Заместитель

17 февраля Дневник, ты теперь единственное, что у меня осталось; блокнот и несколько фотографий моей семьи. Я играл с огнем и сгорел. Обуглился. Мне следовало быть умнее. Такой человек, как он, не блефует и не разбрасывается пустыми угрозами, когда хочет что-то получить. Фридрих предупреждал меня, что «его месть принимает эпический размах», и это истинная правда. Я съежился в мягком кожаном кресле частного самолета Конрада, притянув колени к груди. Украдкой взглянул на него поверх блокнота. Конрад сидел с шестью незнакомыми мне мужчинами за столом, заваленным документами, органайзерами и лэптопами. Михаэль демонстрировал им график на экране, что-то комментируя по-немецки. Это был уже не тот веселый немец, к которому я привык, а профессиональный бизнесмен, объясняющий свою новую стратегию в Латинской Америке и важность первичного сектора(1) — если я правильно понял английские надписи под графиком. Конрад быстро повернул голову, чтобы посмотреть на меня, и мне захотелось исчезнуть. Он торжествующе усмехнулся, довольный, что теперь полностью меня контролирует. Я пристыженно опустил глаза, потому что он был прав. *** В прошлый вторник я проснулся от того, что кто-то барабанил в дверь. Я пошел открывать. Это оказалась моя домовладелица, шестидесятилетняя старая ведьма, троюродная сестра матери Федерико. Она меня никогда не любила, но где бы она еще нашла другого идиота, который будет платить аренду за ту дыру, которую она называет квартирой. — Доброе утро, мисс Дюран. Чем обязан? — спросил я озадаченно. Что она здесь делает, поджидая меня, как стервятник? Аренда оплачена. — Здравствуй, Гунтрам. Буду очень признательна, если ты к вечеру освободишь квартиру. Я ее продала, и новый хозяин хочет получить ее до пятницы. Я заплачу тебе компенсацию. — Но я оплатил проживание до конца месяца. Вы не можете просто так взять и выкинуть меня на улицу! — сказал я громче, чем было необходимо. — У нас нет письменного договора, а дом мой. Я дам тебе пять тысяч долларов за беспокойство, и это гораздо больше, чем ты платишь за целый год. Можешь пожить в отеле, пока не найдешь что-нибудь другое. Не так уж и много у тебя вещей. — Я не могу так быстро переехать, вы должны были уведомить меня заранее, — твердо сказал я, не желая сдавать позиций. — Ладно, я дам тебе семь тысяч. Послушай-ка, мелкий гаденыш. Если я не выкинула тебя отсюда после того, что ты устроил Федерико, то только потому, что не хотела терять арендную плату. Но сейчас приятный немецкий джентльмен предложил мне 65 000 долларов за эту коробку из-под обуви, тогда как ее рыночная цена не больше 35 тысяч. Он даже пообещал мне добавить еще 25 тысяч, если я до завтра избавлюсь от тебя. Бери свои вещи и уматывай, а не то я позову своих племянников, и они с удовольствием научат уму-разуму мерзкого педика вроде тебя. Я был в бешенстве. Мудак имел наглость отобрать мою квартиру! Успокаиваемся, дышим глубже… А, вот еще что! — Мисс Дюран, вам так или иначе придется иметь дело с другим педиком. С этим «приятным» немцем у меня была связь в Европе. Не забудьте поинтересоваться у Мартины, честно ли он играет, и много ли пользы ей от него было, — ласково посоветовал я ей. — Не волнуйтесь, я возьму ваши семь тысяч и сам отнесу ему ключи в отель. Мне доставит большое удовольствие знать, что он потерял еще 25 тысяч. Ну если, конечно, он вообще собирается вам платить, — ухмыльнулся я, наслаждаясь выражением ее лица. Я захлопнул дверь у нее перед носом, не забыв выхватить деньги из ее когтей. К черту манеры! Сложив одежду и книги в большой пакет для мусора, я отнес их Жоржу и попросил подержать у себя несколько дней. Он попытался выяснить, что случилось, но я отмахнулся от него — был слишком зол, чтобы нормально разговаривать с таким хорошим парнем, как он. Я собрал все важные документы — паспорт, удостоверение личности, школьный аттестат, взял лэптоп, несколько компакт-дисков, семейные фотографии и засунул все это в рюкзак. Ключи от квартиры положил в конверт с деньгами. Остальное пусть убирает сам! И от души хлопнул дверью. Я прошагал пятнадцать кварталов, взбешенный настолько, что даже не замечал палящего солнца. Проигнорировав швейцара, я направился прямо к высокой, симпатичной блондинке за стойкой. — Сэр? — она занервничала и сделала знак охраннику, поспешившему к нам. Парень, тебе еще очень далеко до уровня больших страшных горилл, с которыми я знаком! — Я хотел бы оставить конверт для господина Ландау или Линторффа. Можно передать любому из них, — сказал я сквозь зубы. — Подождите секундочку, пожалуйста, — она немного расслабилась и сняла трубку телефона. Чего мне тут ждать, дорогуша? Я бросил конверт ей на стол и пошел обратно. Меньше всего мне сейчас хотелось снова видеть этого ублюдка. Но у двери меня перехватили Михаэль и Горан. Сладкая парочка. Всегда вместе. — Привет, Гунтрам. Рад, что ты в конце концов пришел, — усмехнулся Михаэль, отрезая меня от двери, а Горан в это время встал у меня за спиной. — Просто оставил кое-что для вашего босса. Поздравьте его от меня с новосельем. До свиданья. — Давай, мальчик, не сердись на нас. Ты сам сможешь поздравить герцога, но позже. Он сейчас на встрече с туземцами, — он хихикнул. — Скажи-ка мне, этот твой стиль фаната Че Гевары здесь сейчас в моде? Может, мне стоит обзавестись Красной книжечкой Мао? (2) — Дайте мне пройти. Я не в настроении терпеть ваши жалкие потуги на остроумие, — рявкнул я. — Это всё из-за жары, без сомнения, — невозмутимо сказал он Горану. — Забери его с собой в номер и дождитесь там герцога. Серб сомкнул на моем локте железные пальцы и потащил за собой, заставив меня вздрогнуть от боли. — Прекратите! — Иди наверх, закажи что-нибудь выпить и жди герцога. Я вижу, ты принес с собой вещи. Там еще что-нибудь нужное осталось? — строго спросил Михаэль. — Хотите скандал в пятизвездочном отеле? — огрызнулся я. — Один удар под ребра, и ты вырубишься, прежде чем кто-нибудь это заметит. Ты этого хочешь? Горану надоели дипломатические переговоры. Он сильнее сдавил мне руку, почти ломая локоть, и потащил за собой. Впихнул в служебный лифт, и вскоре мы оказались на последнем этаже отеля. — Мы сняли целый этаж, так что не стесняйся, можешь устроить сцену, — сказал Михаэль, а Горан втолкнул меня в большую гостиную, обставленную современной мебелью, с телевизором, обеденным столом, диванами и шикарным панорамным окном с видом на город. — Прими душ и переоденься во что-нибудь нормальное, потому что этот твой «антиглобалистский» стиль еще больше разозлит герцога. Не стоит его дальше провоцировать. Это дружеский совет, парень. Он очень зол на тебя сейчас, и ты сам виноват, потому что он предоставлял тебе много возможностей прийти сюда по доброй воле, — сказал мне Михаэль, посылая предупреждающий взгляд. Они оба развернулись и ушли, закрыв, точнее, заперев, за собой дверь, и забрали с собой мой рюкзак. Мне было страшно. Конрад сильно рассержен на меня и убежден, что «дал мне шанс раскаяться». За два дня он уже успел сделать меня бездомным, безработным и лишить друзей, и кто знает, что еще он держит в запасе, чтобы «наказать» меня и заставить подчиняться. Обыкновенное избиение — это слишком просто для того уровня игры, которую он со мной вел сейчас. Он, ни на секунду не задумавшись, выкинул всех моих друзей с работы, сделав их жизнь тяжелее. «Он действительно мстит с размахом», — пробормотал я себе под нос, усаживаясь у окна и глядя на проносящиеся внизу машины. Повечерело, и в комнате стало темнее. Чувствуя усталость, я закрыл глаза и заснул. Большая ладонь, ласково коснувшаяся волос, заставила меня проснуться. Я едва подавил вскрик, увидев Конрада, сидящего на корточках перед моим креслом. Его руки лежали на подлокотниках, надежно заперев меня в ловушку. — Ты пришел ко мне и принес свои вещи. Я могу забыть о твоем мятеже, если ты извинишься, — сказал он, пристально глядя мне в глаза, отблески уличных огней играли на его лице. Я испугался и еще глубже улез в кресло, отодвигаясь от него как можно дальше. В его глазах вспыхнул гнев, губы сложились в тонкую линию. — Вижу, ты все еще упрямишься и не признаешь мою власть. Должен ли я усмирять тебя дальше? — хмуро спросил он меня. — Пожалуйста, хватит! Я не могу играть в твою игру. Мне жаль, если я сделал тебе больно своим отказом, но боюсь, что это все плохо закончится для меня, — прошептал я, закрывая глаза, втайне надеясь, что достучусь до него. — Уверен, что ты сможешь найти кого-нибудь, кто подходит тебе больше, чем я. Он молниеносно поднялся. Я тоже хотел встать, но он суровым взглядом пригвоздил меня к месту. — Тебе некого будет обвинять в том, что случится, кроме себя, — заявил он, разворачиваясь, чтобы уйти. Я вскочил и схватил его за руку, но яростный взгляд заставил меня сразу же отпустить его рукав. — Конрад, не уходи, пожалуйста. Давай попробуем все обсудить, — взмолился я, подозревая, что должен уговорить его отказаться от своих планов, что бы он там ни задумал. Он сел на один из черных кожаных диванов и жестом велел мне сесть напротив. — Поедем со мной домой. Добровольно, без принуждения. Все сейчас было бы по-старому, если бы ты выполнил свое обещание. — Я не могу. Все изменилось, — с трудом проговорил я. — Что изменилось?! Ты обманывал меня своей фальшивой наивностью и заверениями в любви! — заорал он. — Я не лгал, когда говорил, что люблю тебя! Но я не могу жить с тобой. Ты очень жесток. Последний раз, когда мы были вместе, ты чуть не убил меня, помнишь? (3) Ты пытаешься контролировать каждое мое движение и требуешь, чтобы я жил в этом мавзолее, который ты называешь домом! Взрываешься каждый раз, когда я делаю что-то, что не вписывается в мой идеальный образ, который ты себе придумал. Мне 19 лет, и я, как мои сверстники, хочу совершать ошибки и распоряжаться своей жизнью, как считаю нужным, — сначала я кричал, но постепенно растерял запал, видя, что он разъяряется все больше. — Так ты отказываешься жить со мной ради этой жалкой страны? — презрительно фыркнул он. — Жизнь не стоит на месте. Все может измениться к лучшему, — мягко сказал я, глядя в пол. — Мой опыт говорит об обратном. То, что эта страна коррумпирована до мозга костей, мне сейчас на руку — они продадут что угодно по очень низкой цене. Ваши политики даже предложили Ландау совместное товарищество — назовем его так; тройка сенаторов за сто и высокопоставленный чиновник из Центрального банка за тридцать тысяч. Или ты имеешь в виду маленькие советы «обеспокоенных граждан», организованные в городах, чтобы «построить новую Аргентину»? В этой стране нет ни закона, ни образования, ни цивилизованности, ни капли порядочности у людей. Как только они дорвутся до денег, все вернется на круги своя. Его циничный взгляд на вещи задел меня больше, чем я готов был признать. — Я всё еще хочу рискнуть, — сказал я твердо. — Как тебе будет угодно, — он поднялся. — Что ты собираешься делать? Это нелепо, Конрад. Ты ведешь себя неразумно. — Теперь, когда у меня нет тебя, у меня нет и ограничений. Я могу делать все, что захочу, — он пожал плечами. — Не понимаю. Ты и так делаешь все, что хочешь. — Я бы не тронул то, что нравится тебе. — У меня нет ничего, что могло бы тебя заинтересовать, — сказал я презрительно. — Вчера ты нас всех уволил, а сегодня купил мою квартиру по несуразной цене. — Трущобы, о которых ты так заботишься, занимают участок очень дорогой земли. Многие бы хотели вложить в нее свои деньги, а железная дорога рада ее продать, чтобы покрыть убытки от дефолта. — К счастью, эти люди живут там уже более пятидесяти лет, и правительство не осмелится их оттуда выгнать. Политикам не нужны социальные протесты. Ты просто станешь одним из тех, кто потеряет на этом деньги. — Возможно, для решения этой проблемы просто нужны другие методы. Их лачуги так ненадежны и уязвимы, если с ними что-нибудь случится, люди будут вынуждены переселиться, — от его равнодушных слов мне сделалось не по себе. — Нелегально проложенной открытой электропроводке достаточно искры, чтобы все вспыхнуло, и, насколько я понимаю, ни один пожарный не сунется на территорию трущоб из-за опасения быть убитым их обитателями. — Ты не посмеешь, — сказал я, напуганный его будничным тоном. — Местные лидеры, если их правильно стимулировать, помогут нам достичь наших целей. — Ты блефуешь. Твои люди не смогут подойти к входу ближе, чем на двести метров, — сказал я с облегчением. Он не знает ребят, которые держат здешний рынок наркотиков и оружия. Кстати, трущобы для них — надежное укрытие, они никогда от него не откажутся. Даже полиция не осмеливается туда входить. Если возникают проблемы, они бросают тела у входа. Он с ухмылкой поднялся из кресла, подошел к столу, взял одну из лежащих там папок, открыл и стал читать. — Мартинес Орондо… Кучо — это имя или прозвище? Ладно, неважно. Он — большой оригинал и значительная фигура в том районе. Я побледнел. Кучо — местный босс и, по-моему, полный параноик. Он терпит наше присутствие только потому, что его дочь ходит в нашу школу. Ты его ни за что не найдешь, пока он сам не захочет с тобой говорить. — Его последнее дело с колумбийцами не заладилось, и кое-что пропало. Люди из Антьокии (4) очень недовольны и будут рады сведениям о его местонахождении. Так, у нас еще есть Мария Сала, местный политический лидер из перонистской партии (5), принимавшая активное участие в декабрьских беспорядках; сеньора не заплатила обещанное своим «войскам» и теперь остро нуждается в наличности… Отец Патрисио Фернандес не будет первым священником, убитым боевиками. Это Движение священников стран третьего мира (6) до сих пор имеет много врагов. Мне продолжать, или ты сам почитаешь материалы? — сказал он, вручая мне папку. Она содержала полицейские файлы, отчеты, данные, изображение и даже три моих рисунка, сделанных на прошлой неделе. Я замер. Он посмотрел на меня. — По словам лица, доставшего рисунки, дети очень хорошо понимают капиталистическую систему: они торговались, пока первоначальная цена не удвоилась, — со смешком сказал он. — Кстати, мне не нужно говорить, что тебе невозможно вернуться туда, поскольку эти воришки теперь знают, что тобой интересуется богатый «гринго» и хорошо платит за все, что имеет к тебе отношение. Не пройдет и двух часов, как они порежут тебя на мелкие кусочки, чтобы получить лучшую цену. Они не отличаются интеллектом. Токсикомания отлично сдерживает рост популяции. Как ты понимаешь, я не могу упустить проект, который может принести 300% прибыли. Но если у меня будет что-то другое, что займет мои мысли, я могу и забыть о нем. — Эти люди ничего тебе не сделали, — пораженно прошептал я, в шоке от его ледяного спокойствия. — Совершенно верно. Они не значат для меня ничего. Ты — всё. А сейчас ответь мне, Гунтрам: нам нужно переходить на следующий уровень? — Нет. Чего ты хочешь? — я уставился на него покрасневшими глазами. Его взгляд светился торжеством. — Чтобы ты держал все свои обещания и соблюдал установленные правила. Больше никаких ребяческих бунтов. Я кивнул, не в состоянии говорить — в горле застрял болезненный комок. — Не слышу тебя. Скажи это громко. — Я буду слушаться и вернусь с тобой в Швейцарию, — медленно проговорил я. Но он все еще был не доволен, поэтому я поспешно добавил: — Я принадлежу тебе. — Теперь иди в спальню. Мне нужно сделать так, чтобы ты больше об этом не забывал. Иди! Сейчас же! — рявкнул он. Я замер на месте, как олень, попавший в свет автомобильных фар. Он молнией кинулся ко мне, словно тряпичную куклу выдернул меня из кресла и толкнул так, что я буквально полетел к двери спальни. Я запаниковал, повернулся, чтобы сбежать, но он оказался быстрее и вцепился мне в шею. — Ты когда-нибудь вдыхал аромат горящей человеческой плоти? Он сладкий и опьяняющий, — шепнул он мне на ухо. Я прекратил сопротивляться и обмяк в его руках, дав увести себя в спальню. — Уже лучше. Снимай с себя всё. Немедленно. Сгорая от стыда, я медленно раздевался. Конрад просто стоял и бесстрастно смотрел на меня. Потом снял пиджак, аккуратно повесил на спинку стула и двинулся ко мне, расстегивая молнию на брюках. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не попятиться от него и удержаться от слез. Не сказав ни слова, он развернул меня лицом к огромной кровати и толкнул на нее — я успел только выставить вперед руки, чтобы смягчить падение. Он раздвинул мои ягодицы и одним безжалостным толчком глубоко вошел в меня, даже не дав привыкнуть. Он долбился неумолимо, как животное. Ни нежности, ни поцелуев, ничего. Только бездушный акт — чтобы унизить и не позволить получить удовольствие. Я кричал, но он не останавливался. Я попытался сбросить его с себя, но он сильно, до синяков, вцепился мне в бедра. От его грубых толчков внутри все пылало болью и скоро начало кровоточить, облегчая ему проникновение. Зарычав, он кончил глубоко внутри меня. Я плакал, уже не скрываясь, ошеломленный чудовищной болью и ужасом ситуации. Нет слов, чтобы описать состояние, когда тебя насилуют. Он наклонился надо мной и сильно, до крови, укусил в плечо, заставив меня снова взвизгнуть от боли. Он поднялся с постели и оделся. Я рыдал и никак не мог остановиться, хотя и боялся, что он снова набросится на меня. — Надеюсь, что теперь ты понял, чего я от тебя жду — должного уважения и любви. В следующий раз, когда ты решишь изображать из себя разнузданного революционера, я отдам тебя своим людям на забаву. А сейчас прими душ и надень пижаму, она лежит на постели слева. Закажи что-нибудь поесть и не жди меня. Мне нужно работать. Я не двигался, и он силой поставил меня на ноги и затолкал в ванную комнату, бросив вслед мою одежду. Холодный кафель и резкий свет привели меня в чувство. Трясясь, я залез в ванну, и горячая вода смыла остатки спермы и крови. Мышцы немного расслабились, но хотелось как можно скорее вылезти из воды. Я вытерся и подобрал с пола белую в голубую полоску пижаму. На полотенце следов крови не осталось. Надев пижаму, я заглянул в зеркало и увидел человека с красными глазами и вспухшим следом от укуса на правом плече. На лице никаких отметин не было. Я стал медленно причесываться, чтобы хоть как-то успокоиться, но это мало помогло. Конрад все еще был в спальне, уже в новом костюме, старый валялся на стуле. Волосы причесаны, вид свежий. Я нерешительно остановился в дверном проеме. — Гунтрам, иди сюда, дай посмотреть плечо. Я подошел к нему, ужасаясь мысли, что он снова ищет повод помучить меня. Он наклонился ко мне, и я закрыл глаза, ожидая удара, но он аккуратно отодвинул край пижамной куртки, чтобы посмотреть на рану. Быстро сходив в ванную, Конрад принес оттуда спирт и пластырь с марлей. Он промыл рану и по-матерински бережно залепил ее. Положил пузырек на стол и взял мое лицо в ладони. — Я заказал тебе еды. Не отказывайся, ты ничего не ел со вчерашнего дня, — мягко сказал он, убирая прядь моих волос за ухо. Откуда он это знал? От страха все внутри похолодело. — Потом ложись спать. Спокойной ночи. Он поцеловал меня в губы, его язык приласкал их, требуя, чтобы его впустили внутрь. Я автоматически открыл рот, позволив ему свободно исследовать его. Конрад выглядел довольным. Он открыл дверь в гостиную. У самой двери торчал Фердинанд. Он что-то быстро спросил у Конрада по-немецки. — Нет, он не сильно пострадал. Всего лишь потрясён. Проследи, чтобы он поел и лег спать, — сухо ответил Конрад. Когда Фердинанд вошел в комнату, на его лице читалось облегчение. — Пойдем, Гунтрам, посиди со мной и съешь свой ужин, — сказал он мягко. — Я не могу есть. Боюсь, что меня стошнит. — Ты должен попробовать. Если почувствуешь тошноту, то не будешь, — уговаривал он меня, словно маленького ребенка. Я сел там, где он хотел, и он поставил передо мной тарелку с овощами и вырезкой. — Не представляю, как в Аргентине можно быть вегетарианцем. Очень хорошее мясо. Я медленно ел, не отрывая глаз от фарфоровой тарелки. — Больше никогда так не делай — это безумие и очень опасно. В тот вечер, когда ты сказал, что не приедешь, он был подавлен. Но уже на следующее утро планировал, как тебя вернуть обратно. Он не может тебя отпустить. Ты — его душа. Не смотри на меня так. Если и есть на свете кто-то, кто может сделать его лучше, то это ты. Он пойдет на все и ни перед чем не остановится, лишь бы удержать тебя. — Я боюсь его. Я бросил его, потому что у него ужасный характер, и теперь мне еще страшнее. Не знаю, как все это выдержу. — Что заставило тебя передумать? В Цюрихе ты был по уши влюблен в него. — Всё это слишком для меня. Расстояние помогло мне это понять. Он полностью поглотил меня. Не давал мне вздохнуть без разрешения. — Я думаю, ты был ошеломлен и, не думая, сбежал в привычную обстановку. Просто на минуту забудь о его деньгах, его положении и вспомни тот момент, когда ты первый раз осознал, что любишь его. — Когда у вас были проблемы с ценными бумагами, и он пришел ко мне — усталый, разочарованный и потерянный. — В глубине души он такой и есть. Он скрывает это ото всех, чтобы выжить, но когда рядом ты, он уверен, что ты не осудишь его и не используешь его слабость против него. Пожалуйста, Гунтрам, дай ему другой шанс заново завоевать твою любовь. Клянусь, что если он снова обойдется с тобой так, как сегодня, я сам помогу тебе уйти и спрятаться так, что он никогда тебя не найдет, — очень серьезно сказал он, и я поверил. — Ты хочешь помогать людям. Подумай, сколько хорошего ты сможешь сделать, пользуясь его могуществом. Все, что он от тебя хочет, — чтобы ты был рядом и любил его. Вспомни, как хорошо вам было вместе. — Я не знаю. Я люблю его, но боюсь его реакций. Он ведет себя, как психопат. — Он ведет себя, как отчаявшийся человек, который видит, как любовь всей его жизни утекает, словно песок сквозь пальцы. Не давай ему повода думать так, и он будет очень добр к тебе. — Я попробую, — ответил я еле слышно. — Вот это правильно, парень! Доедай мясо, и я налью коньяку — тебе сейчас не помешает. — Он не разрешает мне алкоголь. — Это потому, что ты страшно напился в сочельник, и он боялся, что дело кончится комой! Фердинанд устроил меня со стаканом на большом диване перед телевизором. Показывали Animal Planet. У меня стали слипаться глаза, я положил голову на боковину и в конце концов заснул, убаюканный бормотанием телевизора. Мне показалось, что Фердинанд накрыл меня одеялом, хотя на дворе был февраль. Через некоторое время я почувствовал, что кто-то ерошит мне волосы. Конрад. Он молча взял меня на руки, словно я ничего не весил. Я стал протестовать, но он успокоил меня и отнес в постель, положил на левую сторону кровати и подоткнул покрывало. Я снова уснул. ___________________________ Примечание переводчика: (1) Первичный сектор в экономике — сельское хозяйство, рыболовство, лесоводство (аграрно-промысловый сектор) и добыча природного сырья. (2) Красная книжечка — на Западе так называют карманное издание цитат из произведений китайского политического лидера Мао Цзэ-дуна. (3) Удар в солнечное сплетение нетренированного человека может закончиться смертью. (4) Антьокия — департамент в Колумбии (Южная Америка). Столица — Медельин. Думаю, Конрад намекает, что Кучо скрывается от ребят из печально знаменитого Медельинского кокаинового картеля. (5) Перонизм — аргентинская политическая идеология, связанная с политикой бывшего президента Хуана Перона. (Вы наверняка слышали о его жене — Эве Перон, героине фильма-мюзикла «Эвита» с Мадонной в главной роли.) (6) Движение священников стран третьего мира (основано в 1968 г.) — течение в католической церкви, имевшее цель объединения реформаторских идей Второго Ватиканского Собора с активным политическим и социальным участием в жизни общества. Движение состояло в основном из священников, работавших в нищих районах и рабочих предместьях. По идеологии близко к левому перонизму и отчасти к марксизму. (По материалам Википедии).