Заместитель

Другие виды отношений
Перевод
R
Завершён
4058
переводчик
Автор оригинала: Оригинал:
Пэйринг и персонажи:
Размер:
829 страниц, 99 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
4058 Нравится 2982 Отзывы 2237 В сборник Скачать

"24"

Настройки текста
29 июля Трудно подобрать подходящее слово к тому, что происходило со мной последние два дня. Странно, дико, чудно… Двадцать седьмого числа я проснулся в чужой постели и обнаружил, что этот ублюдок вольготно развалился на мне. А он тяжелый, между прочим! Так вот почему так болит спина! С другой стороны, не спать же мне на самом краю кровати только для того, чтобы избежать участи плюшевого медвежонка. — Немедленно слезь с меня! — возмутился я. — Кто, еб*ть, позволил тебе меня трогать?! — Что, Гунтрам, уже не терпится с утра пораньше? — фыркнул он. Я покраснел от злости: опять это проклятое слово! — О, да ты уже сердишься. Из-за ерунды. — Не смей меня трогать, когда я сплю! Я не одна из твоих шлюх! — огрызнулся я, откидывая одеяло в сторону и выпрыгивая из постели. — Ты так сильно крутился во сне, что пришлось тебя обездвижить. Признай, что ты спишь гораздо крепче, когда я тебя обнимаю, — небрежно заметил он. Я побагровел от досады. Да, это правда, я очень неспокойно спал последние два года. Должно быть, дело в матрасе. Точно. — Если бы ты немного потратился на улучшение жилищных условий своего персонала, матрасы были бы удобнее, и мне не так плохо спалось бы последние два года! — возмущенно крикнул я, отойдя в другой конец спальни, подальше от него. — Должно быть, я задел твое больное место, раз ты такой злющий этим утром, — притворно вздохнул он. Я уже открыл рот, чтобы сказать, какое «больное место» он задел (мне кажется, или это звучит двусмысленно?), когда в комнату с плачем ворвались Клаус и Карл, жалуясь, что нигде меня не нашли. Давясь рыданиями, они залезли в постель к отцу. Я почувствовал себя очень виноватым. — Ш-ш-ш, Гунтрам здесь. Он провел ночь с папой, как в старые времена. Вот же он, — успокаивал их Конрад. Дети обернулись и увидели меня. Я всё еще был в пижаме, как и их папочка. Боже, как неловко! Клаус бросился ко мне, я подхватил его и поцеловал, пытаясь скрыть смущение. Карл триумфально улыбался, сидя в отцовской постели. — Ты не пришел завтракать, как обещал, — плаксиво протянул Клаус, теребя пуговицы моей пижамы. — Я проспал, простите. Сейчас оденусь, и мы вместе пойдем вниз, — извинился я. — Ты спал с папой? — спросил Карл, испытующе глядя на меня. Я онемел. — Разумеется. Отныне Гунтрам будет спать со мной. Нам нужно приглядывать за ним, чтобы он не сбежал или не заболел снова. Гунтрам хочет дружить с папой, — сообщил Конрад детям, которые выглядели вполне довольными его решением. — Идите вниз, дайте нам одеться, чтобы мы могли все вместе позавтракать, а потом пойти гулять в лес, — закончил он, играючи ссадил Карла с постели и встал сам. Я был ошарашен его бесстыдством. Он использовал детей, чтобы заманить меня в ловушку, играя в какую-то свою извращенную игру. Какой же он все-таки гад! Я так отвлекся на свое возмущение и попытки подавить мучительное желание ему врезать, что не заметил, как близко он стоит. Он взял Клауса у меня из рук, и я решил, что он хочет забрать его себе, но он поставил малыша на пол, обхватил мою голову ладонями и, не дав мне опомниться, глубоко поцеловал. Он увлеченно терзал мой рот, не оставив ни малейшего шанса вырваться. Я попытался отвернуться, но он сильнее сдавил мои щеки, заставив отказаться от этой идеи. Чтобы перехватить воздуху, мне пришлось приоткрыть рот, и в этот момент ублюдок засунул свой язык чуть ли не в горло, наслаждаясь моей досадой. Наши языки встретились. Не знаю, как долго это продолжалось, но я слышал смешки детей. Он прекратил поцелуй так же внезапно, как и начал, и отпустил меня. Мне пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Я никак не мог отдышаться. Карл и Клаус засмеялись и убежали. — Ты животное! Нет, ты чудовище! — завопил я. — Ты мерзавец! — Снова привычные проклятья, мой милый? Значит, дело идет на лад. Прости, что пришлось прерваться, но ты возбудился, а дети слишком малы, чтобы на такое смотреть. Им было достаточно поцелуя: родители помирились, и им больше нечего бояться. — Я возбудился?! Ты бредишь! Его ладонь легла на мой пах. — Один простой поцелуй, и у тебя уже эрекция, дорогой. Я бы сказал, что это называется возбуждением. Вполне ожидаемо… Я ненавидел его за то, что он был прав. — У всех молодых мужчин встает по утрам, — как можно небрежней сказал я. — Это абсолютно нормально и не имеет отношения к твоим неуклюжим поползновениям. А ты так стар, что уже, должно быть, забыл, что такое утренняя эрекция, — добавил я, надеясь, что он сейчас взорвется, и мы покончим с этим фарсом. — Понимаю, — задумчиво сказал он. — Тебе так приспичило, что уже неважно, с кем? Ты вроде говорил, что предпочтешь прикосновение кобры моему? — поддел он меня. — А у тебя встает только на членов моей семьи! — заорал я. — Ты больной! Всё, о чем ты можешь думать — как бы меня трахнуть, как ты это делал с моим дядей! — Нет, дорогой, трахать, как ты выразился, твоего дядю — это словно объезжать чистокровного жеребца. Он был восхитителен в постели. Жадный и ненасытный. Он всегда хотел еще и еще — то, что надо, когда тебе двадцать. С тобой всё по-другому: мягко и осторожно — словно трахаешься с ягненком. Ты нуждаешься в послеоргазменных ласках и любишь, когда тебе шепчут нежности на ухо. А Роже любил погрубее, пожестче. Доминирование, власть — вот что там было. Ты неплох, но ты другой. Тебе никогда не достичь его уровня, — объяснял он. Мне захотелось его придушить. Я ушел в ванную, слишком громко захлопнув за собой дверь, и из-за двери услышал, как он смеется. Ублюдок! К счастью, потом он погрузился в свои документы, оставив мне заниматься детьми. После позднего завтрака мы в сопровождении незнакомого телохранителя пошли играть в сад и гуляли там до полдника, пока няня не забрала детей, чтобы помыть и накормить. У меня возникло ощущение, что Линторфф что-то замышляет. В пять в замок с «неформальным визитом» прибыл Альберт фон Линторфф с женой и матерью. Я хотел сбежать, но меня настойчиво попросили составить компанию Каролине и Альберту, пока Конрад с Элизабеттой обсуждали денежные дела фонда. Детей привели показать гостям, и как обычно, Каролина стала нахваливать их манеры и восхищаться фантастической работой, которую я с ними проделал. Около семи малышей отослали, и мне пришлось рассказывать, чем я занимался в Париже, над чем работаю сейчас, и слушать, как хороша моя книга, и что Каролине пришлось купить около трех с половиной десятков экземпляров, чтобы хватило детям всех ее друзей, и что мне стоит подумать о переводе книги на английский язык. Около восьми Элизабетта и Конрад закончили свои дела, и он пригласил их поужинать в «неформальной» обстановке. По случаю теплой погоды стол накрыли в саду. Я попытался уйти, сославшись на то, что детей пора укладывать спать, но Конрад сказал: — Ерунда, Гунтрам. Они должны привыкнуть к мысли, что ты им не слуга, и существуешь не только для того, чтобы исполнять их желания. Няня прекрасно справится сама. Она достаточно профессиональна. Так что мне пришлось остаться и держать лицо — не из-за гостей, эти люди мне нравились, а из-за него. Зашел разговор о каникулах, и как нам их провести. А что тут обсуждать? Он остается в банке, а я сижу с детьми. — Я думал подготовить дом в Ницце, но, возможно, Гунтрам захочет снова съездить в Аргентину. В прошлый раз, когда мы там были, в 2006 году, Клаус и Карл влюбились в пони, — начал Конрад, и я уставился на него, разинув рот. Что?! Он настолько уверенно себя чувствует, что начал планировать каникулы?! — Приезжайте к нам в Турин. Я уже предлагал Гунтраму навестить нас, но он был занят подготовкой книги. Возможно, тогда Армин найдет силы приняться за свой диплом. — Я поговорю с парнем, и он начнет писать диплом прежде, чем ты успеешь оглянуться, Альберт, — рассмеялся Конрад. — Я думал о чем-то вроде семейных каникул, где-нибудь, где Гунтрам сможет расслабиться, а маленькие чудовища не разобьют чего-нибудь ценное. Куда бы ты хотел поехать, дорогой? Я чуть не захлебнулся вином. Странно, мне подали мой любимый мозельский «Рислинг». Обычно мне не разрешали пить спиртное. Дерьмо! Он пытался меня подпоить! Я отставил бокал и сладко сказал: — У меня нет предпочтений. — Почему бы вам не отправиться в Венецию? Вы же там познакомились. Вам обоим это будет приятно, — предложила Каролина, очень гордая своей идеей. Элизабетта ее горячо поддержала. Я запаниковал. — Неплохая мысль. Возможно, мы так и сделаем, — сказал Конрад. Мне стало нехорошо. К счастью, он решил прокомментировать работы, проведенные в городе, и я вдруг странным образом расслабился от звука его спокойного, уверенного голоса — как много лет назад в маленьком ресторанчике близ Сан-Марко. Все это время ему, как и Фердинанду, было известно, кто я такой. Тем не менее, он старался получше меня узнать, как человека, не говоря уже о том, что поддержал во время неприятностей с наркотиками и заботился, когда я болел, ни разу не пожаловавшись на отсутствие секса, мое нытье по поводу ограничений, введенных врачами, таблеток, бессолевой диеты, сидения взаперти. Он свел до минимума визиты в замок своих друзей и деловых партнеров, чтобы они не действовали мне на нервы. Я думал о том, как он всегда оберегал меня и детей, нередко перегибая палку. Он всегда был по-настоящему щедр и добр ко мне. Он был бы идеальным партнером для любого. Для любого, но только не для того, кто носит фамилию де Лиль, думал я, теряясь в его голубых глазах. Кажется, он что-то почувствовал, потому что устремил на меня внимательный взгляд. Я сконфуженно опустил глаза. — Гунтрам, не хочешь отдохнуть? Доктор сказал, чтобы ты был осторожнее, — спросил Конрад, а остальные с беспокойством посмотрели на меня. Я извинился и покинул компанию. Конрад пришел в спальню очень поздно, от него пахло дорогим коньяком. Я испугался, что он чего-нибудь захочет, но он залез под одеяло и сцапал меня, как плюшевую игрушку. Я попытался сбросить его руки, но он рыкнул на меня: — Тише. Мы оба хотим спать. * * * На следующее утро он встал очень рано и ушел, а я лежал и чувствовал себя растерянным. Я имею в виду, все-таки это его кровать, и он не любит ее делить. Фридрих сказал, что Стефания никогда здесь не спала. Он всегда приходил к ней в комнату сам. Мне приходилось слушать, как он, проверив детей, громко проходит мимо двери моей спальни. Я закрыл глаза и снова заснул. Когда на меня спящего запрыгнули Клаус с Карлом, я заорал от неожиданности. Сердце скакало в груди, как сумасшедшее. Из студии пришел Конрад, сел на постель и приложил пальцы к моей шее, чтобы проверить пульс. — Сколько раз я должен вам повторять, что Гунтрам болен?! Не делайте так больше! Уходите. Оба! Я поговорю с вами позже! Малыши сбежали, напуганные криком отца. Думаю, они его никогда таким еще не видели. — Конрад, это была шутка. Они же дети! Ты не должен на них кричать, — сказал я, пытаясь освободиться из его хватки, но он если поймал, то никогда не отпустит. — Ты им не игрушка. Они должны беречь тебя и радоваться, что ты у них есть. Я не могу снова тебя потерять, — сказал он, а я застыл. Его ладонь пропутешествовала от шеи к моему подбородку, он наклонился и поцеловал меня, нежно и медленно. От неожиданности я даже не подумал сопротивляться, просто закрыл глаза и позволил ему себя целовать. Ублюдок знает, как это делается. Когда мы остановились, я запыхался и не знал, что сказать. Вот же дерьмо! Что я наделал! Я позволил ему себя поцеловать и не врезал ему по яйцам! Мой отец имеет полное право подняться из могилы и придушить меня. Я встал с кровати и сбежал в ванную. Он больше не кричал на детей и согласился, что это была неудачная шутка. Они пообещали никогда так больше не делать, и я верю им. Бедняги до сих пор под впечатлением от слов Стефании. Она обвинила их в моей болезни и сказала, что я их больше не люблю, потому что они едва не убили меня. Ведьма! В воскресенье вечером мы достаточно легко уложили их спать. Они дали няне себя помыть, а потом спокойно слушали сказку. — Я рад, что ты спишь с папой, — заявил Клаус, нимало не смущаясь присутствием няни. Я побледнел. — Теперь он может о тебе позаботиться. — Клаус, тут нечего обсуждать, — сказал я. — Да, это хорошо, — поддержал брата Карл. — Папа всегда говорит нам, что любит тебя так же сильно, как и нас. Про Стефанию он такого не говорил. — Думаю, вам пора спать, — с нажимом сказал я, донельзя смущенный, избегая взгляда няни. Я поцеловал их в лоб и вышел из комнаты. Каролина нагнала меня на лестнице. — Мистер де Лиль, пожалуйста, нет причин испытывать из-за меня неловкость. Все слуги счастливы, что вы вернулись к герцогу. Они говорят, что с ним очень тяжело, когда вас нет рядом. — Спасибо, мисс Майерс, — тихо ответил я. Неужели они до сих пор обсуждают, что мы делаем в спальне? Все еще следят, в каком настроении «хозяин» вышел к завтраку? Не переодеваясь, я пошел прямиком в столовую и долго сидел там один. — Вот ты где. Позвал бы меня, раз так голоден, — сказал Конрад, входя в комнату вместе с Фридрихом, который обрадовался, что я чинно сижу на своем месте. — Можете подавать. Мы ели в молчании, я не находил в себе сил начать разговор, и, честно говоря, все еще со смущением вспоминал наш утренний поцелуй. — Не поехать ли нам на следующей неделе в Аргентину? Могу взять две недели отпуска. Я решил не участвовать в спасении «Леман». — Я еще не готов к такому путешествию, — отказался я. — Мне бы хотелось немного отдохнуть. Последние два месяца выдались тяжелыми. Сначала твоя болезнь, а потом смерть ребенка. — Да, ты прав. Я отказался необдуманно. Я поеду, куда ты захочешь. — Ты тоже должен этого хотеть, Гунтрам, — мягко сказал он. — Мне хочется, чтобы ты был счастлив со мной. — Как я могу быть счастлив с человеком, который заставляет меня спать в своей постели и прикрывается детьми, чтобы поцеловать меня? — воскликнул я. — Докажи мне, что ты ничего ко мне не чувствуешь. Докажи, что тебе все равно. — Я говорил тебе это сотни раз, но ты не слушаешь! Ты просто не хочешь слушать! Тебя волнуют только собственные желания, остальной мир может отдыхать! — закричал я. — Ты убил моего отца! — А я тебе в сотый раз говорю, что я этого не делал! Ладно, давай заключим пари. Я поцелую тебя еще раз, а ты пообещаешь не кусаться и не сопротивляться, и, если у тебя встанет, ты разделишь со мной постель. В библейском смысле. — В Библии нет того, что ты собираешься делать! Это считается грехом! — Это была метафора, но смысл ты уловил. Если ты не возбудишься, я оставлю тебя в покое. Если возбудишься, то пойдешь со мной на свидание. — Я не буду участвовать в таких дурацких затеях! Что дальше? Ролевые игры? — Я понимаю. Ты боишься, что не сможешь себя контролировать. Это действительно трудно. — Ничего я не боюсь. Целовать тебя — это как целовать кобру. Мне ничего не стоит выиграть у тебя это пари. — Я разрешу тебе спать одному в любой спальне три недели. И не буду тебя беспокоить. — Наверняка на это время у тебя запланирована командировка. — Ничего подобного. Неужели ты так боишься не совладать с собой от одного крохотного поцелуя? Мы сделаем это вечером, чтобы твоя утренняя эрекция была здесь ни при чем. Я прошу всего лишь свидание. Мы пойдем в оперу, на концерт или в театр, поужинаем в ресторане, а потом отправимся в симпатичный отель, чтобы заняться сексом. — Как ты смеешь! Я не одна из твоих шлюх! Иди к ним, если тебе так невтерпеж! Ты всё это затеял, чтобы меня помучить. Думаешь, раз контролируешь ситуацию, то я буду делать всё, что ты захочешь?! Нет. Все кончено! Ублюдок усмехнулся: — Два года я позволял тебе управлять нашими отношениями, и посмотри, что из этого вышло. Мы оба несчастливы. Отныне я снова беру управление на себя, и один из нас доволен этим. Другой может присоединиться к вечеринке или отказаться. Так что ты скажешь, дорогой? Да или нет? Это лучшее предложение, какое ты когда-либо получал. Один поцелуй за три недели свободы. Для тебя это будет легкая победа. Ведь ты все время твердишь, что ненавидишь меня. — Недели выберу я. И если ты позволишь себе что-нибудь, кроме поцелуя, я буду считать, что ты проиграл. — Согласен. Я — честный игрок, что бы ты там себе ни думал. Займемся этим сейчас или после десерта? — После десерта. Неужели я согласился на это идиотское пари? Да, похоже. Гунтрам, ты придурок, если хоть на минуту поверил, что он будет играть честно! Мы в мрачной тишине доели яблочный пирог с мороженым, тот самый, который я любил в детстве. Очень маловероятно, что я смогу возбудиться, вспоминая отца. Я подавил смешок. — Так что, ты хочешь покончить с этим сейчас? — настойчиво спросил я, когда он допил свой кофе с коньяком. — Разумеется. В библиотеке? — Не хочешь пересмотреть свой выбор места действия? Возможно, более романтичная обстановка повысит твои шансы, — поддразнил я его. — Я понятия не имел, что тебе нужны свечи и шампанское. Лично меня обстановка библиотеки вполне устраивает, я и там смогу заставить тебя стонать и умолять о прикосновениях. Может, тебе стоит почитать отчет о перспективах доллара США на следующий год, чтобы немного обуздать свой энтузиазм? Думаю, будет большой удачей, если мы успеем добраться до постели, — ухмыльнулся он. Самоуверенный ублюдок! Не удостоив его ответом, я поднялся и направился прямо в проклятую библиотеку. Он пришел туда через полчаса и притворился, что удивлен, увидев меня там. — Так мы собираемся что-то делать или нет? — проворчал я. — Смотрите-ка, какие мы сегодня нетерпеливые! Иди сюда, и посмотрим, — сказал он, как король рассевшись на диване. Я подошел к нему, чувствуя, что моя решимость поддается его уверенности. Он абсолютно убежден, что выиграет. Нет, он просто блефует, сказал я себе, садясь рядом с ним. — Не кусаться, Гунтрам. Еще ближе, милый, — он смотрел мне в глаза. Он обхватил мой затылок, чтобы я никуда не делся, и я ему это позволил. Когда он положил ладонь на мою щеку, я бессознательно прижался к ней. Его взгляд смягчился, и на секунду я снова увидел того человека, в которого влюбился много лет тому назад. Он подался навстречу и начал покрывать шею легкими поцелуями, медленно дыша в ухо. Ублюдок знает мои слабые места. Я попытался высвободиться из его хватки, но он решительно вернул меня на место, его язык начал играть с мочкой, деликатно посасывая ее. — Ты говорил про поцелуй, а сам трахаешь мое ухо! — возмутился я. — Не беспокойся, любовь моя, до этого мы тоже доберемся, — шепнул он мне на ухо, от его глубокого чувственного голоса меня тряхнуло, словно от разряда тока, волоски на шее стали дыбом. Он оторвался от моей шеи и принялся ласкать губы, словно спрашивал разрешения продолжать. Я почувствовал, как мое тело постепенно стало расслабляться — вопреки тому, что происходило у меня в голове. Губы, словно обладая собственной волей, раскрылись, и я позволил втянуть меня в глубокий поцелуй. Мое тело решило забыть о здравом смысле, оно начало отзываться на его ласковые поцелуи. Он на секунду отстранился, чтобы перевести дыхание, и тут уж я атаковал его. Конрад не замедлил поддержать мое рвение. Каждый из нас пытался захватить власть. Но когда у меня закончился воздух, мне пришлось признать поражение. Он оторвался от моих губ, прижал меня к себе. — Я выиграл, — мягко объявил он, в его голосе не было торжества, которого я почти ожидал услышать. — Так нечестно! Было два поцелуя, а не один! — попытался возразить я, но он заткнул меня новым ошеломительным поцелуем, наваливаясь на меня и распластывая по дивану. Забыв обо всем на свете, мы снова принялись целоваться. Он сполз на пол, увлек меня за собой, и мы продолжили. Не знаю, как, но он перевернулся, и вот уже я извивался на ковре под его весом — именно так, как всегда любил. Его мощное тело, его гипнотическая аура власти всегда привлекали меня, заставляя забыть о сомнениях и неуверенности, оставляя одно лишь желание — принадлежать ему. Я отчаянно хотел сделать что-то, что сведет его с ума, растопит холодность, заставит потерять самообладание, чтобы он наслаждался нашей любовью так же сильно, как я. Я почувствовал, как его рука легла спереди на мои брюки, расстегнула их и сдернула — ему даже не пришлось для этого сильно отодвигаться от меня. — Стоп! Ты сказал — свидание! — От перемены мест слагаемых сумма не меняется. Я приглашу тебя на ужин завтра, — прошептал он, слегка приподнимаясь, чтобы избавиться от одежды. Я не успел возразить, а он уже снова целовал меня, и я почувствовал, как его мужское достоинство трется о мое, заставляя меня вскидывать бедра навстречу. Сам того не осознавая, я привычно развел ноги, позволяя ему устроиться удобнее. Мне всегда нравилось, когда он наваливался на меня сверху — так я лучше чувствовал его силу. Он крепко сжал мои бедра и вошел в меня. Совершенно неподготовленный, я захлебнулся криком. Все происходило так, как в наш первый раз в Венеции: я вспомнил, как он целовал меня снова и снова, чтобы задушить крик и смягчить боль. Он подождал, пока боль уменьшится, а потом очень медленно и терпеливо начал двигаться, дав мне время привыкнуть к его размеру внутри, затем, поняв, что мои поцелуи становятся настойчивее, стал наращивать темп. Я поднял ноги, чтобы он лучше доставал, и он немедленно дернул их себе на плечи; я застонал от удовольствия — он точно знал, куда надо целиться. Не знаю, сколько прошло времени, я полностью растворился в желании и наслаждении. Думаю, что мы кончили вместе, потому что я почувствовал, как его теплая влага изливается глубоко внутри меня. Не выходя из меня, он рухнул сверху, а я оплел его бедра ногами, чтобы он никуда не делся, и снова стал целовать его лицо. Мы еще долго лежали в таком положении. — Гунтрам, я люблю тебя. Ты — моя жизнь, пожалуйста, вернись ко мне. — Не могу, — в отчаянии ответил я, ненавидя и себя и весь свет, потому что сейчас отказал тому единственному человеку, который идеально мне подходит. Я разрыдался. А Конрад просто обнял меня и держал, пытаясь успокоить, пока я плакал.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.