Нарисуй мне слона

Повторюсь, он не смог. На следующий день он исчез из госпиталя и никогда больше не пришел. Поначалу я даже жить не хотел от боли, но единственное, что меня держало на этой бренной земле – мои дети и я твердо решил взяться за них, не обращая внимание ни на что. Во-первых, я, когда выписался, нашел себе работу по силам – в таком же кружке, как был некогда у госпожи Ким, туда меня устроила Пак Соль Джи. Затем решил вопрос со школой ДонМина. Со следующего учебного года он должен был туда поступить. И, наконец, переехал поближе к работе в маленькую двухкомнатную квартирку. Она была, конечно, много лучше, чем наше прошлое жилье. Пока я снимал ее, но в перспективе планировал выкупить у хозяина. Я всецело отдал себя подрастающему ДонМину и крошечному ДонХеку, глядя порой на которого, я вспоминал его отца, в сердце начинало невыносимо щемить. Я не виню Ли ХекДже ни в чем, но и встречи с ним искать больше не буду. Это все из-за его Хэ Ри, а кому как не мне знать, как может болеть отеческое сердце. Я не стал его исцелением, но надеялся, что хоть что-нибудь в этом огромном мире станет им, предмет, мысль, человек – все что угодно. Этого мне будет достаточно. Что касается МинХека… Я не могу не любить его, так как он, будучи частью его, есть еще и часть меня. У него глаза ХекДже, такие же глубокие и очень-очень печальные, кажется, что он вот-вот заплачет, даже если ему весело, но все остальное – от меня. Улыбка, форма лица, реснички, пальчики. Сидя дома, а работал я через день, я всегда был рядом с детьми, все время общался с ними, в какой-то момент придя к выводу, что любовь к альфе не для меня. Мое счастье – в моих мальчиках и нигде больше. Многие до конца жизни ищут любовь, ударяются во все тяжкие, когда их счастье, вот оно, перед носом, но потом уже поздно. Я не хочу в один прекрасный день осознать, что прожил жизнь впустую. О чем еще рассказать? Наверное, вы хотите знать, как разрешилась вся эта история. Моя и Ли ХекДже? Тогда не буду тратить слишком много времени на описание своей жизни в последующие восемь лет, я просто начал жить по-другому. Мои дети росли не по дням, а по часам, даря мне новые и новые радости и, конечно, проблемы, которые приходилось решать, ДонМин стал совсем взрослым, а ДонХек стал таким… каким был Донни в самом начале моего рассказа. И они совершенно разные. ДонМин – полон романтики и фантазий, он постоянно что-то рисует, читает, рассказывает мне о своих грандиозных мечтах, с одной стороны, я понимаю насколько они трудны в осуществлении, но с другой – я рад, что мой ДонМин не сломался, как «аджосси», он до сих пор иногда его так называет, когда я невзначай начинаю заговаривать о нем, а наоборот учится и хочет жить дальше. ДонХек… Конечно, он еще маленький, но я вижу в нем отражение отца. Скрытность, холодность, замкнутость. Как бы мы с Донни не старались его развеселить, он постоянно хмурится, а улыбается крайне редко. Он играет в компьютер и меня это беспокоит. Я пробовал отвлечь его, даже отнимал у него наш общий семейный ноутбук, в котором он постоянно сидел, но ДонХек только и делал, что закатывал истерики и вредительствовал, лазая в вещах старшего брата или в моих. Но после той ночи… Как отрезало. Он больше ни разу не притронулся к играм, хотя я ничего ему не говорил. Впрочем, не будем торопить события, я и так уже достаточно перескочил. В общей сложности, жизнь сталкивала меня с Ли ХекДже три раза. Упорная, не поспоришь, но мы так и смогли отбросить все лишние домыслы и предубеждения, чтобы быть вместе. У меня были мои дети, а у Ли ХекДже – никого, я попытался избавить его от одиночества, но сам же загубил эту попытку. Так вот, первый раз был тогда, в больнице. Второй – у церкви, а третий… Если вы не догадаетесь сами, а вы, скорее всего, не догадаетесь, а может и додумаетесь, кто знает. Что может помочь человеку, если не доктора и религия? Теперь ваш ответ будет правильным, не сомневаюсь. Это была ранняя осень. Совсем ранняя, когда солнце еще согревало землю, в деревнях собирали урожай, яркие разноцветные листья стайками кружились в свежем сыроватом от луж воздухе. У меня был выходной, я сидел в своей комнате, ища в интернете интересные конкурсы, которые мог бы провести на празднике в детском центре, где я работал, когда в прихожей зазвонил телефон. ДонМин тут же отвлекся от книги, которую читал на кухне и позвал меня. Я взял трубку. Звонил папа. Если честно, я мог подумать на кого угодно, но папа… Мы не общались с того самого дня, и никто из нас не горел желанием мириться, но его неожиданный звонок по-настоящему обеспокоил меня. После короткого разговора я вошел на кухню, прижимая к себе телефонную трубку. По щекам катились слезы, ДонМин, услышав мои всхлипывания обернулся. - Ваш старший дедушка умер, ДонМин-а, а младший… в больнице, - выдавил я, проглатывая слезы. - Ты так плачешь, папа, - Донни коснулся моей щеки. – Они даже ни разу не позвонили нам… - Они мои отцы, ДонМин-а, - строго сказал я. – Когда-нибудь ты поймешь… Кем бы они ни был... Похороны послезавтра, ты поедешь со мной? – спросил я сына, надеясь на его поддержку. - Да, папа, - мрачно ответил он. – Только не убивайся так. Ты даже по аджосси так не плакал… - Ты не видел, как я плакал, - произнес я, уходя и вызывая тем самым замешательство сына. Я не знаю, что на меня нашло. Родители не дали мне ничего, кроме самой жизни, всего остального, что я имею сейчас, я добился сам, но тем не менее, я лежал на постели, и слезы впитывались в подушку. Я вспомнил практически все отцовские подзатыльники, папины упреки и издевки. Думаете, я плакал о них? Нет, я рыдал о себе. Это же просто был очередной повод. На кладбище было холодно и уныло, несмотря на то, что солнце все время показывало свои щеки из-под облаков. Я добела сжимал руку ДонМина, мой мальчик прислушивался то к шепоту листьев под ногами, то к шелесту деревьев, то порывам ветра, только не к словам священника. Тоже особо не слушал, с каждой минутой мне все больше хотелось уйти отсюда, но, по правилам приличий, мы с сыном должны были уйти последними, выслушав соболезнования каждого, эту гнусную ложь в глаза. Тетя Ын Би, двоюродная сестра отца, которую я видел впервые в жизни оказалась на редкость болтливой старухой, а еще очень язвительной и, похоже, не замечающей этого. За все время нашего пребывания здесь она успела отпустить несколько обидных замечаний в сторону моего сына и упрекнуть меня в том, что я не интересовался здоровьем отца в его последние дни. А кто-нибудь из них интересовался моей жизнью на протяжении всех этих восьми лет? Ни у кого из них не екнуло, что у них на этом свете существует сын, племянник? Я по возможности пропускал ее слова мимо ушей и пытался хоть как-то приободрить ДонМина, который вот уже полчаса стоял, стиснув зубы, чтобы только не наброситься на эту женщину. Я еще никогда не видел его таким злым. Наконец, по всей видимости, у нее устал язык и она, не удосужившись сказать даже «до свидания» прерывалась на полуслове и, пожаловавшись, что у нее, мол, вдруг разболелась голова, развернулась на своих каблучках и зацокала в сторону кладбищенских ворот. Мы с Донни остались одни среди каменных надгробий и осени. Воцарилась такая блаженная тишина, что уходить расхотелось. Выглянул солнечный луч. Мне показалось, что это место – единственный островок спокойствия и умиротворения на всей нашей земле, где время течет совсем по-другому, оно замедляется, давая тебе возможность поразмыслить над собой, своей жизнью, людьми и событиями, причудливо вплетенными в нее. Здесь душа твоя словно сливается с вечностью, она стоит на мостике, что перекинут между двумя мирами, и смотрит в воду, в которой плавают еще не поднявшиеся души, желтые с зелеными пятнами листья кленов и отмёрзшие веточки деревьев, а на дне реки тысячи и тысячи мелких белесых камешков поблескивают в свете прохладного солнца. Мы медленно шли по мощеной дороге, ДонМин то и дело оглядывался по сторонам, вслушиваясь в каждый шорох каждого листочка, а я любовался свежими белыми лилиями, лежащими на могилах, и грустил, видя на некоторых из них засохшие цветы. Один из этих нежных цветков я бережно держал в руке, мои пальцы касались белых лепестков, я закрыл глаза. Так ли видит мир мой сын? Вокруг сплошная непроглядная тьма? Конечно, нет. Его мир полон своих красок, о которых нам узнать не дано, и это делает его поистине волшебным. Вокруг было столько приятных шуршащих звуков, осенних ароматов, что я ощутил себя на пике блаженства. Открыв глаза, я вновь посмотрел на цветок. На его белоснежных лепестках уже начали появляться темные прожилки – лилия увядала от излишнего тепла моих рук. Я оглянулся, нет ли поблизости какого-нибудь места, куда я мог бы положить ее и… В миг, когда я увидел ближайшее ко мне надгробие, вся впитанная мною красота разбилась на тысячу осколков, раня мою едва зажившую душу. Густая темная кровь хлынула из многочисленных порезов, мир словно обесцветился, став мучительно-серого цвета. Мои глаза пробежались по вырезанным на корявом камне буквам, и с каждой из них мое сердце пронзала ржавая игла отчаяния, от которого я так старательно ограждал себя все эти годы. Ли ХекДже. 4. 04. 1986 – 11. 11. 2025.