Заместитель

9 января Завтра утром Конрад должен опять уехать. Назначение — Шанхай и Гонконг. Когда вернется — неизвестно. А я должен остаться дома и по утрам посещать студию Остерманна, раз уж мне нечем заняться. Ну я, конечно, бы мог придумать, чем заняться, но как обычно, моего мнения никто не спросил. После нашей «примирительной» ночи мы проснулись, держась друг за друга, словно сегодня ожидался конец света. Но жизнь продолжалась. Мы вместе позавтракали, и он уехал в свой офис, а вернулся только в одиннадцать вечера и сразу лег спать. Сегодня Конрад предложил подвезти меня в Цюрих, в студию. Я сперва очень удивился, потому что не договаривался с Остерманном на это время, но оказалось, что Моника вчера сделала это за меня. Хотя мне и захотелось побиться головой об окно навороченного лимузина Конрада, должен признать, что провести целый месяц, оставшийся до начала учебы, без него и не выходя из дома, было бы очень скучно. Приехав в студию Остерманна, я застал там несколько его учениц преклонного возраста. Похоже, было «время бабушек». Он велел мне сесть у окна, где хорошее освещение. «Тут лучше видны все твои косяки», — заявил мне Остерманн. Я с удовольствием погрузился в работу над своим эскизом бытовой сценки с собаками. Несмотря на резкий запах масла и скипидара, писать красками мне нравилось больше — есть время поразмыслить, обдумать дальнейшие действия, что-то исправить. Я до сих пор люблю акварель, и в работе с нею надо точно знать, что собираешься делать, иметь совершенно четкое представление о цели, но масляные краски позволяют тебе лучше исследовать объект. — Всё, уходим. Уже час. Я не собираюсь тебя кормить обедом. Возвращайся в три или в четыре. Вот тот малый слева, похоже, настоящая чума, — слова Остерманна вернули меня к действительности. Неужели уже прошло столько времени? — Он из тех собак, которые лают и бегают за лошадьми. Создавать как можно больше шума — его неотъемлемое право. — Старайся, чтобы напряжение отражалось в том, как он припал на передние лапы. Ты слишком сконцентрировался на его голове, груди и задней части, а все должно выглядеть, как единое целое. — Ага, точно. Сперва я думал, что это слишком, но вы правы. — Ты должен найти баланс с двумя другими — с тем, сонным, и с тем, который что-то грызет. И не нажимай так на уголь, или ты все испортишь. Он только для наброска перед красками. Все, иди, потом доделаешь. На улице меня в машине ждал Хайндрик, одетый в синий костюм. — Привет. Ну что, по бургеру? — Об этом приходится только мечтать. Мы в банк. Надень-ка галстук. Я издал стон. У меня же каникулы! Вздыхая, я принялся рыться в карманах пальто, чтобы найти эту чертову удавку. Не могу поверить — парадный обед! Теперь понятно, почему Фридрих подложил мне сегодня костюм-визитку вместо джерси. Жалобы, что я не способен писать маслом в неудобном пиджаке (может, в XIX веке художники и могли, но я — нет), он не захотел услышать. Единственная поблажка: мне разрешили взять с собой легкий свитер. Пытаясь срочно избавиться от унылого выражения лица, я вошел в личную столовую Конрада и обнаружил, что стол накрыт для восьмерых. Великолепно! Еще и прием! Я стоял, морально готовясь к длинному и скучному обеду. Сперва появились Михаэль и Фердинанд в сопровождении четырех незнакомых мне мужчин, и никто и не подумал меня им представить. Меня посадили в середине, рядом с Михаэлем и Фердинандом, который занял место в конце стола. Они стали по-немецки обсуждать «ситуацию с русскими». Михаэль принялся подробно излагать теорию о том, что развивающиеся страны всегда рано или поздно восстают против сложившегося порядка, поэтому необходимо использовать все доступные средства до того, как они станут слишком сильны. Я в изумлении смотрел, как нормальный человек с чувством юмора вдруг превратился в хладнокровного хищника. И ведь он все это серьезно, понял я. Ну, у него докторская степень по астрофизике, не может же он быть полным идиотом. — Господа, они пока только проверяли наши силы. Наш ответ был корректным, но они решили, что мы успокоились и ничего не замечаем. Как я уже сказал, мы должны сосредоточиться на их легальной деятельности. Таким образом мы подрежем им крылышки, а сами в это время укрепим наши позиции на Востоке, — очень серьезно объяснял он. — Михаэль, ты мог бы подождать меня, прежде чем объявлять войну, — строго сказал с порога Конрад. Он прошел к своему месту во главе стола и движением руки разрешил нам сесть. Появились официанты, быстро расставили блюда и исчезли. — Приношу свои извинения, сир. Я не имел намерения превышать свои полномочия, — сконфуженно сказал Михаэль. — Мы все еще расстроены из-за румынского дела, но сначала надо усилить наше присутствие на этой территории, — добавил он. Я сидел, опустив глаза в тарелку — не люблю присутствовать при их деловых разговорах. — Сир, я согласен с Михаэлем. Мы не должны позволить им перегруппироваться. Это все-таки наша территория, — сказал Фердинанд с другого конца стола. — Лучше всего расшатать их рубль. Все их доходы в этой валюте, и они окажутся в ловушке, — предложил Михаэль. — Ты хочешь устроить новый кризис, как в 1998 году, когда русские не могли заплатить долг в 40 миллиардов? — Сейчас иная ситуация, чем в 1997 году, мировая экономика восстанавливается, — возразил Фердинанд. — Я согласен с мнением Михаэля, как и все в этой комнате. Мы не можем сейчас остановиться. — Понятно, — Конрад ковырял пищу на тарелке, полностью погрузившись в свои мысли. Все молчали и не притрагивались к еде, ожидая его решения. Он отпил вина и прочистил горло. — Я согласен с присутствующими, и вам всем прекрасно известно, что я никогда не оставляю оскорбление безнаказанным, но в данный момент нужно заставить их поверить, что мы попались в их ловушку. Никаких ответных мер не предпринимать. Я не хочу воевать с бывшим боссом Антонова, который сейчас набрал силу. У нас обоих очень ранимые натуры, — добавил он, вызвав оглушительный смех. — Коэн, каково их положение на сырьевом рынке? — Занимаются в основном золотом и нефтью. Как обычно. — С этого момента начинайте осторожно покупать фьючерсные контракты и на нефть, и на золото. Если мы начнем играть на повышение — не без помощи американцев, которые готовят вторжение в Ирак — российским властям будет легче решать свои проблемы. Мы должны привлечь их на свою сторону. Действия наших оппонентов на московском рынке уже обеспокоили их. Я хочу, чтобы в конце нашим врагам некуда было бежать. Коэн, покупайте как можно незаметнее. Пусть это займет столько времени, сколько вам потребуется — даже год, если необходимо. Фердинанд, верни назад Антонова, где бы он сейчас ни был. Проект трубопровода откладывается sine die.* Я не хочу распылять ресурсы, принимая на веру утверждение американцев, что они способны контролировать афганцев; кроме того, наши друзья в Москве могут расценить наши действия, как недостаток уверенности в российской мощи. Они крайне чувствительны к таким вещам. Господа, я не желаю никаких провокаций в их адрес с нашей стороны. Это ясно? — присутствующие закивали. — Михаэль, попроси Горана заглянуть ко мне сегодня. Кроме того, я хочу, чтобы ты разработал несколько сценариев полномасштабных ответных ударов в ближайшие два года. — Я не думаю, что они успокоятся, празднуя свою так называемую победу. Это тупик, — проворчал Михаэль, недовольный тем, что его план отвергли. — Я тоже так не думаю, поэтому ожидаю, что вы с Гораном предпримете несколько маневров, чтобы держать Морозова в напряжении. Но так, чтобы они не увидели связи с нами. Желательно, чтобы это были какие-нибудь проблемы на их внутреннем фронте, — строго добавил Конрад. — Лёвенштайн, как себя чувствует ваш отец? — Гораздо лучше, сир, спасибо. Уже планирует побег в Кёнигсхалле из-под всевидящего ока моей матери. Он сказал, что режим, прописанный доктором, убивает его медленно и болезненно, — ответил мужчина, сидящий напротив меня. — Он определенно выздоравливает, если уже замышляет планы против своей жены, — засмеялся Фердинанд, тем самым подав другим знак, что уже можно свободно общаться. Михаэль завел разговор со своими партнерами и Конрадом. А я пытался осмыслить то, что сейчас услышал, и понять, почему был сюда приглашен, а не отослан прочь с Хайндриком, как это делалось раньше. Когда обед закончился, все ушли к себе, и я остался с Конрадом в его кабинете. — Иди сюда, Maus, сядь рядом. Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он, направляясь к большому кожаному дивану у окна. Я осторожно подошел и сел, ожидая, что он скажет. Он приобнял меня, привлекая к себе, а другой рукой взял за подбородок. — Гунтрам, как ты мог понять из сегодняшнего разговора, наши компании испытывают определенное давление со стороны конкурирующей группы из России. Должен признать, это потому, что мы недооценили их силу, и они ухитрились нанести ущерб нашему бизнесу в Восточной Европе. Мы должны были принять ответные меры, чтобы остановить их, и к этому моменту кое-что уже предпринято, но эта война только начинается. — Что они сделали? — Боюсь, что это конфиденциальная информация, дорогой. Скажу только, что я уже потратил несколько миллиардов, чтобы сохранить наши инвестиции в недавно приватизированные компании и ценные бумаги. Мне пришлось ликвидировать несколько прибыльных проектов, чтобы иметь на руках средства для минимизации последствий массовой продажи ими ценных бумаг в России, Чехии и Польше. Нам удалось остановить кровотечение, если можно так выразиться, и предотвратить небольшую часть потерь. Я полагаю, что они намерены отыграть в этих странах преддефолтный сценарий, чтобы отпугнуть возможных инвесторов и взять все под свой контроль. Неудивительно, что он был в плохом настроении и даже не разговаривал со мной. — Но Михаэль сказал, что это тупик. — Мне пришлось использовать все свое влияние, чтобы они потеряли несколько прибыльных контрактов по поставке стали некоторым европейским и американским компаниям. Я был вынужден продлить кредитные линии этим компаниям на очень удобных для них условиях, но невыгодных для меня. — Сочувствую. Я понятия не имел, — сказал я, чувствуя себя настоящим засранцем из-за того, как вел себя с ним последние дни. — Ничего страшного, милый. Ты имел право обижаться. Так вот что я хотел сказать: отныне ты во всем должен слушаться Хайндрика, твоя охрана будет усилена. Можешь посещать студию Остерманна хоть каждый день, но никаких других перемещений по городу. Ходить на лекции в университет будешь, но не вздумай покидать учебные помещения без телохранителя. — Конрад, это как-то слишком. Я ведь не имею отношения к твоему банку! — Этот человек, Морозов, опасен. Когда он потерял контракт с грузинским правительством, наш основной представитель в Грузии погиб в странной автокатастрофе. Местная полиция ведет расследование, но в твоем случае я не желаю неоправданно рисковать. Однажды я уже чуть не потерял тебя из-за своей самонадеянности, — взволнованно пробормотал он, видимо, вспомнив Буэнос-Айрес. — Пожалуйста, милый, поверь мне и без жалоб сделай, как я прошу. Большинство этих новых богатых русских сделали свои состояния очень быстро и сомнительными способами. Трудно сказать, что там было законно, а что нет. После коллапса в 1991 году многие криминальные организации легализовались и стали получать огромные прибыли. Новое руководство пытается восстановить власть государства, но это займет время. Я имею основания полагать, что следующий шаг Морозова будет вне финансовой сферы, потому что тут ему меня не переиграть. — Что, если он решит расправиться с тобой? — испуганно спросил я. — Нет. Это было бы самоубийством для его организации. У него нет достаточно средств и мощи для прямой атаки на нас. Даже если я буду убит, другие займут мое место и отомстят за меня. В этом случае последствия для него и его партнеров будут катастрофические. — Но ты-то будешь мертв, — пораженно прошептал я. Он прижал меня к себе и стал успокаивать. — Ничего подобного не случится. Это не первый раз, когда я имею дело с жесткой конкуренцией. Чего только не случалось за последние двадцать лет. Отличие только в том, что сейчас я беспокоюсь за тебя. Мне очень нужны твои поддержка и понимание. Я попытался улыбнуться: — Я сделаю все, что ты скажешь, и не стану жаловаться. — Хороший мальчик. Мне надо ехать в Азию по делам; когда вернусь, не знаю. Веди себя хорошо и прилежно занимайся у Остерманна. А мне достаточно знать, что ты доволен и в безопасности. — А ты? Ты сам будешь осторожен? — Разумеется. Как всегда. Я никому не позволю лишить меня возможности жить с тобой. Мне было нелегко тебя заполучить, — очень серьезно сказал он, взяв мое лицо в ладони и целуя. — А сейчас ступай. Мне надо поговорить с Михаэлем и Гораном. — До свиданья, Конрад, — я поцеловал его в ответ. — Мы увидимся быстрее, чем ты думаешь. --------------------- sine die (лат.) — на неопределенный срок