Заместитель

26 февраля — Привет. Ты меня понимаешь? Я попытался сфокусировать взгляд на враче и медсестре, загораживающих слепящий свет. Где я? — Кивни, если не уверен, что в состоянии говорить. — Я кивнул. — Хорошо. Нам пришлось сделать тебе операцию на мозге, чтобы снизить давление. Удар, который ты получил в Буэнос-Айресе, заставил нас беспокоиться, так как стал причиной серьезного сотрясения мозга. Что последнее ты помнишь? — Я летел в самолете. Он что-то отметил в своем блокноте. — Прекрасно. Твои основные жизненные показатели стабильны, но я бы хотел подержать тебя здесь несколько дней для обследования. — Здесь — это где? — Ты в Цюрихе. В клинике Хиршбаума. Такие ушибы очень коварны. Вроде бы все хорошо, но потом оказывается, что нет. — Какое сегодня число? — Двадцать шестое февраля все еще того же самого года, — улыбнулся он. — Я разрешу тебе повидаться с герцогом, но только на десять минут, а потом он уйдет до завтра. Конрад появился в палате, как только врач и медсестра вышли. Он был очень бледен, лицо осунулось. — Ты плохо выглядишь, — сказал я ему. — И это говорит человек, который провалялся восемь дней на больничной койке. Привет, Maus. Он сел на стул рядом с кроватью. Я повернул голову, чтобы лучше его видеть. — Что произошло? — очень тихо спросил я. — У нас только пять минут перед тем, как эта адская медсестра вышвырнет меня отсюда. Ни о чем не волнуйся. Все закончилось. — Пожалуйста, расскажи. Мне делали операцию на мозге? Я поднял руку и нащупал повязку на голове. Зато запястье больше не пульсировало. Это хорошо. — Дважды. Чтобы понизить внутричерепное давление. Мы точно не знаем, когда у тебя начались галлюцинации, но ты потерял сознание за пять часов до посадки в Цюрихе. Врачу пришлось погрузить тебя в медикаментозную кому, чтобы дать возможность мозгу восстановиться. — У меня были галлюцинации? — Ты впал в истерику оттого, что я якобы покрыт кровью, и сильно укусил Горана. Не различал цвета и слышал голоса — во всяком случае, мы так поняли. Этот удар имел более серьезные последствия, чем предполагал аргентинский врач. Должно быть, опухоль увеличивалась и влияла на твое состояние. Изменилось даже поведение — ты все утро орал на нас, а вечером укусил Горана. — Нужно извиниться перед ним. Не знаю, как я мог это сделать, — мне было ужасно стыдно. — Те шестеро парней в самолете, наверное, решили, что я — полный псих, — пробормотал я. — Если это тебя утешит, на борту не было никого кроме Фердинанда, Михаэля, Горана, Алексея и меня. Еще три стюардессы. — Даже Ландау не было? — Он все еще в Буэнос-Айресе, обустраивает новый офис. — Не может быть… — прошептал я. Неужели все это мне привиделось? Это невозможно — я уверен в том, что видел и слышал. — А сейчас отдыхай, и скоро мы с тобой сможем вернуться домой, — он поднялся и осторожно поцеловал в лоб, с любовью глядя на меня. — Мне пора уходить. За прошедшую неделю я тут всем надоел. Загляну к тебе завтра утром перед работой. Спокойной ночи.