"21"
9 августа 2015 г. в 14:52
17 августа
Как я обнаружил этим утром, Конрад уехал. В Монтевидео. (1) Вернется в понедельник днем. Вот тебе и воскресенье вдвоем… День заканчивается, и я — полная развалина.
Как будто мало мне было волнений от разговора с этим засранцем, так еще и Конрад не вернулся со своего ужина (?). Покрутившись в постели, я заснул и проснулся только утром. Его сторона постели была нетронутой. Может, он ушел в другую спальню? Я встал и пошел посмотреть, нет ли его там.
В гостиной, вытянув ноги, на диване с деловитым видом сидел Хайндрик в темном костюме и читал отчеты. Профессионал!
— Ты знаешь, где герцог? — спросил я его.
— Я отвез его утром в аэропорт, очень рано, в шесть часов. Он полетел в Монтевидео на встречу. Завтра в обед вернется. Сказал, чтобы я взял тебя погулять, куда захочешь. Но сначала позавтракай, а я сменю вчерашний костюм.
— Ты что, вообще не ложился?
— Нет. Прием закончился в четыре утра, и герцог решил успеть на проклятый самолет. Он улетел с Майером, Горовицом и этой горячей девочкой, Вероен. Нам всем пришлось побегать. Тебе же предлагается остаться в отеле и навестить одного из своих друзей. Блакье. Он устраивает вечеринку-барбекю, как сказала герцогу та дама-декоратор, и ты приглашен. Мы должны быть там к часу.
Услышав это, я застонал. Не хочу туда идти!
Я позавтракал внизу, потому что суетящийся дворецкий действовал мне на нервы. Позже ко мне присоединился Хайндрик. Бедный парень действительно выглядел очень усталым. Он ведь остался со мной один — Ларс и остальные телохранители улетели с Конрадом. Мне было его жалко, и я решил не доставать его и послушно пойти на проклятую вечеринку, чтобы он мог немного расслабиться. Дом, куда мы собирались, находится в Сан-Исидро, рядом с речным оврагом. Дом — не совсем подходящее слово. Скорее, особняк в северо-французском стиле с десятью акрами садов, выходящих на маленький частный пляж у реки. Я раз или два был там на дне рождения Коко. Эти сады невероятно красивы, и, пожалуй, ради них я мог бы пойти на жертву и потерпеть нетактичные расспросы одноклассников о моей личной жизни и сексуальных предпочтениях, а они (расспросы) обязательно будут, поскольку, я уверен, они уже всё знают.
— Хайндрик, ты в состоянии вести машину до Сан-Исидро? Выглядишь, словно вот-вот заснешь.
— Я не сяду за руль. Возьмем шофера. Тебе будет полезно пообщаться с другими людьми. Помнишь, что я тебе говорил?
— Да. Ладно, поедем. Надень что-нибудь попроще. Они решат, что ты коммивояжер.
— Очень смешно.
К двенадцати он был готов к выходу и выглядел, как молодой человек из высшего общества. Иногда я думаю, что его барские замашки имеют под собой основание. Мы сели в машину и чуть не поругались, когда я обнаружил, что у него с собой оружие. Его любимый Глок.
— Хайндрик, нам не понадобится убивать коров для барбекю. Все сделают до нас.
— Никогда не знаешь, чем закончится день. Позволь мне делать свою работу, ладно?
— Зачем тебе автоматический пистолет на вечеринке?
— Зачем ты сунул в карман пальто карандаш и блокнот?
Я скривился и отвернулся, уставившись в окно. Мы приехали вовремя, но дом уже был полон народу. В основном людьми среднего возраста. В отдалении я заметил Малу, разговаривающую с гостями, и решил подойти поздороваться.
— Здравствуй, Гунтрам. О, ты привел своего шведского друга. Боюсь, тебе придется напомнить мне его фамилию, — сказала она, представив меня своим гостям.
— Лейтенант Хайндрик Хольгерсен Валленберг, к вашим услугам, мадам.
— Валленберг — это как у владельцев нефтяной компании? — спросил один из мужчин, надменно взглянув на него.
— Компания принадлежит моему деду, — коротко ответил Хайндрик, заставив окружающих разинуть рты.
ЧТО? Хайндрик родился с серебряной ложкой во рту? В его случае, скорее, с платиновой. Теперь я понял, почему иногда он так себя ведет. Но почему он возится со мной, когда мог бы заниматься чем-нибудь поинтереснее? Надо будет потом у него спросить.
Я поинтересовался у Малу, где Коко, и она отослала меня в другую часть сада, где «общается молодежь». А бедный Хайндрик попал в ее цепкие ручки, и ему пришлось слушать, как хороши были фиорды во время круиза, в который она ездила в 1998 году, и так далее, и тому подобное…
В молодежной зоне наблюдалась повышенная концентрация Истинно Верующих в Polo Ralph Lauren. Попадались и адепты Lacoste, но их было явно меньше. Я собрался с духом. Давай же, Гунтрам! Тебе приходилось сидеть за одним столом с банкирами и представителями старой европейской аристократии, а тут всего лишь твои ровесники. Только Коко, Хуан Хосе, Почоло, еще один парень, которого я не помню, и четыре хорошенькие девушки.
— Привет, Гути, ты получил мое сообщение! Иногда все-таки включаешь телефон? — крикнул Коко, помахав мне рукой.
— Привет, Коко. Спасибо за приглашение.
— Не за что. Тетя Малу только и говорит, что о доме герцога. Кстати, выглядишь гораздо лучше. Извини, что затащил тебя на барбекю в честь дня рождения моего отца, но другой возможности повидаться не было.
Меня познакомили с девушками, его кузинами, которые с интересом стали расспрашивать меня о жизни в Цюрихе, о тамошней моде (???), катаюсь ли я на горных лыжах (ага, конечно, с больным сердцем), видел ли я там каких-нибудь богачей или знаменитостей (в общем-то нет, я же живу не в Гштате или Церматте. Один раз ездил в Давос, но там не было горячих парней). Ребят больше интересовала моя учеба в университете, футбольные команды (Швейцария же знаменита своим футболом!!!), часы (вот этот вопрос по делу) и шоколад. Наконец они добрались до щепетильной темы, о которой обычно все хотят знать, но никто не решается спросить. Девушки немного похихикали и решили вернуться в дом, поскольку в саду становилось слишком холодно.
— Тетя сказала мне, что ты живешь с этим человеком. Это правда? — прямо спросил Коко.
— Да, я живу с Конрадом фон Линторффом. Он — мой бойфренд, — решительно сказал я. Лучше, чтобы они уяснили, как обстоят дела, раз и навсегда.
Конрад бы разозлился, если б услышал, что его назвали бойфрендом. Он называет меня консортом (?) или компаньоном.
Повисло тяжелое молчание, словно они переваривали информацию.
— Ты выглядишь не так, — пробормотал Хуан Хосе.
— А как я должен выглядеть? — спросил я его, глядя прямо в глаза. Он смутился и отвел взгляд. — Да, я живу в другой стране с мужчиной старше себя, и я его люблю. Тебя что-то смущает?
— Нет, нет, я другое имел в виду, — поспешно ответил Хуан Хосе. — Я давно тебя знаю, и ты выглядишь теперь совсем не так, как тот Гунтрам, которого мы все знали. Раньше ты все время смущался и мало говорил, а сейчас ты ведешь себя уверенно, с достоинством.
— Моя тетка удивилась, что ты смог так долго с ней разговаривать, и что ты ухитрился поставить ее на место, когда она начала пускать слюни на Линторффа. Я имею в виду, ты живешь со страшно богатым человеком, а мы все считали тебя глупеньким. Настоящим лузером, — добавил Коко.
— Я встретил его в Венеции, и мы влюбились друг в друга. Что тут такого?
— Ну и как оно? — спросил незнакомый мне парень.
— Прости?
— Такая разница в возрасте. По словам моей матери, он годится тебе в отцы.
Теперь я вспомнил: он — сын Малу.
— Нормально. Я ее не чувствую.
— У вас это серьезно?
— Надеюсь.
— Но про девушек ты не забываешь? Понимаешь, о чем я, — спросил Коко.
— Нет, это было бы обманом! Я его слишком люблю, чтобы изменять.
— Ты был в Женеве? Я слышал, что там за полцены можно купить отличные часы. Те, что на тебе, очень недурны.
Вот и все вопросы. Возможно, Корина была права. Я учился в школе, где самая большая концентрация идиотов во всей Аргентине.
К двум часам сады наполнились людьми, и у меня наконец получилось избавиться от одноклассников и их кузин. Неподалеку я заметил бедного Хайндрика, пойманного двумя дамами лет тридцати — не каждый день встретишь внука шведского нефтяного магната, молодого и неженатого.
Разболелась голова. Наверное, переволновался, защищая свои отношения с Конрадом. Я решил убраться подальше от толпы, осаждающей буфет, и пошел по направлению к большим ивам, растущим на берегу речного оврага. Там имелись удобные скамейки.
Хотелось побыть в одиночестве, даже несмотря на холод. Я снял перчатки, пониже натянул рукава свитера и достал из кармана пальто блокнот с карандашом. Неподалеку от меня по веткам скакала маленькая ржаво-красная птичка. Hornero. (2) Давно я их не видел. Эта, должно быть, ищет свежую глину для постройки гнезда. Я принялся рисовать его и деревья вокруг. Через некоторое время я почувствовал, что кто-то сел на скамью рядом со мной, но я был слишком увлечен, чтобы реагировать.
— Главные соперники Линторффа за твое внимание — вовсе не люди, а карандаши! — засмеялся кто-то рядом, заставив мою кровь заледенеть. — Здравствуй, Гунтрам. Мы снова встретились — как я и обещал.
Это был Константин Иванович Репин.
Я неверяще уставился на него.
— Я получил твое сообщение, ангел, — сказал он, мягко улыбаясь и пристально глядя мне в глаза.
Я хотел было уйти, но он оказался быстрее и успел схватить меня за руку даже прежде, чем я встал.
— Шшш, ангел. Не бойся. Я никогда не сделаю тебе ничего плохого. Ты же не хочешь, чтобы мои люди позаботились о твоем телохранителе? Похоже, Линторфф много тебе обо мне рассказывал.
— Пожалуйста, отпустите мою руку. Нам не о чем разговаривать, — я попытался вырваться, но он еще сильней стиснул мне левое запястье. Завтра там будут синяки. Я прекратил попытки сбежать, и он отпустил меня.
— Ты всегда был очень стеснительным. Позволь мне посмотреть, что ты рисовал, — он вытащил блокнот из моих ослабевших рук. Я замер, глядя на него, как идиот, пока он листал страницы. Как он тут оказался? На другом конце света?
— Они гораздо лучше, чем прежние. Более раскрепощенные.
— Прошу вас, мистер Репин, позвольте мне уйти. Возьмите себе рисунки, если хотите.
— Почему ты стал так бояться меня? До этого тебя не особо пугало мое восхищение твоими работами.
— Ситуация изменилась.
— Это из-за моего бизнеса, ангел?
— Не называйте меня так.
— А как тогда?
— Никак. Простите, если мое поведение ввело вас в заблуждение, но я никогда не был заинтересован в вашей привязанности. У меня серьезные отношения с другим человеком. Мне не нравится то, как вы проявляете свое внимание, и мне не нравится, что вы, похоже, шпионите за мной.
Проклятье! Я только что велел русскому бандиту отваливать.
В ответ он рассмеялся.
— Ты до сих пор должен мне ужин, ангел. Давай поужинаем сегодня вечером у меня и во всем разберемся без вмешательства Линторффа.
— Я ни за что не поеду к вам! — крикнул я. — Как вы вообще сюда попали?!
— Я один из лучших клиентов и инвесторов Блакье. Естественно, меня позвали на его день рождения. То, что их сын пригласил тебя — дополнительный бонус. Избавиться от Линторффа было непросто. В девять вечера нормально? Я пришлю за тобой машину.
— Нет!
— Либо ты приходишь (можешь взять с собой своего телохранителя) — и я клянусь, что ничего тебе не сделаю, либо я сам приду к тебе, и, поверь, ничто не помешает мне тебя забрать, — заявил он, так неистово глядя на меня, что мне стало нехорошо. — Я всего лишь хочу поговорить с тобой, ангел. И всё.
— Я не хочу идти. Алексей рассказал мне, кто вы.
— Неужели ты думаешь, что я сделаю тебе что-нибудь плохое после того, как почти три года искал, как к тебе лучше подобраться? Считаешь, я настолько примитивен, что один ужин и изнасилование утолят мое желание? Нет. Я хочу, чтобы ты был со мной по собственной воле, и я хочу видеть искреннюю любовь в твоих глазах, когда ты смотришь на меня. Хочу все то, что Линторфф украл у меня.
— Неужели вы думаете, что я добровольно пойду к такому человеку, как вы?
— Сегодня вечером в девять. Будь готов. Скажи Линторффу, пусть еще раз обдумает мое предложение.
— Если вы хотите поговорить, приходите ко мне. В ресторан нашего отеля, и мой телохранитель будет присутствовать, — твердо сказал я.
Он с минуту размышлял.
— Ладно. Но чтобы не было Линторффа. Не желаю, чтобы он все испортил.
— Я ему сообщу о нашей встрече. Он — мой компаньон, и я не собираюсь его обманывать.
— Как пожелаешь. Будет интересно проверить, кого он любит больше: тебя или свои банки. Из Нью-Йорка сюда лететь одиннадцать часов, — очень довольно сказал он. — Не пытайся за это время сбежать из страны. Ты не доберешься даже до аэропорта, а твои люди будут убиты.
Он поднялся со скамьи и ушел. Я бросился в противоположном направлении, высматривая Хайндрика. Он с кем-то разговаривал, я извинился и отвел его в сторону, в уединенное место.
— Тревога, Хайндрик. Репин здесь.
— Знаю. Вокруг полно русских. Но не бойся, они тебе ничего не сделают — слишком много народу.
— Если бы… Репин просто взял и приказал мне ужинать с ним сегодня вечером, а если я откажусь, ты будешь мертв.
— Эти русские — само очарование, — фыркнул Хайндрик. — Ты уже позвонил герцогу?
— Еще нет. Что он делает в Нью-Йорке? Ты говорил о Монтевидео.
— Он здесь, а не в Нью-Йорке. (3) Идиот Репин купился. С проблемой в Нью-Йорке разобрался Горан, в своей излюбленной манере. Позвони герцогу и спроси, что тебе делать.
Я достал телефон и набрал номер Конрада. Хайндрик был совершенно спокоен, а я на грани нервного срыва. После двух звонков я услышал обычное: «Минуту». Отлично! Он занят, а я его отрываю.
— Здравствуй, котенок. Прости, что не смог вчера с тобой попрощаться, — весело сказал он. Его бодрый тон показался мне сейчас неуместным.
— Конрад, на том приеме, куда ты меня отправил, был Репин. Он хочет встретиться со мной в ресторане отеля сегодня вечером, потому что считает, будто ты в Нью-Йорке. Он сказал, что убьет Хайндрика, если я попытаюсь поехать в аэропорт.
— Ясно. Не волнуйся. Оставайся пока у Блакье, а Хайндрик организует вылет в Монтевидео из маленького аэропорта в центре города. Завтра в полдень мы с тобой вместе улетим в Цюрих.
— Я не хочу рисковать жизнью Хайндрика!
— Больше доверяй ему. Он вполне способен справиться с ситуацией. Не дергайся и позволь Хайндрику делать его работу. А сейчас передай ему трубку, котенок. Увидимся вечером.
Раздраженный и сердитый, я со словами «босс хочет тебя» сунул телефон Хайндрику. Тот отошел в сторону, говоря по-немецки. Эти двое и Репин совершенно ненормальные! Я стал ходить взад-вперед, пытаясь успокоиться.
— Все улажено. Мы уйдем отсюда в пять и поедем по направлению к отелю. По пути остановимся у «Хорхе Ньюбери» (4) и сядем на самолет в Монтевидео в 18:35. К сожалению, там нет бизнес-класса. Придется лететь с вонючей толпой. Мучение.
— Ты ненормальный? Репин убьет тебя. Он так сказал. Кроме того, у меня с собой нет паспорта.
— Твой паспорт у меня, и твой лэптоп, плюс немного одежды в маленькой сумке. Их захватил шофер. Это будет похоже на романтический побег со мной, Гунтрам, так что держись поближе ко мне и делай все, что я скажу. Повеселимся!
— Ты, и правда, того! Собираешься дурачить русскую мафию?
— Подумай сам, парень, не могу же я упустить такую возможность утереть нос Алексею на следующие двадцать лет!
— Ты совершенно свихнулся, Хайндрик, — я уже почти сдался.
— Где твой авантюризм, Гунтрам? Это будет здорово. Сейчас пройдись туда-сюда, но ни с кем не прощайся. Веди себя естественно.
Это было ужасно — специально заводить малосодержательные разговоры с моими бывшими одноклассниками. Я немного успокоился, обнаружив, что Репина нигде не видно. Возможно, он со своими друзьями уже покинул дом.
Без пяти пять ко мне подошел Хайндрик и сказал, что ему нужно со мной поговорить.
Мы быстро направились к входной двери, и сразу же подъехала наша машина. Хайндрик затолкал меня внутрь мерседеса. Наш водитель нарушил все дорожные правила, какие только есть в этой стране, и даже больше. Хайндрик и бровью не повел. А меня чуть не стошнило. Пятидесятиминутная дорога заняла у нас двадцать пять минут. Водитель остановился у пассажирского входа аэропорта, и Хайндрик буквально выпихнул меня из машины. Я едва успел схватить сумку с лэптопом.
Он стремительно направился (я почти бежал за ним) к справочному столу авиакомпании, чтобы забрать наши билеты. Девушка за стойкой сказала, что произошла ошибка, и я чуть не умер на месте. На этот рейс у нее остался только бизнес класс, и цена довольно высока. Хайндрик чуть не прыгал от счастья.
Нас не проверяли, поскольку у нас с собой был только лэптоп и маленькая сумка.
Я чуть не убил Хайндрика, когда ему вдруг понадобилось на жалких четверть часа сходить в VIP-зал. Пришлось наорать на него, и он согласился идти сразу к нашему выходу на посадку… с одной остановкой в дьюти фри — ему захотелось посмотреть на конную упряжь.
— Что? Да ты представляешь, сколько это стоит в Копенгагене?! Моя младшая сестра хочет такое для своей кобылы. Расслабься. Приключение закончилось.
В самолете он стал жаловаться стюардессе, что шампанское — местное, и у них нет ни Дом Периньон, ни даже Моет Шандон. К счастью, летели мы всего сорок пять минут.
Мое облегчение, когда мы приземлились в аэропорту Карраско в Монтевидео, было так заметно, что Хайндрик сказал:
— Не знал, что ты боишься летать.
Мы вышли из самолета в здание аэропорта, и я направился к выходу, Хайндрик за мной. В этот момент у него зазвонил телефон. Он коротко переговорил по мобильнику и бросил мне:
— Изменение планов. Мы летим в Цюрих сегодня вечером.
— Конрад сказал, что мы собираемся в город, — запротестовал я.
— Нет. Шофер довезет нас к самолету, и мы вылетим в одиннадцать вечера. У герцога еще не закончились встречи.
До самолета мы добрались без осложнений, но Конрада нигде не было видно. Я подавил разочарование и, устроившись на одном из диванов, открыл лэптоп. Хайндрик последовал моему примеру, но сначала заказал Мари, стюардессе, кофе и чай. Он выпил свою чашку и ушел в носовую часть салона.
Я размышлял, кого мне хотелось бы прибить первым. Репина — этого ненормального сталкера с кучей денег, или безответственного Конрада за то, что отправил меня на этот идиотский прием, скорее всего, зная, что там будет Репин, потому что Конрад не в Нью-Йорке, как все думают, и у него был готов «план побега» на случай, если объявится Репин? Последним, но не менее виновным, был Хайндрик.
Что произошло в Нью-Йорке? Почему Репин решил, что этого достаточно, чтобы Конрад оторвал от стула свою царственную задницу и помчался в Штаты? Что имел в виду Хайндрик, когда сказал, что Горан уладил дело в своей излюбленной манере? Он же знает о финансах еще меньше моего.
Зазвонил мой телефон. Я выудил его из кармана и, не посмотрев на экран, рявкнул:
— Конрад, если ты думаешь, что мне было ужасно весело бегать от русских за самолетами, тогда… — я проглотил множество просившихся на язык испанских, немецких и английских слов, — тогда ты очень ошибаешься!
— Похоже, не я один недоволен Линторффом сегодня вечером. Рад, что ты благополучно добрался в Уругвай, ангел.
Я побледнел, душа ушла в пятки.
— Мистер Репин, вы угрожали убийством моего телохранителя.
— Зови меня Константином. Не могу отрицать, что Линторфф до сих пор не растерял хватки, но я считал его способным на большее, чем дурачить меня, как ребенка. Я надеялся, что мы сможем разрешить проблему мирно, но он объявил мне войну. Не мог бы ты передать ему, что я беру свое предложение обратно, мой ангел? — мягко сказал он, но от его тона у меня тряслись поджилки.
— Мистер Репин… Константин, пожалуйста. Вам нет необходимости конфликтовать друг с другом. Думаю, мы могли бы просто поговорить обо всем этом.
— Я не сержусь на тебя, ангел, и принимаю твое предложение поговорить, но в следующий раз, когда мы увидимся, я уже не буду так снисходителен к тебе. Мне нужно разогнать туман, который напустил Линторфф у тебя перед глазами. Кстати, мне прислать твой блокнот в Цюрих? — мягко спросил он.
— Нет. Оставьте у себя, — ответил я, надеясь, что предложение мира его успокоило.
— Это очень щедро. Спасибо тебе. Когда ты работаешь угольным карандашом, выходит легко и изящно. Чем-то напоминает Бронзино.
— Бронзино был одной из причин, по которым я приехал в Европу. В то время во Флоренции проходила его выставка. Я учился рисовать, копируя его картины с репродукций в книге из школьной библиотеки. Гораздо позже я начал копировать других, всегда при этом используя уголь или мелки — их легче достать. К карандашам я перешел позже, когда мне было одиннадцать-двенадцать лет. В четырнадцать появилась акварель и темпера. Но хранить яйца (5) в частной школе довольно затруднительно — другие студенты используют их для коктейлей. В итоге я отказался от использования оригинальной техники приготовления темперы и стал брать готовые краски, которые больше похожи на гуашь, — взахлеб тараторил я.
Гунтрам, ты не только идиот, но и сумасшедший. Он же маньяк, а ты ему рассказываешь историю своего «артистического становления». Дерьмо. Мой язык действует совершенно отдельно от мозгов.
— Каких художников тебе нравилось копировать?
— Первым был Бронзино, а потом Перуджино, Альбертинелли и кое-что Рафаэля, но не много. Мне хотелось достичь их изобразительной точности, больше ничего. Позже я открыл для себя готику с Джотто, Дадди, Каваллини, Чимабуэ, Джентиле да Фабриано и Фра Анджелико. Меня привлекала мягкая красота лиц и сбалансированность. Как использовать свет, я начал понимать, когда мне было пятнадцать или шестнадцать, не раньше, с фламандскими художниками. Я мог его имитировать, но я не знал, как воспроизвести его самому. У Вазари и Микеланджело я полюбил их геометрическое совершенство. В финале был Леонардо да Винчи. Но им можно только восхищаться, а не копировать. Он слишком велик для меня.
— Ты никогда не брал уроков рисования?
— Только те, что были в школьной программе. Я скопировал сотни картин, прежде чем начать рисовать с натуры. Может, поэтому-то у меня и нет стиля, и рисую я то, что мне нравится. Очень непрофессионально. Когда я приехал в Европу, самым большим впечатлением для меня стало увидеть подлинники этих картин. Они дышат жизнью, и ни одна фотография не может этого передать.
— Я не ошибся, когда сказал, что у тебя классическая техника. Ты учился у классиков, а потом стал рисовать сам.
— Моими первыми покупателями были дети из трущоб — я делал им карточки. Я должен поблагодарить вас за деньги, которые вы заплатили за мои картины маслом с выставки. Они были отправлены в Аргентину. Если честно, они столько не стоят. Вы дали слишком много, даже для благотворительности.
— Я получаю огромное удовольствие, глядя на них. Они сейчас в Москве. Почему ты сейчас пишешь маслом, хотя темпера больше соответствует твоему стилю?
— Не знаю. Просто пробую. Остерманн велел мне писать маслом, чтобы я научился сначала думать, прежде чем что-нибудь делать; и, работая маслом, проще скорректировать ошибки, чем когда пишешь темперой или акварелью. Полагаю, он хочет, чтобы я рисовал то, что чувствую, и в процессе не задумывался бы о технике, зная, что все можно исправить. Он сказал, что я слишком много думаю и сдерживаю себя, — объяснял я ему.
Когда наш разговор превратился в приятельский?
— Гунтрам, с кем ты там болтаешь? — крикнул Хайндрик.
— С одним знакомым с приема Блакье.
Почти правда. Не хочется долго объяснять ему, почему я беседую с Репиным уже десять минут.
— Закругляйся, потому что герцог уже здесь, — приказал он мне и побежал к хозяину вилять хвостом.
— Так что, Гунтрам, со мной не так уж сложно разговаривать, да? — спросил Репин, когда я снова вернулся к телефону.
— Да, но больше я не смогу. До свиданья.
— Если мое присутствие тебя беспокоит, я мог бы тебе звонить.
— Это плохая идея. Я должен идти. Простите.
— Только чтобы поговорить. Возможно, нам с Линторффом не обязательно ссориться из-за тебя. Я не обещаю, что мы мирно разбежимся по своим углам, но я мог бы попробовать, — искушал меня Репин. Могут ли эти двое перестать воевать? Стоило хотя бы попытаться.
— Хорошо, но не зовите меня ангелом. Звучит жутковато. Как-то чересчур. Пока, — я отключился, услышав, что идет Конрад.
Неужели я только что согласился на новый разговор с мафиозным боссом, который совсем недавно угрожал начать войну с моим любимым человеком? Это уже не просто идиотизм. Это полное сумасшествие. Вот я дебил! Конрад убьет меня, если узнает. Я вдруг осознал, что в первый раз сам так много рассказывал о себе. Обычно я только слушаю, как другие оценивают меня. Непривычно.
— Здравствуй, Maus, — поприветствовал меня Конрад, быстро и ласково целуя в губы. Я смущенно вернул поцелуй.
— Привет, ты вернулся, — я улыбнулся, чувствуя легкий укол вины, хотя для этого не было никаких причин. Это был просто дружеский разговор! «Ага, он всего лишь хочет поболтать с тобой, — усмехнулся мой внутренний голос. — В следующий раз вы обсудите палитру Джотто. Очнись, он — враг Конрада! Братец, ты попал!»
— Мы скоро взлетаем, — сказал Конрад.
— Я рад вернуться домой. Мне хватило приключений на целый год.
— Мы летим на неделю в Лондон. Надеюсь, в этот раз мы сможем вместе погулять по городу.
— Но там живет Репин! Я не хочу с ним встречаться!
— Твой большой план состоит в том, чтобы любой ценой избегать Лондон? В самом деле, Гунтрам, тебе надо научиться контролировать свои страхи и не позволять им управлять своей жизнью! — раздраженно проговорил Конрад.
— Кстати, Репин передал тебе сообщение: ты должен еще раз обдумать его предложение. Можешь объяснить, что он имел в виду?
— Это его слова?
— Более-менее. Точно помню, он сказал слово «предложение» и «обдумать его». Ты мне не ответил.
— Один незначительный вопрос между мной и ним.
— Вопрос, из-за которого я оказался втянут в вашу личную вражду.
— Котенок, это касается только меня и его. Он хочет кое-что, что мне дорого, предлагая в обмен то, что может принести выгоду моим партнерам. В любом случае, договариваться с ним о чем-либо нелогично. Он — преступник. Как я могу верить его слову? Как только он получит тебя, он снова нападет на меня, но уже по какой-нибудь другой причине. Мы должны решить этот вопрос сами.
— Может быть, мне стоит поговорить с ним в нейтральной обстановке? Возможно, мы достигнем взаимопонимания, — предложил я.
— Я уже представляю себе, как это будет. Ты пойдешь и скажешь ему прямо в лицо, что ты любишь меня, и он сразу исчезнет. Великолепная идея. И что я сразу не подумал об этом? Возможно, Алексей посоветует тебе, как лучше вести переговоры с Репиным, пока тот будет пытать тебя за то, что ты не хочешь ему подчиниться, — саркастически сказал Конрад.
Вообще-то я только что это сделал, и Константин не разозлился и не взорвался. Рассмеялся мне в лицо — это да. Он вел себя вполне цивилизованно и вежливо, слушая, как я рассказываю о себе, и не читал мне лекций о том, что я должен делать, а что нет.
О чем я думаю?! Он — убийца! Они по определению не могут быть вежливы и добры! У меня чуть сердечный приступ не случился, когда он прислал мне книгу. Нет, я точно ненормальный! Другого объяснения нет.
— Репин абсолютно уверен, что ты уехал в Нью-Йорк. Почему? Что-то случилось? — спросил я.
— Так и планировалось: я специально прилетел из Буэнос-Айреса коммерческим рейсом в Монтевидео, чтобы здесь пересесть на наш самолет. А случилось вот что: один из наших сотрудников в США, против которого имеются более чем очевидные свидетельства его педофилии (6), решил заключить сделку с Федеральной прокуратурой, предоставив им список наших американских партнеров, уклоняющихся от уплаты налогов. Если бы эта сделка состоялась, это стало бы катастрофой. Сейчас ситуация под контролем. Я уверен, что это Репин передал в прокуратуру видеозапись посещения этим человеком его борделей. В таких местах, с детьми, можно заработать очень большие деньги.
Меня затошнило.
— Гунтрам, просто держись подальше от Репина, и всё уладится: ему либо со временем надоест преследовать тебя, либо потери от вражды со мной станут слишком большими, чтобы продолжать игру. Дай мне время.
____
Примечания переводчика:
(1) Монтевидео – столица Уругвая.
(2) Hornero (исп.) = Рыжий печник, небольшая певчая птица из отряда воробьиных, обитающая в Южной Америке.
(3) Монтевидео находится недалеко от Буэнос-Айреса, всего в трехстах километрах.
(4) «Хорхе Ньюбери» - аэропорт в Буэнос-Айресе для внутренних авиалиний.
(5) Яйца используются при приготовлении темперных красок, как связующий элемент.
(6) Переводчик написал «педофилия» вслед за автором, хотя, конечно, здесь имеется в виду преступление против половой неприкосновенности ребенка, а не сексуальная ориентация.