2
14 ноября 2014 г. в 21:45
Теперь, наверное, я расскажу немного своем бывшем муже, но только самое главное – не хочу вдаваться в подробности, они мне глубоко не приятны.
Как я уже сказал, мои родители были очень строгими, грубо говоря, родились не в том времени, старались воспитывать сначала сестру, а затем и меня по традициям. Это они нашли мне мужа, когда мне было всего восемнадцать и я только закончил школу. Это означало одно – о высшем образовании я должен буду забыть. С Шиндоном мы поженились через месяц после знакомства. За весь этот месяц мы виделись всего пару раз. Я сам не горел желанием, да и родители не дали мне никаких его контактов. Не скажу, что он был жестоким тираном, но все же то и дело ущемлял меня, указывал на все, что, по его мнению, я делаю не так, сыпал замечаниями. Медовый месяц мы провели во Франции, вернее, там мы пробыли всего три дня. На третий день его вызвали на работу в фирму, где он занимал высокую должность, какую, я так и не удосужился выяснить. Из Парижа я приехал уже беременный, как я узнал через неделю. Я просил Шиндона подождать с ребёнком хотя бы год, а сейчас сделать аборт, дать нашей совместной жизни хоть немного укрепиться, тот не желал даже слушать. Так на свет появился ДонМин. Родители и Шиндон приехали встречать меня из роддома, когда кто-то из врачей заранее сообщил им о «недостатке моего ребенка. Тогда мой супруг прямо на моих глазах развернулся, даже не взглянув на перехваченный розовой лентой сверток, и, сев в машину, укатил в неизвестном направлении. Родители смерили меня убийственными взглядами и тоже не сказали ни слова. Привезли меня в ту квартиру, где я обретаюсь сейчас. Я не знаю, сообщил ли им кто-то раньше, еще до рождения ребенка, а они с врачами просто не говорили мне и Шиндону в надежде, что он окажется не таким козлом, но, увидев его однозначную реакцию, заняли безразлично-негативную позицию. Конечно, пока Донни был еще младенцем, они помогали мне финансово, но, когда ему исполнилось четыре, их помощь благополучно завершилась, сведясь лишь к тому, что папа приходил сидеть с малышом, пока я работал. Казалось, им нравится смотреть, как я батрачу, и первое время осознавать это мне было больно до слез, но потом я привык, всецело отдав себя ДонМину и работам.
Вот так мы живем до сих пор. В нашей жизни абсолютно ничего не происходит, я все делаю автоматически: утром встаю, привожу себя в порядок, одеваю и кормлю ДонМина, дожидаюсь папу, который словно нарочно задерживается, чтобы я опоздал на работу и меня лишний раз отчитали, затем сдаю мальчика дедушке, получая при этом целый список упреков и лекцию о том, что называется правильным и рациональным ведением хозяйства, и, наконец, покидаю дом, облегченно вздыхая. В бистро, где я работаю уборщиком, мне действительно приходится несладко – там вечно толпы народы, тебя пинают, толкают, могут отдавить все ноги, а ты, знай, протискивайся между ними, да подтирай грязь, стекающую с их ботинок и изрыгаемую из их глоток, когда они, наступив на тебя, посылают, в лучшем случае, далеко и надолго. На следующий день после бистро я испытываю настоящее облегчение, раздавая на одной и оживленных улиц рекламу. Конечно, тычков и пинков, порой, тут получаешь больше, чем в кафе, но свежий воздух как-никак, можно пройтись туда-сюда, поздороваться с кем-то незнакомым.
Именно здесь я впервые встретил его – невысокого мужчину с темно-медными волосами. Он прошел мимо меня, опустив голову и засунув руки в карманы, посему я сделал вывод, что ему хочется поскорее скрыться из виду и побыть наедине с собой. Тогда я едва ли обратил на него внимание, но, все же, что-то меня в нем зацепило. Я почувствовал, как не хочется ему быть здесь в этот момент, как что-то тяготит его. Я проводил его взглядом до поворота и снова вернулся к работе. В тот день я боле о нем не думал до нашей следующей встречи.
Это произошло через неделю или около того на той же улице, где я впервые заметил его. Он шел так же – опустив голову и засунув в карманы руки, только теперь он еще больше ссутулился, голова была прикрыта капюшоном. Он всеми силами пыталась быть невидимкой, и тогда я понял – у него какое-то горе, он глубоко переживает за что-то или за кого-то, возможно что-то случилось с его семьей или близким другом. Мое отцовское чутье не подвело меня.
В тот же вечер я сразу после работы пошел туда, откуда всегда он сворачивал на ту улицу, где стоял я. Сделав несколько шагов я не обнаружил ничего необычного, только поймал себя на мысли, что начинаю следить за человеком. С этим я решительно направился домой, где ждал меня настоящий хаос.
За несколько минут до моего прихода ДонМин ударился лбом об косяк, пока дедушка разговаривал с кем-то по телефону, и сейчас сидел в дверном проеме своей комнаты и голосил, что есть мочи. Я, сбросив с плеча сумку и куртку тут же кинулся к сыну, обнимая его и шепча, что папочка вернулся и сделает так, что ДонМину перестанет быть больно, но мальчик плакал и плакал, не переставая. Я поднял своего уже довольно тяжелого шестилетнего сынишку на руки и понес на кухню с намерением сделать ему холодный компресс. Каково же было мое удивление, когда я ни на кухне, ни в гостиной, которая по совместительству была моей спальней, ни в комнате ДонМина, ни в ванной не обнаружил своего отца-омегу. Его просто след простыл. Быстро расставив приоритеты, я занялся шишкой Донни, приговаривая, что скоро пройдет и папочка очень любит своего малыша. После, усадив всхлипывающего мальчугана на колени, я стал звонить папе. Он как ни в чем не бывало взял трубку и сказал, что отцу-альфе срочно потребовалась какая-то помощь дома, причем он не потрудился уточнить, какая, и, зная, что я вот-вот приду, решил уехать пораньше.
Так, как в тот момент, я не злился никогда. Сгоряча я высказал папе все, что я думаю о нем и о старшем отце. В ответ мне было молчание. Похоже, отец от меня подобного не ожидал. После этого я какое-то время даже гордился собой, но, когда эта эйфория прошла, осознал, что мне теперь не с кем оставлять Донни. Позвонив в ресторанчик и сотовую компанию, я взял больничный за свой счет. У меня имелись кое-какие мизерные накопления, которых должно было, по моим подсчетам, хватить на неделю другую, а дальше, надеюсь, я найду кого-нибудь, кто поможет мне с сыном. Друзей у меня не было ввиду моей постоянной занятости и зажатости, только сестра, просить которую было бессмысленно. Что ж, ближайшие пару дней я мог отдохнуть, побыть с сыном, а потом приняться за решение этой проблемы.