Заместитель

Мне хотелось, чтобы Конрад остался, но он ушел, даже не обернувшись. Вздохнув, я попытался встать с постели, но из-за резкой боли в боку пришлось лечь обратно. Наверное, я заснул, поскольку в следующий раз очнулся от того, что Конрад мягко тряс меня за плечо, зовя завтракать. Я медленно сел на постели. Голова кружилась, мысли разбегались в разные стороны. Стены и пол кренились, и я с этим ничего не мог поделать. — Пожалуйста, помоги мне с пуговицами на рубашке — левая рука совсем не слушается, — попросил я Конрада. — Не надо переодеваться. Просто поешь и возвращайся в кровать, еще есть время. — Разве мы улетаем не в полдень? — Не о чем волноваться, Гунтрам, мы просто отложили вылет, — кажется, он был чем-то рассержен. — Надень вот это и приходи в гостиную, — Конрад сунул мне пижаму и быстро вышел из спальни. К счастью, завтрак в гостиной был накрыт на двоих. Стрелки часов показывали начало десятого. Садясь за стол, я не удержался и поморщился от боли. Есть совсем не хотелось, но я усердно запихивал в себя кашу. Мы молчали — Конрад уткнулся в свой лэптоп, и я, видя, что он в бешенстве, побоялся открывать рот. — Scheisse,* Гунтрам! Что на этот раз?! — воскликнул Фердинанд, входя в номер вместе с Михаэлем и Алексеем. Я не ответил и опустил глаза в тарелку. — Кому-то из местных очень не по душе наше присутствие, — рявкнул Конрад. Фердинанд бросился ко мне, словно наседка к цыпленку. Думаю, он был доволен, что на этот раз Конрад здесь ни при чем. — Горан отчитается в течение ближайшего часа. Господа, мы должны ясно выразить нашу точку зрения по вопросу. — Как пожелаете, мой герцог, — отозвался Михаэль. — Сломано? — спросил он меня, кивнув на запястье. — Только вывихнуто. Скоро пройдет, — пробормотал я. — В этот раз, Конрад, сообщение должно быть абсолютно доходчивым. Боюсь, что местные не понимают ничего, кроме грубой силы, — горячо сказал Фердинанд, удивив меня тем, что назвал герцога по имени и позволил себе оспорить его мнение. — В этот раз я намерен продемонстрировать им нашу силу — они подняли противостояние на новый уровень. — Конрад, это всего лишь четверо наркоманов! Оставь полиции разбираться с ними, — возразил я, но меня никто не услышал. — Пришлось лично позаботиться о них, сир, — объявил Горан, появляясь на пороге. — Нашим местным помощникам надо еще долго тренироваться, прежде чем они достигнут приемлемого уровня. Услышав эти слова, а потом ответ Конрада, я замер от нехороших подозрений. — Хорошая работа, Горан. Ну что же, господа, мы способны устранять препятствия и продемонстрировали, как привыкли поступать с врагами. Алексей Григорьевич, вам поручается присмотреть за Гунтрамом до Цюриха. Мы отбываем в шесть. Закончите приготовления, — сказал он, поднимаясь со стула. Ужаснувшись, я вскочил: — Вы только послушайте себя — разговариваете, словно какие-то чикагские бандиты! — Гунтрам, я уже просил тебя однажды — не вмешивайся в мои дела. Нападение было намеренным оскорблением. Такое поведение необходимо пресекать на корню — прежде чем все не зашло еще дальше, — с едва сдерживаемой яростью рявкнул Конрад. Оглушенный, я смотрел на этих пятерых: нет, никакие они не банкиры, не директора и даже не телохранители. Они — тренированные убийцы, всегда готовые к схватке: двое немцев из армии и флота, серб из какой-то сомнительной милиции и русский головорез из КГБ. Я невольно попятился, ужаснувшись, во что ввязался. — Я с вами никуда не поеду. Мне не нравятся ваши недомолвки, — я по-настоящему испугался. — Гунтрам, сейчас не время проявлять упрямство. Иди, отдохни, а дела оставь нам, — сказал Конрад, подходя ко мне. Я метнулся к двери, но Алексей поймал меня. Превозмогая боль, я задергался у него в руках, пытаясь вырваться. Это было бессмысленно, но мое страстное желание сбежать отсюда придавало сил сопротивляться. Левое предплечье кольнуло, я быстро обернулся и увидел, что Конрад отдает Михаэлю маленький шприц. Все вокруг закружилось, перед глазами затанцевали черные точки. Я зашатался, но Конрад успел меня подхватить. Я с укором посмотрел на него и даже ударил кулаком в пиджак. — Ш-ш-ш, тише, Гунтрам. Ты до сих пор в шоке и можешь себе навредить. Это оставил мне врач на случай, если у тебя случится нервный срыв. От укола ты проспишь несколько часов, а потом мы полетим домой, — мягко прошептал он, с легкостью подхватил меня на руки и отнес на кровать. Глаза сами собой закрывались, как я ни таращил их. * * * Кто-то решительно потряс меня за плечо. Алексей. — Вставай. Ты проспал больше шести часов. Нам пора уходить. Я помогу тебе одеться. Я попытался сесть на постели, решив изобразить больного, но сообразил, что этот русский потащит меня, куда ему надо, даже в пижаме. Шкаф опустел, а чемоданы исчезли. Алексей повесил на спинку стула серые брюки, голубую рубашку, синий пуловер и твидовый пиджак, там же лежало белье, а под стулом стояли темные ботинки. — Я зажарюсь в этой одежде! — запротестовал я. — Тогда не надевай пуловер, — посоветовал он мне, как пятилетнему малышу. — Поторопись. Умойся и оденься. Ты голоден? — Нет. — Отлично. Поешь потом, уже в самолете. Пришлось уступить, что я мог еще сделать… Взглянув в зеркало, я обнаружил, что одна сторона лица заплыла синим. Шею, к счастью, закрывал бандаж, и не видно было, что там, под ним. Запястье пульсировало тупой болью, и я на мгновение подумал о тех ублюдках, которые это сделали. Снова нахлынула волна тошноты, и я прислонился к кафельной стене ванны. Надеюсь, безумные немцы не сделали ничего серьезного с этими бедолагами. — Ты себя хорошо чувствуешь? — осторожно коснувшись плеча, русский заглянул мне в лицо. — Просто голова кружится. Ты не мог бы помочь мне застегнуть пуговицы? — Без проблем. Однажды я сломал все пальцы на левой руке. Потребовалось шесть месяцев, чтобы вернуть им прежнюю гибкость. Честно говоря, мне не хотелось знать, при каких обстоятельствах это произошло. Он помог мне одеться и повел к машине. Внутри сидел наш водитель и еще один человек, которого я не знал. Я забрался в салон, голова до сих пор кружилась, и я чувствовал себя уставшим, несмотря на то, что долго спал. Поездка в аэропорт, наверное, была приятной — у меня постоянно закрывались глаза, и, убаюканный ровным урчанием мотора, я прислонился головой к ветровому стеклу. — Эй, сейчас пропустишь такую красоту! — весело сказал Алексей, практически вытаскивая меня из машины. Мы стояли в тени большого самолета — типа тех, которые используют в коммерческих рейсах — и я глазел на этого монстра, борясь со слабостью и острым желанием заснуть стоя. — Это Boeing Business Jet. Сделан на базе 737 модели. У герцога есть еще Dassault Falcon 900 для коротких расстояний, но, думаю, он его сменит на Airbus 380, когда их начнут выпускать, — объяснял Алексей, подводя меня к трапу и не оставив времени осознать, куда мы направляемся, выкинуть какой-нибудь фокус или взбунтоваться. Поднявшись по ступенькам, мы оказались в салоне-гостиной, со светлыми кожаными диванами вдоль иллюминаторов, рабочими столами, плоским экраном и обшитым деревянными панелями баром. — Это общая зона. Кроме нее, здесь есть маленькая переговорная, ресторан, кабинет и спальня герцога с личной ванной. Гости пользуются двумя другими ванными. Здесь могут разместиться до двадцати пяти пассажиров и семь членов экипажа. Остальным приходится добираться пешком или вплавь, — весело хихикнул он. — Главное преимущество этого самолета в том, что можно без посадки преодолеть шесть тысяч километров. — Можно присесть? Мне нехорошо, — прошептал я, морщась от головной боли. — Конечно, садись здесь, — сказал он и подтолкнул к одноместному диванчику. Я плюхнулся на него и почувствовал себя, как в раю. Алексей устроился напротив. — Мари! — крикнул он, заставив меня подпрыгнуть. На его зов явилась симпатичная девушка лет тридцати, одетая в униформу стюардессы. — Мистер Антонов? — вежливо спросила она. — Принесите ему кофе, а мне джин-тоник. Через несколько минут она вернулась и вручила Алексею его напиток, а передо мной выкатила деревянный столик с кофе… и молоком. Я пробормотал спасибо, и она удалилась. — Ты знаешь, где он? — спросил я. — Будет к шести. Немецкая точность. Ловко они с тобой управились. — Лучше не напоминай! Мне до сих пор хочется спать, и я почему-то чувствую усталость. Что там было? — Всего лишь мягкое успокоительное. К этому времени оно должно уже было прекратить действовать. Наверное, дома нам придется отвезти тебя в больницу. Это были цепи или что? — Думаю, цепи, но не уверен. — Как непрофессионально, — хмыкнул он. — Почему бы тебе не отдохнуть? Думаю, ужин будет подан, когда мы поднимемся в воздух. Сегодня нас сопровождают Мари, Элизабет и Чарльз. Мне надо поговорить с пилотами. Я остался на некоторое время один. Сквозь иллюминатор я увидел, что к самолету приближается кортеж из четырех черных автомобилей. Банда высадилась около трапа, а с ними еще шестеро человек, которых я никогда прежде не видел. Еще Ландау, который разговаривал с Конрадом и Фердинандом. Ничего интересного. Я опять задремал. — Тебе лучше? — спросил Конрад, пощупав мне лоб. — Да, спасибо. Просто устал. Где вы были? — Да так… Капитан сказал, что мы вылетим в семь. — Ты не ответил на мой вопрос. — Не спрашивай, если не хочешь услышать ответ, — резко бросил он, кладя руки на подлокотники сидения и запирая меня в ловушку. — Что сделано, то сделано, и тебе больше не надо беспокоиться о тех людях. Лучше подумай о том, как тебе повезло: они могли бы перерезать тебе горло или проломить череп. Не моя вина, что кое-кто вообразил, будто может отомстить мне таким безумным способом и при этом остаться безнаказанным. Уверен, теперь они усвоили урок. — Ты обвиняешь во вчерашнем нападении мать Федерико? — спросил я, глядя ему в глаза, пытаясь уловить там хоть тень сомнения, но увидел только холодную непреклонность. Это уже за гранью обычной паранойи. — Всё указывает именно в этом направлении. Почему они занялись тобой вместо меня и били, словно хотели «преподать мне урок»? Они не тронули меня, потому что не хотят терять контракты, которые надеются заключить при моем посредничестве. Это персональная вендетта против нас, организованная сумасшедшей женщиной, у которой в руках слишком много власти. — И что ты сделал? — прошептал я, напуганный жестокими сценариями, проносившимися у меня в голове. Мне прекрасно известно, что Конрад более чем способен на жестокость и имеет желание и все возможности для этого. Он едва не убил тех парней прямо на месте, а его люди — это банда боготворящих кумира фанатиков. — Просто отдал ее местным волкам, — сказал он с улыбкой, от которой у меня кровь заледенела в венах. — Ты слишком добр для таких игр. Не лезь в них. Оставь это нам, — он поднялся, а я в ужасе смотрел на него. — Эй, Гунтрам, ты выглядишь лучше, чем утром, — прервал нас Михаэль. Он взлохматил мне волосы, сел на соседнее место и стал рыться в своем портфеле, вытаскивая лэптоп. Конрад воспользовался возможностью и скрылся в кабинете. — Только не говори боссу — у меня тут есть «Age of Empires». Хочешь поиграть? — Нет, спасибо. Очень болит голова. Я повернулся и стал смотреть в иллюминатор. — Ладно, тогда придется работать, раз нет хорошей отмазки. *** — Сэр, не желаете ли поужинать? Остальные уже в столовой, — передо мной стояла одна из девушек с заученной пластиковой улыбкой на лице. Я не хотел ужинать. Я хотел остаться один, но об этом не стоило даже мечтать, так что я пошел за ней в носовую часть самолета. В столовой, обшитой деревянными панелями, стояло два больших дубовых стола. Большинство людей уже расселось по местам. За тем столом, где расположились Горан и Алексей, сидели шестеро мужчин, с которыми я был не знаком. Михаэль, Фердинанд, Ландау облюбовали второй стол, за которым оставалось еще два свободных места. Одно — во главе, а другое — слева от него. Фердинанд указал мне на второе. Через несколько минут в столовой появился Конрад, и все, включая меня, поднялись. Это напомнило мне школу — как мы вставали, когда входил директор. Две девушки и мужчина начали подавать ужин. Я ел механически, молча, только изредка отвечая «да» и «нет». К счастью они вскоре оставили меня в покое и перешли на немецкий. Когда ужин закончился, Конрад решил устроить совещание, и народ потянулся в салон-гостиную. Я поплелся за ними и уселся в дальнем углу, одинокий и несчастный. У меня больше ничего не осталось. — Гунтрам, ты в порядке? — спросил Конрад, прервав мои размышления. Я вздрогнул. Когда он успел так близко ко мне подойти? Не помню. — Если ты хочешь еще порисовать, пойдем ко мне в кабинет. Люди хотят спать. Уже поздно. Что? Он с ума сошел? Я не рисую! Я открыл рот, чтобы возразить, но обнаружил у себя на коленях папку с бумагой и коробочку карандашей. Откуда они взялись? Я удивился, но быстро взял себя в руки. Встал на подкашивающиеся от слабости ноги и, сглотнув, заставил себя дойти до кабинета и сесть на один из стульев. Конрад вошел следом и отгородился от меня столом. Эй, я не кусаюсь. Вот дерьмо — кто-то перемешал все карандаши! Какой беспорядок! Я принялся раскладывать их по местам. Вот, теперь нормально. Я с удовлетворением откинулся на спинку стула. Ох, нет! Теплые цвета лежат неправильно! Пришлось снова перекладывать. — Гунтрам, что ты пытаешься сделать? Сам разве не видишь, ублюдок? — Складываю карандаши в хроматическом порядке. — Какой в этом смысл? Он стал рядом, озабоченно глядя на меня. Лицемер. Разве ты пожалел тех несчастных наркоманов? Резко вскочив, я крикнул ему: — Убирайся прочь, чудовище! У тебя их кровь на рубашке! — и с силой оттолкнул его от себя, но он, как обычно, легко меня поймал. Я задергался, пытаясь вырваться, и тут перед глазами потемнело. ---------------------- Примечание переводчика: Scheisse (нем.) — Блин! \ Черт! \ Твою мать! \ Вот дерьмо! \ и тому подобное.