Порно

"Долбанное солнце, чтоб его!" Солнце бьет через щелку между занавесками прямо в лицо. Гарри весь вспотел, жарко, как в аду. Пот липкий и мерзкий. Гарри открывает глаза и сразу же их закрывает. Голова раскалывается. И вместо четкости — абсолютный туман. Он не может связать мысли в единое целое, ему физически больно думать. Во рту сухо, его тошнит, а сердце бьется неравномерно. Он чувствует себя живым трупом. Именно из-за похмелья Гарри предпочитает не злоупотреблять алкоголем. Потому как "охеренно хорошо" вечером обязательно трансформируется в "охеренно плохо" утром. Сколько вчера он выпил? Ему казалось, что не так много... Возможно, эффект усилился из-за последствий воздействия темномагического артефакта? В следующий миг Гарри понимает, в чьей постели сейчас находится. Твою мать. Просыпаться в кровати бывшего любовника — это для него новый опыт. Он ни разу еще не спал с теми, с кем расстался. Несколько раз ему поступали предложения от бывших снова провести вместе время, но он всегда отказывал в мягкой или грубой форме. Для Гарри если все кончено — то кончено. Для разового секса есть разовые партнеры. Сейчас он вспоминает все то, что говорил и делал вчера. Наверное, мудрым решением было бы остаться в больнице. Он бы избежал неловкости встречи с тем, кого поднял посреди ночи и вызвал в магловский гей клуб. Как же сейчас стыдно... Как стыдно! Хочется стереть себе память. Гарри со стоном натягивает одеяло, по-детски прячась от проблем в теплой и уютной постели. — Проснулся? — слышит он. Картмен тянет одеяло, Поттер храбро за него сражается, но в какой-то момент отпускает, на ощупь находит подушку Томаса и прячется за ней. — Не будь ребенком, вылезай. Гарри мученически стонет. — Я не ребенок, я распутный, пьющий мудак, — он закрывает лицо ладонями. — Господи, как я до такого дошел... Томас внимательно смотрит на него, по-доброму, без осуждения. Лучше бы осуждал. Так, наверное, было бы проще. Картмен подходит к кровати, садится рядом и осторожно кладет руку ему на плечо. Он ободряюще сжимает плечо, после протягивает тонизирующее зелье. — Держи. Гарри поворачивает голову и смотрит на него, не зная, что сказать и как оправдаться за эту ночь. Он находится в постели мужчины, у которого есть постоянный партнер. Он знал, что Картмен больше не свободен, но вчера ему было плевать. Он бросает взгляд на прикроватную тумбочку, замечает билеты на выставку и открытый флакон смазки. Серые глаза, изображенные на обратной стороне пригласительных, глядят с осуждением. — Будешь завтракать? — обращается к нему Томас. Поттер заставляет себя улыбнуться. Больше всего на свете он хочет вернуться домой. Потому что сейчас мысли о пустом доме уже не кажутся ему настолько гнетущими. — Не уверен, что удержу завтрак в желудке. Гарри собирается подняться с кровати, но вовремя замечает, что на нем нет белья. Вчера отсутствие трусов его совершенно не смущало, сейчас же... Он так и замирает на краю матраса. Картмен понимает, в чем причина заминки, он идет в ванную и приносит Гарри одежду. — Спасибо. — Поттер надевает боксеры, натягивает светло-голубые джинсы, выбирается из кровати. — Могу составить тебе компанию... если хочешь. Или могу уйти... я не обижусь, если ты попросишь меня уйти. Наверное, действительно стоит уйти. Прямо сейчас аппарировать в свой дом. Будет ли это считаться бегством? — Гарри, замолчи и иди на кухню. Картмен проходит мимо, взмахивает палочкой, застилая постель, одергивает занавески и открывает окна, запуская в комнату свежий воздух. Гарри вдыхает утренний воздух полной грудью и закрывает глаза. Что ему делать теперь? Вернуться в больницу? Выписаться? Пойти на работу? А дальше? Что ему делать со своей жизнью? Он опускает взгляд на руку и читает про себя "я не должен лгать". — Томми? Извини за звонок, за мои пьяные бредни... за все. Я не должен был... "Я не должен был". — Я рад, что ты позвонил, Гарри, — мягко произносит Томас. — Мы ведь были друзьями, помнишь? До того, как стали партнерами, мы неплохо общались. А после расставания ты едва ли пару слов мне сказал... Гарри опускает голову. Он сжимает в руке футболку, пропахшую сигаретным дымом, потом и едва различимым запахом чужого парфюма. Нужна свежая одежда, но брать у Томаса как-то неправильно. Он неловко улыбается, натягивая футболку. — Извини, я не знал, как вести себя с тобой. Под конец их отношений стало слишком много обид и претензий, а когда все закончилось, он не мог определить для себя скучает ли он по своему любовнику или же по своему другу. А он скучал, по-настоящему сильно. Пусть Гарри и знал, что Томас не тот человек, которого он ищет, ему было очень тяжело расставаться с ним. — Но ты должен был знать, что я в любом случае тебе помогу. Гарри приятно это слышать. Мерлин... Они действительно были отличными друзьями. Зачем он все испортил сексом? Такое невозможно отмотать назад и сделать вид, словно ничего не было. Невозможно представить себе, какими бы были их отношения, если бы первое свидание все же не состоялось. Гарри нужен такой друг. Ему и любовник нужен, но... Черт, здорово, наверное, иметь в одном лице и друга, и любовника, и любимого. Но по его опыту практически невозможно дружить, любить и желать одновременно. По крайней мере долгое время. — Спасибо, — отвечает Поттер. Том уходит на кухню. Гарри слышит закипающий чайник. Он вновь осматривается по сторонам, попутно отмечая новые вещи в спальне. Встаёт, медленно шагает вдоль кровати, обходит ее, направляясь к полкам с наградами и грамотами. Он думает, что, наверное, было бы проще жить с другом, спать с другом. Это не совсем любовь, но это всё же что-то. Эти отношения построены на взаимном интересе и уважении. У друзей схожие взгляды, пристрастия, им комфортно друг с другом. Почему обязательно в отношениях должна быть страсть? Гарри читает надпись на стеклянной награде "Томасу Картмену за вклад в развитие науки от министра магии Кингсли Бруствера" Страсть и химия — это не про стабильность и постоянство. Страсть долго не продлится. Она рано или поздно уйдёт. И тогда что — расставание? А с другой стороны, если нет страсти — в чем тогда смысл? Гарри заходит в кухню, объединённую со столовой зоной, и наблюдает за тем, как Томас готовит завтрак. Похмелье дает о себе знать — левый глаз пульсирует, его подташнивает только от вида кухонных приборов и осознания, что здесь едят. — Что ты знаешь о той выставке? — спрашивает он между делом и с интересом рассматривает обстановку: с момента, когда он в последний раз был здесь, Картмен многое изменил. Том купил эту квартиру несколько лет назад, до него здесь жила супружеская пара. Все было каким-то... мягким, что ли. Теплым, уютным. Том ненавидел бывать дома, хотел отремонтировать квартиру под себя, но никак не решался — слишком сложно, неудобно, затратно по времени. Теперь в окружающем пространстве преобладают три цвета — белый, черный, серый. Из материалов — стекло, пластик и металл. Гарри знает, как тот любит четкие грани, минимум аксессуаров, высокую эргономичность пространства. Хай-тек привнес ощущение простора, визуально расширил границы. Круто смотрится. — Хмм? — Томас оборачивается через плечо, потом вновь смотрит перед собой и лишь затем становится вполоборота. Поттер поясняет: — Ну, которая про Пожирателя... Томас левитирует вскипевший пузатый чайник и две кружки. Он наливает кипяток в кружку, расположенную ближе к Гарри. Из кухонного шкафчика вылетает печенье, сахар, различные конфеты. Гарри улыбается: Томас в отличие от него самого не видит жизни без сладкого. Он оправдывает свое пристрастие интенсивной умственной работой, но что-то подсказывает Гарри, что любовь к сладкому просто его фишка — особенность характера. — Знаю, что о ней сейчас все разговоры. Ян Полански в прошлом был егерем и вроде как отсидел срок за свои действия во время войны. Говорят, что он действительно талантливый художник. Поттер скептически поднимает бровь. Егерь и талант — понятия диаметрально противоположные. Гарри сильно сомневается, что из егерей в мирное время выйдет что-то путное. Скорее всего, они как воровали, так и будут воровать. Искусство — не про преступников, это занятие для законопослушных людей. — Как егерь смог организовать себе выставку в национальной галерее? — интересуется Поттер, пододвигая к себе чай. Слово "егерь" он произнес с видимой неприязнью. Картмен очевидно уловил холод в голосе, но никак не прокомментировал. В глубине души Гарри до сих пор испытывает злость на тех, кто был "по другую сторону". А сейчас его злит еще и то, что у какого-то отсидевшего срок егеря все складывается как нельзя удачно. Четыре года — не наказание. Едва ли несколько лет в тюрьме можно назвать справедливым возмездием за его преступления. Там даже не было дементоров. Гарри был в этой новой тюрьме — она скорее похожа на санаторий для пенсионеров, чем на суровую обитель для заключенных. — Выставку, насколько мне известно, спонсирует несколько организаций. — Картмен садится за стол напротив. Проходится взглядом по кислому лицу Гарри и щурится, чуть наклонив голову. — Ты что — недоволен его успехом? — Рано говорить об успехе, я не видел его полотна. Поттер тянется за печеньем. Он не хочет есть, он просто... совершает на автомате привычные действия. — Но ты заранее желаешь ему неудачи, — между делом замечает Картмен. Он кидает в чашку ещё один кубик сахара и на пробу делает глоток. — Егерю? — Гарри усмехается. — Конечно. Словно тебе нравятся егеря. Том качает головой. — Причем здесь "нравятся"? И потом... мы ведь говорим о конкретном человеке. Я его не знаю и не могу составить о нем мнение. — Достаточно того, что ты знаешь, чем он промышлял во время войны. — Я не был на его суде, — Том качает головой. — Я не знаю всех обстоятельств его дела. Ему был вынесен приговор, и он понёс свое наказание. Гарри закатывает глаза. — Так ли это? Егеря схватили его в лесу и доставили в дом Малфоев. И таких, как он, было много. Они ничем не лучше Пожирателей Смерти. — Гарри... Поттер моментально ощетинивается. Он злится и ничего не хочет слышать. Его дыхание учащается, он поджимает губы и неосознанно напрягает плечи. Возможно, ему и не стоит злиться. Возможно, он не должен впадать в ярость, но все равно она накатывает. Чертова бессильная ярость, подправленная обидой и горечью. Это все... сильнее его. — Ты порой такой... такой... — Гарри прижимает пальцы ко лбу, чувствуя острую головную боль, и круговыми движениями массирует болевые точки. — "Закон суров, но это закон". Так? Если был приговор — значит так тому и быть... значит так решил Визенгамот. А Визенгамот всегда прав. Ведь Визенгамот — это закон. Так? Том отламывает кусок шоколадки и спокойно кивает. — Меня в полном составе судили в пятнадцать. Визенгамот умеет быть слепым, когда судьям это на руку. С улицы доносится шум мотора проезжающего мотоциклиста. Гарри бросает взгляд в сторону окна. — Помнится, тебя оправдали... В этот момент Поттер взмахивает руками, выражая возмущение и недовольство. — Твоя злость неконструктивна, Гарри. Отпусти. Отпустить? Что отпустить? Гарри собирается высказать вслух все, что думает об этом его "отпусти", но в последний момент вспоминает, что вообще-то вчера вел себя как полный мудак и вовремя затыкается. Мудаки не имеют право читать нотации. — Ладно, забей. Том кусает печенье и делает небольшой глоток чая. — Чем егерь хуже Пожирателя? — интересуется он спустя недолгое время. — Что? — Гарри делает вид, что не понимает, о чем сейчас идёт речь. По правде, ему не хочется проводить сравнительный анализ Малфоя и Полански. Он в раздрае — не знает, как быть, что чувствовать. Он одновременно и принимает, и не принимает позицию Драко. Семья — слабость, от которой невозможно избавиться. Ради любимых пойдёшь на что угодно. Разумом он это понимает, но сердцем ему все равно не нравится то, что Драко делал во время войны. Возможно, потому что в глубине души он знает, что Малфой служил не только ради спасения родителей. Он выполнял самые мерзкие поручения Волдеморта ради собственного выживания. Каждый раз, каждый день того года он выбирал себя. — Ты выступил в защиту Малфоя, воспользовался своим влиянием. — Томас разводит руками в стороны. — Ты фактически позволил ему гулять по улицам Лондона. — Это другое... — возражает Поттер. В голове яркой вспышкой появляется образ Драко. Тот стоит на сцене магловского бара, ему в глаза бьет направленный на него свет, он щурится и закрывает глаза ладонью. А еще он поет. И улыбается. — Почему? Потому что ты знаешь его не только как Пожирателя, но и как человека, с которым учился? Гарри закрывает глаза, пытаясь взять себя в руки. Поджимает губы, отрицательно качнув головой, и отворачивается. Смотрит в окно. Он учился с Драко шесть лет, соперничал с Драко шесть лет. Он знает, как меняется его лицо, когда тот ликует, когда злорадствует, когда боится. Он видел его позорные моменты и был свидетелем его триумфа, он знает его сильные стороны, слабые стороны. Мордред... да он следил за ним, постоянно выискивая его положение на карте. Малфой, Малфой, Малфой... "Что, Поттер, в балет записался?" "Знаменитый Гарри Поттер! Не успел войти в книжную лавку и тут же попал на первую страницу «Пророка»!" Какой придурок. Боже, какой же он придурок. Гарри вспоминает их дуэль на втором курсе. Сейчас это все кажется таким далеким. Первая дуэль открытого в Хогвартсе дуэльного клуба. Поттер против Малфоя. Гриффиндор против Слизерина. Они стояли, не сводя друг с друга глаз, с вытянутыми на изготовку палочками. Гарри не хотел просто обезоружить противника — он хотел уделать его. Малфой желал того же. В итоге Гарри пустился в бесконечный пляс, выписывая кренделя, а сам Малфой корчился на полу от неукротимого смеха... Томас разминает шею, подносит чашку к губам. Гарри устремляет на него взгляд, но тот смотрит в сторону, о чем-то размышляя. Возможно, он думает о словах Гарри, возможно, параллельно с этим разговором он обдумывает свою очередную гениальную идею. Когтевранец — что с него взять? "— Заклинание выпадения волос? Ты серьезно, Малфой? — Я попал? — Нет. — Тогда и не возмущайся..." Двенадцатилетний Гарри испытывал восторг в школьном дуэльном клубе. Двадцатидвухлетний Гарри испытывал не меньший восторг, сражаясь уже на территории поместья Малфоев. В обоих случаях он дрался с одним и тем же человеком. "...на пятом курсе я пару раз представил себе, как бы мог воспользоваться привилегиями главы Инспекционной Дружины. — Ну и как? — Скажем так, Поттер, я ни в чем себе не отказывал..." Он жмурится, снимает очки и трет глаза. — Слушай... просто... Егеря все добровольцы — все до единого. Они выбрали такую жизнь. А Малфой может и совершал... может он и натворил дел, но он... — Гарри замолкает, так и не закончив мысль. Нечего заканчивать. Малфой преступник. Убийца. Поттер не знает, что сказать в защиту Малфоя. Он и сам не видит убедительных аргументов. Томас дипломатично молчит, никак не комментируя его провальные попытки заступиться за Пожирателя. Картмен неконфликтный человек, он никогда не настаивает на своей точке зрения, очень редко спорит. Как правило, он аргументами может попытаться объяснить свою позицию, но если человек упрямо и упорно его не слышит, он отступает, позволяя тому считать себя победителем в споре. Он как-то сказал: "До посинения спорят глупцы. Да и потом... у меня слишком мало свободного времени, чтобы тратить его на бессмысленные дебаты..." — Наверное, нужно официально выписаться, — меняет тему Поттер. — Из Мунго. Он чешет щеку, отмечая, что неплохо было бы еще и побриться. Когда Томас касается его ладони, Гарри вздрагивает, как от удара током. Прикосновение не длится долго — практически сразу же Картмен убирает руку. Поттер смотрит на свою ладонь и застывает: перед его глазами всплывают моменты их совместного прошлого. Свидания, понятные только им шутки, секс... А ещё Флатланлия. Чертова страна плоских фигур. — Я бы на твоем месте провел в больнице еще пару дней, — участливо советует Томас. Поттер кивает, обхватывает чашку обеими руками и смотрит на плавающие в чае маленькие чаинки. Трелони наверняка увидела бы в чашке предзнаменование неминуемой мучительной смерти. — Не люблю больницы, — Гарри подносит кружку с чаем к губам, дует на поверхность. Он усмехается. — К тому же, судя по моему вчерашнему алкотуру, я вполне нормально себя чувствую и могу вернуться в группу... А ты когда на работу? — В понедельник. Не люблю геройствовать. Гарри вновь улыбается. Во время болезни Томас всегда действует исключительно по предписанию колдомедиков, ни на йоту не отклоняясь от прописанного лечения. Гарри, когда болеет, предпочитает лечить себя подручными средствами — как правило, сразу всеми и в больших дозах. — Том, ты действительно хочешь отдать мне второй билет на выставку? Если ты упомянул о нем только чтобы разрядить обстановку, то... Картмен поднимает руку, и Поттер моментально замолкает. Тот смотрит на него мягко, без укора, без осуждения. Гарри чувствует в его отношении к себе внимание и заботу, и ему нравится. Нравится спокойная атмосфера этой кухни, нравится лёгкость в общении с этим человеком. Он спрашивает себя: может Гермиона права? Может во взрослых отношениях симпатии достаточно? — Я буду рад, если ты согласишься меня сопровождать, Гарри. Поттер улыбается. — А я буду рад тебя сопровождать, — он колеблется, но все же спрашивает: — Когда в последний раз ты был во Флатландии? Том удивлённо моргает, а потом смеётся. — Только вчера вернулся. — И как там все? Как равнобедренный треугольник? Картмен драматично качает головой. — Официальные лица заявили, что любой, кто станет проповедовать "ложь трёх измерений", будет пожизненно заключен в плоскую тюрьму. Мне пришлось бегством покинуть Флатландию. — Нет! — восклицает Поттер, пряча улыбку поднятой ладонью. Том кивает, не поднимая глаз. — Лайнландия не верит во второе измерение, Флатландия в третье. Невольно задумаешься, во что не верим мы. Гарри наклоняется и несильно толкает Томаса в плечо. — Во вторые шансы. * * * — Темсон? Где мой кофе? — раздается из трубки разъяренный голос начальника. — Почему я все еще... Драко молча сбрасывает звонок и перекатывается на другой бок, обнимая Чарли. Через пару секунд вновь раздается прилипчивая мелодия. Драко сонно смотрит на экран телефона, соображая, что вообще от него сейчас требуется. — Да? — отвечает он, трет глаза и зевает. — Темсон, ты еще не на работе? Со всеми навалившимися на него проблемами Малфой и забыл о такой незначительной детали, как магловская работа. Но, как говорится, поиграли и хватит. — Я в кровати, — хрипло отвечает Малфой. — Я обнимаю своего парня, и мне охуенно. — Что? — Билл, кофемашина находится в пяти метрах от твоего кабинета. Оторви задницу от кресла и сам сделай себе чертов кофе, я больше на тебя не работаю. И он вновь сбрасывает звонок, а после выключает телефон. Глаза сами собой закрываются. Он не спал нормально дня два, уже утро, но что-то подсказывает Драко, что спать он будет до вечера. — Что случилось? — сонно спрашивает Темсон, поворачивая голову. Чарли трет глаза, смотрит в потолок, затем его веки медленно смыкаются. — Я уволился, — отвечает Драко, прижимаясь. — Давно пора. — Чарли перекатывается на бок. — Твой Дженкинс... он... — мысль Темсон так и не заканчивает. Засыпает. Драко закрывает глаза. Он никак не может понять, почему на Святочном балу танцует с Поттером. Тот неуклюжий как тролль, оттаптывает ему ноги, но вот он думает возмутиться, как Слизнорт говорит: "Да, забавное это зелье, «Феликс Фелицис». Невероятно трудное в изготовлении, и, если процесс хоть немного нарушен, последствия могут быть катастрофическими. Но если зелье сварено правильно, то все, за что вы ни возьметесь, будет вам удаваться... по крайней мере пока длится действие зелья... - Тебе сегодня везёт, Драко, — шепчет Тёмный Лорд. — Поттер в твоих руках. Отдай его мне. А Поттер почему-то улыбается. Оттаптывает его бальные туфли и улыбается. Гриффиндорский придурок. В следующий миг он останавливается и протягивает пергамент, исписанный корявым почерком. - Поспеши взять автограф, Малфой! Мне недолго осталось... На Турнирах выживает только половина участников. Драко берет пергамент, но, когда опускает взгляд на ладонь понимает, что сжимает колбу с золотистым зельем. «Феликс Фелицис». Он поднимает глаза — окружающее пространство изменилось. Он находится в своём доме, в окружении Пожирателей Смерти, а перед ним как и прежде стоит Гарри Поттер. Поттер весь в грязи и крови протягивает ему руку. - Ты скоро узнаешь, Малфой, что в нашем мире есть несколько династий волшебников. Тебе ни к чему дружить с теми, кто этого не достоин. Я помогу тебе во всем разобраться. Парадная мантия Поттера клочьями разорвана, где-то ткань оплавилась. У него на лбу глубокая царапина, кровь стекает по виску, капает на воротник рубашки. Драко бросает взгляд в сторону. Мама в красивой струящейся серебристой мантии держит за руку отца. Тот стоит прямо, уверенно смотрит перед собой, он не пьян, не болен — он достойный, сильный глава рода Малфой, каким и должен всегда быть. Рядом с ним Северус Снейп и Эйвери. Все в парадных мантиях. Это бал Пожирателей Смерти. Драко смотрит на свое предплечье, показывает руку Поттеру, но тот делает вид, что ничего не замечает. Как так? Метка все там же, на том же самом месте, и он все тот же. Нельзя сделать вид, что ее нет. Не получится. Поттер не смотрит на метку, он вообще больше не смотрит на Драко. Он смотрит на кого-то другого — на другого мужчину... Драко открывает «Феликс Фелицис» и подносит к губам. Посмотри на меня. Я прямо перед тобой, Гарри. Смотри на меня! Он делает глоток, и внутренности моментально скручивает в узел острая боль, и в следующий миг мир моментально гаснет. "...последствия могут быть катастрофическими..." Малфой открывает глаза, просыпаясь. Он с минуту пытается разобраться, где находится, потом до него доходит — он в своей магловской квартире. Сон проходит, через минуту после пробуждения Драко едва ли может вспомнить, что ему снилось. Остается лишь какое-то тревожное чувство. Чарли закидывает на него ногу, навалившись всем телом во сне. От прикосновений становится жарко, но он не отталкивает любовника. Недолгое время он просто смотрит в потолок, ни о чем не думая — разве что о потолке. Это состояние ему нравится. Он редко бывает свободен от своих мыслей. Как правило, они роем вьются в голове. Интересно, чем сейчас занят Уайт. Драко не уверен, что Сеймура можно оставлять без контроля. Возможно, стоит удостовериться, что его гениальные мозги сосредоточены на решении главной на данный момент задачи. Драко тянется за телефоном, поворачивается на бок, рука безвольно повисает. Телефон, палочка — вне досягаемости, нужно вставать, а вставать совсем не хочется. Драко вновь закрывает глаза. Он вспоминает полигон. Огромный полигон, построенный только для него Поттером. Самое оригинальное свидание в его жизни. * * * Гарри аппарирует домой сразу после завтрака. Первым делом он направляется в ванную: ему необходимо принять душ. Гарри сбрасывает с себя одежду, включает воду и поворачивает кран вправо. Стоя под ледяными струями воды, он закрывает глаза. Холодная вода стимулирует нервные окончания, кожа покрывается мурашками… Поттер надеется, что душ поможет хоть как-то утихомирить голову. Дома сидеть не хочется. Работать не хочется. Трахаться теперь тоже не хочется. Вернее хочется, но с одним конкретным человеком. Идея забыться с кем-то случайным была глупой. Бывший парень не дал ему то, в чем он нуждался. — Где ты сейчас, Драко? — спрашивает едва слышно Поттер. Если Малфой не воспользовался порталом, значит ли это, что он остался в Лондоне? Да даже если и остался — что это меняет? Гарри вновь прокручивает их разговор у ворот мэнора. Возможно, ему стоило узнать больше информации, хотя бы какие-то подробности, и только потом аппарировать. Гарри усиливает напор воды, поворачивается спиной. А вообще Малфой мог бы и иначе построить диалог. Никто бы спокойно не воспринял такие новости — особенно человек, лишившийся из-за Пожирателей всей своей семьи. Мама, папа, Сириус, Люпин... Малфой знал, что для него война с Пожирателями и Волдемортом — дело личное. И тут до Гарри доходит: Драко не мог не предвидеть его реакцию. Он просто кинул его таким образом. Не сам сделал выбор, а вынудил его отступить. Мудила. Поттер проводит рукой по мокрым волосам и зло поворачивает кран, делая воду холоднее. И ради кого он так поступил— ради магла, которого знает несколько месяцев? "Да ну, нах!.." Малфой просто испугался. Приехать, значит, приехал, а потом оценил масштаб трудностей, которые непременно возникнут, и свалил в Штаты к тому, кто о его прошлом ничего не слышал, и кому ничего объяснять не нужно. А Гарри Поттер теперь плохой. Гарри яростно выдыхает и поднимает голову. Малфой... дважды мудила. Он закрывает глаза, поворачивается, подставляя лицо под струи воды, и перед внутренним взором предстает лицо Драко и его взгляд за секунду до их поцелуя. Поттер касается своих губ, смотрит в стену, думая лишь о том, как сильно он хочет вернуться в этот момент. Даже зная о том, что на самом деле делал Драко во время войны. Он хочет вернуться в этот момент и зациклить его — проживать эти несколько секунд снова и снова, и снова... Видеть его взгляд, чувствовать его дыхание на своей коже, ощущать дикое биение своего сердца и... просто сходить с ума. Это чувство сильнее того, что он раньше испытывал. Гарри не знает, почему именно сейчас и почему именно этот человек. Все что он знает — можно контролировать свои действия, можно контролировать свои слова, но невозможно контролировать свои эмоции. Невозможно заставить себя испытать влечение к подходящим людям. Невозможно заставить себя перестать желать неподходящих. Это желание такое сильное... такое мощное. Гарри думает о сексе практически все время. Он чувствует животную похоть — неуправляемую, сумасшедшую по силе похоть. Постоянно представляет сцены, о которых раньше бы постыдился думать. Многие недооценивают физическую сторону влюбленности. Духовная связь безусловно важна, но желание... желание подобно лакмусовой бумажке демонстрирует отношение одного человека к другому. Были мужчины, которых Гарри находил интересными, но к которым его не тянуло, были мужчины, которых Гарри на дух не переносил, но при этом, думая о них, возбуждался. Но прежде он никого так не хотел так, как хочет Драко. Подобного он ни разу не испытывал, и потому ему интересно — сколько проживет это чувство. Станет оно сильнее, ярче? И вновь перед глазами как в замедленной съемке проходит их с Драко день — начиная со встречи в кафе и его неловкими откровениями и заканчивая холлом того пафосного отеля, откуда Малфой аппарировал. Гарри казалось, что когда Малфой исчезнет из его жизни, станет легче, что тогда он сможет трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию и признать: в конечном итоге это расставание к лучшему, ведь им и встречаться-то не следовало. Малфой уехал. Трезвость так и не пришла. Гарри не понимает, как так вышло, что знакомый и казалось бы изученный с детства Малфой смог вызвать в душе новый отклик такой силы, что сейчас его поглощает незнакомое и неоформленное чувство. Он не может понять, что именно ощущает. Это как пытаться вспомнить ускользающий сон — кажется, что все очевидно, но никак не получается подобрать определение своим эмоциям. Сейчас ему одно лишь ясно — он не хочет трезвости, он не хочет возвращаться к тому, что было "до". Он даже не знает толком, чего, собственно, ждет от Малфоя, но при этом отчётливо осознает: что-то внутри него определенно точно желает чего-то от Драко. Сейчас Гарри как ни пытается не может ответить ни на один свой вопрос. Он ступил на неизвестную территорию и уходит все дальше и дальше вглубь. И с каждым новым шагом он убеждается, что на этой территории правил нет. Здесь сердце бьется быстрее, с ветром приходит ощущение эйфории и кажется, что солнце светит даже ночью. Здесь меняется представление о поступках, которые невозможно принять, — медленно, незаметно, но неотвратимо. Оказывается, принять можно практически все. На ум приходит чья-то мысль: "Каждый из нас — это половинка человека, рассеченного на две части. И поэтому каждый всегда ищет соответствующую ему половину. Поэтому любовь — это жажда цельности и стремление к ней." После уничтожения крестража ему кажется, что он разваливается — и с каждым днем все больше и больше. Наверное, неправильно склеивать себя кем-то другим. Хотя в случае с Малфоем непонятно, кто для кого является клеем. Гарри кажется, что Драко также, как и он сам, поломан и разбит. И если Малфой заполнил бы недостающие части его души, то он бы заполнил собой его прорехи. Гарри подставляет лицо струям воды. Холодная вода не остужает пыл. Он открывает рот. Капли бьют по губам, ударяют по языку. Можно представить, что это поцелуй. Со стороны наверняка выглядит глупо, но ощущения очень приятные. Вода падает на его щёки, подбородок, шею... Гарри проводит ладонью по груди, вниз по животу, он открывает глаза и смотрит на свой твердый член. В этот момент он отчего-то думает о суде Малфоя. О его деле, о том, что было сказано, о том, что было сокрыто. О егерях, о Пожирателях смерти. О Беллатрисе, об Эйвери. Гарри понимает, что ему нужно узнать больше. Ему мало признания у мэнора, мало речи стороны обвинения во время слушания. Ему нужна вся правда целиком — какой бы она ни была. Зачем парень вроде Малфоя сделал компрометирующее видео? Почему чистокровный маг живёт без магии? Что у него за странные отношения с родителями? Как вообще Пожиратель может встречаться с маглом? Гарри трясет головой, проводит ладонями по лицу, закрывает глаза. Он представляет, что не один в ванной. Представляет, как рядом с душевой кабиной с себя сбрасывает одежду Малфой. "Можно к тебе, Поттер?" — Гарри?! — раздаётся крик Рона с первого этажа. Поттер резко вздрагивает, трет глаза. Прислушивается. Ничего. Он выключает воду. Показалось? Сейчас Рон должен быть в Академии. — Гарри? Не показалось. — Да, я... я в ванной. — Мордред, почему ты никому не сообщил, что покинул Мунго? Гарри закатывает глаза. Он хватает полотенце, обматывает вокруг бёдер и в спешке выходит из душевой кабины, поскользнувшись и едва не разбив голову. — Твою мать, Рон! — ругается он, кое как устояв на ногах. — Я сейчас спущусь. Его бесит, что он так и не смог подрочить. Почему Рон не мог прийти на десять минут позже? Поттер хватает из шкафа белье, джинсы и черную хлопковую футболку. Одевается на ходу и широкими шагами устремляется в гостиную. Рон оказывается стоящим у камина. — Хе-е-е-ей? — тянет в приветствие Поттер. — Ты не в Аврорате? Уизли поворачивается и укоризненно на него смотрит. Гарри даже не пытается усугублять ситуацию наскоро придуманным враньем о том, что обстоятельства непреодолимой силы заставили его вчера в скором порядке покинуть здание больницы, ему пришлось столкнуться с древним злом, сразиться в одиночку полчищем темных волшебников, чудом остаться в живых, а сегодня после тяжелой ночи испытаний вернуться домой, где его и нашел Рон. Вместо этого, глядя в глаза Рону, он признается: — Я сбежал. Рон смотрит на него с явным неодобрением. — В Министерство? — Сначала — да, потом — где я только ни был потом... — Ты должен был предупредить кого-то из нас — меня или Гермиону, — мрачно наставляет его Рон. — Извини, — Гарри смущенно откашливается. — Я не подумал. Уизли в ответ лишь взмахивает руками, словно говоря этим жестом: "Какого хера?!". Приблизившись на пару шагов, он произносит непререкаемым тоном, стоя с холодным и властным выражением лица. — Гермиона всех на ноги подняла еще утром. Она была у тебя здесь, тебя не было. В больнице тебя не было. Она заставила меня рассказать ей о Малфое и портале, а потом... — Рон качает головой. — Потом она орала на меня. Опять. Гарри поджимает губы, молча садится в кресло и снизу вверх виновато смотрит на Рона. Ждет, когда того отпустит. Рон непроизвольно выдвигает челюсть вперёд. Он злится: может даже не на него, может — на бывшую девушку, с которой у него настолько сложные отношения. Гермиона зачастую несправедливо нападает на Рона. Она не может простить, и, кажется, с каждым днём отдаляется все дальше от того, кем она была для него до начала их романа. Они не друзья. Рон не в состоянии ничего изменить, хоть и отчаянно хочет это сделать. Говорят, любовь дружбой не портят, но непонятно, как быть, если вначале была дружба, затем случилась недолюбовь, а потом все рухнуло, и осталось одно лишь пепелище. — Она не должна была злиться на тебя. Я взрослый человек, я принял решение... А ты мне не страж и не нянька, так что... Рон горько усмехается. Он заводит руки за спину, шумно выдыхает и смотрит на фотографии, расположенные на полке над камином. Там колдографии Сириуса, Тонкс… их с Гермионой школьный снимок. — Я тебя умоляю... — Уизли берет в руку снимок, рассматривает детей, стоящих в обнимку. Снимок сделан после окончания второго курса. Гермиона заразительно смеется, у нее на голове — все еще необузданная копна волос. Она выглядит счастливой и открытой, доброй и нежной. Своей, родной. Рон сжимает рамку колдо, но спустя пару секунд трясет головой и возвращает снимок на место. — Ей только дай повод меня в чем-либо обвинить, она непременно им воспользуется. — Гарри слышит в голосе друга искреннюю грусть. — Она бы меня и в геноциде Волдеморта обвинила, если бы нашла, за что ухватиться. — Я извинюсь перед ней. Рон резко оглядывается и решительно произносит: — Не сейчас. Я направил ей Патронуса сразу же после того, как ты отозвался. Повремени с извинениями, дай ей остыть. Ты не я, но сейчас и ты можешь отхватить. Гермиона в ярости бывает очень суровой. Гарри признается себе: все-таки хорошо, что его нашел Рон, а не она. С ним можно спокойно все обсудить, а с Гермионой... точно нет — она не поймет. — Хорошо. — Мне пора. — Уизли смотрит на наручные часы. — Я отпросился у Кэпа на час... — он замолкает, поглядывая на Гарри выжидающе. Приподнимает брови, мимолетно возводит глаза к потолку, поколебавшись, спрашивает: — Так как там Малфой? Использовал портал? — Его не было вчера у портала. — То есть он в Лондоне? — Я не знаю. Не уверен. Нарцисса Малфой вчера активировала портал. Мордред, Рон... она меня на дух не переносит, слышал бы ты как она со мной вчера говорила. Гарри хотел бы поделиться тем, что ему рассказала миссис Малфой, ему нужно разделить это знание с кем-то еще, но он понимает: это не его тайна — это тайна Драко. И о таком он никому бы не рассказал. Гарри не уверен, что Панси знает. Скорее всего знает, но... Рону точно ничего говорить не стоит. — А тебе не насрать? Какая разница, как к тебе относится Нарцисса Малфой? — спрашивает Рон, уставившись на него с полным непониманием во взгляде. Гарри и сам не знает, как объяснить свое отношение к этой женщине. На шестом курсе он без труда мог спорить с ней, не страшась последствий, а сейчас его словно что-то сдерживает — не позволяет высказывать все то, что приходит на ум. Какой-то внутренний цензор. — Выходит, есть разница. Раньше для меня она была женой Пожирателя смерти, заносчивой мадам, смотрящей на людей сверху вниз. Она спасла мне жизнь, я заступился за ее сына — квиты. Теперь же она... мама Драко. Может это и глупо, но я хочу ей нравиться. — Добро пожаловать в клуб нежелательных парней, чувак. Родители Панси до сих пор со мной не встретились. Мы живем вместе, но... Я не Малфой — ни для них, ни для Панси. Малфой и Паркинсон. Паркинсон и Малфой. Их отношения выходят за рамки стандартных. Непонятная связь напрягает даже сильнее. Гарри понимает, почему Рон так реагирует. Кроме того... это же Рон. Он талантливее многих ребят, но его достижения напрямую зависят от уверенности в себе. А уверенность в себе... Как раз с этим у него главные проблемы. Рон всегда найдет того, с кем будет себя сравнивать, и кому в собственных глазах он будет уступать. Рон отыщет более богатого, красивого, успешного человека и будет ненавидеть себя за то, кто он есть, за то, кем он никогда не станет. — Ты как? — спрашивает Гарри. — А ты как? Поттер усмехается. — Влюблен. В замешательстве. У меня из-за вчерашней ошибки с артефактом наверняка будут проблемы с итоговой аттестацией, но все, о чем я могу думать — о Драко. — Когда Рон слышит имя Малфоя, непроизвольно стискивает челюсти и сжимает кулаки. — О том, что имя у него красивое, о том, что улыбается он безумно сексуально, о том, что мыслит нестандартно... Я знаю, что не должен обо всем этом думать — правда, знаю, и все равно... Я принимаю душ и думаю о нем, я говорю с тобой сейчас и параллельно думаю о нем, я деактивирую артефакт, и... — Это я уже понял, — мрачно комментирует Уизли. — Об артефакте ты точно вчера не думал. Гарри опускает голову. — Кэп сильно злится? Можно было не спрашивать. Конечно сильно. — Он всегда злой, с ним хрен поймёшь, — отвечает Рон. — Возможно, вчера он сохранил мне здоровье. — Возможно? Он определенно точно спас твою задницу. Гарри проводит ладонью по щеке. "Может стоит отрастить щетину?" — спрашивает он сам себя и сразу же отвергает мысль, вспоминая свою прошлую попытку отрастить бороду. — Я хочу выпить лечебные зелья, подписать документы на выписку из Мунго и направиться в Аврорат. Скорее всего, после обеда буду тренироваться с вами... Рон чешет нос. — Кэп внес изменения в расписание. Он поставил вместо Артефактологии занятия в поле. Подробностей не знаю, с ним из-за вчерашнего кто-то из шишек Аврората разбирается. Все утро об этом шушукаются в группе. Гарри опускает глаза. Ему стыдно, что из-за его ошибки страдает наставник. Не уберег Избранного — получи. Твою мать. — И куда вас направят? — спрашивает он первое, что приходит на ум, спрашивает, лишь бы что-нибудь спросить и отвлечься. Ему тошно, в очередной раз из-за него пострадал невиновный человек. — Куда-то за город. Вчера было совершено нападение на магловский... ну, этот... — Рон щелкает пальцами, подбирая термин, — ...аэропорт. Несколько маглов подверглись действию Империо. Аврорат разбирается в деталях, а мы будем наблюдать за их работой. До Гарри только доходит смысл сказанного. — Стой, кто-то украл самолет? * * * Во второй раз Драко просыпается уже днем. Солнце во всю печет. В комнате жарко, душно и невыносимо. Малфой понимает, что не может больше спать. У него от излишнего сна болит голова. Он чешет нос и ложится на спину. Смотрит на Чарли — тот все ещё в царстве Морфея. Адреналин в крови больше не бушует, эмоции притупились. Все стало сложнее. "— Держи. — Поттер, вообще-то это некрасиво так бесшумно подкрадываться со спины. Что? — Уж не тебе говорить о том, что красиво, а что нет, Малфой... Драко кладет руку на лоб тыльной стороной и несильно давит. Медленно выдыхает. Поттер готовит ужасные бутерброды. Драко в том баре высказал ему свой вердикт. Когда ел классический американский бургер, он так и сказал "твои бутерброды, Поттер, никуда не годятся..." Гарри смеялся. Он долго смеялся. А потом заявил, что будущий аврор, а не повариха. Гарри Джеймс Поттер. Будущий аврор Гарри Джеймс Поттер. Ну почему ты никак не идешь из головы? "— Я себя всегда очень неловко с девчонками чувствовал. — Никогда бы не подумал. Мне всегда казалось, что ты живешь как рок-звезда. Девочки, слава, всеобщая любовь..." Поттер заразительно смеется, очень искренне, жаль, что он редко это делает. Возможно у него не так много поводов чтобы смеяться. Драко поворачивает голову и смотрит в окно. Какая на самом деле послевоенная жизнь у Избранного? Насколько он несчастен? Почему-то Драко уверен, что Гарри несчастен. Он одинок, но есть что-то еще, что-то... Только Гарри может быть несчастным будучи всемирно известным и обладая неоспоримым влиянием в обществе. Ему не нужна была протянутая ладонь богатого мальчишки, ему не нужна была протянутая ладонь министра магии. Что ему нужно? Драко закрывает глаза: перед мысленным взором его лицо. "- ...Я счастлив, и меня не волнует, что ты там... Да и поздно уже, Поттер. Не находишь? Два года я тебя ждал. Два блядских года в этом блядском мире с этими блядскими министерскими крысами... — Придурок. Надменный тупой придурок. — Порнуха понравилась? Хочешь потрахаться? В этом все дело?" Драко смотрит в потолок. Нет, правда — в чем дело? Почему Поттер позвал? Зачем ему все это? Секс он легко получит и от гораздо более красивых ребят, от гораздо более сговорчивых ребят, от тех, с кем легко и приятно. Зачем ему потребовалось проводить день с Драко Малфоем? Да еще и заморачиваться со строительством полигона. Если нужен парень, и твое имя Гарри Поттер, достаточно невзначай обмолвиться о своем одиночестве в очередном интервью. Да после такого парни в очередь выстроятся, и среди них точно не будет бывших Пожирателей Смерти. Они будут с восторгом заглядывать в глаза и аккуратно взвешивать каждое свое слово, боясь потерять удачу всей жизни в лице бойфренда Поттера. Для него же Поттер — сокурсник из Гриффиндора, хороший ловец, стеснительный очкарик, симпатичный парень... Просто парень, хоть и смелый. И Драко наперед знает, что будет спорить с ним, когда не согласен, и будет драться с ним, когда уже не в состоянии сдерживать ярость. Он не будет взвешивать сказанное. Он не сможет изменить себя... не захочет этого делать. Возможно дело в упрямстве. Возможно он просто принял себя, и ему не хочется меняться ради кого бы то ни было. — Сколько сейчас? — сонно спрашивает Чарли. — Не знаю... Так ли это важно? — Ты правда уволился, или мне это приснилось? Драко улыбается и кивает. Так странно — у него была работа. И работал он в самых низах за зарплату, которой не хватит даже на его запонки. Драко чуть опускает голову. Забавно, что сейчас он не может вспомнить, что именно сподвигло его на этот шаг — уж точно не нужда. Скука? Вряд ли. Он ненавидел эту работу, ненавидел людей, с которыми был вынужден проводить время, ненавидел своего недалекого начальника, которому обязан был подчиняться. Ненавидел каждую секунду, проведенную в том офисе. Ненавидел себя. Почему он принял решение работать именно там? Малфой признает, что последние несколько лет он словно после контузии пытался научиться базовым вещам — ходить, есть, думать, как нормальный человек. То, что когда-то казалось естественным как дыхание, стало подвергаться сомнению. Он оценивал все свои мысли и пытался понять — осталось ли что-то в его голове от того, кем он был "до". Он бросал себе вызов, сталкивался с необходимостью выбора и каждый раз не был уверен в правильности принятого решения. — Уволился... и отключил телефон. Два года службы изменили его настолько, что он забыл, кем был когда-то. Драко заново собирал свою личность. Каждое его действие словно порождало зеркальную грань, в которой он видел свое отражение. Чем больше было таких граней — тем четче он осознавал свое истинное лицо. — Ну, надо же... Поздравляю? Как оказалось, выжить — это самое начало, сложная часть — вернуть то, чем пришлось пожертвовать. Чарли приподнимается на локтях и тянется за поцелуем. Драко наклоняется и касается его губ своими. Он смотрит в его глаза и думает о том, что если бы они встретились во время войны, не было бы ни этого ленивого утра, ни катания на роликах, ни экзамена на права. И Чарли не было бы. Красивые глаза и ласковая улыбка его бы не спасли. Сколько таких "Чарли" было убито на его глазах? Много. Он ни разу не заикнулся о спасении магла. Кто такой магл в глазах Пожирателей Смерти? — По правде, мне не нужна эта работа. Я вообще могу не работать. Чарли садится на кровати. — Ты всегда можешь наколдовать немного денег. Или... — он улыбается. — Знаешь, я только подумал, как на самом деле много возможностей перед тобой открыто в преступном мире. Драко забавно говорить о таком с маглом. Открыто говорить. — Как вариант. Но дело в том, что... мой отец вроде как... Он ударяет себя по лбу. Мордред, нужно связаться с матерью. — Я должен... — Драко вскакивает с кровати, подбирает палочку, попутно натягивая на голое тело джинсы. — Мне нужно отправить сообщение матери. — Используя магию? Малфой кивает. — Да, я... подожди минуту, мы продолжим... Когда сообщение отправлено, он медлит у двери. Смотрит из коридора на худощавую спину своего любовника, острые лопатки, позвонки и решает отложить разговор о богатстве своей семьи. Вместо этого он спрашивает: — Хочешь трахаться? Чарли, не раздумывая ни секунды, кивает и падает на подушку, расставив ноги в стороны. — Спрашиваешь. Малфой смеется, запрыгивая на кровать, нависает над любовником и рассматривает его лицо. Тот, не теряя времени, расстегивает джинсы и обхватывает ладонью член. Драко нравится, что их сексуальные темпераменты и предпочтения оказались настолько похожими. До Чарли у него был парень, который притворялся натуралом и наотрез отказывался от анального секса. Его приходилось уламывать, и большая часть таких разговоров заканчивалась ничем — они ограничивались петтингом, взаимной дрочкой или минетами. Драко ничего не имеет против минетов, но ему нравится анальный секс, и вводить в меню ограничения на «мясо», питаясь одними белками, он не намерен. — Мерлин, Чарли, ты ненасытный инкуб, — шепчет Малфой, одной рукой стягивая с себя джинсы, другой несильно сжимая яички любовника. — У меня такими темпами спермы в организме совсем не останется. — Ты же волшебник — наколдуй еще. Драко улыбается, качая головой. — Я удивлен, что ты... — он замолкает, отрывая зубами пакетик одноразовой смазки, — ...так просто все воспринял. Малфой выдавливает гель на пальцы и вводит их в любовника. — Не просто, — выдыхает Чарли. — Ох-х-х. В этот раз секс длится не больше трех минут, и оргазм уже не такой яркий — обычная разрядка. Драко слышит частое и шумное дыхание Чарли, видит его довольную улыбку, все еще чувствует его оргазм. Через пару секунд он ощущает слабость в руках. Мышцы ягодиц, бедер кажутся одеревеневшими. Он чувствует капли пота, стекающие со лба на нос... Малфой падает на кровать рядом с Чарли, приводит в норму дыхание и хватает палочку, направляя на себя. — Агуаменти! На лицо льется тонкая струйка воды. Драко повторяет тоже самое для Чарли. Тот блаженно стонет, почувствовав ледяную воду, остужающую кожу. — Со стороны просто. Чарли молча на него смотрит и пожимает плечами. — Поговори со мной. — Хорошо, — Чарли поворачивается на бок. — Ты так и не ответил на мой вопрос. Я спросил, как твой мир относится к моему, но ты ушел от ответа. Малфой понимает: ему не удастся надолго отложить этот разговор. Темсон как борзая, напавшая на след добычи, безошибочно выявил самую противоречивую деталь его прошлого, и теперь он хочет выяснить правду. — Возможно, — односложно отвечает Драко. Он не видит смысла врать — он действительно ушел от ответа. — Все так плохо? Все как у всех. Во все времена были недовольные люди. И во все времена эти люди выражали свое несогласие военным конфликтом. Война естественна как дыхание — неважно наделены люди магией или нет. Первооснова одна. — В целом нет. — В целом? — Есть группа волшебников, которые настроены враждебно. Драко отворачивается. Группа волшебников... Друзья, семья, все его окружение. — Почему? — Много причин. Невозможно объяснить их мотивы в одном предложении. Чтобы понять отца, мать, Панси и десяток других волшебников нужно детально знать историю магии, разбираться в психологии чистокровных. Причины неприятия маглов веские — с годами магловская культура начала оказывать все большее влияние на устройство волшебного мира, вытесняя собой обычаи, моду, даже лексику магов. Чистокровные семьи приверженцы "старого света", крайне консервативны. В их библиотеках до сих пор хранятся ритуалы и обряды десятого-одиннадцатого веков. — А твоя семья как? Малфой вспоминает своего деда. Тот ненавидел маглов так сильно, что по словам матери день вступления Люциуса в ряды Пожирателей Смерти стал вторым по значимости событием его жизни. Дед открыто поддерживал Грин-де-Вальда. Если и был кто-то, кто ненавидел маглов больше — так это бабушка Драко по линии матери. Все магловские войны воспринимались его семьей, как особые значимые события истории. Малфоям и Блэкам было все равно, кто победит в этих войнах, главное, чтобы маглы уничтожили как можно больше себе подобных. — Как... Как все. Драко включает телевизор. Ему нужна передышка. Он щелкает пультом, нажимая на кнопки, надолго ни на одном канале не задерживаясь. — Подожди, оставь, — просит Чарли. Новостной канал. "Твою мать" — проносится в голове. Показывают тот самый аэропорт. "- ...инцидент произошел вчера в пригороде Лондона. По данным следствия, неизвестные напали на сотрудников аэропорта, поднялись на борт. На настоящий момент личности преступников установить не удалось — записи с камер были стерты..." Ну, нахер. Чарли переводит взгляд на экран, и Малфой резко выключает новости. — Почему ты подумал, что я... ну... — он пальцами изображает антенки. В ушах все ещё звенит "личности преступников установить не удалось". Сейчас он надеется на то, что Сеймур действительно знает, что делает. За свою работу Драко не переживает: даже если авроры попытаются извлечь из памяти маглов какую-либо информацию, им не удастся достать два часа. Драко отлично владеет заклинаниями манипуляций с сознанием: за время войны он не раз стирал и корректировал воспоминания. — Мне показалось, что это логичное объяснение твоим причудам. — Правда? — удивляется Малфой. — Я астрофизик и поклонник Марвелл, — Чарли улыбается, а Драко пытается вспомнить истории из его книжек-комиксов. — Ну, а вообще в магистратуре я изучал физику черных дыр, сейчас занимаюсь темной материей. Я не верю, что в такой огромной вселенной только одна планета обладает оптимальными для жизни свойствами. — Ты не говорил об этом. Чарли говорит о многом, но он очень редко рассказывает о своей жизни, о своих планах, о трудностях и проблемах. Он оставляет все свои сложности где-то за пределами их квартиры. Здесь же он открыто говорит лишь о сексе и малозначимых пустяках. Никаких коллапсов. — Ты не спрашивал. Драко словно впервые видит Чарли. — Пришельцы, хм? Я и не думал, что парень из MIT может верить во внеземную жизнь. — А я и не думал, что парень из Гарварда может создать воду из ничего. — Темсон, смеясь, дотрагивается до мокрого пятна на наволочке. — Космос огромен, в нем много места... Драко улыбается. Он сомневается какое-то время, стоит ли сейчас поднимать эту тему, но все равно говорит: — Я сказал тебе, что люблю. Позавчера. — Я помню. И все? Малфой не ожидал такой реакции — не после того, как рассказал ему о магии. Не после того, как рассказал ему... обо всем. Он думал, что правда сблизит их. Чарли... он должен был прочувствовать его особое отношение и оценить его. Чистокровный маг живёт с маглом... Небывалое событие. "Люблю" в ответ — малая плата за такое отношение. "Люблю", а не "я помню". — Ты ничего не ответил, — продолжает давить Драко. — Ты хочешь, чтобы я ответил, или чтобы я сказал люблю? — Малфой сжимает губы, суживает глаза. Он раздраженно выдыхает, и тогда Чарли добавляет: — Драко, ты меня не любишь. Ты меня даже не знаешь. — Знаю, — возражает Малфой. Чарли улыбается, качая головой. Он и не собирается говорить то, что от него ждет Драко. Он тянет Малфоя на себя, но тот отталкивает его руки. Драко сводит брови на переносице и молча сверлит Чарли взглядом. Атмосфера в комнате резко меняется. Чарли перестает улыбаться, он сжимает ладонями простыню упрямо смотрит в ответ. В груди Драко что-то от злости дико ревёт. — Знаю, — упрямо повторяет он. Он давит, теперь получить нужный ответ становится делом принципа. Ему нужно сломить, добиться своего. Драко глядит в упор, так словно они с Чарли теперь враги. Тот предпринимает последнюю попытку сгладить острый момент. Он протягивает руку, но замирает под тяжелым взглядом Малфоя. — Да брось! Ты ведь не знаешь, чем я с детства увлечен. И я более чем уверен, что ты не знаешь о том, что я рыдаю как девчонка над фильмами, в которых умирают животные. В детстве я увидел, как соседские ребята накормили бездомную собаку пирогом с петардами, и я... не знаю... увидеть это в семь лет наверное слишком для психики. Чарли чешет лоб, отворачивается. Он отползает в сторону. Драко закатывает глаза. "Слишком для психики — убить своего питомца", — думает он. — "А это все... ерунда". Сейчас он воспринимает Чарли как очередное препятствие, которое необходимо преодолеть, и не понимает, зачем тот начал все усложнять. — Ты наверняка не знаешь о том, что в моей семье от рака умерло три человека, и меня порой охватывает дикий ужас при мысли о скорой кончине. В такие моменты я бегу сдавать анализы. Я в этом году дважды проходил полное обследование. Дважды! Я умный человек, но меня легко можно развести на дорогостоящие ненужные процедуры. Я буквально потратил все свои деньги на обследования, которые мне нахрен не сдались, потому что ни о чем кроме не мог думать. И если быть совсем честным, то я переживаю не только из-за рака — я из-за всего переживаю. Драко ошеломленно смотрит на него. Он чешет подбородок. Пытается переварить свалившиеся на него откровения, но в голове вертится только один вопрос: "Стоп, что?!". — Ты не говорил, — бросает обвинение Малфой. — Ты не интересовался. Чарли говорит тихо, но он не отступает. Он упрямо стоит на своем. Смотрит на Драко с твердой уверенностью в незыблемости своей правды. — Ты не говорил! Малфой заставляет себя глубоко дышать, пытаясь усмирить бешено бьющееся сердце. Злость, как правило, накатывает на него внезапно, но держит недолго. Уже через минуту он чувствует, как расслабляются мышцы плеч, разжимаются челюсти и кулаки, а сердцебиение возвращается в привычный ритм. — О чем еще ты не знаешь? Хмм? — Драко поднимает руку, собираясь с мыслями, но Чарли лишь улыбается. — Ничего, я сам не горю желанием говорить о себе. Это нормально — иметь свои секреты. С парнем должно быть хорошо в постели, так? Весело, легко, ненапряжно... По сути отношения — малая часть жизни. Это не в твой огород камень, Драко, меня никто из моих бывших любовников не знал... и не любил. Секс — это все, что ему нужно от партнера? Только секс?! — А ты не знаешь меня, — заключает Малфой. — И, следовательно, любить меня не можешь. Он поднимает глаза на Темсона, тот спокойно смотрит в ответ. — Не могу, — подтверждает он, — не сейчас, не так. Любви в этом мире очень мало. Я имею в виду настоящей любви. Она нужна людям, и они от страха убеждают себя в том, что любят своих партнёров. Говорят "люблю" и играют в любовь. Но это не любовь, это лицемерие. — А когда не лицемерие? Чарли пожимает плечами, но ничего не отвечает. Он умеет не просто молчать, а словно заполнять своим настроением всю комнату. Сейчас это напряжение. Драко кивает, трет челюсть и снова кивает. Жёсткая неудобная правда не хочет укладываться в голове. И все же он прав: страх нелюбви очень сильный страх. Многие боятся нелюбви. Многие боятся одиночества. Одиночество и нелюбовь доводят до могилы. Его самого одиночество не страшит. Одиночество легко переносится, когда не любишь. Но когда любишь... Невыносимо, чувствовать пустоту в душе, когда она в теории должна цвести и радоваться каждому вздоху. — Ненапряжно, легко — не про меня. — Малфой громко вздыхает. — Поговорили, называется... Драко встает с кровати, подбирает с пола волшебную палочку и невербально понижает температуру в спальне. Проходит немного времени, и в комнате становится значительно комфортнее. — Круто, — восхищенно выдыхает Темсон. Драко переводит взгляд на него. Он в смятении — не знает, о чем вообще теперь можно говорить. Почему он выбирает в партнеры сложных мужчин? Неужели у него какой-то встроенный радар на таких ребят? Несколько лет назад он безответно влюбился в Избранного, потом испытывал неоднозначные чувства к шлюхе, теперь встречается с маглом. Чарли казался таким... нормальным... Солнечный чудо-мальчик с очаровательными ямочками на щеках. Что могло пойти не так? Драко спрашивает себя: может дело в нем? Встречает сотню симпатичных ребят, но в партнеры выбирает самого проблемного. А ему всего лишь и нужно, чтобы в жизни все было просто. Столько лет он провел под гнетом отца, затем год в фактическом рабстве Темного Лорда... Теперь он хочет сам решать, как будет развиваться его жизнь, и чем он будет в ней заниматься. Ему жизненно необходим контроль и абсолютная прозрачность своего будущего. Чарли казался таким простым и предсказуемо светлым. Его легко было принять в качестве партнера, с ним Драко не предвидел никаких трудностей. Оказалось, этот магл верит в разумную жизнь за пределами планеты, но едва ли он верит в свое умение любить тех, с кем состоит в отношениях. Здесь. На Земле. Он легко сходится с людьми и видимо также легко с ними расстается. Любой другой на вопрос о любви мог бы солгать, дать ожидаемый ответ, лишь бы не вести неудобный диалог. Чарли выбрал другой путь. Искренность в его случае — это уважение или безразличие? Драко опускает глаза на пол, смотрит на разбросанную одежду. А ведь он действительно не знает своего любовника, раз сейчас не может ответить на свой же вопрос. — Акцио, сигареты! В этот момент Драко думает о порно. Они записали ролик с подачи Чарли, и Драко ни разу по-настоящему не обвинил его в этом. Он сам принял решение. Да, его переклинило в тот момент, да, он неадекватно оценил последствия, но... Это была его ошибка, и именно он попал в объективы камер. А Чарли, оказывается, нужно было веселье... Секс на камеру перед всеми этими маглами, с гребаным интервью... Весело, легко, ненапряжно. — Дрейк... Малфой прикуривает от палочки сигарету и затягивается, отходя к окну. Он смотрит на улицу — люди идут непрерывным потоком. Кто-то поодиночке, кто-то держась за руки. Драко прослеживает взглядом одну пару. "Они просто вместе или они вместе и любят друг друга?" После всего, что он видел, что совершил, потерял, ему казалось, что он никогда не сможет восстановить былую целостность. Несколько лет Драко чувствовал себя разваливающимся. Ни жив, ни мертв — почти инфернал. Ничего не помогало — ни секс, ни алкоголь, ни бегство в другую страну. Он смотрел на свою пылающую в огне жизнь со стороны, словно из зазеркалья. А потом он подумал: "Нужно новое начало". Другой человек. Драко докуривает сигарету практически до фильтра, уничтожает ее и достаёт ещё одну. На улицах, в прокуренных барах, в ресторанах, наполненных людьми, отелях и дешевых придорожных хостелах людям — по крайней мере большинству — нужно одно: любить и быть любимыми. Им нужна вспышка. Им нужно смотреть во влюбленные глаза человека, способного открыть целый новый мир и заставить его пошатнуться, им нужно слышать влюбленный голос, обещающий: "Я буду рядом, несмотря ни на что... Я буду рядом, чтобы ты ни сделал, и с тобой будет всё в порядке". И тогда неважно, куда занесет жизнь, и что будет происходить вокруг. Ведь всё, что будет нужно, — это безумное чувство в груди. Драко подносит сигарету к губам, но так и не затягивается. Парочка скрывается из поля зрения. Он смотрит на проезжающие автомобили. Ему интересно — Чарли со всеми такой диалог вел, или же у него были те, кому он отвечал "я тоже"? Что, если Чарли может любить, просто не его? Драко не умеет принимать отказы. Никогда не умел. Ему нужно это "я тоже". Может, Чарли прав, может, он один из тех слабовольных придурков, которые так боятся быть нелюбимыми, что готовы обманывать себя. Он всю свою жизнь лгал, уверяя, что отец по-своему любит его. Но если даже отец не в состоянии, то что говорить о посторонних людях? Драко вспоминает Гарри и делает затяжку. Как понять, что в твоей жизни все идет так, как должно? Как понять, что ты именно с тем, с кем должен быть? — Может закажем пиццу? — буднично спрашивает Темсон. Малфой закатывает глаза и шумно выдыхает сигаретный дым. Он оглядывается и смотрит на Чарли, закусив губу. Тот молча смотрит на него — без тени сожаления за свои слова. Он очевидно нервничает, его выдают непроизвольные движения рук, то сжимающих одеяло, то тянущихся к лицу, его выдает поза, его выдает дыхание... Он волнуется, но он готов к тому, что сейчас его могут бросить. Чарли предоставляет Драко возможность сделать выбор, а тот только и может, что неподвижно стоять, уставившись на своего любовника. Он снова и снова прогоняет в голове его слова. "Меня никто из моих бывших любовников не знал... и не любил". В этом мире действительно очень мало настоящей любви. Если бы ее можно было запросто заказать по каталогу… "Любовь обыкновенная — 50$", "Любовь вечная — 200$". Малфой представляет, как курьер доставляет товар, а на упаковке — срок годности. Да уж... Драко не уверен, что его хоть кто-то любил — по-настоящему, именно его, а не маски, что он носит. Ближе всего к любви была бывшая девушка... Да даже она любила скорее мальчишку, каким он был до метки, войны, пыток, охоты на людей, убийств.... Панси не видела его во время рейдов. Она не видела, в кого он под конец седьмого курса превратился. А Струпьяр чувствовал скорее одержимость, наваждение, чем любовь. Хотя все это он испытывал к тому, кем по-настоящему был Драко, к тому, кем стал Драко и кого он сам в себе ненавидел. Полански наслаждался его самыми уродливыми сторонами характера и никогда ни в чем не обвинял. Напротив — поощрял его демонов, а не помогал с ними сражаться. Малфой качает головой. Чарли должен был просто сказать "я тоже". От него требовалось так мало... — Я пройдусь, — сообщает Драко, проходя мимо.