На узких перекрёстках мирозданья...

      Паннавати не могла уснуть ночью, а под утро ей приснилось, будто она танцует, но не в храме, а на огромной площади, среди толпы людей, и опять её преследует пронзительный взгляд. Её разбудил звон храмового колокола, и она вскочила, браня себя за то, что едва не проспала. Обычно она просыпалась задолго до его звона и успевала одеться и подготовиться к утреннему танцу. Теперь же ей приходилось спешить, руки почему-то дрожали, она едва не опрокинула масляный светильник для молитвы, да и приготовленный на подношение кокосовый орех разбился не с первого раза. Паннавати сложила руки перед изваянием Шивы в маленькой стенной нише. - Om Namah Shivaya...*       Крохотный язычок пламени ровно горел в светильнике, курился ароматный дымок благовоний, звучали привычные, вошедшие в плоть и кровь, слова мантры. Паннавати успокоилась, завершив молитву, приколола к заплетённым в косу волосам цветок, достала из шкатулки украшения и ножные браслеты с колокольчиками - гхунгхру. Спустя несколько минут она уже стояла во внутреннем дворе храма в ожидании, пока зазвучит музыка. Всё хорошо, всё спокойно, всё, как обычно. Звучит пронзительный крик раковины, барабаны-мридангамы отбивают хорошо знакомый ритм... Девушка протянула ладони вперёд и запела: - Taala Mela Gatiyodu Adum Ennai Aala Vatum Jagadisha**       Словно подхваченная ветром, она танцевала перед Божеством, видя перед собой только Его светлый лик. Только Всевышний, только созданная им из хаоса Вселенная, только ритм, создающий миры...       Нет, на этот раз ничего не произошло, девушке больше не мерещился ничей взгляд. Но он стал преследовать её ближе к вечеру, девушка постоянно нервно оглядывалась, словно боясь увидеть кого-то или что-то. Лилавати заметила волнение дочери, попыталась расспросить о его причине, но девушка ничего не сумела ей ответить.       Паннавати не могла понять, что происходит. Её душа пребывала в смятении. Не помогали ни пуджи, ни даже танцы перед Божеством. То безграничное самозабвение, которое приходило к ней, когда она танцевала во славу Всевышнего, уступило место смутному чувству, имени которому девушка не находила. Кто же наблюдал за ней с того утра, когда она впервые почувствовала на себе чей-то взгляд. Но кому он принадлежал?       Ночью юной танцовщице опять не спалось. Шумело море, дул сильный ветер. Чтобы немного успокоиться и привести в порядок мысли и чувства, Паннавати решила пройтись до берега. Ей не страшны были существа, будто бы живущие в ночи, она была уверена, что Шива защитит её.       Дидье де Корнель тоже не мог забыться сном. Предчувствие надвигающейся бури, волнение моря и гул ветра прогоняли начисто желание уснуть. Окно было открыто, и все эти звуки проникали в маленькую комнатку беспрепятственно. Вдруг среди них священнику почудился звук бубна и чистый девичий голос, напевающий какую-то песенку. Ему показалось даже, что он разобрал несколько испанских слов. Потом - крики множества людей: "Ещё! Пой ещё! Эсмеральда!.. Эсмер..." - голоса становились громче, к ним прибавились рукоплескания, и вдруг всё затихло, только одно слово: "Колдовство!", выкрикнутое громким мужским голосом, на несколько секунд словно завибрировало в воздухе. Дидье потряс головой - нет же, просто море шумит, да ветер воет в верхушках пальм. Их листья, у одних широкие и плоские, у других - тонкие и перистые, способны превратить вой запутавшегося в них ветра в любой звук: плач, смех, звон колокольчиков, мычание коров. Вот эти-то звуки, наверное, и породили множество легенд о бхутах и прочей нечисти, с воем бродящей по земле бурными ночами. Однако, Дидье понял, что уснуть не удастся. Решительно оделся, затянув потуже пояс сутаны, вышел из хижины. Бунду крепко спал на своей циновке, и священник усмехнулся - по крайней мере, не будет переживать, что демоны нападут на его господина.       Дидье медленно шёл по берегу, стараясь держаться подальше от набегавших на берег волн. К ночи они стали выше и злее, не иначе, к утру разыграется шторм. Волны слегка фосфоресцировали во тьме, бледная луна изредка проглядывала сквозь несущиеся по небу тучи. Внезапно священник замер, как вкопанный - в двух шагах от себя он увидел при неверном лунном свете маленькую фигурку в белом одеянии. Вспомнились рассказы о демоницах-ракшаси, способных принимать человеческий облик, а потом... То, страшное - уходящая из-под ног опора, тщетные попытки вцепиться в карниз, девушка, чьи чёрные разметавшиеся волосы так ярко выделяются на фоне белой одежды... Петля на хрупкой шейке... "Эсмеральда!" - крик вырвался у Дидье прежде, чем он понял, что это лишь привиделось ему, но на этот раз не во сне. Вглядевшись, он увидел, что так напугавшая его фигурка - совсем молоденькая девушка в белом сари с блестящей в лунном свете золотой каймой. Услышав крик и увидев высокий чёрный силуэт, она сама вскрикнула и отскочила в испуге. - Yar inke?*** - послышался её голосок. Он не понял, что она сказала, должно быть, на южном наречии, но попытался ответить: - Nan enda... ****- однако, его знаний тамильского было недостаточно, и он попытался сказать "Не бойтесь, я не привидение" на хиндустани: - Darna nahi, main koi bhut nahi hoon. - Kaun?***** - прозвучало на том же языке. Дидье сделал шаг вперёд. В этот миг тучи разошлись, луна ярко осветила стоящих друг перед другом. Священник увидел большие чёрные глаза, тяжёлый узел волос, в крыле тоненького носа искоркой блеснул камешек-серьга. Перед девушкой же стоял высокий мужчина в странной длинной чёрной одежде. Подняв голову, она взглянула ему в лицо. О Всемогущий Шива Шанкара, тот же взгляд, он следил за ней! Она отшатнулась, и мужчина отшатнулся тоже с воплем: "Нет! Эсмеральда, неет!". Со стороны, должно быть, это выглядело комично, как две фигуры - маленькая и большая, белая и чёрная, - норовят броситься друг от друга, но участникам этой сцены было не до смеха.