Заместитель

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Конрад, когда я вернулся в дом. — Да, все нормально. Если не возражаешь, я хотел бы проверить электронную почту. Увидимся позже, — мягко сказал я и, не снимая пальто, направился прямо к лестнице. — Ужинаем в восемь, — он пристально смотрел мне в глаза. Я выдержал его взгляд. — Не мог бы ты меня позвать? — Разумеется. Я поднялся по лестнице в помещение, ведущее в комнату Конрада. До сих пор не могу привыкнуть к мысли, что это наша спальня. Прошел в бывшую гостевую комнату, превращенную для меня в маленькую студию, с невероятным письменным столом и стулом, двумя книжными шкафами и витриной, где расположилась моя коллекция фигурок из Звездных войн. У Фридриха было непередаваемое выражение лица, когда он их увидел. Так, наверное, смотрели римляне на варваров. Тем забавнее было услышать восхищенный вопль Хайндрика, который он издал при виде аргентинской версии от «Top Toys» в оригинальных упаковках. Да, швед тоже фанат, и поскольку ему всего 28 лет и он рос обычным ребенком, его мало волнуют презрительные взгляды. Хайндрик даже предложил мне свою копию «Эпизода 1», чтобы скрасить ожидание выхода «Эпизода 2»*. До ужина оставалось еще полчаса, можно было пока почитать почту. Забавно, как много людей из школы, с которыми я даже не был знаком, знают о моем существовании и шлют мне пожелания. Написал почти весь класс, даже Лауча («мышь»), который никогда ничем не интересовался, кроме лошадей, конного поло… и пато**. От Федерико вестей не было, и о нем никто не упоминал, поэтому я решил закрыть эту главу моей жизни… Получил я письмо и от Хуана Долленберга, своего школьного приятеля. Гунтрам, старик. Надеюсь, тебе лучше. На эту Пасху я собираюсь кататься на лыжах в Комо и буду жить в доме родственников Лусианы. Да, это настоящее нашествие на их дом. Обнаружив, что это всего в 250 километрах от Цюриха, я подумал, не заехать ли к тебе на денек, чтобы проверить, всё ли на месте. К тому же Лусиана угрожала мне медленной смертью, если я не навещу тебя и не поблагодарю за подарки Хуану Игнасио. Ты не представляешь, какими властными могут быть женщины, ставшие матерями! Ее тайный план состоит в том, чтобы я стащил несколько картин или рисунков (или что у тебя есть) для одного русского, который любит твои работы и так щедро платит за них, что Лусиана смогла сделать новый интерьер в своем элегантном лондонском доме. Брат до сих пор в Аргентине, работает на герцога, навещает поместье и пересчитывает коров. Он приедет к нам в Лондон в апреле, когда получит место в здешнем офисе. Малыш чувствует себя хорошо, и ему уже почти месяц. Приходится изображать ответственного дядюшку и развлекать его, когда Лусианы нет дома. С наилучшими пожеланиями, Хуан Я обдумывал, что ответить Хуану: наверное, мы могли бы встретиться в Цюрихе. Стук в дверь застал меня врасплох. — Войдите. Я ожидал увидеть Фридриха или другого дворецкого, но это оказался Конрад. — Ты занят? — Нет. Просто читал письмо от Хуана, брата Пабло Долленберга, — объяснил я, поднимаясь со стула, но Конрад не дал мне встать, положив ладонь на плечо. — Я помню его. Его брат помогает Ландау готовить сделку по приобретению недвижимости, а потом поедет работать в лондонский офис. Им нужен такой человек. Что он пишет? — Он собирается на Пасху в Комо и хочет узнать, можем ли мы встретиться в Цюрихе. — Пригласи его сюда на несколько дней; тебе не помешает компания сверстника. Он может приехать в пасхальное воскресенье. После мессы я всегда устраиваю обед для сотрудников банка. — Не знал об этом. — Он может приехать в субботу и, если захочет, остаться до понедельника или вторника. В пятницу у нас Via Crucis***, и это только для ближайшего окружения. Ты можешь присутствовать на мессе, но потом должен уйти, поскольку не состоишь в ордене. — Не знал, что ты так серьезно привержен Церкви, — удивился я. Конрад следует католическому учению? — Это важная часть моей жизни. Я подчиняюсь правилам Церкви и отстаиваю их. Кровь Христа пролилась за нас, и мы должны защищать его царствие. — Мы не в точности следуем правилам, Конрад. Когда я был в Буэнос-Айресе, хотел сходить на исповедь, но не смог, потому что не в силах раскаяться в своем грехе. Отец Патрисио сказал, что я должен исправить свои пути, но я не могу это сделать и не смею запятнать таинство. Я знаю, что то, что мы делаем, неправильно, и не должно продолжаться. Как ты можешь идти к причастию, зная, что погряз в грехе? — Мы не можем бороться с нашей природой, Гунтрам. Я люблю тебя, а ты должен больше доверять Церкви. Она более терпима, чем ты воображаешь, и не отвергнет тебя. Отец никогда не бросает своих детей. До XIII века Церковь даже позволяла двум мужчинам заключать союз; «молитва за братание» — так это называлось, если верить Босвеллу. Это было что-то вроде брака, и существовала специальная молитва и благословение****. — Да, а в XIV веке они сжигали на кострах тамплиеров за ересь и мужеложество. — Тамплиеры были оправданы в 1308 году Папой Клементом V согласно Шинонскому пергаменту, который был обнародован в прошлом году. Это французский король, позарившись на собственность ордена, запалил костры. Разве кто-нибудь из моих людей когда-нибудь относился к тебе с презрением? — Никогда. Но кто решится открыто осуждать твои поступки… — Как бы я хотел, чтобы это было так! Тогда бы мне не приходилось каждый день выслушивать тирады Фердинанда, — Конрад засмеялся. — Есть только одна причина, по которой они не подвергают сомнению мой выбор спутника. Я придерживаюсь традиционного образа жизни и своим поведением не оскорбляю семейные ценности. К тому же, ты обладаешь достоинствами, которые обычно ищут в супругах. Их гораздо больше устраивает твое присутствие, чем те времена, когда я трахал всё, что движется. — Услышав от него грубое выражение, я покраснел и одновременно почувствовал досаду. Должно быть, Фридриху, вынужденному подчищать последствия разгула, приходилось нелегко. — Как я уже сказал, можешь прийти на мессу в пятницу, чтобы со всеми увидеться, но потом ты должен уйти, потому что у нас будет собрание. — Я до сих пор не убежден в том, что ты сказал, но надеюсь, что Господь в конце концов простит меня, — вздохнул я. — Господь великодушнее людей, — просто сказал он, и его слова проникли мне прямо в сердце. Не сознавая, что делаю, я потянулся к нему и осторожно поцеловал в губы. Он не только вернул поцелуй, но и углубил его, понуждая меня впустить свой язык. Придвинувшись ко мне, положил руки на подлокотники моего кресла, и я оказался в ловушке. Я переплел руки у него на шее и притянул к себе, наслаждаясь его запахом и мягкостью губ. Конрад резко оборвал поцелуй. — Гунтрам, мы должны остановиться, не то я затащу тебя в постель, и тогда поцелуями дело не ограничится. Доктор строго запретил мне касаться тебя еще две недели, — смущенно признался он. — Так нечестно! — захныкал я. — Я так хочу заняться с тобой любовью. Сил уже нет терпеть. — Думаешь, я не хочу? Но мы не будем рисковать твоим здоровьем. Так что давай поужинаем и что-нибудь посмотрим перед сном. — Ага, «Бэмби» или «Дамбо», — хмыкнул я, обиженный на весь свет, а больше всего — на ненормального доктора и этого ненормального немца, который все делает «по правилам». — Ты такой милый, когда дуешься. 29 марта, Страстнàя пятница В пятницу я почти целый день провел в обществе Алексея. Нас обоих выставили вон: православного Алексея и меня, хотя и католика, но не члена Ордена рыцарей железного креста, или как там они называют себя в наши дни. Если честно, я был рад, что меня погрузили в симпатичный Порше Кайен, которым мне было позволено восхищаться, но не трогать, и, тем более, не садиться за руль. С самого утра двор замка был запружен черными мерседесами, БМВ, ауди и другими пафосными брендами, не говоря уж об армии телохранителей. Ха, тут не увидишь Фиат или Ладу. Удивительно, но среди тридцати или сорока гостей не было ни одной женщины. Эти ребята никогда не слышали о принципе «равных возможностей». Все присутствующие отличались крайней серьезностью и аристократичностью. Я мельком видел Фердинанда и Михаэля, а потом заметил Альберта, кузена Конрада, разговаривающего с Лёвенштайном. Меня представили нескольким гостям помоложе (лет сорока) и усадили рядом с Михаэлем, потому что Конрад общался со стариками в фамильной часовне. Я ожидал от них надменности и чопорности, но на самом деле они держались вежливо-отстраненно, с любопытством поглядывая на меня. Поскольку никаких развлечений в Страстную пятницу не предполагалось, Алексей повез меня в Люцерн, пообедать и осмотреть город. Да, в половине двенадцатого нас попросили вон. «Можешь идти, Гунтрам», — сказал Фердинанд. Я понял намек. Оглянулся, чтобы попрощаться с Конрадом, но он был занят разговором с четырьмя или пятью гостями. Нет уж, лучше я не буду подходить к ним — вдруг прерву какого-нибудь кронпринца. Кто-то коснулся моей руки. Алексей. — Готов к побегу? — хихикнул он. — Более, чем когда-либо. В Макдональдс? Я умру, если в ближайшее время не съем какой-нибудь образец упадка западной цивилизации. Думаю, и Алексей тоже будет не прочь, если то, что пишет Таймс, правда: будто русские готовы душу продать за джинсы и бургеры. Меня не беспокоило, что я одет в темный костюм. Сниму пиджак, как только представится возможность. А пока сойду за гота. — Страстная пятница. Тебе не положено есть мясо. — Знаю. Но там есть фишбургеры. — Ладно, но никакого мяса. Не хочу неприятностей с герцогом. Картошка тоже отменяется — вредно для сердца. — Ладно. Тогда «цезарь» и фишбургер, — вздохнул я. Лучше что-то, чем ничего. — Вот и молодец. А я возьму с двойным мясом. — Как знаешь. У меня есть шанс съесть большой мясной бургер в субботу, когда приедет Хуан. И плевать на холестерин. — Если я тебе позволю. Мне надо спросить разрешение у Горана. Будь хорошим мальчиком, и я соглашусь стать твоей нянюшкой до конца года. — Ты?! Ничего не выйдет: это будет либо Хайндрик, либо Горан. — У Горана есть дела поважнее. А Хайндрик слишком юн для этой работы. Так что отвозить тебя на учебу герцог поручил мне. — Надеюсь, ты шутишь, — занервничал я. Неужели мне придется ходить за ручку с этим сибирским медведем в университет?! И что он собирается делать — стрелять в каждого препода, который повысит на меня голос? — Нет, я абсолютно серьезно. Мы теперь связаны, парень. В известной степени я рад, что у меня появился шанс оправдаться после Буэнос-Айреса. Если уж на то пошло, ты был под моей ответственностью. — Это не ты устроил мне сотрясение мозга, а те бедолаги. — Я должен был это предвидеть заранее. Все-таки я — специально обученный офицер Советской Армии, — сказал он мне расстроенно, явно считая Буэнос-Айрес своим провалом. — Разве ты не из КГБ? — Это было позже. Поскольку мы теперь много времени будем проводить вместе, я пристально изучил твою биографию. (Ага, я знаю, ты читал мое досье). Возможно, тебе тоже надо немного больше узнать обо мне. Я родился в Ленинграде, ныне Санкт-Петербурге, в 1967 году. Учился в военной школе и в 1985 году был отправлен в Афганистан в составе спецназа. Там я пробыл до 1989 года и был одним из последних, кто там оставался. В Афганистане меня рекрутировали в КГБ, и я несколько лет занимался аналитикой по Южной Азии, специализируясь на контртерроризме. Распад СССР нас очень ослабил, и многие из армии и спецслужб занялись торговлей оружием. К 1995 году я устал от всего этого и решил уехать из страны. Уволиться было очень непросто, но мне помогли связи. В результате я оказался в Берлине, где познакомился с Михаэлем, который предложил мне работу телохранителя у герцога. Я согласился и не жалею об этом. Я был поражен. Этот парень, сидящий рядом со мной, «специализировался» по Талибану? Верните назад старого доброго агента КГБ. Афганистан был адом на земле, если верить газетам. — На скольких же языках ты говоришь? — На русском, немецком, английском, персидском (дари), пушту, арабском и немного на китайском, но совсем немного. — У тебя осталась семья в России? — ошеломленно пробормотал я. — Нет, родители умерли много лет назад, и у меня никогда не было времени осесть и завести семью. С такой работой уже счастье, если найдешь честную шлюху, которая не продаст тебя на следующее утро. Кто знает, может, сейчас что-то изменится… — сказал он мечтательно. — Да, в банке полно симпатичных девушек. — Я нацелился на нашего повара, Жан-Жака. Думаю, ты его знаешь. Второй сюрприз за день. Он — гей?! Вот уж никогда бы не подумал. Повар, которого я знал, был маленьким неприметным человеком, который всегда молчал и только готовил. Совершенно незаметный. Я бы не смог вспомнить цвет его глаз. — Ты же знаешь, путь к сердцу мужчины лежит через желудок, — хихикнул Алексей. — У тебя из-за этого не будет проблем? Вы же работаете вместе и все такое. — Никаких. Фердинанд разрешил мне позвать Жан-Жака на свидание. Все еще в самом начале. — И как, успешно? — Да, но этих французов не просто поймать. Очень независимы. Но он уже не мальчик, и пора ему остепениться. С моей помощью. — Алексей Григорьевич, вы уже начали говорить совсем, как ваш босс, — засмеялся я. — Герцог — умный человек. Если ему что-то нравится, он немедленно забирает это себе, пока не пришел кто-нибудь еще, и пока ты не начал оглядываться по сторонам. Он превосходный стратег. — Да, это потребовало серьезного планирования, — рассмеялся я. — Прийти на площадь Сан-Марко и подцепить того, кто сидел неподвижно с книжкой в руке, осаждаемый голубями. Это одно из самых дерзких завоеваний, о котором я когда-либо слышал. В ответ он одарил меня многозначительной улыбкой и переключил свое внимание на дорогу. Мои внутренности нервно сжались. * * * В семь Алексей решил, что хватит с нас Люцерна и без разговоров усадил меня в Порше. Мы ехали обратно в молчании почти час. Количество машин во дворе замка существенно уменьшилось, но с десяток еще стояло. Значит, динозавры все еще здесь. Ладно, завтра приедет Хуан, и я вдоволь пообщаюсь с ровесником. Я пожелал доброй ночи Алексею, который, кстати, оказался забавным парнем, если забыть о его пугающем прошлом. Он покорил меня тем, что отвез посмотреть город и разрешил съесть фишбургер. Рассказал о времени, проведенном в Афганистане (наверняка, отредактированная версия), путешествиях по Ирану, Ираку и нескольким африканским странам. Возможно, что его постоянное присутствие рядом будет не таким уж невыносимым, да и выбора у меня не было. Я обошел стороной гостиную, где могущественные люди перекраивали мир по своему вкусу, и наведался в кухню, чтобы забрать Мопси. — Собака не должна заходить в спальню, — предупредил меня Фридрих. Я поднялся в башню и пошел в студию поиграть с Мопси. Она такая славная собачка! — Ложись спать, не жди. Они не скоро закончат, — сказал мне Фридрих, когда принес в комнату поднос с ужином. Мопси подбежала к нему, виляя хвостом, а он наклонился погладить ее. — Она весь день нервничала: тебя нет, а дом полон незнакомых людей. — Спасибо, Фридрих. Сегодня много хлопот, да? — спросил я, набросившись на ужин — суп и цыпленок с зеленью. Снова больничная еда. — Как обычно, но все прошло хорошо. Герцог выглядит довольным. — Должно быть, трудно угодить всем этим важным шишкам. Удивительно, но никто из них не выказал мне неприязни или пренебрежения. Только держали дистанцию. — Князь Лёвенштайн хорошо отзывался о тебе, и раз уж он принял тебя, то никто не будет оспаривать его мнение. — Но он видел меня всего десять минут! Как он мог успеть составить обо мне мнение? — удивленно возразил я. — Десять минут — более чем достаточно. Князь превосходно разбирается в людях. Тебя сторонятся, потому что пока не знают, какое место ты займешь в ордене, то есть я хотел сказать, при герцоге, — быстро поправился он. — Они могут не волноваться. Герцог высказался совершенно определенно: «не вмешивайся в мои дела», и у меня хватит ума послушаться. Последнее, что я хочу, — это встревать в грязные игры банкиров. — Рад слышать, — загадочно сказал Фридрих. — Не корми собаку под столом. Герцог этого не одобрит, — обругал он меня, словно маленького ребенка. — Ладно, — недовольно пробормотал я. — Ложись поскорее спать. Завтра приезжает твой друг, а сегодня ты уже набегался по Люцерну. Доктор запретил тебе перенапрягаться. Если хочешь, я заберу собаку вниз. — Не надо. Я сам ее отведу через полчаса. Это уж чересчур — я не фарфоровый! Расстроенный, я занялся едой на своей тарелке. — Алексей отвезет тебя завтра на железнодорожную станцию забрать мистера Долленберга, так что будь готов к десяти. Герцог хочет обедать с вами в час дня. Я подавил разочарованный стон. Прощай, Макдональдс и гамбургеры. — Ему отведена желтая гостевая комната в другом крыле замка. Хорошая комната, Хуан. — В воскресенье в десять начнется праздничная месса, а в двенадцать тридцать — Пасхальный обед. В том числе приглашены дети фон Кляйстов. Старший — Карл Отто, двадцать четыре года, закончил цюрихский универститет по специальности «Банковское дело и финансы» и едет в Гарвард получать MBA. Второй сын — Йоханес, двадцать два года, изучает химию во Франкфурте, и младшая — Мари Амели, которой восемнадцать. Она только что закончила школу в Лозанне. В четыре часа — кофе. Я посажу тебя и твоего друга с ними за один стол. Сомневаюсь, что немцы будут счастливы получить меня в соседи на целый день. Кто знает, может нам всем придется искать спрятанные яйца на 60 акрах сада. Наверняка, они тут заказывают яйца от Фаберже, никак не меньше. — Миссис Лейден сегодня прислала для мистера Долленберга авиабилет до Лондона. Он улетит в понедельник вечером, и брат встретит его в Гатвике. — Спасибо, Фридрих. Я напишу ему про распорядок дня, — сказал я сквозь стиснутые зубы. Важный дворецкий отправился в спальню, чего-то там привести в порядок, и я остался с собакой. Есть больше не хотелось. Ладно, Гунтрам. Мысли позитивно: Хуану отвели очень хорошую комнату, у нас с ним еще будет понедельник, чтобы пообщаться, и юные фон Кляйсты не обязательно должны оказаться точной копией своего отца. В десять я с удовольствием придавил подушку. Наше небольшое путешествие меня совершенно вымотало. Раньше я мог носиться весь день, как подорванный, но сегодня по-настоящему устал. Возможно, проклятый доктор был прав, и мне надо щадить себя. Хотя бы некоторое время. Глубокой ночью вернулся Конрад, лег рядом, нежно поцеловал и велел спать. Примечания переводчика * «Эпизод 2. Атака клонов» вышел в прокат 16 мая 2002 года. Так что Гунтраму осталось недолго ждать)) ** Pato, также называемая «juego del pato», буквально "утиная игра". Игра верхом на лошади, сочетает элементы конного поло и баскетбола. Это национальный вид спорта в Аргентине с 1953 года. http://www.argentinaindependent.com/images/feb2010/pato/pato07.jpg *** Via Crucis — «Крестный путь» (лат.) — католическое богослужение. **** Джон Босвелл (1947-1994) — историк, профессор Йельского университета. Специализировался на вопросах религии и гомосексуальности. Обряды так называемого «однополого союза" (предлагаемый перевод Босвелла) встречались в древних богослужебных книг как западной, так и восточной церквей. Это обряд под названием «adelphopoiesis», что по-гречески буквально означает «братание». Босвелл, несмотря на то, что обряд явно указывал, что союз, создаваемый adelphopoiesis, являлся "духовным", а не "плотским", утверждал, что такой союз должен рассматриваться в качестве сексуального союза, сходного с браком. (по материалам Википедии).