За гранью

Гостиная Грифиндора встретила запыхавшихся от быстрого шага Гарри и Рона знакомым потрескиванием поленьев в камине и вдумчивыми взглядами множества лиц с портретов. Гермиона же обнаружилась на своем привычном месте: в глубоком уютном кресле возле того самого полыхающего камина, вся обложенная пыльными фолиантами. — О, Герми, ты тут, а мы как раз тебя искали, — с порога радостно возвестил Рон. Гермиона как обычно даже не обернулась на звук, но махнула рукой у себя над головой в знак приветствия. — И, что вы нависли надо мной, как дамоклов меч, позвольте спросить? — не отрываясь от чтения, нарочито строгим голосом произнесла юная волшебница. — Герми, тут такое дело, понимаешь, мне, конечно, неловко снова тебя просить… Ты и так очень много нам помогаешь, но у меня тут тренировка. И как бы важный матч, а тут Снейп, а я тут, а он и котел. Вот, — на одном дыхании выпалил Поттер, протягивая Гермионе свиток с заданием от преподавателя зелий. — Да, — громко подтвердил Рон, — вот такое тебе спасибо Гермиона, ну мы пошли? — Да, да, идите, идите, не мешайтесь только, увидимся на ужине, — скороговоркой произнесла Гермиона, по-прежнему, не отрывая взгляда от книги. Рон с Гарри уже были на полпути к выходу, как перед ними материализовалась Лили. — Здравствуйте, миссис Поттер, — поприветствовали женщину Рон и Гермиона. — Доброго дня, дети! Гарри, я слышала у тебя опять проблемы с зельеварением? Интересно, в чем же причина? — Мам, да это всё Снейп, что б ему пусто было! — Гарри, о преподавателе в таком тоне! К тому же о таком преподавателе как профессор Снейп. Он настоящий специалист в области зельеварения. В твоем возрасте Северус уже делал такие успехи в... — Он пристал ко мне с каким-то несуществующим — Так, во-первых, не перебивай старших, во-вторых, слушай мать — нарочито строгим голосом произнесла Лили, привычно заправив за ухо прядь прозрачных волос. Смысла в этом, конечно, уже не было, ведь и рука тоже была прозрачной. Но тело умерло, а привычка осталась. — Но мам! — … зельеварении. Представляешь, у него были исписаны все учебники, все тетради были в формулах и рецептах. Однако, зелья у него получались лучше всех на нашем потоке. На выпускных экзаменах Северус — Кажется это надолго, — шепнул на ухо Гермионе Рон. Юная грифиндорка была вынуждена согласиться с этим, отметив про себя, что с куда большим удовольствием сейчас бы сидела в библиотеке, чем наблюдала за очередным воспитательным моментом из жизни Поттеров. Сославшись на неотложные дела и послав Гарри, сочувствующие взгляды Рон и Гермиона быстро удалились из общей гостиной. Впрочем, Лили это даже не заметила, будучи полностью поглощенной разговором с сыном. Когда тяжелые старинные часы пробили пять вечера, и Гарри смирился с тем, что безнадежно опоздал на тренировку по квиддичу, Лили остановила свое повествование, вспоминая что-то еще о достижениях Северуса. Этой паузой Гарри немедленно и воспользовался — Хорошо, хорошо, он гений, я не спорю. Но ты, же сама его на дух не переносишь! Даже не спускаешься в подземелья, не выходишь в коридоры во время его дежурства! А всё потому, что Снейп… — Я делаю это ради него. Это единственное, что я могу сделать ради него — произнесла Лили с грустной полуулыбкой, и растворилась как дым, оставив Гарри в полной растерянности и с непонятным тянущим чувством в груди. Ради него, я делаю это ради него. Ради него и ради тебя, Гарри. Вы у меня вдвоем остались на всём этом свете. Вы на этом, Джеймс на том, а я? А я где-то между как туман, который, однако же, растает, как только выглянет Солнце, — размышляла Лили, качаясь на солнечных лучах. Для призрака даже самый тонкий свет вполне себе осязаем, в отличие от материальных вещей, поэтому и солнечные лучи для привидения — прекрасные качели. Вперед-назад, оттолкнуться и снова, всё быстрее и быстрее, а перед глазами проносятся полустертые обрывки воспоминаний. — Вот я и Петунья, нам лет по 9. Петунья злится на меня. Она думает, что хуже меня, потому, что не может колдовать. Она прекрасно рисовала, Петунья, да, у нее был талант. Краски были ее магией, а кисть волшебной палочкой, а я испортила ей жизнь. А она рисовала и ненавидела меня, рисовала и ненавидела, а потом просто ненавидела. А вот я и Северус. Нам по 9 лет и мы вместе, нам по 10 мы так близко как одно целое, нам по 11 — и мир чародейства и волшебства открывает свои двери. Нам по 12 — я рыжая, непоседа, болтушка — Гриффиндор, он — с черными, как ночь волосами, задумчив и молчалив — Слизерин. Это неправильно. Он — творец, а не змея. Для таких как он должен быть особый факультет — от возмущения Лили даже остановилась на секунду, но тут, же начала раскачиваться снова. — Я и Северус, и дальше я и Северус, и всегда я и Северус. А потом появился Джеймс — ленивый, высокомерный, заносчивый. Всё так, Северус, всё так. Прости его. Джеймс был честен и храб, весел и предан общему делу. На мне нет греха, я не солгала, когда выбрала Джеймса ни ему, ни тебе. В сущности, ты, Северус, мне ничего и не предложил. А я, я была слишком живой для твоего мира холодных звезд, зато теперь мы были бы с тобой завидной парой — «смеется» — если бы не одно но, я по-прежнему люблю Джеймса и я предала тебя. Перед глазами проносится новая картина, совсем свежая, ей нет и двух лет: темный коридор холодных подземелий. Влажный пол и сводчатые потолки, тускло мерцают факелы и ты, Северус, стоишь передо мной на коленях.