Заместитель

30 июля После мы вместе пошли в его спальню. Молча лежали, не касаясь друг друга. Я был так смущен и испуган тем, что мы сделали. Как я мог? Меньше чем за две секунды я забыл обо всём, и мне хватило одного поцелуя, чтобы предать всё, что для меня было важно. Я — ничтожество. «Мертвые так же эгоистичны, как и живые, — возразил мне внутренний голос. — Ты имеешь право жить своей жизнью». Утром Конрад рано уехал на работу, ласково поцеловав меня в лоб. — Увидимся после обеда, Гунтрам. 3 августа В понедельник Конрад улетел в Нью-Йорк. Сказал, что вернется примерно пятого августа. Я остался дома с детьми. Мы много играли, ведь их школьные каникулы скоро закончатся. Вчера мы с няней водили их в зоопарк. Домой вернулись в семь; я валился с ног от усталости после того, как целый день бегал за детьми. Думаю, Каролина поняла, что я выдохся — она пообещала, что присмотрит за ними и приготовит ко сну, а я могу прийти в детскую, когда настанет время читать им сказку. До сих пор не понимаю, почему все зовут их дьяволятами. Да, они очень энергичные, но это нормально в их возрасте. И, кстати, сегодня они вели себя очень хорошо. Я пошел в спальню отдохнуть часок перед тем, как заменить Каролину. Лег на кровать, но через несколько минут зазвонил мобильный. Конрад. Я глубоко вздохнул и ответил ему. — Здравствуй, Конрад. — Как ты, Гунтрам? — Спасибо, хорошо. — Длинная пауза. — А ты? Да, звучит глупо, но что я должен был ему сказать? Ненавижу тебя, потому что спал с тобой и сам этого хотел? — И я неплохо. Я в Санкт-Петербурге, и сейчас очень поздно. На завтра у меня запланирована встреча с людьми из «Голдман Сакс»* и «Темплтон»*. Как там дети? — Сегодня были в зоопарке. Оба целы и невредимы, — я обрадовался, что он нашел безопасную тему. С одной стороны, мне хотелось повесить трубку, с другой — разговаривать с ним дальше. — А звери? Я рассмеялся, чувствуя бесконечное облегчение. — Звери тоже целы, сидят в своих клетках. Ну не настолько всё плохо. Мисс Майерс отлично справляется со своей работой. — Не давай им себя заездить. Ты еще до конца не выздоровел, — его голос звучал очень тепло, и я отчего-то покраснел. Гунтрам! Вспомни, с кем ты разговариваешь! — На завтра мы ничего не планируем. Не думаю, что смогу в ближайшее время повторить сегодняшний подвиг. Я сейчас в постели, отдыхаю перед вечерней сказкой, — признался я. — Тогда я скажу Монике все поменять. Я думал попросить тебя завтра сесть на Dassault и прилететь в Вену, но, наверное, лучше подождать до утра вторника. Хочется сводить детей в венский музей естествознания, там проходит выставка динозавров из Гоби, есть очень редкие экспонаты, — медленно проговорил он. — Я бы хотел провести с вами несколько дней, отдохнуть от работы. — Конрад, дети разберут динозавров на косточки. Наверняка для них можно придумать что-нибудь другое, — сказал я, заранее представляя катастрофу в музее. — Ну, я еще думал про Испанскую школу верховой езды**. Также можно сводить их в один из венских театров марионеток и даже съездить на день в Зальцбург. Кроме того, есть еще Бельведер и Пратер. Возьмешь с собой мисс Майерс. Пожалуйста, Гунтрам, скажи, что приедешь. — Хорошо, приеду, но насчет музея ты еще раз подумай. — Мы пойдем на компромисс: динозавры в обмен на лошадей. Моника организует билеты на утреннюю выездку. — Ты никогда не сдаешься, — рассмеялся я. — Никогда — если дело касается тебя. Я просто не могу, — ответил он очень серьезно. — Вы трое — смысл моей жизни. Не позволяй им себя утомлять. Ты им не игрушка. Спокойной ночи, Гунтрам. — Спокойной ночи. Увидимся в Вене. — Скажи мисс Майерс, чтобы взяла теплые вещи для детей. Сейчас нежарко. Приятных снов, милый. Он всегда оставляет последнее слово за собой. «Люди, которые так сдержанно разговаривают по телефону, в постели обычно устраивают бурю». Почему мне пришли в голову эти слова моего соседа Жоржа, сказанные им много лет назад? Эти внезапные воспоминания уже становятся слишком навязчивыми. Но хуже всего то, что его слова недалеки от истины. Конраду даже не надо прикладывать особых усилий — он бесподобен в постели. По крайней мере, для меня. Да, секс с ним хорош, и я люблю его сыновей как своих. Но достаточно ли этого, чтобы построить отношения? Смогу ли я когда-нибудь простить ему то, как он поступил с моей семьей? Смогу ли я забыть его ложь о моем дяде? Он, конечно же, скажет на это, что даже называл мне его имя, Роже, просто опустил несколько деталей в общей картине. Я только знаю, что никогда не буду счастлив, если уйду. Как бы я хотел, чтобы отец был здесь. Когда он написал, что молится, чтобы Конрад любил меня и оберегал, на самом ли деле он так думал? Я больше не знаю, чему верить. 5 августа Усадить детей в самолет оказалось более сложной задачей, чем я ожидал. Хорошо, что Конрад дал мне отдохнуть перед Веной. Рано утром, в восемь, я разбудил детей и с большим трудом затолкал в них завтрак. Каролине пришлось попотеть, чтобы их одеть. Оба были возбуждены предстоящим путешествием, тем, что увидят «белых лошадок, которые умеют танцевать» и «замок на верхушке горы». Вчера после обеда Фридрих любезно взял присмотр за ними на себя, но, похоже, переусердствовал с историями про Австрию: эта страна — практически рай на земле, полный марионеток, музыки и вкусных пирожных. Фридриху следовало бы работать в туристическом агентстве. К тому времени, как детишкам пристегнули ремни, мы с Каролиной испытывали большое искушение сказать им, что в таком положении необходимо оставаться весь полет. Увы, мы, пара идиотов, позволили им ходить по всему самолету. Мари, стюардесса, не нашла ничего лучшего, чем дать им полный пакет масляного печенья, которое и было раскрошено по всему салону. Как хорошо, что кресла обтянуты кожей (их легче отчистить) и что их отец не видит, что они сотворили с его замечательным самолетом. — Думаю, я пропущу мороженое и леденцы, сир, — вздохнула Мари, а я кивнул. — К счастью, у нас есть несколько часов, чтобы все убрать. — Если герцог увидит этот кошмар, он не разрешит им подниматься на борт лет до восемнадцати. В прошлый раз, когда мы летали все вместе, таких проблем не возникало. Наконец дети решили, что устали, и заснули. А лететь всего полтора часа! Воздушные путешествия на Зюльт и в Буэнос-Айрес занимали больше времени. Не понимаю, почему в этот раз они такие буйные… Когда мы приземлились и пришли на частную парковку, там нас уже ждал Конрад, одетый не так строго, как обычно. Я-то думал, что ему нужно работать. Карл и Клаус немедленно завопили, что хотят посмотреть лошадей. — Нет, представления проходят только по утрам. Так что посмотрите на них завтра — если будете хорошо себя вести в музее, — умерил их энтузиазм Конрад. Дети приуныли. — Сейчас отправляемся в отель, затем пойдем обедать и гулять в парк рядом с музеем. Мисс Майерс, вы поедете в машине с детьми, — сказал он, меньше чем за секунду превратившись из папы в босса. Машина с детьми и няней отъехала, а мы с Конрадом и двое телохранителей остались стоять у большого армированного мерседеса. — Поедем со мной, Гунтрам. Насладись получасом тишины, — очень мягко сказал он. — Спасибо. Мы в молчании выехали на шоссе. — Я удивлен, что тебе не надо работать на этой неделе. — У моего партнера возникли проблемы с властями, и он не смог со мной встретиться, как намечалось. Налоговую оптимизацию в четыре миллиарда долларов непросто объяснить. Я прилетел вчера из Санкт-Петербурга, — невозмутимо объяснял Конрад. — Ты хотел сказать, четыре миллиона? — Четыре миллиарда. Его компании решили продлить свои фискальные льготы в размере 11% на несколько лет, в то время как российские власти установили им 30%. Коррупция пропитала все российское общество, но если ты попадаешь в немилость к властям, мало не покажется. Он вывез свою семью из страны, и они сейчас в Лондоне. Им придется несколько лет держаться незаметно, прежде чем они смогут воспользоваться своими счетами в наших структурах. — У тебя не будет проблем из-за того, что этот человек вывел из-под налогообложения такую огромную сумму? — Нет, мы не делали ничего незаконного. Налоговая оптимизация это не преступление. Налоговое мошенничество — другое дело. — Обычно ты не обсуждаешь со мной проблемы своих партнеров, Конрад, — ответил я, начиная нервничать. — Ты из-за этого ездил в Россию? — Нет, встреча с «Голдман Сакс» и «Темплтон» была запланирована еще несколько недель назад. Потом отложена из-за кончины Стефании. А рассказываю я всё это потому, что Репин тебе вроде как друг. Ему грозит получить от 20 до 30 лет, — он пожал плечами, словно речь шла о чем-то незначительном. — Возможно, я сумею договориться с властями о том, чтобы выкупить твои картины обратно, конечно, если хочешь. Мне неприятно думать, что они уйдут с аукциона в оплату его долгов. Я ошеломленно уставился на него. Константин в тюрьме? За налоговые преступления? Невозможно поверить, что он мог быть таким идиотом. У него в шкафу наверняка имеются скелеты и покрупнее, чем налоговые махинации. Хотя да, четыре миллиарда — сумма немаленькая. — Это ты?.. — проговорил я, глядя ему в глаза. — Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, но нет. Это их внутренние разборки. Смена лидера. Такое случается в монолитных структурах вроде репинской. В отличие от Ордена, там отсутствует возможность снизить внутреннюю напряженность, поэтому нижестоящим приходится устранять своего лидера, чтобы обновиться. Репин ничего не расскажет о своих делах, если хочет уберечь свою семью. У русских нет принципа Омерты, и семьи никогда не щадят. — Не верю, что ты тут ни при чем. С каких пор бандиты сами бегают к властям? — тихо сказал я. — Возможно, кое-кто из моих людей обратил внимание властей на некоторые правовые аспекты их деятельности, но всё остальное русские сделали сами. Я должен поблагодарить тебя за косвенное участие, милый. Ты достаточно долго отвлекал Репина — Обломову и его друзьям хватило времени спланировать заговор. Естественно, Алексей тоже внес свой вклад, побеседовав со своими старыми приятелями. Падение Репина стало венцом очищения Ордена. Могу тебе сказать, что некоторые из тех, кто был на стороне этого подонка, скоро тоже окажутся под следствием. Месть — это блюдо, которое лучше подавать холодным. — Он — полноправный член Ордена. Ты не можешь так поступать! Тебя убьют! — Спасибо за заботу, очень трогательно, — язвительно проговорил Конрад. — Как я уже сказал, я здесь ни при чем. Они сами устранили своего босса. И это не я голосовал за принятие Репина в Орден. Он посмел угрожать Лёвенштайну, обещая рассказать тебе о моей связи с Роже. Старик голосовал за него только потому, что хотел избавить тебя от этой боли, он пошел против меня, чтобы спасти мою личную жизнь. — Репин доверял тебе и защищал тебя передо мной! — Ты имеешь в виду, когда вы с ним жили в Париже? Я почувствовал, как в желудке образовалась пустота. — Как трогательно, — хмыкнул Конрад. — Возможно, за это я помогу его детям. В любом случае, я не мог спустить ему это оскорбление, мне надоело его постоянное вмешательство в мою личную жизнь. Если он хотел разобраться со мной, ему следовало бы делать это иначе. Но он использовал тебя, чтобы поколебать мое хладнокровие. Раз так, значит, и я свободен в своих действиях, и неважно, член он Ордена или нет. На войне как на войне. — Бедняга просто влюбился в меня, вот и всё. И гораздо раньше, чем ты появился в моей жизни! — возразил я, все больше и больше нервничая из-за того, что он может со мной сделать в качестве «наказания». — Он никогда тебя не любил, Гунтрам. Он жаждал тебя, хотел обладать тобой, но никогда не любил. Если бы он был так влюблен, как ты считаешь, он бы поговорил с тобой еще в Буэнос-Айресе, как я это сделал в Венеции, а не расставлял бы силки. Он должен был быть с тобой искренен с самого начала, как я, а не устраивать фарс с тем аргентинским мальчишкой, наркотиками и проститутками. Ты был ему нужен только для удовлетворения похоти. Он отправил бы тебя в один из своих борделей, как только насытился. Когда Репин понял, что я люблю тебя, отношусь к тебе серьезно — как к своему консорту, он снова приударил за тобой. Он добивался, чтобы я, обезумев от ревности, наделал ошибок. Почему он так стремился попасть в Орден? Чтобы разрушить его и захватить наши ресурсы. У меня есть долг перед моими предками, я обязан защищать свой титул и все, что у меня есть. Жизнь моих детей была в опасности, пока этот подонок оставался членом Ордена. Теперь у Армина появился шанс стать следующим Грифоном. — Кто тебе сказал, что я был у него в Париже? — прошептал я, до смерти испуганный. — Врач, который осматривал тебя в начале июля по просьбе Обломова. Он сообщил, что ты был по-настоящему плох, когда он тебя обследовал, и поэтому я не стану тебя наказывать за то, что ты побежал к этому мерзавцу. Еще несколько дней без лекарств, и ты был бы мертв. Я до сих пор не понимаю, почему Алексей и Горан согласились играть по его правилам. Расслабься, я прощаю тебя, потому что ты в некотором роде помог покончить с угрозой моей семье. Ты десять дней полностью занимал внимание Репина, и этого времени с лихвой хватило Обломову, чтобы сыграть свою партию. По сути, он обменял информацию о твоем местонахождении на финансовые консультации. Обломов очень боялся навлечь на себя мой гнев, укрывая тебя. — И ты еще говорил, что у меня вместо крови водица! У тебя нет сердца. — Сердце у меня есть, но я не сентиментален. Я люблю тебя и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь. Так я поступаю с врагами, и таким я был, пока в моей жизни не появился ты. — Если ты всё знал, почему принял меня обратно? — Потому что люблю тебя. Я могу простить один промах, учитывая твое сумасбродное поведение последние два года. Ты даже пытался мне признаться в измене. Я спал с твоим дядей, ты спал с моим злейшим врагом. Мы квиты, Гунтрам. Так что не надо делать лицо оскорбленной жертвы, ты сам не лучше. Ты тоже отомстил. — Как я вообще мог тебя любить? Ты чудовище, — прошептал я. — Как я мог думать, что ты мне подходишь? — Потому что я для тебя — лучший выбор, и ты тоже любишь меня, несмотря на все уверения в обратном, — сказал он. — Соберись, мы подъезжаем к отелю. Ты будешь жить в моем номере, а Клаус и Карл — дальше по коридору с мисс Майерс. — Репин не заслужил такого, — пробормотал я, уже не заботясь о том, что он скажет. Мне было жаль Константина. Конрад смеялся до слез. — Не заслужил? Человек, который контролировал торговлю оружием, наркооборот, проституцию и детское рабство на бывшей территории СССР? Ему следует радоваться, что он так легко отделался, и что его семья успела уехать. Гунтрам, ты точно не от мира сего, если веришь, что он — честный человек. Забудь о нем, он никогда больше нас не побеспокоит, моя любовь. — Он взял мою руку и благоговейно поцеловал костяшки пальцев. Я смотрел на него, глаза наполнились слезами. — Мы оба должны многое простить друг другу. — Я сделал это потому, что… Он не дал мне продолжить, прижав палец к моим губам. — Оставь прошлое в прошлом. Ты запутался, был напуган и болен. Ты вернулся ко мне по собственной воле, и это всё, что имеет для меня значение. Я тоже совершил много ошибок, но они позади и похоронены. Я не в силах изменить прошлое, даже если б захотел, могу только учиться на ошибках и никогда их не повторять. Гунтрам, не отказывайся от собственной жизни из-за людей, которых никогда не видел, и которым не было до тебя никакого дела. Где были твои дяди, когда ты родился? Ты получил от них хоть одну почтовую открытку? Нет, твоя семья — это ты и твой отец. Жером сделал для тебя всё, что мог, но он был серьезно болен. На его месте я поступил бы так же, и ты тоже. Это рак отнял его у тебя, а не Лёвенштайн и Орден. — Знаю, — с горечью сказал я, чувствуя, как снова открываются старые раны. — Взгляни на последние два года своей жизни. Ты почти уничтожил себя в погоне за местью. Ты хоть понимаешь, что едва не потерял своих детей? Стресс медленно убивает тебя, здоровье снова ухудшилось. Я не могу смотреть, как ты себя губишь. Пожалуйста, прерви этот замкнутый круг саморазрушения, — проговорил он, стискивая мне руку. Машина остановилась перед отелем, и он вышел первым. Словно зомби, я побрел за ним, не обращая внимания на людей. Я слышал, как он сказал что-то вроде «Мисс Майерс, возьмите на себя детей. Позже мы пойдем обедать». Он крепко взял меня под локоть и потянул к лифту. Мы снова оказались в том же номере, в котором останавливались в прошлый раз — когда он вручил мне кольцо, показал мне снимки детей и пообещал оставить Орден. — Мне нужно несколько минут отдохнуть, — пробормотал я. — Да, конечно. Ступай в спальню. Ты очень бледен. Мисс Майерс обо всем позаботится. В спальне я упал на постель. Конрад обошел кровать, приблизился ко мне и, молча приподняв меня, снял с меня пиджак и ботинки. Я снова улегся на бок, притянув ноги к животу. Он снял пиджак, разулся и прилег рядом. Секунду я подумывал о том, чтобы сбежать из постели, но я слишком устал для этого. Слишком устал, чтобы бороться, ненавидеть, бояться и от всего отказываться. Я закрыл глаза, когда почувствовал, что одна его рука легла мне на талию, а другой он ласково гладит меня по голове. — Тебе что-нибудь принести? — Нет, просто побудь со мной, — ответил я, и он крепче обнял меня. Так мы и лежали. — Гунтрам, уже почти половина первого. Нам нужно покормить детей, не то они набросятся на корзинку с фруктами от отеля, а они обычно покрыты воском. Или ты хочешь остаться в номере? — Нет, я пойду с вами. Дай мне минуту. Я высвободился из объятий, не решаясь посмотреть ему в глаза. Пошел в ванну привести себя в порядок. Умывшись, я взглянул в зеркало. Не помню, чтобы я когда-нибудь был настолько бледным. Выпив стакан воды, я почувствовал себя немного лучше и вернулся в спальню. — Ты себя хорошо чувствуешь? — Я устал, Конрад. Очень устал. — Хочешь остаться? Я смогу с ними справиться. — Нет, я обещал Клаусу с Карлом, что мы вместе пойдем в парк. Без предупреждения он взял мое лицо в ладони, наклонился и поцеловал меня, сначала осторожно, потом более настойчиво. Не знаю, почему, но я закрыл глаза и прижался к нему, как раньше, наслаждаясь знакомым ощущением его тела. — Когда я был с ним… Нет, дай мне договорить… это совсем не как с тобой. Он догадался, что я все время сравниваю вас, — признался я. Конрад смотрел на меня. — Когда я был с Роже, я не чувствовал того, что чувствую с тобой. Благодаря тебе я понял разницу между сексом и любовью, Гунтрам, — ответил он. — Можно ли построить отношения, основанные только на сексуальной совместимости и общей любви к твоим детям? Я не уверен, что мы сможем снова друг другу доверять. — Нашим детям, нашим. Я хочу попытаться и доверяю тебе свою жизнь и жизнь детей. — Мне нужно время подумать. — Думай, сколько потребуется. Я всегда буду рядом и соглашусь с твоим решением. Одного прошу: не принимай его в гневе и ненависти. Побудь с нами в эти дни — как прежде, когда мы были семьей, — и потом сделай свой выбор. ----------- *The Goldman Sachs Group, Inc. — один из крупнейших в мире инвестиционных банков. *Franklin Templeton — глобальная инвестиционная компания, одна из крупнейших в США. ** Испанская школа верховой езды — одна из главных туристических достопримечательностей Вены, традиционная школа верховой езды. *** Омерта — круговая порука.