Заместитель

Пятница, 15-ое Следующим утром я проснулся от солнечного света, затопившего комнату, и обнаружил, что лежу в объятьях Конрада. Я попытался осторожно отодвинуться, но он только крепче сжал руки. Плохая идея. Я закрыл глаза, боясь его разбудить. — Этим утром ты выглядишь гораздо лучше, Maus. Давай, выбирайся из постели. Даже если мне это нравится, мы не можем остаться здесь навсегда, — поприветствовал он меня поцелуем в лоб. Он поднялся с постели и пошел в ванную. Через полчаса вернулся, свежий после душа и в полотенце, обмотанном вокруг бедер. Боже, я почти забыл, как классно он выглядит! Нет, я точно ненормальный: пялюсь на мужика, который меня вчера изнасиловал. Это называется стокгольмский синдром. Конрад наклонился над кроватью и снова поцеловал меня, и я позволил ему пропихнуть свой язык до самых гланд. Он довольно хихикнул: — Ты все равно не уговоришь меня остаться. Вставай и одевайся к завтраку. Фридриха здесь нет, но нас ждут Михаэль, Фердинанд, Горан и Алексей, — сказал он, быстро одеваясь в голубую рубашку и серый костюм. — Ты не знаешь, где моя одежда? — смущенно спросил я. — Если б я знал тебя хуже, то принял бы за заядлого тусовщика, — поддразнил он меня. — Кое-какие из твоих вещей лежат в левом шкафу. Их собирал Фридрих. Если чего-то нет, жалуйся ему. Он порылся в коробке и вытащил оттуда очень дорогие часы. — Если найдешь «Ланге унд Зёне» с лунными фазами — это мои. Пожалуйста, положи их к остальным. Поторопись, и мы сможем вместе позавтракать. Он ушел из спальни, и я выдохнул с большим облегчением: он оставил меня одного, хотя бы на некоторое время. Я встал, отправился в ванную, помылся. Выбрал брюки беж (забудьте о джинсах и модных мешковатых рубашках, если ваш гардероб досматривает Конрад), голубую рубашку, спортивную куртку и коричневые ботинки, все еще удивляясь, что он оставил такие дорогие часы (Федерико говорил мне, что те немецкие стоят не меньше сорока тысяч долларов) в комнате, а не в сейфе. Между матрасом и изголовьем кровати что-то сверкнуло. Часы. Я взял их и пошел в гостиную. Мужчины уже завтракали. Стул слева от Конрада был свободен. Они поздоровались со мной, словно ничего не случилось, и показали, где я должен сесть. Из ниоткуда возник дворецкий и спросил, не хочу ли я кофе. Они начали говорить на немецком, не обращая на меня внимания. Я воспользовался очередной паузой, чтобы привлечь внимание Конрада. — Я нашел твои часы. Почему бы тебе не положить их в сейф? Мы не в Европе, здесь вещи имеют привычку теряться, — тихо сказал я. — Нашел? Спасибо. Не волнуйся, сейф уже под завязку забит лэптопами и документами. Положи их к остальным — поверим в порядочность персонала. Съешь чего-нибудь, потому что неизвестно, когда мы будем обедать. Я послушался и потом отнес часы в коробку. В шкафу нашел свой рюкзак. Достал бумажник и переложил в карман брюк. Проклятый конверт до сих пор был там, и я оставил его в шкафу Конрада. В гостиной телохранители уже собирали документы и надевали куртки. Я заметил у Горана и Алексея оружие. Вальтер P99, если не ошибаюсь. Зная теперь манеру Конрада вести дела, я совсем не удивился. Увидев, что Михаэль взял яблоко и положил в карман, я попытался скрыть усмешку. — Делер, положи на место, — сердито сказал Фердинанд. — Забудь. Это не моя вина, что в армии ничего не понимают в снабжении, в отличие от флота, — ответил он хмурому Фердинанду. Незнакомый мне человек вошел в гостиную и объявил, что машины готовы. На эспланаде отеля стояло три больших черных внедорожника, скорее всего. Бронированные — судя по величине колес. Горан бросился открывать дверь среднего для Конрада. Я стоял сзади, не зная, что мне делать. — Садись в средний, поедешь со мной и Гораном, — Конрад мягко подтолкнул меня, указав на автомобиль. В двух других машинах разместились трое телохранителей, Ландау и две симпатичные девушки, одетые как секретари. Я стал меньше беспокоиться о цели нашего путешествия — раз с нами едут девушки, значит, Конрад не сделает со мной ничего ужасного. — Мы едем смотреть сельский дом, который я хочу купить для отдыха. Ландау показал мне фотографии неделю назад, и он мне понравился. Он расположен в 120 километрах отсюда, в Лобосе. Поместье называется «Ла Канделария», — объяснил Конрад, усевшись рядом со мной. Я знаю это место. Оно принадлежит деду моего одноклассника. Долленберги, немцы, разумеется. Куда еще мог поехать Конрад? Я даже два раза проводил там летние каникулы, потому что младший внук, Хуан, учился в том же классе, что и я. Сейчас он учится в Англии. Их обоих растил дед, и если я не ошибаюсь, он умер несколько лет назад. Вряд ли они меня помнят. Дом великолепный — его окружает лес, сад и озеро. Машины вырулили на шоссе, ведущее к аэропорту и Каньюэлас. Мы ехали сквозь нищие районы, и я с ужасом смотрел на стаи уличных торговцев, полуразвалившиеся автобусы, разрушенные здания. Пять лет назад здесь все было совсем по-другому. Я теперь мог понять предосторожности моих спутников — некоторые места выглядели по-настоящему опасными. Через час, который прошел в молчании — Конрад неотрывно смотрел на пейзаж и людей за окном — мы оказались на знакомой частной дороге, окруженной лесом, что вела к дому. Он не изменился: большое здание в колониальном стиле, к которому было пристроено что-то вроде готической башни с окнами. Все это выкрашено в традиционный креольский розовый цвет, с озером позади дома (лебеди прилагаются). Конраду нравится такое? Сомневаюсь. Пабло Долленберг и его управляющий, Мартиниано, стояли у парадного входа. Пабло вежливо поприветствовал Конрада и его людей на немецком и уже собирался пригласить их посмотреть дом, но вдруг радостно воскликнул: — Не может быть! Это ты, Гути?! — я утонул в его медвежьих объятьях. — Мартиниано, помнишь его? Это одноклассник моего брата! — Конечно, я помню niño (1) Гунтрама. Много времени прошло с тех пор, сэр, — старик поздоровался со мной, улыбаясь и пожимая руку. — Герр Долленберг вас очень любил. — Вижу, вы все знакомы, — немного скованно сказал Конрад, смущенный бурными аргентинскими приветствиями и тем, что мы говорим по-испански. — Конечно, мы знакомы. Гунтрам ходил в школу с Хуаном, моим братом, и приезжал сюда на каникулы четыре или пять лет назад. Мой дедушка был очень высокого мнения о Гунтраме. У нас сохранились некоторые твои рисунки дома и животных, которые ты оставил. Пару из них дед вставил в рамки и держал у себя в комнате. Он умер от болезни Альцгеймера, и одним из тех, кого он помнил, был Гунтрам. В конце, когда он уже не мог говорить, он часами мог смотреть на рисунки. Пойдем, Мария должна тебя увидеть, — он повернулся спиной к Конраду. Странно, но тот не был рассержен на такое нарушение этикета. — Извините, я чуть не забыл, что вы здесь, чтобы осмотреть дом. Сейчас у нас много туристов, но они нас не побеспокоят, потому что охотятся с индейцами. — Удивленные взгляды немцев. — Отдыхающие любят такие шоу, и некоторые из моих рабочих переодеваются в индейцев летом или в гаучо зимой. Они демонстрируют верховую езду, иногда стрельбу из лука и boleadoras. (2) Туристы довольны, это хорошее занятие перед обедом. Еще мы водим их на ферму вкусить прелестей сельской жизни. — Ясно. Поместье используется как отель? — Почти. Мы приглашаем гостей на выходные, но в основном, это однодневный туризм. Площадь самого дома 2500 кв.м., земельного участка вокруг — 600 акров. Около 100 акров занимают сады и лес, деревья посажены сто пятьдесят лет назад и выросли до тех огромных размеров, которые мы видим сейчас. Основная часть дома датируется 1790 годом, десять лет назад там заменили мебель. Мой дед приобрел его в 1946 году довольно дешево — в то время продавался только дом и немного земли, гораздо меньше, чем теперешние 10 000 акров. Мы никогда не использовали их под посадки или пастбище, потому что дед был инженером и работал в Буэнос-Айресе. В девяностых годах он превратил поместье в отель, чтобы компенсировать расходы на содержание. — Плохая земля? — Земля хорошая, но соотношение цена/размер неправильное. Можно использовать 500 акров для крупного скота, коз и свиней и для зерновых. Этого недостаточно. Минимальный размер земли под окупающуюся ферму — 800 акров. Цены на удобрения и вакцину для скота сейчас огромные, они в долларах, да еще налог на добавленную стоимость. Отель позволяет содержать часть земли. Чтобы сделать поместье прибыльным, мне нужно продать землю соседям, но они сейчас сидят без денег. Пабло показал нам дом, внутреннюю отделку в традиционном стиле придумала его жена Лусиана, декоратор по профессии. Я удивился, услышав, что дом продается с мебелью, и Пабло выдвигает условие, чтобы с семью его служащими были заключены письменные трудовые договоры. — Я вынужден настаивать, герцог. Если дом будет продан, куда деваться таким людям, как Мартиниано с его женой и другим старым работникам? Они с моей семьей больше сорока лет и уже предпенсионного возраста. — Это не проблема. Я не планирую использовать дом чаще, чем один месяц в год. Возможно, нам стоит обсудить условия продажи? — Скоро обед. Останьтесь с нами, и после мы все обсудим. Не лишайте меня удовольствия пообщаться с Гунтрамом. — Раз так — спасибо, — ответил Конрад, не слишком расстроенный тем, что его расписание пошло коту под хвост. Мы расположились за большим обеденным столом, в том числе телохранители и секретарши. Горан с Алексеем и девушки устроились на дальнем конце; рядом со мной сели Пабло, Конрад, Фердинанд и Ландау. — Так что же, Гунтрам, ты начал рисовать профессионально? — без всяких предисловий выдал Пабло, еще до того, как принесли мясо. Я нервно сглотнул. — Нет. Я изучаю экономику и социальное обеспечение. — Шутишь? ТЫ и экономика?! Это настоящее расточительство. В школе все считали, что ты собираешься стать художником. Рисование — единственное, что ты по-настоящему любил. — Мне нравятся цифры, — возразил я. — И что? — Поэтому я изучаю экономику, — ответил я слегка раздраженно. Пабло хихикнул и решил осчастливить Конрада своим мнением о моих школьных годах. — Я знаю Гунтрама со школы. Он учился в одном классе с моим братом. Никогда не видел такого застенчивого и доброжелательного человека, как он. Он вообще ни с кем не ссорился, усердно учился и переходил из класса с прекрасными оценками, но никогда открыто не проявлял своих чувств. Мне кажется, что я голоса-то твоего не слышал до того, как ты приехал сюда! Вы когда-нибудь видели его рисунки? Моя жена в восторге от них, а уж она-то разбирается, поскольку изучала искусство во Франции. — Да, я видел несколько сделанных им копий, — ответил Конрад, выглядевший откровенно заинтересованным. — Вы можете поверить, что он завалил ИЗО в школе? Учительница перевела его в следующий класс только потому, что больше не могла его выносить. Она утверждала, что мы должны «рисовать сердцем», — смешок. — Ну вы только представьте себе, мальчишки-подростки брызгали краской, как на хэппенингах шестидесятых годов! Оба они громко хмыкнули, а у меня возникло огромное желание сползти под стол. — И она же потом сказала, что это все не подходит, и они должны постараться, чтобы перейти в следующий класс. Одноклассники уговорили Гунтрама нарисовать за них домашнюю работу. Она так и не поняла, что все рисунки были сделаны одной и той же рукой. Он мог изменять стиль без всяких проблем. Но по непонятным причинам свою домашнюю работу он ей не сдал. — Ты нарисуй шестнадцать видов одной и той же цветочной вазы, и посмотрим, сможешь ли ты придумать семнадцатый, — рявкнул я, мечтая, чтобы он наконец заткнулся. — Почему ты это сделал? — спросил меня Фердинанд. — Она мне не нравилась, и не нравилось ее понимание искусства, — огрызнулся я, чувствуя себя несчастным в своем углу. — Директору пришлось поговорить с учительницей, они поймали Гунтрама и заставили его рисовать в их присутствии, и она смогла выставить ему оценку. Убейте меня, если это не проявление артистической натуры! Я уверен, что в конце жизни мой дед был счастлив лишь тогда, когда смотрел на твои работы. Мы с Хуаном очень благодарны тебе. Я опустил глаза, донельзя смущенный. — Лусиана прикончит меня, если я не возьму у тебя адрес электронной почты или номер телефона. У нее есть американский коллега, который хочет купить у тебя несколько работ. Если не продаешь, то подумай об этом. Наличность никогда не помешает. — Спасибо. Я дам тебе адрес почты. — Хорошо. Должно быть, ты был в шоке, когда вернулся сюда. Я имею в виду, после Европы сразу попал в этот кошмар, — весело сказал Пабло, отчего я чуть не подавился мороженым. Пожалуйста, не надо об этом! — Все нормально. Люди стали более отзывчивыми и помогают друг другу, — мягко ответил я. Он рассмеялся. — Гунтрам, ты с другой планеты, если веришь, что что-то может измениться. Здесь всё то же самое, что и раньше, только денег нет. Дай им пять месяцев, чтобы прийти в себя, и все станет по-прежнему. Перонисты снова у власти, коррупция как была, так и осталась, если не увеличилась, потому что они отчаянно нуждаются в деньгах, чтобы контролировать войска. Тебя здесь не было во время беспорядков. Это не просто несколько человек, сбежавших от слезоточивого газа на Пласа де Майо, (3) и несколько разграбленных супермаркетов. Все гораздо хуже. Мы были на пороге гражданской войны, и, если бы не армия и некоторые местные лидеры, мы бы здесь сейчас не разговаривали. Знаешь ли ты, что грабежи были организованы некоторыми политиками, чтобы избавиться от бесполезного президента? Нет, не знаешь. Некоторые местные лидеры распространяли paco, дешевый вид кокаина, собирая людей с предместий — а это публика еще похлеще трущобных жителей — чтобы громить супермаркеты в районах, заселенных низшим и средним классом. Они даже обеспечивали их оружием и убрали полицию с улиц. Проблемы начались, когда ситуация вышла из-под контроля, и бедолаги начали нападать на частные дома. Теперь только армия могла их остановить. Они выбрали южные районы и стреляли в мародеров из автоматов, чтобы показать, что настроены решительно. Неопознанные тела этих людей свалены в общие могилы. Это был единственный способ подавить беспорядки. Пресса не написала об этом ни строчки. Теперь ты можешь представить, чем всё могло закончиться. Главная проблема — это классовая ненависть в обществе. Моя жена, Лусиана, случайно оказалась во время столкновения в центре города. Она была на шестом месяце беременности, но ее подвело то, что она блондинка и «белая». Орда этих нелюдей, только что разгромивших Макдональдс, увидели ее и начали бить только потому, что она «из богатых». Лусиана чудом не потеряла ребенка, и сейчас она со своей тетей в Уругвае, ждет родов, и потом мы собираемся уехать в Лондон и начать заново там. — Я не знал об этом. Мне очень жаль, — прошептал я, побледнев. — Если можешь, уезжай из этой страны. Ты — француз, так что проблем не будет. Здесь все станет еще хуже. У власти те же люди, что и раньше. Тишина повисла над столом. — Думаю, мы должны обсудить дела, иначе я передумаю и уеду отсюда, — Конрад прервал мрачную паузу. — Вы правы, герцог. Боюсь, цена снизится после моей речи, — сказал Пабло, поднимаясь из-за стола. Оба мужчины и одна из девушек ушли в библиотеку. Фердинанд, Ландау и Михаэль уткнулись в свои компьютеры, не обращая на меня внимания. Я отправился к озеру, нашел там удобное место на берегу и наслаждался покоем, снова и снова возвращаясь мыслями к Конраду. Чего от него теперь ждать? Вероятно, ничего хорошего. — Вот ты где. Пойдем, Гунтрам, уже поздно, — сказал Конрад, устраиваясь рядом и притягивая меня к себе за талию. — Здесь очень красиво. Могу понять, почему ты не хочешь отсюда уезжать. Есть что-то такое в этой стране, что цепляет и не отпускает. — Всё закончено? — испуганно спросил я. — Да, деньги будут переведены на счет в Лондоне, чтобы их не заморозили в Аргентине. Мы немного поспорили насчет цены, но достигли согласия. — Почему ты купил этот дом? — Я понял, что нельзя оторвать тебя от корней и ожидать, что ты будешь счастлив. Думаю, нам стоит приезжать сюда раз в год, чтобы ты мог общаться со своими соотечественниками, — объяснял он, глядя в мои удивленные глаза. — Гунтрам, я говорил тебе, что мы должны прикладывать усилия ради наших отношений. Я знаю, что должен уважать твое прошлое. Я изумленно смотрел на него. — Ты купил дом в деревне только для того, чтобы проводить в нем отпуск? — Да, так что мы сможем приезжать сюда в июле или августе на две-три недели. Это относительно близко к городу и по дороге в аэропорт. Конечно, тут надо кое-что изменить с точки зрения безопасности… И этот розовый цвет должен исчезнуть. Не смотри на меня так, словно я сказал что-то безумное. Он стоит всего 1,6 миллиона долларов. Мне нравится, что здесь есть и открытое пространство, и лес. — Всего 1,6 миллиона? — пробормотал я. Ого. — Разве тебе не будет приятно приезжать сюда? — озабоченно спросил он. — Да, я хотел бы тут бывать… Меня поразило, что ты это сделал. — Я хочу, чтобы ты был счастлив со мной. Ты для меня по-настоящему важен, и я не хочу, чтобы последние две недели когда-нибудь повторились. Как только ты поймешь свое место в моей жизни, все будет идеально. Я сделаю все, чтобы ты больше никогда не сбежал от меня, — мягко сказал он и поцеловал в губы, а у меня от его слов внутри все похолодело. Я не знал, что думать. Как он может говорить, что любит, а потом насиловать, утверждая свою собственность на меня? Этот человек совершенно безумен. Я должен найти способ сбежать от него… в колумбийские джунгли, потому что он найдет меня везде. — Пойдем, нам пора ехать обратно. На вечер у меня запланировано несколько встреч с местными политиками. Они обнаружили, что нуждаются в международной поддержке, если хотят вернуться на рынок. Не мог бы ты поехать в машине с Михаэлем или Фердинандом? Нам с Ландау надо подготовиться к встречам. — Да, конечно, — ответил я, втайне довольный, что избавлюсь от него хотя бы на час. Мы подошли к машинам, где уже собрались люди Конрада, готовые уезжать. Пабло крепко обнял меня и еще раз спросил адрес электронной почты. — Вы забираете сокровище, сэр, — заметил он со странной серьезностью. Уже передумал продавать? Зря — Конрад ничего обратно не отдает. — Я знаю. До свиданья, мистер Долленберг. Остальное возьмут на себя юристы. С этими словами Конрад пожал Пабло руку и сел в машину вместе с Ландау и Михаэлем. Мне в попутчики достались Фердинанд и Горан, а Алексею, везучему ублюдку, две симпатичные секретарши. Я сидел тихо как мышь, разглядывая пейзажи за окном, пока Фердинанд возился с бумагами. — Ты что-то притих, — заметил Горан. — Извините, не хотел показаться невежливым, — автоматически ответил я. — Я отвлекся. — Уезжать с родины всегда тяжело. Я знаю. Мне трудно было покидать Сербию, хотя война только закончилась. Я все еще хотел вернуться в Крайну, (4) хотя сейчас это хорватская территория. Первые месяцы — самые тяжелые, но в один прекрасный день ты понимаешь, что нужно оставить все позади и начать заново, иначе сойдешь с ума. — У вас там есть родственники? — Больше нет. У меня был брат, но его убили хорваты во время войны. — Простите. — Ничего. Это не твоя вина, и я уже привык. Не иметь родных — это преимущество. — Горан, оставь мальчика в покое, — прервал нас Фердинанд. — Это касается только герцога, пусть он разбирается. — Он сдержит обещание, данное Долленбергу? — прямо спросил я Фердинанда. — Почему нет? — резко бросил он, раздраженный тем, что я усомнился в его драгоценном боссе. — Цена разумная, и ему нравится это поместье. — Если вспомнить, как он поступил с матерью Федерико, то мои сомнения простительны. Долленберги — хорошие люди, — едко ответил я ему. — Вот именно. Он не имеет ничего против них. Чем быстрее ты усвоишь, что герцог мстит, только когда ему бросают вызов, тем лучше для тебя. Он неплохой человек, хотя ты думаешь иначе. В одном его мизинце больше благородства, чем в тех людях, которых ты зовешь друзьями. — Не верю своим ушам — вы же были там вчера вечером! — Ты все еще обижаешься и дуешься из-за последнего наказания и варишься в ненависти и жалости к себе, а на самом деле должен быть благодарен, что он дал тебе второй шанс. С его точки зрения, наказание было обоснованным и достаточным, и вопрос закрыт. Он простил тебя за боль, которую ты ему причинил. Ничего этого не случилось бы, если бы ты меньше сомневался и держал свои обещания. Ты должен запомнить урок и воспользоваться возможностью. Далеко не все люди так великодушны, чтобы полностью простить и двигаться дальше. А вот ты сейчас только и думаешь, как бы отомстить ему. Я видел это в твоих глазах! Вспомни, что ты обещал мне вчера! — взорвался Фердинанд. — Ничего подобного. Я лишь думаю, как выжить с этим психопатом! — Просто начни заново. Я промолчал. Черт бы его побрал! — Этим утром он вел себя с тобой так, словно ничего не было. Никаких упреков и скрытого недовольства. Многие пары после ссор ведут холодную войну отравленными стрелами. Он — нет, — продолжал давить на меня Фердинанд. Хм, у нас это называется биполярным расстройством… (5) Я молчал. — Гунтрам, ради всех нас, отпусти свои страхи и прости его, если он ранил тебя, и двигайся дальше, — очень мягко сказал Горан. — Жить в ненависти, планируя месть, бессмысленно, потому что когда добиваешься своей цели, ты вдруг понимаешь, что месть была единственной движущей силой твоей жизни, и теперь в ней не осталось ничего. У тебя чистая душа, не запятнай ее. — Я обещал, что попробую, Фердинанд. Если получится. Вы уж простите, но мне дорога своя шкура. — А я поклялся, что если он хоть пальцем тронет тебя, я помогу тебе скрыться. Ты должен доверять нам, потому что ты сейчас один из нас, братец. — Вы сдержите обещание? — Бог мне свидетель, — Горан перекрестился, подтверждая слова Фердинанда. — Я сделаю все, что смогу, чтобы перебороть свой страх перед ним. — Знаю, это будет нелегко. Пока учишься ходить, приходится падать, но в конце концов ты справляешься с этим, — сказал Фердинанд, по-отечески пожимая мне руку. — А сейчас гони мрачное настроение и перестань дуться. Оставшуюся часть пути мы провели в молчании. В отеле Конрад сказал, что должен переодеться к вечеру. Я пошел с ним в номер и устроился на диване перед телевизором. Голова кипела от мыслей. Одетый в темно-синий костюм, Конрад вышел из спальни, на ходу затягивая узел галстука. Он остановился перед диваном, изучая мое лицо. — Я разговаривал с Фердинандом, — медленно начал я, чувствуя себя неуютно от его пронзительного взгляда. — Он сказал, что я сделал тебе больно, но ты полностью простил меня. Это так? — Фердинанду стоит больше думать о своих собственных делах, — проворчал он. Я выразительно смотрел на него, взглядом умоляя ответить. — Да, мой мир разрушился после того звонка. С тобой я чувствовал вкус к жизни, был абсолютно счастлив и доволен, но все изменилось в один миг, — признался он, садясь рядом. — Я был в ярости и жаждал вернуть тебя любой ценой. Так что я решил приехать сюда и забрать свое, душа моя. Он сгорбился, зарылся пальцами в свои идеально причесанные волосы, и на меня нахлынула печаль и раскаяние. Не один я испытал боль. Я успокаивающе положил ладонь на его руку. — Прости. Я не думал, что тебе будет так плохо, — в этот раз мои извинения были искренними. — Дело не в этом. Я сам виноват, что не был с тобой строже и не запретил тебе ехать сюда одному, хотя знал, что это будет большим искушением для тебя и что ты все еще напуган и не привык к новой обстановке. Я боялся, что ты рассердишься, если я отложу твою поездку до тех пор, пока не смогу поехать с тобой, и поддался уговорам, — неохотно признался он. — Конрад, ты не можешь контролировать каждый мой шаг, — прошептал я, ожидая, что он снова взорвется. — Я и не хочу. Я слишком форсировал события и не дал тебе времени привыкнуть, тем самым спровоцировав кризис. Забыл, что тебе всего девятнадцать, ожидая, что ты будешь вести себя, как тридцатилетний. Я совершенно растерялся; тот ужасный образ Конрада, что я нарисовал себе, рассыпался на кусочки. — Не знаю, что сказать. Мы оба много чего наворотили. — Ты простишь меня, Гунтрам? — Да, — пробормотал я, бросаясь в его объятья. Он крепко стиснул меня и принялся целовать в макушку. — Давай начнем все заново, милый. Никаких сожалений и задних мыслей. Как бы я хотел никуда сейчас не уходить и остаться с тобой! — Не волнуйся, у нас вся жизнь впереди, чтобы быть вместе, — сказал я, обнимая его за шею. Он поцеловал меня в губы, отчаянно и в то же время нежно. — Завтра мы проведем вместе весь день, и ты покажешь мне город. Но сегодня вечером мне придется ужинать с вашими проклятыми политиками, и я вернусь поздно. Не жди меня, ложись спать, — сказал он мне, поцеловал еще раз и ушел. ______________________________ Примечание переводчика (1) niño — малыш, ребенок (исп.) (2) boleadoras — охотничье метательное оружие, состоящее из ремня или связки ремней, к концам которых привязаны обёрнутые кожей круглые камни, костяные грузы, каменные шары и т. п. (Википедия) (3) 20 декабря 2001 г., в день отставки президента Аргентины Фернандо де ла Руа, полиция разогнала пластиковыми пулями и слезоточивым газом протестующих на площади Пласа де Майо в Буэнос-Айресе. (4) Республика Сербская Краина — бывшее непризнанное сербское государство на территории Республики Хорватии. Существовало в период с 1991 по 1995 год. (5) Биполярное расстройство = маниакально-депрессивный психоз, характеризующийся чередованием маниакальных и депрессивных состояний.