На узких перекрёстках мирозданья...

- Ты ведь живёшь у храма недалеко отсюда? Тогда я отправлю туда Бунду, он всё объяснит твоей матушке.       Девушка лишь кивнула. От того, что она наглоталась солёной морской воды, её слегка мутило, голова кружилась, ноги не держали. Видя это, Дидье хотел поднять её на руки - какая теперь разница, допускается это или нет? Сначала надо позаботиться, чтобы девушка не простудилась, а с обрядами и обычаями можно разобраться потом. Подумав так, священник, до этого привыкший жить по строгим канонам католической церкви, на мгновение изумился самому себе - похоже, здесь, в этом краю, он превращается в еретика... Решительно оборвав поток мыслей, он взял-таки Паннавати на руки. Она не произнесла ни слова, словно всё, что происходило сейчас, было предначертано и задумано, и сопротивление судьбе оказалось бы бесполезным.       Дидье, неся на руках маленькую танцовщицу, успел пройти меньше четверти пути к своему домику, как на берег налетел сильнейший вихрь. Ветер взметнул тучи мокрого песка, брызги, пучки водорослей, разбрасывая эти свои "игрушки" вокруг. Священник снова почувствовал, что шквал ослепляет его, зажмурился и замер, чтобы переждать хоть мгновение. Вдруг раздался громкий треск, и стоявшая рядом пальма наклонилась, подломившись у основания, стала падать прямо на них. Чтобы избежать страшного удара, мужчина отскочил, споткнулся, и они с девушкой, которую он так и не выпустил из рук, покатились по песку прямо к берегу. Тут ураган, там шторм - положение было незавидное. Здесь берег был круче и шёл небольшим откосом, по нему-то оба и скатились.       Когда земля и небо перестали меняться местами, Дидье обнаружил, что лежит на спине на мокром песке, Паннавати с закрытыми глазами - у него на груди, а он крепко прижимает её к себе. Удивительным образом место, где они оказались, было защищено и от ветра, и от волн, должно быть, это оказался уступ небольшой скалы, полузанесённый песком. Глаза девушки открылись, и он вновь содрогнулся... Этот взгляд, снова этот взгляд... - Эсмеральда... Поверь, я не причиню тебе зла, не сделаю больно... Мне невыносимо видеть, как ты страдаешь здесь... Только слово, одно лишь слово: "Люблю" - и ты будешь свободна... - Уйдите, прошу Вас... - хриплый стон был ему ответом. Она перед ним, беспомощная, распластавшаяся на заплесневелой соломенной подстилке... Единственное место на холодном каменном полу, где можно было обрести хоть подобие тепла. Но она достойна не этого скверного ложа, её ждёт мягкая постелька с хрустящими от крахмала свежими простынями и мягким одеялом... Только слово в ответ... - Эсме... - Дидье словно пришёл в себя, моргнул несколько раз. Что это? Ему снова привиделось то, прежнее... Нет, это сон... А явь - они с совсем юной и почти незнакомой ему девушкой прячутся от бури на берегу. Вдруг он почувствовал сквозь мокрую одежду - свою и её, - как горячо её тело, лежащее на нём, ощутил трепет этого тела, лёгкое дыхание девушки. Смутное, тёмное, необузданное желание вдруг пробудилось в священнике, ничего подобного раньше не испытывавшем. Он, не помня себя, стиснул её крепче и попытался перевернуться, подминая её под себя, но его вернул к реальности крик Паннавати: - Не надо! Что Вы делаете?       Ошеломлённый, он разжал руки и попытался отодвинуться в сторону, глухо пробормотав: - Я не должен... Не должен желать тебя...       Паннавати, лежавшая на песке, приподнялась и села, обхватив колени руками. Во взгляде её, устремлённом на священника, были жалость, сочувствие и понимание. Тихо и медленно девушка заговорила: - Мы, девадаси, не отдаём своё тело каждому, кто приходит в храм. Хоть про нас и говорят так. Мы принадлежим только Богу, душой, телом и разумом. Но, если кто-то из смертных завладеет этими тремя вещами - мы будем принадлежать ему... Ты сейчас... - ни он, ни она не заметили, что она назвала его на "ты", - хотел завладеть моим телом. Я же всё понимаю. Но без души и разума это невозможно, поверь... - Как невозможно?! - Дидье чувствовал стыд за свой неукротимый порыв, но какая-то часть его натуры всё ещё сопротивлялась. - Я сильнее тебя, если захочу, то сделаю это прямо сейчас и здесь! - Не сделаешь, то есть... - девушка смутилась и снова перешла на "Вы", - не сделаете, - голос её был по-прежнему тих и спокоен. - Ты права, - священник опустил голову и сидел теперь, пропуская песок сквозь пальцы. - Не знаю, почему, но не сделаю. - Зато я знаю, - Паннавати повернула голову, заправила за ушко мешающую прядь волос и взглянула на сидевшего рядом человека. - Вам, вашему телу сейчас всего на миг захотелось моего, но душа и разум против этого. Только когда душа, разум и тело двоих стремятся соединиться, происходит Сангам - священное слияние. - Значит, я... - Дидье снова вздрогнул, но не от холода, ибо ночь была тёплой, и порывы ветра не долетали до их убежища, а от какого-то смутного страха, - значит, по-твоему, то, что... Эсмеральда и... я... погибли в том рождении... - он помотал головой, словно отгоняя мысли, - это потому, что я желал только её тело? Но... Хоть я не могу понять, как, но чувствую, любил её... - Не Вы... - совсем тихо сказала Паннавати, - а тот, кем Вы были тогда, в той жизни. И тут Дидье понял, что ещё так мучило его в этих обрывках воспоминаний - он не помнил и не знал, кто был тот человек, в теле которого жила его, Дидье, душа. Да нет же, нет, это невозможно, все разговоры про перерождения - досужие суеверия... Но как тогда объяснить?.. - Паннавати... - голос не слушался его, - прости... Больше я так не сделаю... И всё-таки... Как мне узнать это? Понимаешь, я вижу много лет один и тот же сон, а теперь к нему прибавляются обрывки воспоминаний - моих ли, чужих ли... Раньше такого не было... - А Вы писать умеете? Все пуджари умеют, зачем же я спрашиваю? Вот и напишите то, что вспоминается, может быть, тогда всё станет понятно. Только вдруг это окажется страшнее, чем Вы думали?.. - девушка поднялась с песка, на котором сидела, посмотрела на небо, на море и добавила: - Кажется, буря утихает. Я всё-таки пойду. - Постой, ты не должна ходить одна. Давай доберёмся до моего дома, это ближе, чем храм, а утром я провожу тебя туда. Или хотя бы... Хотя бы переоденешься в сухое, наверняка, у Бунду найдётся дхоти*. - Да, так можно, - Паннавати улыбнулась. Буря и в самом деле стала утихать, волны не так свирепо кидались на берег, да и порывы ветра стали реже. До бунгало Дидье они дошли в молчании. Навстречу им выбежал Бунду: - Сахиб, сахиб, разве так можно?! В такой ураган уйти из дому?! Вымокли насквозь...- тут он увидел идущую следом девушку и почтительно сложил ладони: - Намаскарам**, девадаси Паннавати! Но как ты здесь оказалась? - Мы с... сахибом случайно встретились на берегу. Знаешь, он спас меня, я едва не оказалась в царстве Варуны***. - Бунду, я сам тоже готов был там оказаться, - с улыбкой возразил священник. - Нас сбили с ног волны. Лишь милостью Господа... - он перекрестился и добавил, неожиданно даже для самого себя: - Иисуса ли, Шивы ли... Мы спаслись. Но вот что, друг мой Бунду, ты прав, мы мокры насквозь, сделай нам горячего чаю, а для Паннавати дай что-нибудь переодеться, - с этими словами священник указал девушке на свою комнату: - Здесь тебе никто не помешает сменить одежду. Постой, я только возьму своё облачение, - он достал из сундука, стоявшего в изголовье кровати, сухую одежду и вышел - ему-то ничего не стоит переодеться за домом на улице, а девушку смущать не стоило. Бунду принёс ей чистое накрахмаленное дхоти, зажёг масляный светильник и удалился с поклоном, прикрыв дверь.