***
«Мальчик смотрел на сцену. Его глаза были широко распахнуты, рот приоткрыт в восторженном ликовании, а руки, аккуратно лежащие на коленях, побелели от напряжения. Со сцены лилась Музыка. Величайшие произведения Баха исполнял Лондонский симфонический оркестр, и мальчик с балкона смотрел на мужчину за роялем, который играл с такой самоотдачей, что от каждой сыгранной им ноты сердце заходилось от красоты и невозможности мелодии. Его пальцы с нежностью скользили по клавишам, рассказывая о тайнах мироздания и величии вселенной человеческого сердца. — Джон, милый, все закончилось, — женщина легко потрепала мальчика за плечо, когда отгремели аплодисменты. — Пойдем, папа нас ждет. Ты так увлекся? — Это было… нечто невероятное! Я хочу так играть! Так… передавать музыку! Чувствовать ее, говорить ею… Ты меня понимаешь? — Конечно, милый. Я уверена, что у тебя получится, — женщина ласково улыбнулась. — Но ведь придется много работать. — Да, но это все, чего я хочу». Джон резко вздрогнул и проснулся. Этот сон. Он давно не видел его. Чувство вины всплыло из глубин души, поднимаясь неведомым убивающим душу чудовищем. Он вспомнил, почему запретил себе подходить к роялю, сколько бед лежит на его руках, почему он не хотел писать, почему ушел в хирургию, почему оказался в Афганистане. Одна вина всегда тянет за собой другую. За окном была еще ночь, даже рассвета не намечалось на горизонте. Джон чувствовал себя подавленным и разбитым, но сон больше так и не пришел к нему. Зато пришла верная Муза, разделяющая горести его сердца. Уотсон расплатился за номер, поймал такси и поехал в студию. Город жил в ритме фонарей, светящихся вывесок, в ритме мелькающих фар, затихающих битов ночных клубов, разбегающихся стайками молодых людей, спешащих вернуться домой, чтобы успеть нацеловаться вволю и немного поспать перед утренними парами или сменами на работе. Огромное сердце города дышало и билось, не затихая ни на минуту, увлекая этим волшебным ритмом мыслей Джона к тому, о чем ему не хотелось думать, но о чем ему хотелось бесконечно вспоминать. «Дыхание неровное, сбивчиво ложится на влажную кожу, обжигает в прохладе комнаты, выбивает из равновесия, заставляя чувствовать обрыв где-то под ребрами, падая в наслаждение и сбивая пульс. Губы, дрожа, прикасаются к плечам, пальцы впиваются в запястья, тела выгибаются и прижимаются бедрами к бедрам». «Ты же знаешь, что любишь его?» — внутренний предатель собран как никогда и серьезен. — «Чем бы это ни было для него, ты — любишь его. Вся твоя музыка кричит об этом. Весь твой вид, твои взгляды, твои чувства, для тебя — это не интрига. Что толку в мнимом чувстве вины, если ты просто разлюбил Джеймса». «Я не просто разлюбил его. Я предал все, что было у нас с ним». «Он тоже». «Нельзя сравнивать эти вещи. Он оступился, а я предал его. Даже если я предал его во имя другой любви, я все равно виноват перед ним, и прощения не заслуживаю. Я никогда не думал, что в моей жизни появится кто-то кроме Джеймса. Я верил, искренне верил, что он все, что мне нужно. Я любил его, но я не узнаю его больше. Уже давно. Встретив Шерлока, я вдруг увидел все в ином свете, понял, что значит любить, услышал, на что способно мое сердце, понял, что даже просто любоваться этим человеком достаточно, чтобы быть счастливым. Я услышал в его игре знакомый язык, услышал музыку, которая умеет разговаривать, которая способна рассказать все. То, что я слышал еще в детстве, чего мечтал достичь. Я услышал его душу. И этого оказалось достаточно, чтобы мое сердце полностью подчинилось ему. Не знаю, что именно буду делать, но я не должен лгать Джеймсу». «Хорошо быть в ладу с самим собой. Надеюсь, что Шерлок тоже витает в таких возвышенных облаках. А то рискуешь вообще одному остаться». Студия встретила заспанным лицом охранника, тишиной и полутьмой комнаты. Свет Джону был не нужен, он устал от ламп, ему нужно солнце, рассвет, утро и чистый новый день, без вины в сердце, без ставшего привычным страха после последних недель с Джеймсом. День, в котором он мог бы слышать свое сердце и не спорить с ним. Первые звуки сорвались аккордами, неожиданно, едва только пальцы коснулись клавиш. Он видел в них город, он слышал в них биение сердца, свет фар, окна, за которыми жили миллионы людей, страсть, боль, одиночество, надежду. В его голове этот пульс был слышен ярче, он смешивался с привкусом мяты и лайма, оставляя лишь легкое послевкусие прошлых горьких сожалений. Мелодия медленно расцветала скрипкой внутри сердца Уотсона, в ней растекалось сначала ожидание первых лучей, вера в то, что солнце взойдет для него, для города, для всех, кто нуждался в нем в темный час. А потом она взорвалась крупными мазками смычка и переливами клавиш, потому что горизонт действительно оживал, окрашиваясь в красно-оранжевые одежды, освещая боль, одиночество, смягчая страсть на нежность, ссоры на утренний кофе, даря новые надежды и веру в сегодняшний день. Да не угаснет свет даже среди самой темной ночи. Утро неспешно будило жителей Лондона, мягко ступая по-весеннему теплыми лучами с крыши на крышу. Серо-голубое небо с росчерками тонких облаков не обещало дождей. Деловой Лондон просыпался рано, и Джеймс Мориарти не был исключением. Он быстро выяснил, куда отправился его любовник после того, как сбежал из дома, но все равно плохо спал, потому что отлично понимал, что произошло вечером. Или почти произошло. Все-таки на моральные качества Джона он уповал больше, чем на ощутимую страсть со скрипачом. На этот раз он не собирался тянуть — пришло время воплотить план по устранению Шерлока Холмса из игры. Черт бы побрал МИ-6, дело даже не в них, все дело в Джоне Уотсоне. — Браун, зайдите ко мне, — попросил Джим, нажав кнопку. — Мистер Мориарти, — дверь открылась почти сразу. — Мне нужно несколько человек подростков. Я хочу, чтобы окна студии Джона забросали бутылками с горючим. Жертв быть не должно. Дым, испуг и попорченная мебель — все, что требуется. Фотографии готовы? — Да, сэр. — Отлично, пусть в утренней газете выйдет статья: больше гадостей, больше фото. Не забудьте упомянуть мое имя. — Понял, — Браун улыбнулся, — что-нибудь еще? — Да, отправьте машину в аэропорт и договоритесь о вылете самолета раньше. Сколько бы денег это ни стоило. А затем найдите Йена Мидлера и сообщите ему, что он должен будет сопроводить груз после пяти часов. — У нас новый груз? — Нет, вы отправите машину около шести, и в ней будет только водитель и Мидлер, который более никому и ничего не сможет рассказать. Используйте машину Бердера. Ему уже все равно, попытаемся все свалить на его прошлые дела. Слейте часть его личных махинаций, пусть хоть весь его штат арестуют — мне плевать. — Хорошо, сейчас все подготовлю. — Позже, подойди.***
О любви можно говорить бесконечно. Бывает она эгоистичной, чистой, больной или несчастной, невзаимной, страстной или потерянной, но то, что она есть, известно даже самому отъявленному скептику с разбитым сердцем, убеждающему себя в обратном. Шерлок тоже плохо спал прошлой ночью. Подушка, на которой остался запах Джона, не убаюкивала, а распаляла, а мозг, всегда бесстрашно просчитывающий все варианты, терялся в догадках, что делать дальше, и что может сделать Мориарти. Холмс пришел в студию немного раньше, ему не сиделось дома, он хотел проверить теорию после звонка брата несколько часов назад. «— Мистер Уотсон не ночевал дома, — голос Майкрофта был полон враждебности. В детстве Шерлок ужасно боялся этого тона. — Надеюсь, ты счастлив. Он либо сбежал, либо того хуже — потерял голову от вашей игры в любовь и скоро появится со всеми вещами на твоем пороге. Я дал тебе конкретное задание, брат, я верил, что ты сможешь выполнить его, но ты разочаровал меня. Не думаю, что наша детская вражда стоит такой цены и загубленного дела. — Я уверен — он не сбежал. — Ну, тогда поздравляю с помолвкой! Ты же понимаешь, что он должен, я повторяю, должен остаться с Мориарти. Все ниточки мы можем получить только через него. Как хочешь исправляй то, что натворил. Даю сутки. Потом я выведу тебя из игры и буду действовать своими методами». Шерлок видел, что все пошло не так, но даже его гениальный мозг не мог придумать выхода, как сохранить отношения с Джоном и не потерять дело. Можно было плюнуть на все, бросить это чертово задание, забрать Джона на Бейкер-стрит, думать о концерте, писать музыку и забыть о прошлом, как о страшном сне, но он был уверен, что Майкрофт не оставит его в покое. Он будет выискивать о нем любые сведения, вынудит свидетельствовать, а при любом удобном случае арестует, но самое главное — он обязательно расскажет о роли Шерлока. И Джон его не простит. Сам бы он себя не простил. Но если сейчас отказаться в пользу дела от любой возможности быть рядом с единственным в мире человеком, которому сердце Шерлока Холмса добровольно выделило уголок, то разве Джон простит его? Даже дедукция кричала Шерлоку, что Джон влюблен в него. Ради спокойной жизни самого Уотсона он должен был попытаться сделать все, что в его силах. Быть может, Джон поймет потом? Дверь тихонько скрипнула, когда Холмс вошел в комнату и почти сразу наткнулся взглядом на спящего мужчину. Джон прикорнул на низком диванчике недалеко от входа. Он укрылся курткой, натянув ее до подбородка и поджав ноги. «Чудак», — подумал Шерлок. — «Есть ведь отели, мог прийти ко мне». Он присел рядом, с нежностью всмотрелся в хмурое лицо с признаками плохого сна, наморщенный лоб. Ему хотелось провести по светлым волосам ладонью, что он и сделал, уверяя себя, что это только способ разбудить. — Джон, — рука мягко скользнула от макушки к затылку, — пора вставать, — сонное ворчание заставило мужчину улыбнуться, рука вернулась обратно к растрепанной челке. — У нас осталось время на завтрак. Просыпайся. Уотсон заворочался, медленно открыл глаза, улыбнулся со сна, прежде чем осознал, что перед ним не наваждение, а реальность. — Привет, ты рано. — Почему-то моя дедукция подсказала мне, что я найду тебя именно здесь. — Какая правильная дедукция. — Да, она такая. Кофе? — В постель? — Да, но постель придется надеть и слегка пройтись до кофейни, — Шерлок подергал куртку за рукав. — Вставай, если не хочешь, чтобы Денни тебя месяц подкалывал. — Этот бездельник раньше чем через полтора часа здесь не появится, — Джон упрямо мотнул головой. — Только умоюсь и сразу идем. — Жду в фойе. Мягкая улыбка Уотсона разрезала Шерлоку сердце на алые ленты. Ему хотелось послать все к черту, рассказать все Джону, умолять о прощении, но он не мог. Понимал, что это не решит проблем, а только добавит их. Он сам загнал себя в патовую ситуацию. Больше у него не было выбора и возможности тянуть время. В кафе в этот час почти никого не было, лишь у стены двое парней что-то сдержанно обсуждали. Шерлок и Джон заняли любимый столик и заказали по яичнице с тостами и кофе. Уотсон выглядел уставшим, голова казалась тяжелой, но он держался, понимая, что никто кроме него в этом не виноват. — Ты не ночевал дома, — Шерлок не спрашивал. — Я не смог, — Джон опустил глаза. — Нам нужно поговорить. — Да, — Холмс не разрешил себе отвести взгляда от собеседника. Умирать нужно стоя лицом к лицу, исправлять ошибки — тоже. — Джон, я… мне кажется, что мы сделали непоправимую ошибку. Если рассвет смягчает боль, что делать, когда солнце умирает? Уотсону показалось, что он ослышался, он взглянул на мужчину напротив: — Ты правда считаешь это все ошибкой? — Очевидно, что наша связь не принесет ничего хорошего. Ты состоишь в отношениях, я твой подчиненный. Если пойдут слухи, а «The Sun» умеют раздувать скандалы, то не поздоровится всем. Скандал с неверным мужем будут обсуждать до самого концерта. Не лучшая популярность. Мне припомнят все старые заслуги, что тоже не добавит в этот костер ни одной положительной ноты. Наши коллеги окажутся в центре наших интриг, имя твоего партнера будет на всех желтых страницах, могут пострадать его контракты… — Видимо, солнце восходит не каждый день, — протянул Джон с горькой улыбкой и отпил горячего кофе. — Что же, ты прав во всем. Я как-то не думал об этих вещах, — сердце Уотсона ломило от такой сильной боли, что как врач он бы отправил себя на проверку предынфарктного состояния, если бы не знал, что боль ненастоящая. Как и весь прошлый вечер, как и все слова, как и вся его жизнь. Все, кроме его искренней любви. — Я понял тебя. И думаю, что ты прав: мне нужно сосредоточиться на работе. — Джон, не думай, пожалуйста… — Не стоит, Шерлок, я хотел бы остаться твоим другом. Нам много работать вдвоем. Я понимаю тебя и не осуждаю. Каждый делает выбор. Давай съедим этот завтрак и вернемся на студию, хорошо? Что есть слова «я люблю тебя»? Без правильных поступков это лишь устоявшаяся лексическая конструкция, выражающая степень привязанности одного человека к другому. Возможной привязанности, даже скорее. Их ведь и вправду сказать гораздо легче, чем сделать правильный выбор. Шерлок, у которого в груди словно застряла пуля от тихого разочарования Джона, понимал, что его выбор верный. Знал, что он должен не просто раскрыть дело, а обелить имя Уотсона, дать ему шанс на счастливую жизнь. Пусть даже тот никогда не забудет его слов, не простит, узнав, что все было ради дела, Шерлок верил, что Джон сможет стать счастливым. Большего ему было не нужно. Уотсон знал, что даже не будь прошлого вечера, не случись с ними это, он бы все равно любил его. Быть рядом и знать, что помогаешь самому любимому на свете существу, отпустить его, не потерять с ним связи, быть добрее и великодушнее — это тоже любовь. Ведь кто же виноват, что он, Шерлок, прав во всем. Джон думал лишь о себе. Эгоистичное желание быть искренне счастливым. Ничего личного. У каждого свои приоритеты. Ему все равно следовало извиниться перед Джеймсом и, скорее всего, разойтись, ведь жить и обманывать его каждый день было бы невероятно жестоко. Нельзя построить на чьей-то боли свое счастье, на собственной лжи не выстроить доверия. Они были неправы, он был неправ, и все вернулось бумерангом. Оставив большую часть завтрака на тарелках, мужчины вышли на улицу и двинулись обратно. — Послушай, Шерлок, пока мы не вошли, я хочу прояснить только одно: я все еще твой друг, ты все еще мой партнер по созданию новой программы. Ты гений и это не относится к тому, что между нами произошло. И если тебе нужна будет помощь — ты можешь на меня рассчитывать. Я лишь прошу больше не касаться меня. Пойми правильно: ошибка должна остаться ошибкой. Джон смотрел ему прямо в глаза, искал в них проблеск вчерашней страсти. Как ему хотелось ее увидеть, понять, что, что бы это ни было, это лишь глупости, засевшие в голове у этого чертового гения, не умеющего находить общий язык с человечеством. — Конечно, Джон. Прости меня. — И ты. Солнце восходит не каждый день. Есть дни, которые мы проживаем во тьме. Есть дни, когда солнце умирает и возрождается с большим трудом. Джон не знал, где его солнце, но был уверен, что его вселенная медленно угасает. — Доброе утро, оркестр, — бодро поздоровался он с собравшимися в студии. — Надеюсь, что все вы хорошо себя чувствуете и готовы упорно трудиться. Уотсон много говорил о ливерпульском концерте, играл так, чтобы вышибло все мысли из головы, но никак не мог выгнать из памяти холодное пламя зеленых глаз, так и не дрогнувшее от его слов. Он пытался собраться и направить всю мощь своей души на работу, но увязал в бледности кожи и тонул в скрипке, слыша только ее, забывая, что вокруг есть мир. Репетиция не клеилась: отвлекающийся маэстро — не самый лучший наставник для команды. Сделав неожиданный перерыв, Джон поднялся на крышу и выкурил в одиночестве две сигареты подряд. Шерлок не пришел к нему, и это было куда более красноречиво, чем все, что они сказали друг другу ранее. Дав себе слово, что выбросит его из головы и сосредоточится, Уотсон спустился. — Играем «Леди Лабиринт». Бен, я хочу слышать тебя отчетливее на этот раз, пусть виолончель станет основой моей поддержки. Скрипки, подхватывайте, но не берите высокие ноты: сделаем всю композицию более темной, Мэтт и Денни — добавьте в нее тумана, загадочности, остальные — работайте по прежней схеме. Он и правда плутал в лабиринте; сейчас, в отрывистых собственных нотах, он слышал, что запутался уже так давно, что и представить не мог, в какой стороне выход. Ему хотелось услышать тьму собственного сердца в музыке, хотелось одеть ее в траур и выкрасить в черный цвет, но он не мог. Любовь светит ярче любой звезды и, как бы там ни было, его душа упрямо не хотела погружаться в ночь. Боль растворялась на языке эфирным маслом, этаким признаком больницы, оставляла мятный запах после себя и перебивала любой другой вкус. Джон избавился от него в музыке, потеряв Шерлока из виду, превращая оркестр в единый организм, задавая ему ритм сердцебиения, контролируя каждого, сливаясь с ними в единое существо. — Башни, — прокричал он, едва успевая выдохнуть, выходя на свет из лабиринта. Мелодия, когда-то поразившая Шерлока зимней изящностью, сейчас обжигала холодом и обреченностью, явственно прорывающейся в темных аккордах пианиста. И все-таки метель, закружившая Холмса, сияла страстью, он не мог оторваться от этой музыки, не мог не ловить себя на мысли, что не сдержится, что пошлет к черту любые обещания, брата, лишь бы снова припасть губами к его запястью. Музыку нарушил резкий звук бьющегося стекла и вспышка прямо рядом с табуретом Джона. — Ложись! — крикнул Шерлок, вскакивая и укрывая скрипку полой пиджака. — К выходу! Сначала никто не понял, что произошло, резкий испуг вогнал музыкантов в ступор и только Шерлок, вскочивший мгновенно, с натренированной реакцией тормошил и подталкивал людей к дверям. Джесси едва не выронила скрипку, убегая, Бен потерял смычок, послышались крики. Перед вторым броском поднялся Джон, он неудачно упал и на его виске Шерлок увидел довольно глубокий порез. — Выходите в фойе, но, ни в коем разе, не выбегайте на улицу! Сохраняйте спокойствие! Мэтт, проследи за всеми, — последние слова заглушил новый звон разбитого окна, и с громким хлопком на рояль приземлилась бутылка с воспламеняющейся жидкостью. — Шерлок! Надо остановить огонь! В фойе есть огнетушитель! Прокричав и прикрыв рукой нос и рот, Джон бросился в конец комнаты, стараясь держаться от огня подальше. Схватив огнетушитель, он сорвал пломбу и направил струю пены на огонь. В дверях появились Шерлок и охранник, сразу же вступая в борьбу с огнем. В этот момент в уже разбитое окно влетела третья бутылка, а в конце улицы послышалась полицейская сирена. — Джон, ты слишком близко к огню, — Шерлок направил пену в сторону Джона и помог быстро потушить оставшийся огонь. — Черт возьми, что это было? — Не знаю, — Уотсон тяжело дышал. — Все целы? — Да, но у тебя на виске серьезный порез. — Переживу. С тобой все нормально? — Джон не мог и не хотел скрывать беспокойства. Он не хотел думать об этом, но в голову упрямо закрадывалась мысль, уж не обезумевший ли от ревности Джеймс устроил эту показательную порку? — Я нажал тревожную кнопку, всем нужно выйти в фойе, — охранник был напуган, но действовал в соответствии с инструкцией. — Я проведу вас в конференц-зал, за мной пожалуйста. Джон и Шерлок, переглянувшись, вышли из студии, в которой едкий дым еще не рассеялся, в фойе уже появились первые полицейские, они отправляли музыкантов в соседний конференц-зал. Джон остался, чтобы ответить на вопросы, Шерлок тоже задержался, но потом вышел к коллегам, оставив Джона наедине с приехавшим инспектором. У него не было сомнений, почему это произошло и кто за всем этим стоит, но не мог же он сказать об этом прямо. — Шерлок, — Джесси подошла к нему, — спасибо тебе, ты так хладнокровно среагировал. Если бы не ты, я бы умерла со страху. — Ты в порядке? — Холмсу было не очень интересно, он все еще думал о струйке крови на лице Уотсона. — Никто больше не пострадал? — Нет, — Мэтт подошел к скрипачу и хлопнул по плечу, — ты-то как? — Отлично. — Я видел у Джона кровь, — Денни выглядел на удивление серьезным. — Скорая приехала? — Думаю, да. Ему помогут. Нам нужно оставаться на месте. Скоро нас допросят. Несколько констеблей появились минут десять спустя. Они уверили всех, что мистеру Уотсону оказывают помощь, и задали несколько стандартных вопросов: «не замечали ли вы чего-либо странного?», «нет ли врагов у мистера Уотсона?», «а у вас самих?», «никому не поступали угрозы?», «что вы знаете о владельце студии?», «как все произошло?», «где были вы в этот момент?», «кого еще вокруг себя вы видели?». — Оставайтесь на месте, через несколько минут, когда эксперты закончат, вы сможете получить свои вещи, если у кого-то что-либо будет испорчено, мы все занесем в протокол. — Черт возьми, что происходит? — Мэтт был зол. — У нас еще никогда не было подобного. Кому сдалась кучка классических музыкантов? Кому мы могли помешать? — Не думаю, что это связано с нами, — Бен был спокоен, — я думаю, что это бессмысленный акт вандализма. Это, наверняка, подростки. А вот вопрос, что творится у них в голове, остается открытым. — Мы же могли пострадать, — Джесси тихонько всхлипнула, — я бы не пережила, если бы с кем-нибудь из вас что-нибудь случилось. — Все в порядке, Джесс, — Мэтт приобнял девушку и постарался успокоить. Вещи уцелели почти все. Несколько чехлов были испачканы пеной, но это малость по сравнению со всей историей. Джону наложили пару швов, он как раз успел со всеми попрощаться, прежде чем подняться в кабинет к владельцу студии. Шерлок проводил его взволнованным взглядом. Кабинет владельца студии Брайана Деволе находился на третьем этаже. Бывал он там редко, но сегодня примчался, едва услышав, что произошло. Джона он позвал сразу же, как приехал. — Мистер Деволе? — Проходите, мистер Уотсон. — Мист… — Присядьте. Мистер Уотсон, я никогда не обращал внимания на те слухи, которые преследовали вас и ваших коллег, хотя английская пресса вас безмерно любит. Я не обращал внимания на ваше прошлое, на сомнительные статьи о прошлом ваших музыкантов, я даже не стал обсуждать назначение в ваш оркестр бывшего наркомана, но сейчас я обеспокоен. Как вы понимаете, вам придется возместить ущерб, нанесенный моей студии, это прописано в контракте аренды. И я хотел бы предупредить вас, что теперь я буду наблюдать за вами очень пристально. — Мистер Деволе, я не отказываюсь от возмещения ущерба, но я не понимаю, при чем здесь я. — Дыма без огня не бывает, мистер Уотсон. Кстати, как поживает мистер Мориарти? — Хорошо, — Джон поджал губы. — Мне нужно идти, я вас отлично понял. — Всего хорошего. О возможности вернуться в студию вам сообщат, другую я предоставить пока не могу. Джон вышел, стараясь не хлопнуть дверью. Он крепко сжал кулаки, зажмурился и усмирил ярость. Он был очень зол не только на Девиле, но и на себя со своей глупостью, наивностью, на Джима с его ревностью, на то, что не смог защитить своих ребят, на то, что поддался чувствам, оставшимся без ответа. Он спускался и медленно отпускал злость, чтобы не сорваться, когда увидел внизу Шерлока разговаривающего по телефону. — Да, Майкрофт, я понял. Хорошо. — Шерлок, ты еще здесь? — Я жду тебя. — Меня? Зачем? — Ты все еще хочешь мне помогать? — Что? — Сегодня после пяти часов в аэропорт под видом гуманитарного груза отправится одна из машин того самого человека, у которого мы украли портфель с документами. В машине — крупная партия оружия, которая должна отправиться на восток по зеленому коридору, а в ответ будет получена партия наркотиков. Нам нужно предотвратить отправку груза, перехватить машину и вкупе с документами, переданными нами ранее, полиция сможет арестовать все управление. Едем втихую: я, Лестрейд и… ты? — Конечно! — Джон чувствовал, что внутри него словно все расцветает, потому что Шерлок, говоривший таким страстным голосом, обращающийся к нему за помощью, с этими светящимися детской радостью глазами, был настолько близок ему, любим им, что сопротивляться сил не было. Он соглашался слишком быстро, бесконечно уступая ему во всем, понимая, что путь этот ведет лишь к разочарованиям, но не мог ничего поделать с собою. — До пяти еще есть время, зайдем в кафе? Мне нужно немного глюкозы. — Конечно, кстати, как ты? Порез… — Шерлок протянул руку. — Не глубокий, — Джон улыбнулся, но отклонился. — Куда пойдем? — Давай поближе к Скотланд-Ярду, — Холмс знал, что дал Джону слово, но устоять было столь сложно, видеть, как Уотсон улыбается, как сам теряется в своих же обещаниях, и не попытаться было выше его сил. — Хорошо. Шерлок поймал кэб, пока Джон выяснял, может ли он ехать, и оставлял просьбу позвонить ему сразу же, как студия окажется в рабочем состоянии. Сумму компенсации ему обещали выслать официальными документами с курьером. Шерлок видел, как Джон волнуется, едва речь зашла об этом, но понимал, что уйти от контракта тот не может. Ехать было недалеко, и друзья молчали, находиться рядом было больно, опасно и тяжело. Таксист остановился в квартале от здания Нового Скотланд-Ярда у маленького ресторанчика. — Я раньше часто обедал здесь. Кухня потрясающая, сейчас сам убедишься, — Шерлок придержал для Джона дверь. В окружении других людей стена отчужденности между ними сама собой исчезала. — Ты знаешь все рестораны в округе? Или только те, что рядом с концертными залами и отделениями полиции? — Джон усмехнулся. — Я много чего знаю, — Шерлок улыбнулся в ответ, — я мог бы рассказать об этом городе невероятные вещи, но это было бы неинтересно. Чудеса следует видеть собственным глазами. — Кажется, мы снова возвращаемся к теме смены профессии. — М? — Да ты поэт! — Джон рассмеялся, усаживаясь в мягкое кресло за аккуратно сервированный столик. — Ох, Джон, ты же первый начал демонстрировать литературные таланты! — А тебе не дают покоя мои лавры? — Да, это я из зависти. — Ну ладно, Сальери, рассказывай, что нам нужно будет делать? — Мы поедем за грузом: разумеется, будем вести его аккуратно, погоня полиции ничего не даст, нам нужно просчитать возможный маршрут до аэропорта, куда направить основные силы, чтобы взять машину без лишнего шума. У них всего пять маршрутов, из них три можно выяснить в первые десять-пятнадцать минут наблюдения по контрольным точкам. Если эти маршруты отпадут, дальше предстоит нелегкий выбор. Сами оставшиеся пути похожи и, более того, могут разветвляться в зависимости от состояния дорог. По картам, поворотам, будем направлять машины, и пытаться перехватить грузовик. — А почему нельзя взять его при отъезде? — Это частная территория завода, не хватает доказательств для подобной операции. — Хорошо, а в пути? Боитесь перестрелки? — Не только, они могут уйти, попытаться спрятаться на частной территории, а когда покинут ее оттуда, груза при них не будет. Год назад подобная операция уже была, они именно так и сделали. Поэтому они вообще не должны догадываться о слежке. Но на всякий случай нужен и умеющий стрелять военный врач. — Подожди, ты сказал грузовик? Это что всего одна машина? Я думал, что обычно это далеко не несколько ящиков с автоматами. — Смотря что это за автоматы, Джон. — Не понимаю. — Дело не только в поставке оружия, но и в продаже оружия засекреченного. Снайперские винтовки, например, как ты знаешь, бывают разные. Небольшие гранаты с большой мощностью, оптика, словом то, что можно модернизировать. И, разумеется, сопроводительные документы. Посмотрите, как это работает, попробуйте, а после повторите. Продажа технологий процветает больше, чем продажа самого оружия. К тому же, продавать запчасти к нему гораздо проще, нежели готовые изделия. — Как мало я знал о торговле оружием. Всегда считал, что это просто много фур с ящиками. — И это тоже, но в затянувшемся конфликте, когда одна сторона хочет перетянуть одеяло на себя или когда готовится показательный акт терроризма, чаще всего используют торговлю технологиями. Это как в притче о рыбе и удочке. Пока Шерлок говорил, Джон даже не заметил, как тот заказал несколько пунктов меню и очнулся только, когда блюда начали расставлять на столе. Холмс остался верен себе и продолжал удивлять Джона: грибной суп-пюре, соте из говядины с белым вином, клубника Конде и крепкий кофе, сваренный на песке. — Черт возьми, во-первых, как ты угадал, а во-вторых, почему здесь так мало людей с учетом того, какая здесь кухня! — Вечером здесь не протолкнуться, две звезды и шеф-француз делают этому месту рекламу без всяких статей или телероликов. — Я должен запомнить это место, я давно не ел ничего вкуснее. — Я мог бы тебя удивить многими другими местами, но не буду. Кстати, а ты любишь итальянскую кухню? — Весьма, а что? — Джон едва мог говорить, отрываясь с неохотой от великолепного мяса. — О, ничего, просто мы будем в Ливерпуле и там есть одно место… — М? — Оставлю незавершенность разговора, чтобы ты не забыл. — Садист, — Уотсон с удовольствием уплетал потрясающее блюдо, чувствуя, как к нему возвращаются силы. Если бы еще он мог забыть о разговоре до репетиции, если бы он мог забыть, что случилось на ней, он бы полностью отдался этому разговору, этому снова заинтересованному взгляду, который, казалось, играл с ним в «горячо и холодно», издеваясь над его сердцем! Клубника была так же великолепна, как и все остальные блюда, а кофе с густым и терпким ароматом поразил Джона, который предпочитал этот напиток с молоком в виде латте или глясе. Время подбиралось к пяти, и мужчины решили поторопиться. Расплатившись и выйдя на прохладный воздух, оба с удовольствием закурили. — Ты не производишь впечатления человека, который любит поесть, — Джон с любопытством посмотрел на Шерлока. — В самом деле? — Ага. — В чем-то ты прав: когда я распутываю дело или пишу музыку, или просто чем-то озадачен, я не часто испытываю потребность в еде, а если и ем, то не чувствую вкуса, только ради поддержания сил. Но когда я спокоен, не занят или мне просто хорошо, то я могу оценить красоту еды так же, как и красоту музыки или природы. Я познакомлю тебя кое с кем в Ливерпуле, и ты поймешь, о чем я. — Интриг все больше. — Мой брат — политик. — Действительно, о чем это я… — А за курение сейчас штраф выпишу, — инспектор Лестрейд бодро появился из подъехавшей машины. — Вы же сами курите, Лестрейд! — Да, но не… Черт с тобой, Шерлок. Здравствуйте, Джон. Вы готовы? — обратился инспектор к ним обоим. — Вполне, — Шерлок уже изменился в лице, почуяв впереди погоню и быстро сел за руль. — Ты умеешь водить? — само собой вырвалось у Джона. — Еще как, — Лестрейд улыбнулся, — он не только мастер экстремального вождения, но и знает город, будто закачал себе в мозг навигатор или гугл-карты. — Джон, будешь штурманом, — требовательно выкрикнул Шерлок, — садитесь уже. Сказать, что Уотсон был удивлен, значит ничего не сказать: сам он машину не водил, а уж представить себе скрипача за таким занятием мог с большим трудом. Большинство из них боялись травм как огня, и редко занимались хоть чем-то, способным к этим травмам привести. «Хотя есть же Ванесса Мэй. Та вообще на лыжах катается». Джону стало смешно от своих мыслей, но увидев сосредоточенное лицо друга, он напомнил себе, зачем он здесь, и перевел взгляд на дорогу. — Кстати, а в какой аэропорт поедет груз? — молчать Джон не мог, начинал нервничать. — Станстед, но это не имеет значения, машина вообще не должна покинуть Лондон. Это прямой приказ. — И твой брат приказал соблюдать его при любых обстоятельствах и последствиях. Скорее всего, там, среди чертежей, есть что-то очень интересное, — подал голос Лестрейд. — Очередная подкинутая им же липовая ракета, чтобы поймать крота в собственном отделе? — Шерлок улыбнулся. — Когда ему надоест играть в эту игру? — Судя по тому, как он за нее переживает, не такая уж она и липовая. — Инспектор, вы знаете его не первый год, а все верите этому перестраховщику! — Так, ладно, я твоего брата не знаю, но под гнев его попадать не хочу, мне что-то и без того проблем хватает, так что веди машину и давай сделаем так, как он хочет, — Джон не очень хорошо знал, чем именно занимается Майкрофт Холмс, но что-то ему подсказывало, что ссориться с ним плохая идея, если переживаешь за жизнедеятельность своего организма. — Всегда поражался тому, как он это делает, — проворчал Шерлок и резко свернул на узкую улочку. — Куда мы? — Джон посмотрел на скромные домики, проносящиеся мимо. — Срезаем путь. — Это вообще что? Откуда тут эта улица? — Вот они, коренные лондонцы, — Шерлока ситуация забавляла. — Все, закончили игры, — Лестрейд вытащил рацию, едва они снова оказались на оживленном шоссе. — Всем занять позиции. Мы ведем груз. — Это она? — Джон кивнул на светлый грузовик с синей кабиной в нескольких машинах от них. — Да, судя по всему, первый маршрут они отмели сразу, как я и говорил, по прямой они из города выезжать не будут, попетляют. — Давай, Шерлок, думай, нам нужно взять их, через Хакни или Ньюхем? — Скажу через два светофора. В машине нарастало напряжение, Джон почти ощущал плотный воздух и нарастающий в крови адреналин. Ему нравилось находиться здесь, нравилось то, как красивые пальцы сжимали руль и как органично вечерний город с его огнями вплетался в этот омут погони. Он вспоминал их предыдущую вылазку, свое ощущение восторга и начинал понимать, почему его тянет вновь и вновь поддаться Холмсу — в нем гремели отзвуки грозы и войны, которых в спокойной жизни Уотсона не хватало. Джон не умел жить мирно, вокруг него непременно происходило сражение. Грузовик выехал на развязку и повернул в сторону Тауэр Хилл. — Через Ньюхем. — Всем постам, груз направляется в сторону Ньюхема, действуем по плану номер три до следующих распоряжений. — Они поедут через Баркинг-роад, — Шерлок не отрывался от дороги. — До Баркинг-роад еще далеко, что если ты ошибся? Там ведь жилые кварталы. — Самое лучшее прикрытие. Нужно перекрыть выезд, свяжись с Майкрофтом, он сможет закрыть проезд на пятнадцать минут, чтобы вынудить их двигаться по Ньюхемскому шоссе в сторону Северной кольцевой, а там они уйдут на Хайт-роад. — С чего ты взял? — Если бы они хотели ехать по прямой, то уже давно поехали бы. Им нужны менее заметные пути. Возвращаться к первому маршруту бессмысленно. Они поедут по Хайт-роад. — Шерлок, если ты ошибаешься… — Да-да, я все отлично знаю, звоните Майкрофту, инспектор. Пока Лестрейд разговаривал с Холмсом-старшим, Джон молчал. Ему было не по себе. — Как-то все очень уж гладко, не находишь? — спросил он, когда они в очередной раз отдалились от грузовика, чтобы не маячить у того на виду. — Либо нам это кажется и у них в запасе пара сюрпризов, либо ты прав, Джон. Они даже не объезжают пробки, едут в час пик, в потоке машин возвращающихся в пригород людей. Им, конечно, это на руку, но я понимаю, о чем ты. Меня тоже что-то смущает. Через полчаса, успев зависнуть в паре пробок, друзья увидели, что развязка Мэнор-роад перекрыта рабочими в желтых жилетах. Стояли ремонтные знаки, и машины медленно пытались уйти объездными путями. Грузовик судьбы испытывать не решился и спокойно продолжил путь в сторону Ньюхемского шоссе. — Черт возьми, не представляю, как ты все это предсказал, но хочу сказать, что иногда ты бываешь удивительным и по-настоящему страшным. — Ты не знаешь и десятой части моего потенциала, Джон, — усмехнулся Шерлок, которому слова Уотсона определенно польстили. — Итак, Шерлок, наши машины в пути, мне нужна точка, — инспектор Лестрейд преобразился не меньше Холмса. Сосредоточенный взгляд и отпечаток полной концентрации на лице делали его похожим на киногероя. — Предлагаю раскрыть погоню на Хайт-роуд недалеко от Лоутона, перед поворотом на Мэнор-роад, там ответвление, дорога пустынна, рядом парк. — Это практически на выезде из города, черт возьми! — Как хотите, инспектор, — презрительно бросил Шерлок, — можем хоть здесь устроить перестрелку. — Майкрофт меня убьет. — Ох, инспектор, вы бы поменьше общались с моим братом и почаще забегали бы к Молли в морг, глядишь, перестали бы поминать его по двадцать раз на дню. — Что? — Ваши доблестные констебли все еще ждут приказаний. Лестрейд надулся, откинулся на заднем сидении и принялся быстро объяснять план по рации. — Главное, чтобы эти идиоты, как обычно, не опоздали. Джон решил промолчать и не встревать в перепалку. Грузовик не убыстрялся, зависал в пробках, но не сворачивал с пути, пока не показалась развязка с Хайт-роад, куда он спокойно нырнул в потоке других машин. Несмотря на абсолютно точные выводы, Шерлок хмурился лишь сильнее. — Джон, вы хорошо стреляете? — неожиданно спросил Лестрейд. — Да, для военного врача у меня отменная меткость. — Пистолет или винтовка? — Никогда не стрелял из винтовки, — Джон усмехнулся. — Автомат, пистолет — да. — Вот, — инспектор протянул Уотсону браунинг, — вернете после операции, но постарайтесь никого не убить. — Думаете, это необходимо? — Джон не знал, удивляться ему или радоваться. — Надо же, такой же как мой. — Вы храните оружие? — Да, наградной браунинг дома. — Что же, тогда вы знаете, как с ним обращаться. Любое ожидание подходит к концу. Любой план подходит к конечной точке отсчета. Едва с Норз-энд на Хард-роад с завыванием сирены вылетели полицейские машины, Джон покрепче сжал пистолет и постарался усмирить бешеное сердцебиение. Он находился черт знает где, гнался не то за торговцами оружием, не то за шпионами в компании частного сыщика и инспектора полиции, но он был счастлив, черт побери, как никогда. Грузовик прибавил ходу, маневрируя между машинами, позабыв все правила движения. Полиция не отставала, стараясь избежать столкновений и увести на любую смежную дорогу. Перед поворотом на Мэнор-роад Шерлок бросил сквозь зубы: — Они не хотят поворачивать, уводят нас из города. Держитесь. Если бы Джон вовремя осознал, что именно Шерлок собирается сделать, он бы, по крайней мере, успел попрощаться с жизнью и высказать в его адрес пару громких слов. Уотсон не успел. Машина с визгом вылетела вперед, круто подрезая грузовик, вынуждая того повернуть руль в сторону выскочившего из ниоткуда поворота. Сила, с которой фургон вошел в поворот, увлекла его дальше, к ограждению, которое он пробил кабиной, заваливаясь набок. Шерлок вдарил по тормозам и вылетел, едва автомобиль остановился. Джон следовал за ним, тяжело осознавая, что они только что чуть реально не умерли. — Лестрейд, не упустите водителя, Джон стреляй по замку! Инспектор бросился в сторону кабины, а Джон, прицелившись, трижды выстрелил по дверям грузовика. Он был пуст. Если быть точнее, то почти пуст, и именно на то, что там находилось, друзья и уставились в тихом оцепенении. — Черт возьми, водитель мертв. Ветка в горло вошла. Что у вас? — Труп. Лестрейд подошел ближе, всматриваясь внутрь. Джон не мог отвести глаз от человека, которого он уже видел раньше, а в кармане куртки настойчиво звонил телефон, разнося по окрестностям рингтон, что Уотсон поставил на Джима — Бах, сюита для виолончели соло Ре минор: Жига. В грузовике лежало тело Йена Мидлера. Еstinto [эсти́нто] — ослаблённо, приглушённо, угасающе.