой трудились над тем, чтобы сделать ее самой надежной тюрьмой в Англии. Она оборудована новейшими специализированными артефактами, магическими усилителями, барьерами, щитами, детекторами лжи... Было принято решение убрать возможные риски. Мы отказались от услуг дементоров. Броуди ненадолго встречается с ним глазами, Драко кивает. Разумное решение. Он наверное на их месте к такому же пришел. — Это место само по себе как дементор, — замечает Малфой. Он не признает этого вслух, но он приятно удивлен тем, что в тюрьме планируется библиотека. И тренажеры. Состояние тюрем в стране сопоставимо с состоянием самого общества. Если общество заботится о тюрьмах, если власть улучшает условия содержания заключенных, то значит общество признает их человеческие права. Возможно Кингсли Бруствер не самый плохой министр магии. Возможно теперь он самую малость симпатичен Драко. Броуди с интересом поглядывает на Драко, пока они идут до главных ворот. — Вы меня не узнаете? Так? Драко немного снижает скорость. Он окидывает Броуди пристальным взглядом. — Я Вас пытал? Броуди на секунду теряет дар речи, а потом начинает смеяться. Он машет руками, да и вообще довольно активно жестикулирует. — Нет. Вы меня не пытали. — Хорошо, — Драко переводит взгляд на одну из вышек с охраной. — А то после Вашего экскурса я чувствую себя немного неудобно. — Не нравится моя тюрьма? — с явной иронией в голосе спрашивает Броуди. Они подходят к воротам, Броуди выпрямляется, смотрит перед собой, на магические руны, и через секунду тяжелые створки открываются. — Не нравятся тюрьмы в принципе, — констатирует Драко, переступая границу между миром свободных людей и миром "двенадцать крыльев — четыре здания". Ворота за ними закрываются, они с Броуди оказываются во внутреннем дворе. По-видимому, основным принципом строительства этой тюрьмы был принцип централизации: все тюремные здания и помещения компактно расположены по обе стороны от главного сооружения (вероятно здания администрации), из которого они хорошо просматриваются. "Почти круг". Драко не может сформулировать свою мысль до конца. Он оглядывает внешние стены, идущие под углом к основным зданиям. В одном месте стена почти касается одного из корпусов тюрьмы. Малфой чувствует жесткость гравия под ногами. Главная дорога делит пополам территорию, аккуратно, как прямой пробор. Трава после дождя мокрая, в воздухе — сырость. — Невиновному человеку нечего опасаться, — негромко, но с явным укором произносит Броуди, отвлекая Драко от изучения окрестностей тюремного комплекса. Драко не может сдержать смешок. Каждому есть за что ответить. Каждому. — Вы встречали невиновных людей? — озвучивает свои мысли Драко. Он переводит взгляд на двор, удивляясь количеству различных трав, цветов и деревьев. Вдоль главной широкой дороги высажены молодые кипарисы. У здания администрации, расположенного по правую сторону от дороги, растут приземистые пламенно-красные делониксы, невысокие, с раскидистой кроной. "Дерево-пожар", проносится в голове Драко. — Начальник тюрьмы любит растения, — неодобрительно произносит Броуди. — Пуффендуец и герболог в душе. Опасная смесь. Драко разглядывает сад у окон — громадный и ухоженный: в центре газон, ива, по краям — цветочные бордюры, нарциссы, тюльпаны... Он вспоминает сад матери в мэноре. Тот сад — ее царство. Она часами ковырялась в земле, устроившись коленями на подушке, легкая вуаль на широкой панаме защишала лицо от солнца, подле нее — корзинка с семенами, луковицами цветов и обрывками бечевки для подвязывания. Драко всегда любил сад своей матери. В детстве он помогал ей ухаживать за растениями. Он помнит запах вскопанной земли, пухлые, налитые луковицы в руках, шорох семян под пальцами. Он был счастлив тогда. — А вы кто? — Когтевранец. Малфой кивает. Логично. Когтевранец, помешанный на артефактах, глава безопасности новой тюрьмы для волшебников. Забавно, что такой человек подчиняется кому-то вроде Долгопупса. Дэниэл достает из кармана серебряные часы с гравировкой и задумчиво произносит: — Я отвечал за обновление защиты вашего мэнора на нескольких участках. Вы тогда были совсем маленьким мальчиком, мистер Малфой. Я установил новые ворота, а также отреставрировал некоторые древние артефакты в вашем поместье. Он вздыхает, убирает часы в жилетный карман и искоса смотрит на Малфоя. — Работать на территории такого мэнора — бесценный опыт. У вас удивительный дом. Драко чувствует, что тот что-то хочет, но пока не может понять что именно. — Да, я знаю. — Я рад, что Сами-знаете-кто его не разрушил. Это было бы невосполнимой потерей. Я бы хотел... если это возможно, конечно, еще раз посетить мэнор. "Отец видимо отказал" — догадывается Драко. Броуди не стал бы спрашивать его в противном случае. — Вам стоит спросить об этом моего отца. Драко отлично понимает, почему Броуди обращается к нему, но он не хочет помогать ему и за него озвучивать его просьбу. Если нужно пусть наступит на горло гордости и попросит. Малфой проводит ладонью по волосам, чешет нос. Молчит. Ждёт. Броуди не выдерживает. — Вы тоже можете дать разрешение на визит. Как наследник рода. Драко улыбается. Может. — Как наследник я многое могу. Но не вижу причин идти в обход желаниям моего отца. Почему он отказал вам в такой мелочи? — Ваш отец считает сотрудников этой тюрьмы своими личными врагами. Это не так. Я ему не враг, и вам я тоже не враг. Я прошу вас об одолжении. Малфою не нравится идея пустить чужака на территорию своего дома, пусть даже Броуди и выглядит безобидным ботаником, жаждущим заполучить объект для исследований. Возможно потому, что тот работает в этом месте. Порядочные люди здесь не работают. Не должны здесь работать. Но и отказать в такой незначительной просьбе будет неразумным решением, учитывая, что отец все еще зависит от расположения надзирателей. Броуди терпеливо ждет его решения. Драко останавливается и смотрит на здание администрации. Его подкупают простая форма, натуральность и естественность постройки. Драко нравится внешняя облицовка стен, вроде бы обычные каменные элементы, но смотрятся хорошо. По-современному. Отец вряд ли оценил, когда оказался на территории тюрьмы, но минимализм в архитектуре придает этому месту внешнее спокойствие. Драко оглядывается, внимательно изучая остальные постройки тюремного комплекса. Четыре здания с камерами для заключенных. Основные геометрические формы, элементы без декора, простые материалы и повторения структуры олицетворяют ощущение порядка. Стиль строгий и жесткий, но при этом излучает умиротворение и покой. И все они вместе со зданием администрации образуют круг. Вновь в голове крутится мысль, которую он никак не может сформулировать. Это бесит. Малфой вновь оглядывается. Стены сходятся под углом где-то в шестьдесят градусов, образуя почти равносторонний треугольник. А дорога, по которой они сейчас идут, пересекает весь комплекс — начинается у главных ворот и заканчивается где-то... Драко не видит эту точку. Внезапно его озаряет: дары смерти. Истории о них стали очень популярными после победы Поттера. — Тюремный комплекс построен в форме даров смерти? — с улыбкой интересуется Малфой. Дэниел Броуди удивленно смотрит на него, а после кивает. — Не думал, что вы поймете. Малфой закатывает глаза. — Я внимательный. — Да, но... — впервые с момента их встречи Броуди выглядит чем-то настолько впечатленным. — Да. Что насчет моей просьбы? Вы решили что-нибудь? — Я дам распоряжение пропустить вас на территорию мэнора. Улыбка не успевает добраться до губ Броуди, зато его выдают глаза. На секунду они загораются, но тюремщик тут же берет себя в руки. — Но мне нужна ответная услуга. — Я Вас слушаю, — кивает Дэниэл. — Возможно моему отцу сегодня потребуется помощь. У него слабое здоровье и... Разговор может оказаться жестким. Я хочу, чтобы дежурный колдомедик был готов. И чтобы вы проследили за этим. Броуди задумчиво поджимает губы и кивает. — Вы хороший сын, мистер Малфой. Хороший сын... да уж. Сын, который снялся мордред знает в чем и мордред знает с кем. И который теперь боится в этом признаться. Драко натянуто улыбается и собирается кивнуть, но секундой позже его улыбка гаснет, и кивок замирает. — Договорились? — спрашивает он, отворачиваясь. — Даю слово. Вашего отца вплоть до его освобождения будут проверять каждый час. Если ему понадобится помощь — он ее своевременно получит. Драко кивает. — Хорошо. — Мы пришли, мистер Малфой. Дальше Вас будет сопровождать мистер Уоррен Киррен. Он проводит Вас до камеры свидания и сопроводит обратно до этого места. К Малфою словно из ниоткуда выскакивает волшебник — один из надзирателей этой тюрьмы. Рыжий и, судя по туфлям, часам и очкам, — бедный. "Еще один дальний родственник Уизли?" Киррен надменно и с явным вызовом во взгляде смотрит на Драко и нахально улыбается. Он одет в новую тюремную форму и чрезмерно горд собой. Видимо должность рядового надзирателя — верх его амбиций. — Малфой собственной персоной... Что, соскучился по папочке? Потянуло к корням? Или... — Киррен! Броуди строго на него смотрит, и под его взглядом Уоррен будто бы становится меньше. — Мне нужно забрать пропуск и вашу палочку. — Броуди протягивает руку и добавляет: — Такие правила, встречи с заключенными только в специальных камерах. Палочки, разумеется, запрещено проносить. Драко неуютно от мысли, что он останется без защиты. Он и так чувствует себя очень некомфортно. А без палочки нервозность точно перерастет в мандраж. — Вам здесь ничто не угрожает. Драко протягивает ему палочку и замечает: — Действительно, я ведь еще не дал распоряжение насчет вашего визита. — Точно, — смеется Броуди и слегка кивает. — Именно по этой причине. Он медлит, будто хочет что-то добавить, но потом разворачивается и уходит по дороге, направляясь в один из корпусов. Драко смотрит ему в спину. — Эй, ты идешь или как? — раздается неприятный голос Уоррена. "О, Мерлин, дай мне сил" * * * — Отец, — произносит Драко и шагает в камеру. Он останавливается посреди комнаты, ожидая, пока Киррен закроет за ним массивную дверь. Дверь захлопывается. Драко касается железного стула для посетителей и молчит. Обводит глазами комнату для свиданий с ее высоким потолком, с уродливой люстрой со свечами и небольшим искусственным окном. Мрачный интерьер. Драко не знает, что сказать. Вернее, он знал, даже набросал в голове примерный план диалога, но вот он встретил отца, и все эти заготовки вмиг рассыпались как карточный домик при первом же незначительном дуновении ветра. Глядя на отца он ощущает тоску, страх, надежду, злость... Драко даже не знает, чего в нем больше — ярости, обиды или любви. Он только знает, что если завтра вдруг начнется война, он, не задумываясь, встанет на защиту своего отца. И будет биться за него до самого последнего вздоха. Но сейчас не война. Первые секунды после его прихода Люциус тоже не двигается с места. — Рад, что ты меня еще помнишь, Драко, — произносит он тихо, спокойно, но с явным упреком в голосе. Люциус стоит возле стола, слегка касаясь поверхности кончиками пальцев. За время заточения светлые волосы на висках еще сильнее посеребрила седина. Его взгляд внимательный и холодный, как и сам он. У Драко в груди как-то неприятно холодеет: давно пора было запомнить, что глупо ждать, что отец изменится. Четыре года в тюрьме не в состоянии сделать его теплее. Драко осматривает комнату для свиданий, поражаясь, насколько все здесь мрачное и серое. Депрессивное. Он поднимает голову: потолок камеры испещрен частой сетью трещин. Стены покрашены неровно, пол — бледно-серый. Драко морщится. В этой камере пахнет чем-то первобытным. Чем-то... Наверное, так пахнет отчаяние, боль, страх... Драко переводит взгляд на отца и недовольно качает головой. — Ужасно выглядишь, — сделав над собой усилие, произносит и подходит ближе. — Надеюсь, здесь нет зеркал? Люциус усмехается и поджимает губы. Но он не злится на Драко за дерзость. Он не видел его с самого оглашения приговора в здании Министерства. Сейчас он просто рад слышать его голос. Слова не так важны. — Кстати, красивая мантия, — не может удержаться от шпильки Драко. — Тебе идет этот цвет. Его взгляд скользит по стенам, перепрыгивает на стол, цепляется за стоящий рядом с ним стул. А затем наконец останавливается на Люциусе. Тот порывается подойти, но Драко рефлекторно отступает, его брови недовольно сходятся на переносице, и Люциус остается стоять, где стоял. Окидывает Драко внимательным пристальным взглядом, и сдержанно улыбается: он не видел своего сына четыре года. Как оказалось, это слишком долгий срок. — Необычная стрижка. Драко опускает глаза на свои туфли, после резко вскидывает голову и выдыхает: "К черту!". Он подходит к отцу и протягивает руку. Отец довольно сжимает его ладонь в ответ. Никаких объятий: Люциус Малфой не обнимается с мужчинами — даже с единственным сыном. Все строго. Драко давно уже выучил правила. — Немного кривая. Это сейчас модно? Драко закатывает глаза и отступает. Люциус и не думал, что будет испытывать нечто подобное. Такую радость от встречи с сыном. Драко уезжал в Хогвартс каждый год с одиннадцати лет, и он спокойно переносил месяцы без него. Возможно потому что всегда было чем занять себя. В тюрьме времени слишком много. Много времени, много беспокойных мыслей... — Не модно, просто у Поттера руки растут не из того места. Непривычно видеть Драко таким... чужим, незнакомым. — Поттер? — Люциус чуть приподнимает бровь. Драко выпрямляется и с вызовом повторяет: — Поттер. Хорошо, пусть будет Поттер. Люциус не хочет говорить на эту тему. Он не в восторге от того, что его собственный сын... Это неправильно. Ненормально. Мужчина с мужчиной... Два-три века назад за такую "любовь" подвергали жестоким пыткам и казнили. Мужеложцев не щадили. Возможно поэтому в магическом мире было больше порядка. Чтобы вот так... открыто, как Поттер. Подобные вещи доказывают ощутимый вред от влияния культуры маглов на магический мир. Их доведенная до абсурда телерантность является чем-то диким и аномальным. Если грязнокровки и дальше продолжат засорять умы юных волшебников своими дикими идеями, то такими темпами все маги вскоре и вовсе выродятся. Драко отодвигает стул, но как и прежде остается стоять. Люциус же садится напротив, и одним лишь властным взглядом пытается его подавить. Но Драко уже не шестнадцать. Он упрямо встречает его взгляд и, пользуясь своим преимуществом, смотрит сверху вниз, не уступая отцу первенство. Он помнит, очень хорошо помнит, как его натура буквально обесцвечивалась под давлением отца с его потребностью в дисциплине и порядке и даже самые малые проявления спонтанности в его глазах выглядели недопустимой вольностью. — Зачем ты пришел? — решает нарушить молчание Люциус. — Что тебе нужно? Драко лишь пожимает плечами. В самом деле, что ему нужно? То, чего Люциус никогда не сможет дать. — Мне нужно... Рука автоматически тянется к пачке сигарет. — Не возражаешь? — А тебя остановит мой запрет? Драко замирает. Смотрит на сигареты, затем на отца. Выбивает одну и крутит ее в пальцах. — Каким бы я ни был, я никогда не был неучтивым по отношению к тебе. Я всегда... — наткнувшись на нечитаемый взгляд, он обрывает начатую мысль. — Ладно, неважно. Люциус пытается улыбаться, но на висках проступили крупные капли пота, а под глазами залегли синие тени. Бледное лицо, впалые щеки и больные глаза пугают. И так хочется спросить: "С тобой все хорошо, папа?" Но Драко не спрашивает, просто молча напряженно всматривается в лицо отца, чувствуя нарастающее беспокойство. И чувство вины. Он ни разу не навестил его за четыре года, считал, что так будет лучше для него. Для него. Не для отца. — Поттер сказал, тебя скоро освободят. — Верно, — подтверждает Люциус. — Но об этом ты мог узнать из первых уст. Драко прикуривает магловской зажигалкой сигарету и кивает. Молчание затягивается. Нужно переходить к главному, но... Но что для него "главное"? Уж точно не порно. О порно он и не думал все то время, что находился в камере. Зато думал о другом. В душе поднимается что-то тёмное и неконтролируемое. В голове словно щёлкает переключатель, и Драко, резко опустив руку, произносит: — Мог бы... Но тогда мне бы пришлось с тобой общаться. А я не хотел. Он выдыхает и замирает. Говорить правду непривычно приятно. Даже удивительно, насколько легко даются признания. — И к слову я не интересовался твоими делами, о тебе Поттер сам заговорил, мне все равно когда тебя освободят. Я не хотел тебя навещать. Я не хотел даже в одной стране с тобой находиться, — глубоко затянувшись и выпуская дым через ноздри, он с прищуром смотрит на сидящего в метре от него отца и продолжает: — Не хотел видеть тебя, слышать тебя. Не хотел ничего знать о тебе. Люциус поджимает губы. Не шевелится, спокойно и задумчиво разглядывает сына, а после трет пальцами переносицу. Драко читает по его лицу, как по одной из своих любимых книг — сейчас он видит на нем раздражение и гнев. Он понимает, что ступает по талому льду. Один неверный шаг — и он провалится. Возможно он даже хочет провалиться. — Ты отвратительный отец. Хуже некуда. Люциус скептически вскидывает брови, наклоняется и кладет руки на стол. А потом жестом велит продолжать. Драко не нужно его позволение, сейчас он не знает не как начать, а как заставить себя замолчать вовремя. Как остановить поток обид, скопившихся за пятнадцать лет. — Все еще можно было исправить, тогда, до войны, во время войны, но тебе не было дела. Всегда находилось что-то более важное. А теперь уже поздно. Теперь гнилые, мертвые отношения с тобой проще похоронить. Иногда я жалею, что ты жив. Все было бы гораздо проще, если бы ты умер. Мне было бы больно, я бы горевал, но все равно... проще. Драко ненавидит себя за такие мысли. Как вообще можно желать смерти тому, кого так сильно любишь? — Я не намерен слушать твоё нытье, Драко. Избавь меня от него, — холодным голосом отрезает Люциус, слегка наклонив голову. — Если ты пришел только ради этого, то сейчас не время для таких разговоров. Я вскоре вернусь в мэнор, там и обсудим... — Нет. Не в мэноре. Здесь и сейчас. В душе бушует буря. Где-то краем сознания он понимает, что ведёт себя в корне неверно, но ничего не может с собой поделать. Наступила точка невозврата. Он больше не может молчать. Молчать сейчас преступление. Слишком долго он копил в себе все это. И теперь слова и невысказанные обвинения разрывают его изнутри. Драко прикрывает веки и делает несколько глубоких вдохов и выдохов, успокаиваясь. — Не могу понять, как вообще можно... Так долго, так планомерно... Я до сих пор слышу твой голос в голове — недовольный, раздраженный... "Ты можешь лучше, Драко", "Я не вижу результатов, Драко", "Сколько можно допускать ошибки, Драко". Губы Люциуса потрескались, он проводит языком по нижней губе и замирает. Кончик языка застывает возле крайней левой трещинки. Секунду-другую он неотрывно смотрит на железный стул возле себя, затем переводит взгляд на Драко. — Я был неправ? Что-то необъяснимое проносится в глазах Драко, прежде чем он успевает взять себя под контроль и выровнять осанку. Вся его решимость словно куда-то исчезают и он, пусть и на недолгое время, становится тем же кусающим губы неловким мальчиком, коим был когда-то в присутствии отца. — Я что-то упустил? Он отдал Драко так много, но тот запомнил лишь критику. Где бы Драко был без критики? Кем бы Драко стал, если бы он относился к нему со снисхождением? Во взрослой жизни никто не проявит ни жалости, ни милосердия. Теперь же Драко достаточно силен, чтобы пережить и травлю, и ненависть, и всеобщее порицание. Он силен, умен, способен к самоконтролю. Драко смотрит на Люциуса со злой усмешкой на губах. В ответ тот поднимает руку в качестве извинения. Он вновь заговаривает, и на этот раз его голос звучит тише и мягче. — Я хотел сделать тебя лучше. Мальчишкой он был таким несдержанным, таким вспыльчивым и эмоциональным... Импульсивным. Роль отца в воспитании сына — сделать все, чтобы раскрыть его скрытые таланты. Любовь проявляет мать, отец занимается будущим. Драко безусловно талантлив, но ему была необходима дисциплина. Без нее он легко мог отвлечься на очередную авантюру. Драко всегда был равнодушен к учебе, он мог бы учиться не хуже грязнокровки, но тратил слишком много сил на бессмысленную борьбу с Поттером. Люциус замечал его эрудицию. Он знал, что Драко проводил за книгами значительное количество времени, только бы соответствовать ему. Человека нельзя заставить превзойти самого себя, он сам должен желать развиваться. Все, что Люциус сделал — дал Драко мотивацию превосходить себя. Снова и снова. Каждый день. — Нет, — Драко качает головой. — Нет, ты хотел сделать меня другим. — Он подходит к окну, хмурится, набирает в грудь воздуха и на одном дыхании: — Стереть и перезаписать... — замирает, не донося сигарету к губам. — Что ты несешь? Люциус недоуменно смотрит на Драко: тот все так же стоит у зачарованного окна, не может заставить себя посмотреть на отца. Сигарета обжигает пальцы. Драко отвлекается от грустных мыслей, шипит сквозь зубы и тушит в пепельнице дотлевшую до фильтра сигарету. — Ты слишком долго жил среди маглов, Драко. Когда меня освободят, все изменится. У тебя есть обязанности перед семьёй, пора о них вспомнить, — тихо произносит Люциус, в его голосе или словах нет угрозы, зато она читается в тяжелом взгляде. Вспомнить — значит вернуться в Англию. Это не входит в его представление о счастливом будущем. Драко осматривается, медленно шагает вдоль стены с видом небрежной уверенности в себе. Отец чует слабость, как собака — страх. Драко достаёт ещё одну сигарету, поджигает ее. Делает затяжку, выпускает дым носом. Молчит. — Иногда мне кажется, что я начал жить только когда оказался среди маглов... — он нервно взъерошивает волосы. — Ты знал, что я взял новое имя? Теперь я Дрейк Метман. Мне нравится быть им. Человеком без прошлого, без забот, без проблем. Без каких-либо обязательств. Без тяжести военных преступлений. Дрейк Метман свободен и счастлив. Я не хочу возвращаться к тому, что было. Драко поднимает взгляд на отца. — Я вообще не хочу возвращаться. Он не думал, что скажет это. Что сможет сказать это отцу в лицо. Он Малфой, он не имеет права на свой собственный выбор, только если этот выбор не совпадает с интересами семьи. — А я не спрашивал о том, что ты хочешь. Люциус на секунду прикрывает глаза, Драко знает это выражение его лица: отец зол, раздражен и у него вот-вот начнется мигрень. Его губы поджаты, на лице выступил легкий румянец. Секунду спустя он открывает рот и цедит ледяное: — У наследника семьи Малфой нет выбора. Драко стискивает зубы, но произносит только: — Да уж, — он садится напротив. — Жизнь... Сука. — Драко! — одергивает его Люциус. — Сука и есть. Беспощадная ебанутая на всю голову дрянная сука. После всего, через что я прошел, меньшее, что ты мог сделать — отпустить меня. Уж точно не тебе... Ты же всю войну где-то отсиживался! То в Азкабане, то в мэноре... Он пораженно замолкает. Он никогда не говорил этого вслух, наверное, воспитание не позволяло озвучить эту мысль. Потому что думал он об этом сотни раз. Однажды в пьяном угаре он выжег на двери спальни своего отца слово "Предатель", и лишь утром осознал, что наделал. Надписи к этому моменту уже не было. Но он помнит, каким удовольствием было ее оставить. — Отсиживался? Да ты знаешь, что мне... — Что? — Драко издевательски ухмыляется. — Ну, что? Что такого в Азкабане? Драко не отводит взгляда от глаз отца, и что в них творится, не может объяснить даже он. Некоторое время они сидят молча. Сердце у Драко никогда так не колотилось. Мощно, сильно, неприятно. Как будто кулак неустанно бьёт в грудную клетку. А в голове стучит: "Предатель! Предатель! Ты меня предал!". — Ты платил по своим счетам. Я же… — Драко сжимает челюсть и выдыхает. — Ты ни разу не сказал спасибо. Ты знаешь, что я сделал. Знаешь, на что мне пришлось пойти. Но для тебя я всего лишь мальчишка, который так и не завоевал кубок школы, так и не стал лучшим студентом, так и не... Люциус сплетает руки на груди. — Я задел твои чувства, Драко? — спокойно спрашивает он, но не дожидается ответа и сразу же задает следующий вопрос: — Ты до сих пор мыслишь такими категориями? — Мордред... — не выдерживает Драко. Толку объяснять отцу, что его моральное состояние тогда было такое, при котором смерть казалась избавлением. Но нужно было жить. Нужно было справляться, несмотря ни на что. Опускать руки, сдаваться на волю обстоятельств — это ещё большая слабость. — Ты меня не слышишь. Я пытаюсь тебе сказать... Я пытаюсь сказать... Люциус молчит, отводит взгляд и разглядывает свои руки. Драко с отчаянием смотрит на своего отца, а после отворачивается. Внутри всё скручивается, а за грудиной разливается острая, щемящая тоска. Отец никогда не услышит. Он просто не в состоянии. В детстве он считал, что диалоги в отцовском кабинете делали их отношения хотя бы немного более теплыми и доверительными. Тогда он бы многое отдал, только бы отец радовался их общению, также как и он сам. Ему казалось, что если он перестанет приходить в его кабинет или в малую столовую, где они традиционно завтракали, если он забросит фортепьяно и скрипку и перестанет играть вечерами в Белой гостиной... Отец даже не заметит его отсутствия. — Ты вообще любишь меня? Драко задерживает дыхание и заставляет себя посмотреть отцу в глаза. Его сердцебиение сейчас отдается где-то в артерии на шее. Он откладывал этот разговор слишком долго. В мыслях уже тысячи раз задавал этот вопрос, но так и не нашел в себе сил, чтобы спросить. Он слишком боялся услышать ответ. Знал, каким он будет, и не мог, просто не мог себя заставить... Это как поставить точку в разрушительных и деструктивных отношениях. Знаешь, что нужно, но сделать не можешь. Словно что-то удерживает тебя от этого. Какая-то наивная и нелепая надежда, что проблема лишь в твоей голове, что на самом деле все хорошо, что все еще можно спасти. Что еще есть шанс сделать все правильно. Люциус смотрит на него как на неразумного ребенка. — Конечно, я люблю тебя. Ты мой единственный наследник. Что за дикие вопросы? Наследник. Вот оно что. Он наследник. Он ценен именно этим. Только этим. — Единственный наследник... — задумчиво тянет Драко. — И если бы меня убили во время войны, твой род бы прервался... Он Драко Малфой. Наследник Малфоев, наследник Блэков. Возможно поэтому Темный Лорд так и не приказал его казнить. Ведь если подумать, он убивал людей и за меньшее. Но Драко он все же оставил в живых. Ценен не он сам — ценна его чистая кровь. Когда-то и он так думал. Когда-то он в это верил. Удивительно, как сильно мы можем измениться при определенных обстоятельствах. — Что ты хочешь услышать? Ты делал то, что тебе было велено, и делал это насколько мог хорошо. "Не любишь" "Ты меня не любишь" Драко молча отводит глаза в сторону. Он никогда не скажет это вслух. Сказать — значит признать свою детскую обиду и расписаться в собственной слабости. От отчаяния он готов завыть, но должен держать лицо, должен смотреть отцу в глаза. Глаза, которые давно уже принадлежат незнакомцу. Да и знал ли он его когда-либо? — Никто не отрицает, что ты сыграл полезную роль, но если ты хочешь, чтобы я говорил с тобой как с равным, Драко, — вырасти. — Правда? — Драко усмехается, закатывает рукав рубашки и демонстрирует метку. — Мне было шестнадцать, когда я ее получил. В семнадцать я стал убийцей. Во сколько лет ты стал убийцей, отец? Люциус молчит. — В восемнадцать меня судили. Как военного преступника. В восемнадцать, отец. — Драко переводит на него взгляд, его челюсть сжата, а ноздри раздуты. — Я пил, трахался, принимал зелья, но не мог... Просто не мог сжиться... Я себе душу изнасиловал, чтобы ты жил. И в этом только твоя вина. Ты втянул нашу семью в это. Ты. А потом перекинул ответственность на меня. Головная боль усиливается, пульс глухо отдается в ушах. Он трет лоб, а затем смотрит на свои пальцы. До этого момента... До этого момента он и не знал, насколько сильно ему хочется рассказать отцу всё. Глядя в глаза. Зная, как неприятно ему будет услышать правду. Драко улыбается. Сейчас он не чувствует страха. Ни страха, ни сомнений. Он абсолютно уверен в одном: невозможно вечно копить разочарование, в какой-то момент оно трансформируется в нечто иное — уродливое и гадкое. — Я живу в магловском мире. Он встает и смотрит на отца сверху вниз. — Я работаю на магла-недоумка. Учусь в магловском университете. Я встречаюсь с маглом. Мы живем вместе в однокомнатной квартире сорок квадратных метров, и... — Мордред, Драко, избавь меня от этой мерзости, — тут же перебивает его Люциус и поднимается. Драко с недоумением смотрит на окурок дотлевшей сигареты в своих пальцах и думает: если он сейчас бросит окурок ему в лицо, сильно ли отец удивится. Наверное, удивится. Драко делает вдох, успокаиваясь. — Да пошел ты, — тихо произносит сквозь зубы. — Что? Рука отца непроизвольно сжимается. Он резко выпрямляет спину и шагает вперед. — Пошел ты, — повторяет Драко гораздо громче. Он тяжело дышит, агрессия поднимается к горлу, готовая выплеснуться на отца. — Я гей. Я такой, я всегда был таким. И мне не за что оправдываться и не за что просить прощения. Он тот, кто он есть, и ему нечего стыдиться. — Не за что. Слышишь? Сколько себя помнит, с самого раннего детства, он всегда пытался угодить ему. Хотел, чтобы отец гордился. Но для него он все всегда делал не так, все, чего хотел — было не тем. — Ты еще смеешь... — начинает Люциус, но так и не договаривает. А потом меняется в лице и с совершенно другой интонацией говорит: — Не думал, что когда-либо... Мой сын оказался уродом, мерзким извращенцем, опозорил мое имя, вынес свою грязь на всеобщее обозрение, а теперь... — Грязь? Люциус кривит губы. — А как еще назвать твой образ жизни? Мужчина твоего положения не может иметь связи с другими... мужчинами. Это унизительно. Драко кивает. Унизительно. Вот значит как. — Унизительно, когда тебя трахают? — уточняет Драко. Он намеренно провоцирует отца. Тот видимо не приемлет именно эту часть отношений — секс с проникновением. И именно в пассивной роли. Не дело мужчине подставляться другому мужчине, чтобы его имели, как, по мнению отца, должны иметь только женщину. Драко никогда не забивал мозг такими мыслями. Повезло, наверное, что в его семье эта тема вообще никогда не обсуждалась. До Хогвартса он и не знал о геях, а в школе случайно услышал от маглорожденного старшекурсника из Пуффендуя. Может отчасти именно из-за нежелания отца говорить об "этих мерзких извращенцах" он и смог сформировать собственное мнение. Драко не стесняется своих желаний, его возбуждают мужчины, а не женщины, и сексом ему нравится заниматься с мужчинами. В этом нет ничего преступного. И он не делит роли на "мужскую" и "женскую" — обе мужские. В пассивной роли нет ничего женского, нет ничего постыдного. Драко некомфортно скорее физически: ему не нравятся болезненные ощущения, да и сам процесс — он требует открытости и абсолютного доверия с его стороны. А ему трудно доверять, трудно отдаваться. Вот брать — совсем другое дело. Брать приятно. Такая власть пьянит сильнее самого крепкого алкоголя. Выбор роли во многом связан с характером человека, с его мировоззрением и миллионом иных факторов. А отец делит их на постыдную и мужскую. Ну как можно быть таким узколобым? — Ты многого не знаешь о сексе. Анал может быть приятным. При обычных обстоятельствах, конечно. В тюрьме я не был, не знаю, как у вас... заведено. Люциус сжимает губы и прожигает его одним лишь взглядом. Драко пристально смотрит в ответ, не отводя глаза. Обида за обиду. В конце концов он тоже Малфой и ранить может не менее болезненно. Хотя возможно называть отца тюремной потаскухой перебор. Пусть он и заслужил. — Два года в магловском мире, Драко... — Люциус тяжело вздыхает. — Меньшее, что ты мог сделать — жениться. Но ты ведь не для этого приехал? Драко расправляет плечи, подняв голову к потолку. — Я приехал из-за другого, но раз уж мы заговорили об этом... Я не вернусь в Англию, и я уж точно не женюсь на Гринграсс. — Из-за магла? Люциус морщится. — Ты ведешь с ними бизнес, у тебя львиная доля активов в их мире. Почему тебе так сложно принять мысль обо мне и человеке из их мира? Человеке, которого я люблю. Люциус замечает, что Драко дважды выделил "человек". Откуда это в нем? Откуда это взялось? С их последней встречи прошло четыре года, это достаточно долгий срок, но недостаточный... этого недостаточно для подобных изменений. — Они нам не ровня, — строго чеканит Люциус, наступая. — Они примитивные и недалекие. Ты знаешь, как легко магам выжать из них максимум. Как легко получить все, что мы пожелаем. Но бизнес это только бизнес, Драко. Люциус опускает взгляд на метку Драко, всматривается в ее очертания. Задается вопросом: почему он два года жил в этом мире. В мире, который для него чужой, враждебный, неизвестный, непонятный. Зачем он обрек себя на жизнь вдали от магии, от привычных вещей и знакомых обрядов? Это вина? Он наказывает себя? — Ты был в их городах, — вдруг заговаривает Драко. — Ты видел, на что они способны. Видел их потенциал. В сухом остатке мы не так уж и... Драко не в состоянии закончить. Что-то внутри него протестует. Громко протестует, заглушая все прочие мысли. Говорить такие вещи вслух очень сложно, особенно говорить это отцу, который с самого младенчества вбивал в него совершенно противоположные идеи. Люциус на это лишь взмахивает рукой и отворачивается. — Мой сын никогда не свяжет себя отношениями с маглом. "Только не с маглом" — думает Люциус. — "Не бывать этому." Ни один Малфой никогда не был в таком уличен. Ни один Малфой никогда не предавал свою кровь. Ни один. Никогда. И его сын не станет предателем крови. Иначе он ему не сын. Люциус оглядывается, их с Драко взгляды встречаются. — Я не позволяю. Ты знаешь, что будет в случае неповиновения. Драко опускает голову. Почему-то сейчас вспоминается незначительный эпизод, произошедший совсем недавно. Чарли совершенно бессовестно проспал свой экзамен, но вместо паники или сожаления испытывал лишь удовлетворение от хорошего сна. "— Брось, Дрейк, это просто экзамен. Пересдам. — Несерьезный подход. — Несерьезное событие. Мелочь по сути. Боже, как хорошо. Я так выспался-я-я-я, — он зевает. — Никогда не чувствовал себя лучше. Не хочу думать об экзамене. — А что скажет твой отец? — А при чем тут отец? Это моя жизнь, и потом он счастлив, если я счастлив, в чем бы это ни заключалось..." Он счастлив, если ты счастлив. Дико такое осознавать. В его семье счастье вообще не стоит во главе угла. Чарли уверен, что жить нужно в свое удовольствие, что для этого человек и рождается — для счастья. Он живет так, как хочет, делает то, что хочет, любит того, кого хочет. Чарли не знает иной жизни. Рядом с ним Драко тоже верит в то, что такая жизнь возможна. — Я знаю, — соглашается с отцом Драко. — Я знаю, что будет. Но оно того стоит. Люциус замирает с совершенно нечитаемым выражением лица. Он явно ожидал иного ответа. — Да и потом... магл не главная твоя проблема, отец. Драко усмехается. Вспоминает все те разы, когда отец его ранил, вспоминает злость, копившуюся годами, свою ярость и отчаяние, вспоминает ненависть, граничащую с безумием, и понимает кое-что о себе. — Твоя главная проблема — это я. Теперь я понимаю, почему снялся в том порно. Он долгое время никак не мог понять, зачем ему нужно было заниматься сексом на камеру. Почему он так поступил? Да, это было его фантазией, но по правде у него много фантазий, большинство из них он никогда не озвучит. Но вот зачем записывать видео? Даже для себя, даже зная что пленка останется в домашнем архиве. Всегда есть шанс, что она окажется у третьих лиц. Он хотел этого, где-то на подкорковом уровне он хотел, чтобы ее нашли/похитили/изъяли... Он хотел задеть своего отца, любой ценой, любыми средствами, но настолько глубоко, насколько это только возможно. Это желание неподвластно ни логике, ни самоконтролю. Это бессознательное стремление уничтожить себя, захватив с собой того, кто мучил его столько лет. Сделать больно обоим. Очень больно. — В каком порно? Люцицс медленно подходит к Драко, сжимает его подбородок, вынуждая его поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Что за порно, Драко? — повторяет свой вопрос. — Любительское. Внешнее спокойствие дается Драко нелегко. — Ты снялся в любительском порно? — переспрашивает Люциус, хватая его за плечо. Драко кивает. — Нет. Ты не мог... не стал бы... Драко отступает на шаг и останавливается. По его взгляду Люциус понимает, что он не лжет. — Где оно? — Оно... везде. — И снова он делает шаг. — Повсюду. В открытом доступе. Каждый магл может лицезреть, как я с большим удовольствием натягиваю симпатичного мальчика во все дыры во всех позах. Люциус стискивает зубы. Драко ждал этого выражения лица слишком долго. Он смотрит отцу прямо в глаза, упиваясь его бессилием. Упиваясь его страхом. Упиваясь его уязвимостью. Это лучше чем секс. Это лучше, чем любое зелье, любой алкоголь. От этого срывает все тормоза. Ты чувствуешь, что сейчас, вот-вот влетишь в бетонную стену на скорости триста километров в час, но скорость пьянит. Безумная скорость, невероятная, от которой сердце бешено бьется в груди, пульс стучит в висках, а напряжение сковывает каждую мышцу. Смотреть в его глаза сейчас — наслаждение. Смотреть в его глаза — как нестись навстречу своей гибели с улыбкой на лице. Этот момент стоит всего. — Ты... Ты... Вот оно. Понимание. Он понял, чем чревата публикация этого видео. — Почему? Драко молчит. В голову приходят ответы один язвительнее другого, но он молчит. Злость и бешенство исходят от отца осязаемыми волнами. Драко шагает назад, понимая, что отступает к стене, еще немного и он в нее упрется. — Не знаю. — Почему? — рявкает Люциус, и глаза его хищно сужаются от ярости. Драко видит, что гнев отца готов прорваться, тот ждет мольбы, извинений, слёз… хоть чего. Молчание же для него — последняя капля. — Ты... — произносит он полушёпотом, впиваясь в лицо Драко отчаянным и ищущим взглядом, словно пытаясь увидеть в нём что-то, прочитать и понять. Драко пытается отвернуться, но Люциус в несколько быстрых широких шагов подходит к нему, обхватывает его голову руками и резко дёргает вверх. Заставляет смотреть на себя. В его серых глазах под сведёнными бровями пылают не только ненависть и гнев, там Драко видит что-то вроде презрения, отвращения, которое внушает насекомое или пресмыкающееся. Или магл. За дверью, в коридоре, что-то падает, слышится мат, ругань, Драко резко разворачивается, и в следующий миг кулак отца скользит по его скуле. Удар оказывается достаточно сильным, Драко отступает, его голова кружится, он часто моргает и на автомате касается пальцами места удара, не веря в то, что отец это сделал, — ударил его, это ведь так... по-магловски. Драко выпрямляется, морщится, ощущая во рту солоноватый привкус крови. Он щупает языком место, где зубы ободрали щеку, и сплевывает кровь на бледно-серый пол. — Исковерканное, непокорное... Драко закрывает глаза, выдыхая из легких весь воздух. Он медленно выпрямляется, заставляя себя оставаться на месте, не дергаться. Подавить вспыхнувшее желание дать сдачи. Руки так и чешутся. И раз у него нет с собой палочки, он вполне способен причинить боль голыми руками. Он сильнее. Он быстрее. И в нем столько ярости, что энергии от нее хватит для освещения целого Лондона. И все же, несмотря на все это, он вытягивает руки вдоль тела, сжимает ладони в кулаки и считает до десяти. Отец болен, он и так еле на ногах держится. — ...существо, созданное из зависти, похоти и низкого... Ты просто... Ты не имеешь права носить мое имя. Не имеешь права на состояние, земли, недвижимость... на мою чистую кровь. Ты жалкое подобие сына, которого я ждал... Драко поворачивает голову и смотрит куда-то в сторону, на стену. В душе бушует пожар, выжигая все до основания. Но это хорошо, уверяет он себя. Фениксу тоже нужно сгореть, чтобы начать жизнь заново. Свобода никогда не дается легко. Он вновь переводит взгляд на отца. — Мордред! На Драко в упор смотрят бледно-серые глаза с голубыми прожилками, красивые и беспощадные. — Столько лет я был вынужден смотреть на твои неудачи, на твои посредственные, жалкие попытки состояться хоть в чем. Слышать отговорки, закрывать глаза на твою лень, на твою наглость... Люциус замолкает. Драко упрямо поднимает голову. — Не смей... Не смей больше никогда… Я тебя не слушаю! Я тебе не верю. Не верю. Он задыхается от злости, отчаяния и жалости к себе. Столько лет он ждал признания этого человека, его любви и какой-то банальной человеческой нежности. — Ты действительно считаешь, что мне есть дело до того, что ты думаешь? — спрашивает Драко, проводя обеими ладонями по волосам. Его руки замирают где-то в районе затылка. — Ты давно потерял право читать мне нотации. Ты мне не нужен. Годами ждал. И это ожидание подтачивало изнутри и вытягивало все силы. Он знает, что не сможет сказать и сотой доли того, что хочет, но главная мысль заключается в следующем: — Ты мне больше не нужен. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Это хорошо, отец бы заметил. Он пытается дышать спокойно, размеренно, но кислорода не хватает, ему кажется, что он задыхается. Так и хочется сделать сразу несколько глубоких вдохов, расстегнуть пару пуговиц рубашки и оттянуть воротник в сторону. Но он лишь упрямо смотрит перед собой. Думает, что отец вновь ударит его, но тот лишь качает головой. Люциус оказывается не готов ко всему происходящему. К чувствам, которые его затапливают, к эмоциям. Он отворачивается от Драко, чтобы тот ничего не заметил и на миг закрывает глаза. Драко — его единственный сын. Он и не думал, что у того хватит наглости когда-либо высказать ему нечто подобное. Не таким он его воспитывал. Не таким. — Не нужен... — он поднимает глаза к потолку и делает долгий, медленный выдох. — Четыре года без меня и теперь ты якшаешься с маглами. С маглами, Драко! — поворачивается, и на его лице отражаются лишь презрение и брезгливость. — Ниже падать некуда. Драко трет шею, переводит дыхание. От бесцельного созерцания серой стены, отвлекает характерный звук пришедшего сообщения. Он смотрит на экран телефона, удивляясь, что здесь вообще работает телефон. "Какие новости? Говорил с Соммерсом. Первый раз в жизни я был близок к тому, чтобы ударить человека. Он требует твоего отчисления. Почему ты не сказал, что он поставил такое условие? Дрей, помнишь Эммета, вы виделись с ним на турнире по Warcraft. Его задерживали за подозрение в мошенничестве со страховками, он уже согласился помочь. Соммерса пол кампуса не выносит, мы накопаем столько грязи, что он в ней захлебнется. Дрей, я так виноват. Прости меня." Чарли. Нежный, славный, самый любимый мальчик. Как он сейчас нужен. Больше всего на свете нужен. Драко опускает взгляд на подаренные им часы и жалеет, что не может аппарировать прямо сейчас, прямо отсюда. — Смотри на меня, когда я с тобой говорю, — рявкает Люциус. Драко вздрагивает, с него на секунду слетает его напускная самоуверенность. Он убирает телефон. Пару секунд стоит, замерев, а после проводит ладонями по лицу. В голове тихо — ни единой мысли. В душе... сложно точно сказать, что в ней сейчас творится, Драко никогда не мог определить слово, способное описать это чувство. Это чувство появлялось только при мысли об отце. Его нелюбовь ранила очень сильно. И очень глубоко. — Как ты смеешь так себя вести? Ты пытаешься разрушить мою репутацию? — низкий голос Люциуса звенит от гнева. — Все, ради чего я работал, все, чем пожертвовал... Драко упрямо смотрит на отца. Глаза в глаза. Люциус научил его не отступать, научил находить слабые места врага, манипулировать людьми и ситуацией в своих интересах. Он не думал, конечно, что сын будет использовать эти навыки против него... но у Драко сейчас нет иного выхода. Возможно его никогда не было. — Единственное, чем ты пожертвовал — это твоя семья. А насчет репутации... Когда тебя выпустят, ты поймешь, что от нее ничего не осталось. Только твои воспоминания. Люциус выглядит ошарашенным. Его глаза широко распахнуты, в них застыло что-то похожее на изумление. Всего на секунду, но эта эмоция — искреннее недоумение - проскальзывает на его лице. Затем кровь приливает к щекам, он чуть ли не багровеет от бешенства. Мордред, кажется, у него сейчас случится сердечный приступ или что-то вроде. Люцис отходит от Драко, медленно опускается на стул, дрожа от ярости. — Каждый мужчина, у которого есть сын, знает, что ему есть, кому завещать свой бизнес, есть тот, кому он доверит своё дело. Обычно знает. А что есть у меня? Взрослый сын... Какой ты взрослый? Ты до сих пор смотришь на мир сквозь призму своих желаний. Незрелый, недальновидный ребенок, и не нужно мне указывать на то, что ты сделал во время войны, я и так прекрасно помню. Я думал, что смогу научить тебя ответственности, сдержанности, терпению... но вместо того, чтобы слушать меня, учиться у меня, ты взращивал свои нелепые обиды. Ты хоть осознаешь, что ты наделал? Ты понимаешь, что за последствия будут от этой мелкой мести? Ты о матери подумал? Драко проводит пальцами по своим волосам и жмурится. Мать выдержит. При самом неблагоприятном исходе она выдержит. Мама сильная, она все сможет вынести. Об отце такого не скажешь. Если все раскроется, если о видео узнают в кругах чистокровных.. Он не сможет жить с позором. Скандал похоронит его надежду на реабилитацию, а вместе с надеждой и его самого. Люциус поворачивается к Драко, его серые глаза кажутся непроницаемыми, бесстрастными. Его не выдают ни мимика, ни голос, ни казавшиеся по-прежнему точными и величавыми движения. Это обман. Он боится. Его пугает возможное будущее. — Чтобы ты ни думал обо мне, помни... — Драко медленно, маленькими шагами отступает к двери. — Помни, что каждый твой вздох ты делаешь взаймы. Каждый твой день — взаймы. Ты должен мне, все что имеешь. Люциус дёргает плечом и, изогнув бровь, смеряет его взглядом полным ярости. Его лицо перекошено от бешенства, он часто дышит и непроизвольно сжимает пальцы. Драко ударяет по двери и кричит: — Свидание закончилось, — он в упор смотрит на отца и заканчивает: — Уведите заключенного обратно в его камеру. * * * "Это конец" — стучит отбойным молотком единственная оформленная мысль. Остальное — хаос. Это конец. Мерлин, это конец. Все. Нет пути назад. Он свободен. Наконец-то свободен. Только вот он не хочет такой свободы, а хочет он другого, сердце требует другого — отца. Отца, который любит, который гордится, который принимает его. Драко думал, что расставив все точки над "и", получив ответы на свои вопросы, освободившись от связующих нитей со своим отцом, он почувствует тишину и спокойствие в душе. Не почувствовал. Нет тишины. Нет спокойствия. Только хаос и боль. Все болит. Он не просто разорвал узы, он разодрал их, вырвав с мясом, и теперь кровоточит. Хочет кричать, но крик застрял в горле. Он не в состоянии ни плакать, ни орать. Не может вытащить из себя те ядовитые мысли и воспоминания, которые доставляют одни лишь страдания. Именно сейчас Драко вспоминает, каково было произносить пыточные заклятия. Как это было приятно. Его мир рушился, но на секунду все становилось выносимым. Терпимым. Больно было не только ему. Отпустив себя хотя бы раз, никогда не вернешься к тому, что было. К былым чувствам, мыслям, желаниям... К утраченной невинности. Теперь Драко иначе смотрит на людей — иначе их воспринимает. Теперь, когда совсем хреново, мало просто послать, куда подальше первого встречного, теперь ему нужно сдерживать себя, мысленно убеждать "Нельзя. Никогда. Никогда больше". Заставлять себя сохранять своё лицо. Кто он? Человек в костюме Пожирателя или Пожиратель в костюме человека? — Тяжелый разговор, а? Драко смотрит на надзирателя сверху вниз, чувствуя покалывание в ладонях. Парень на голову выше него, но все же Драко смотрит именно так — сверху вниз. Тот сутулится, немного опускает голову. Драко вкладывает во взгляд всю свою ярость, ненависть и злость, испепеляя надзирателя на месте, расщепляя его на отдельные клетки. Здесь и сейчас он ощущает свое превосходство, силу, и ему нравится реакция Киррена. Тот нелепо краснеет, протягивает руку и панибратски ударяет Драко в плечо. Несильно. Небольно. Но неприятно. Руки дрожат, его колотит всего. Драко сглатывает ком в горле. Им завладевает смутная, неясная пока еще эмоция, маячащая где-то на периферии. Он отворачивается и смотрит на дверь комнаты для свиданий. Покалывание в ладонях переходит в жар, а он, как ни старается, не может даже глубоко вздохнуть, чтобы сбросить нарастающее напряжение. Вспоминает слова отца. Проигрывает их в своей голове. Снова и снова, раз за разом, как какой-то гребаный мазохист. Исковерканное. Непокорное. Существо, созданное из зависти, похоти... Исковерканное. Непокорное. — Эй, идем. Я не буду возиться с тобой весь день. Он вновь тянет к нему руку, но Драко успевает ее перехватить. Он с силой сжимает его запястье. А потом Драко переклинивает, у него мигом срывает все тормоза, и он, не задумываясь о последствиях своих действий, второй рукой хватает Киррена за горло и сдавливает его до тех пор, пока тот не начинает задыхаться. — Еще раз дотронешься, и я тебя убью. Парень в ужасе выпучивает глаза и замирает в его руках, не дергаясь и не сопротивляясь. — Я тебя убью, слышишь? Я могу. Я умею. Только дай мне повод. Драко помнит это выражение, он не раз видел его во время рейдов. Страх парализует. Человек перестает адекватно воспринимать происходящее. Драко никогда не считал себя добрым. Впрочем, злым он себя тоже не считал. Большинство считают нормы общественного поведения единственно верными. Им проще следовать установленным правилам — "БЫТЬ ХОРОШИМ ЧЕЛОВЕКОМ", "ЗАБОТИТЬСЯ О ДРУГИХ", "ЗАЩИЩАТЬ СЛАБЫХ", "СОПЕРЕЖИВАТЬ НУЖДАЮЩИМСЯ" и т д. Драко никогда не стремился вписать себя в рамки нормальности. Люди считают нормальным по сути узкий диапазон поведения, большинство состояний — чистое безумие. К некоторым разновидностям безумия привыкаешь. Оно не кажется чем-то неправильным или аномальным. Оно становится чем-то обычным. Нормальным. Драко вырос в семье, в которой нормальным считались вещи, способные повергнуть в шок "обычных" людей. Когда Драко хорошо, он не испытывает потребности кого-либо осчастливить, однако когда ему больно, он хочет сделать больно другому. Задеть его глубже, чем задели его. Докопаться до самого первоисточника уязвимости в человеке и растеребить его болезненные мысли. Безумие? Он не задается вопросом о природе своего желания, не борется с ним. Он действует. Просто потому что может, потому что знает как. Это самый эффективный способ помочь себе. Безумием было не воспользоваться им. Это нормально для него. — Жжется, — зябко вздрагивая под горящим взором Малфоя, хрипит Киррен. "Жжется", про себя повторяет Драко. — "Еще как". Он словно весь горит. И воздух горит. И всё вокруг пылает. Внутри клокочет рвущаяся из-под контроля стихия. Драко делает глубокий вдох, подавляя бунтующую магию. Вдоль позвоночника как электронный импульс бежит разряд магии. Это стихийный выброс. Он сейчас как ядерная бомба со сломанной панелью запуска. С шести лет у него не было выбросов. И никогда не было настолько сильных. Киррен, уже не сдерживаясь, стонет от боли, Драко расслабляет хватку и отпускает его. На его шее теперь красуется ожог в форме ладони. Киррен испуганно смотрит на Драко, осторожно касаясь шеи. Кажется, он понял, что с Малфоем. У чистокровных во взрослом возрасте практически не случаются выбросы. За редким исключением и в крайне стрессовых ситуациях. Магия стабильна, управляема. У Драко даже во время войны не происходило ничего подобного. Столько лет я был вынужден смотреть на твои неудачи... Если выброс произойдет, то он может разрушить половину крыла здания, в котором они сейчас находятся. — Малфой, ты чего?.. — Заткнись, мать твою! Ни звука, — яростно шепчет Драко, выдыхая весь воздух из легких и задерживая дыхание. Драко впервые настолько испуган собственной магией. Она рвется наружу, и отсутствие палочки ее не останавливает. Рядом с ним трескается штукатурка. Драко часто дышит, пытаясь взять под контроль свою голову. Ты жалкое подобие сына, которого я ждал... Жалкий. Никчемный. Исковерканный. Ненужный. Он ненужный и нелюбимый сын. Драко трясёт головой, а потом делает глубокий вдох. Ему кажется, что его разрывает изнутри невероятная сила. Что он лишь оболочка, слабая, немощная оболочка неспособная терпеть... это. Слишком тяжело. По стене рядом с ним идет трещина, пол трясется, воздух накаляется. Драко поднимает глаза на Киррена. — Палочку! Дай мне твою палочку или... Тот согласно кивает, даже не дослушав все аргументы Малфоя. Он беспрекословно протягивает ему палочку. Если выброс произойдет, если Драко не сможет обуздать свою магию, он погубит всех в этой тюрьме — Броуди, Киррена, себя... своего отца. Отца. "— У тебя будут проблемы, Чарли. Нельзя так. Экзамен это... Чарли щурится, тянется на кровати, а потом хриплым ото сна голосом начинает петь:

— Cause everyones got troubles, Thats the way the story goes. You dont have to use hubble baby To see what's underneath your noes. Oh cause if you're feeling happy, That's the way to let it show. So just remember to smile smile smile So everybody knows"

— Улыбка не спасет тебя, если ты проспишь оставшиеся экзамены и пересдачи. Чарли тянется, простыня сползает, оголяя соски и часть живота. Драко еще что-то хотел сказать, но в данный момент он, отвлекшись, внимательно следит за движением простыни. Чарли улыбается, поняв причину заминки, и одним движением сбрасывает с себя простыню. — Смотря кому улыбаться... Вот оно. Тишина. Спокойствие. Контроль. Чарли — его якорь. Мысли о нем помогают взять под контроль голову. Драко закрывает глаза и пытается вспомнить счастливое воспоминание с Чарли: таких воспоминаний много. Но есть особое. Первое осознание влюбленности. "— Может... домой? — неуверенно предлагает Чарли, глядя на Драко сверху вниз. Драко бросает на него короткий злой взгляд и требует, вытягивая руку. — Пластырь. — В следующий раз меня обгонишь. Ну уж нет. — Пластырь, Чарли. Драко стирает тыльной стороной ладони пот со лба. Сегодня отличная солнечная погода. Чарли вытащил его кататься на роликах, будь они не ладны. Теперь у него разбиты коленки, и на правой ладони довольно болезненная глубокая рана — результат торможения рукой при съезде с небольшой горки. Если бы у него с собой была палочка... "Мордред" — мысленно ругается Малфой, приклеивая пластырь. "Как они вообще умудряются выживать с такой-то медициной. Клейкие бумажки вместо реальной помощи... Варварство". Он смотрит на прохожих: те не спеша прогуливаются по пешеходным дорожкам парка, любуются фонтанами, спокойно беседуют о чем-то своем... И тут мимо проносится стройный парень в коротких шортах, который словно и не касается земли, порхает на роликах как бабочка и ловко маневрирует между впереди идущими прохожими... И ролики как продолжение его ног. Красивых кстати ног. Длинных, стройных, мышечных. Драко смотрит ему вслед, видит, что парня многие проводят взглядами. Чарли тоже на него смотрит. И этот интерес будит в нем какие-то первобытные инстинкты: желание показать себя, доказать, что лучше не найти, что лучше и нет никого, привлечь его интерес. — Красивый, — словно между делом замечает Малфой. Чарли игриво глядит на Драко через плечо. — Думаешь? Не в моем вкусе. Если и гей, то точно из числа "принцесс", а я таких терпеть не могу. Я люблю брутальных, крутых парней. Умных. Про него такого не скажешь. Драко становится значительно веселее. Особенно после его завуалированного комплимента. Брутальный... Так его никто не называл. Он, конечно, и не субтильный слабак, но чтобы брутальный... Хотя слышать от своего любовника такое определение приятно. Очень приятно. — В смысле он некрутой или неумный? Драко аккуратно поднимается и, пытаясь сохранить равновесие, отряхивает задницу от грязи. — Что-то мне подсказывает, что этот "мистер широкая улыбка" такой же тупой как мой кузен Джонни. — Ты это понял, разглядывая его задницу? — Не, это я понял, разглядывая его лицо. Там ловить нечего. Но катается он классно. Смотри, как выполняет «свисс-монолайн». Неплохо. Драко поворачивается и смотрит на роллера. Тот высоко и гордо поднял голову после только что удачно выполненного трюка. — Да, неплохо... Вообще-то я довольно спортивный, — Драко не знает, что с ним творится, почему он настолько сильно хочет впечатлить Чарли. Они с Чарли и знакомы всего ничего — около трех недель. Но тот уже то и дело появляется в его мыслях. Непозволительно часто. — Я в школе играл в... футбол. Подолгу тренировался. Так что я в неплохой форме. Мне просто непривычно на роликах, но еще немного практики, и я смогу не хуже этого парня. Чарли улыбается, а Драко готов начать биться головой об асфальт. Что происходит? Он выглядит идиотом. Почти тоже чувство он испытывает рядом с Поттером — странную смесь из неуверенности и жгучего желания показать себя. Какое-то безумие. Чарли магл. Магл! Как вообще можно желать впечатлить магла? К тому же того, кого знаешь меньше месяца. Это не поддается логике и здравому смыслу. Малфой и магловский мальчишка. Ну что у них может быть общего? — Ты сможешь лучше, Метман, — отвечает Чарли. — Ты ведь самый крутой парень в универе. Ты его за пояс заткнешь одной левой. Драко отмахивается и качает головой. А самому приятно. Черт, у самого словно крылья за спиной вырастают. И хочется глупо улыбаться. Это дико и смешно, но похоже он влюблен. По-настоящему. Впервые с... Впервые с Поттера." Надзиратель Киррен мнется на месте, из него помимо воли вырывается нервный смешок. Драко шепчет в ответ: — Не смотри на меня, не трогай меня и не дыши даже в мою сторону. Ты меня понял? Киррен поворачивает голову, а после немного опускает ее, уставившись на свои туфли. Драко выдыхает, распрямляясь. Всё: он взял под контроль свою магию. Протягивает палочку обратно. Когда Киррен касается рукояти пальцами, он хватает его за запястье и притягивает к себе. — Еще раз позволишь выказать мне неуважение, — спокойно произносит Малфой, глядя ему в лицо, — и эта симпатичная сине-золотая форма тебя не защитит. Поверь мне, хорошие манеры — броня куда более надёжная, особенно в отношении людей, которые в состоянии купить весь твой бедняцкий квартал и нахер выгнать тебя на улицу. Малфой толкает Киррена к стене, ставит руку совсем рядом с его лицом. Тот косится на метку, а затем вновь смотрит на Драко. — Я уже не говорю о том, что просто напросто неразумно расстраивать людей, которых подозревали в совершении массовых убийств. Малфой не говорит прямое и честное "Виновен", как это было с Поттером, но по нему и так видно, что он не лжет и не рисуется. Искренний страх в глазах Киррена гипнотизирует. Драко с жадностью впитывает все проносящиеся на его лице эмоции, а потом качает головой и тихо говорит: — Заруби себе на носу, ты мне не ровня. Тебе повезло, что мы встретились, что у тебя вообще была возможность со мной заговорить. При других обстоятельствах ее бы не было. Надзиратель часто моргает. Драко видит его насквозь, он почти может слышать "неудачник", звенящее сейчас в его голове. Киррен одинокий, неуверенный в себе мужчина двадцати пяти-тридцати лет, старающийся скрыть свою уязвимость за пустой бравадой. Это настолько бросается в глаза, что даже скучно. — Я понял, — выдавливает из себя Киррен. Драко кивает и отступает. Снова кивает. Отходит к стене, опирается на нее плечом, поднимая голову. У него совершенно никаких идей, как жить дальше, что делать. Что делала Андромеда Блэк? Он никогда не интересовался этой постыдной частью их семейной истории. Дурак. Отец никогда не простит ему общественное порицание. А он сам никогда не простит своего отца, если тот отречется от него. Драко касается пальцами трещины в стене. Больше всего сейчас его бесит неизвестность. Сняться в порно было определено самым тупым решением в его жизни. Плевать даже на реакцию отца, но вот как он сам будет в глаза знакомым смотреть? Если не получится ничего исправить, как он без стыда сможет посмотреть на тех, кто знает его не как Дрейка Метмана, но как Драко Малфоя? От неопределённости можно сойти с ума. Он пытается убедить себя, что нет никакого толку ломать голову над тем, что ещё не произошло, но не может отделаться от навязчивого беспокойства. Драко прокрутил в мыслях сотни вариантов того, как в итоге все сложится. Но проблема в том, что он не знает свое будущее. Не знает, как правильно поступить и что нужно сделать, чтобы для него все сложилось оптимальным образом. Если магический мир узнает о записи — разразится скандал. Громкий. Очень громкий. Чистокровные семьи забудут его имя. Его просто вычеркнут из привычной жизни, словно его и не было никогда. Из привычной жизни. "Из моей жизни". Выживи. Выживи, Драко. Любой ценой выживи... — вспоминает он напутствие матери во время войны. Закрывает глаза, сжимая ладони в кулаки. Несильно бьется затылком о стену, в отчаянии хватается руками за голову, глядя в потолок. Сожалеть о чем-либо уже поздно. Нужно спасать себя. Драться за себя. Пока есть время, пока отец еще заключен в тюрьму, пока еще он отрезан от любой возможности совершить родовой обряд со всеми необходимыми артефактами. Ему приходит идея. Безумная, сумасшедшая и чертовски рискованная. — Блять, — шепчет едва слышно. Он никогда не думал, что сделает в своей жизни нечто подобное. — Твою мать... Скандал разразится в любом случае. Даже если никто ни о чем не узнает. Отец изгонит его из рода. Это вопрос времени. Нужно минимизировать свои потери. Драко считает до десяти, убеждая себя в верности принятого решения. Сжимает и разжимает кулаки, вытирает вспотевшие ладони о брюки. Смотрит на Киррена, кивает ему в сторону выхода из крыла, а после достает кошелек. — Можешь найти мне сову, пергамент и чернила? — Драко вкладывает в руку Киррена несколько галеонов. — Мне нужно срочно написать письмо.