***
Первое сообщение о том, что с его счета списаны средства за аренду, в том числе по договору за разрушения, Уотсон получил, когда обзванивал своих подопечных, объясняя, в чем именно заключается его план. Следом с него списали аренду нового помещения, телефонную связь, счет за один из неконцертных костюмов от Патрика Хельмана, несколько мелких счетов за услуги клининга и настройку рояля после переезда. Джон понимал, что это предупреждение остановиться, что Джим знает, что он делает, но не мог оставить все как есть. Он должен был бороться до конца. Джон судорожно цеплялся мыслями за то, как именно вывернуть всю ситуацию и дать щелчок по носу вездесущим журналистам, выслушивал извинения Криса, который должен был решить это сам, но запаниковал, причитания Шерлока, который говорил, что для общего блага стоит просто отступить, получал смску за смской о счетах и проваливался в болото нехороших предчувствий. Между ним и Шерлоком установилось какое-то странное молчание, в котором не было ни звуков, ни запахов, молчали и их инструменты, исторгая из себя выстраданную музыку. Джону казалось, что он теряет что-то важное, что-то невероятно прекрасное сейчас, в этой суматохе, что-то, что должно было произойти после того, как они открылись друг другу, обнажив потаенные страхи и невеселые воспоминания. Джон смотрел на любовника и друга, но видел только бордовую дверь дома в Камдене. Ему придется вернуться туда. Это страшнее, чем встреча с журналистами. Март активно завоевывал город, принося весну в его измученные зимой улицы. Солнце пыталось стряхнуть холодное оцепенение с реки и окон домов, но противный лондонский дождь не желал оставаться в долгу и регулярно устанавливал свою власть над небом. Синоптики в один голос призывали не отчаиваться, напоминая, что уже с мая в стране установится жаркая сухая погода, которая вот уже несколько лет иссушивает Британию. Большинству, правда, это не мешало традиционно ворчать на дождливую погоду и требовать хоть каплю солнца. Джон тоже изголодался по теплу, которое теперь для него накрепко ассоциировалось с объятиями Шерлока Холмса. Всего два дня прошло, но ему нестерпимо хотелось почувствовать вновь длинные ладони на своих плечах и мягкие губы на шее. Он понимал, что это сродни ломке, он еле сдерживался, чтобы не прикоснуться к любовнику, с трудом выдерживая собственное условие, и был готов плюнуть на все, лишь бы закрыться в чужих объятиях от всего мира. Такси, в котором Шерлок и Джон ехали в клинику, уже приближалось к месту назначения, когда Холмс едва ощутимо прикоснулся к ладони Уотсона и прошептал: — Спасибо тебе. Джон… — Тебе не нужно благодарить меня за это. Ты знаешь, что я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, Джон, и хочу сказать, пока есть еще пара минут, мне жаль, что так получилось утром, я не силен во взаимоотношениях, но я просто хочу чтобы ты знал — я никогда и ни в чем не винил тебя. Я просто ревную и не могу смириться с тем, что ты не можешь принадлежать мне в полной мере. — Ты большое зеленое чудовище, Шерлок. — Зеленое? — Холмс выгнул бровь и так жарко посмотрел на любовника, что тому мгновенно стало дурно от прилива крови. — Цвет ревности — зеленый. — Кто это придумал? — Это все знают! — Откуда? — Шерлок, господи, прекрати на меня так смотреть, — рассмеялся Уотсон, чувствуя, что друг снова спасает его от него самого, придавая сил бороться и идти до конца несмотря ни на что. Машина въехала во внутренний дворик здания и остановилась у крыльца. Шерлока и Джона встречал все еще взъерошенный Крис, с которого сошла вся маска его суровой непоколебимости. Он весь был огромной пружиной, готовый сорваться в очередную панику. — Мы еще ждем Бена, он слегка опаздывает, но в основном все готово. Внутри поставили стулья для пациентов и освободили место для вас. Привет, кстати. — Здравствуй, Крис, мы тоже рады тебя видеть. Скажи, а тебе в этом прекрасном заведении еще не предлагали успокоительное? Ты, если что, бери, не стесняйся, поверь, наркотики тебе здесь не предложат. — Очень смешно, Джон, я сейчас разрыдаюсь от смеха. Шерлок, ты не знаешь, полиция смогла что-то выяснить? — Извини, Крис, но пока мне ничего не сообщали. Впрочем, ты же знаешь Скотланд-Ярд, там работает сборище идиотов, они даже этого не могут. Я обратился к брату, возможно, он сможет помочь, — голос Холмса находился в температуре абсолютного спокойствия, чего не скажешь о Джоне, который мигом напрягся и даже плечи его потяжелели. — Хорошо… Мужчины прошли в здание и оказались в небольшом холле, предназначенном для персонала. Спокойные цвета, запах, который присущ только больницам, причем совершенно неважно, на чем именно они специализируется, этот дух преследует абсолютно все заведения. Среди музыкантов, которые ожидали здесь же у небольшого кофе-автомата, нельзя было не выделить высокого статного мужчину с практически белыми волосами. При этом, едва он обернулся, стало понятно, что это не седина. Белый халат выдавал сотрудника клиники, а тонкие очки в золоченой оправе — статус. — Джон, Шерлок, — Крис заговорил первым, — позвольте вам представить — мистер Уильям Фитц. Он директор этой клиники. — О, мистер Фитц, меня зовут Джон Уотсон, это со мной вы общались по телефону, мне невероятно приятно познакомиться. И я хотел бы лично поблагодарить вас за то, что вы откликнулись на наше предложение и столь любезно согласились помочь. — Вы скромничаете, мистер Уотсон, — Фитц с каким-то хищным интересом рассматривал Джона, и Шерлок сразу напрягся, понимая, что любовник был прав: еще пара таких взглядов — и он позеленеет от ревности. — Все знают ваше имя. В Британии нет более культовой фигуры неоклассической музыки. — Вы мне льстите. Позвольте представить — мистер Холмс, наш великолепный скрипач. — Сочувствую, мистер Холмс. То, что с вами произошло, — ужасающе. Я несколько раз видел, к чему могут привести ситуации вроде той, в которой вы оказались. Я считаю, что такая жестокость недопустима. — Благодарю, мистер Фитц, — Шерлок впервые в жизни, пожалуй, чувствовал себя неуютно при ком-то кроме Майкрофта, которого этот человек слишком напоминал. Холмс поставил себе мысленную галочку проверить этого мистера доктора. — Мистер Уотсон, могу я показать вам клинику? — Фитц улыбнулся. — О, разумеется, у нас есть еще около получаса. Но мне нужно несколько минут, чтобы переговорить с коллективом. — Конечно. Я подожду вас чуть дальше по коридору, вы увидите уголок отдыха. — Договорились. Ребята, во-первых, я должен всех вас поблагодарить. — Мне кажется, Джон, что ты не должен благодарить никого из нас, — Джесс мягко улыбнулась. — Мы здесь потому, что считаем несправедливым подобное отношение к Шерлоку. Мы не могли не приехать. — Спасибо, Джесс. Я никогда и ни в ком из вас не сомневался, просто я должен сказать вам спасибо за то, что мы всегда остаемся одной командой и, что бы ни случилось, идем вперед вместе. Итак, вот здесь я написал, что мы будем исполнять, — Уотсон протянул листок бумаги, — все композиции вам хорошо знакомы, так что проблем возникнуть не должно. После концерта я сделаю небольшое заявление, затем Шерлок расскажет о зависимости, если найдутся желающие его поддержать — будет здорово. А сейчас приготовьте и проверьте инструменты, а я скоро подойду. Джон не успел сделать и пары шагов, как его локоть охватили длинные цепкие пальцы. — Мне не нравится этот доктор, Джон. Может, мне стоит пойти с тобой? — тихо сказал Холмс. — Думаешь, он вколет мне что-то? Агент? — Вряд ли… — начал говорить Холмс, поздно заметив, что Джон просто смеется над ним. — Он мне все равно не нравится! — Иди и настраивай скрипку, чудовище. Я люблю только тебя, и никакой доктор не сможет за двадцать минут беседы заставить меня передумать. Холмс только фыркнул, а Джон, отчего-то невероятно довольный и счастливый, отправился по коридору искать директора этой богадельни. Мистер Фитц сидел в кресле, рядом с ним обосновались еще несколько врачей, у которых, очевидно, шел перерыв. — Мистер Фитц, я готов. Простите, что заставил себя ждать. — Ну что вы, мистер Уотсон, — доктор поднялся. — Можете называть меня просто Джон, если вам это удобно. Я не самый большой любитель официоза. — Почту за честь, тогда для вас я — Уильям. — Спасибо. Давно ваша клиника существует? — Конкретно эта — около двадцати лет. В разное время у нас здесь побывало немало известных личностей, но, как вы понимаете, я ничего не могу вам рассказать. — Конечно, — Джон улыбнулся. — Зачем вы позвали меня? Не похоже, чтобы это была просто экскурсия, — несмотря на все предостережения Шерлока, Уотсон и сам прекрасно понимал, что этот человек не просто так пригласил его. — Странно, что только я тебя помню, Джон, — лицо доктора вдруг озарилось, и он впервые предстал не холодным бездушным работником больницы, а удивительно красивым мужчиной. — Что? — Мы ведь проходили практику вместе. Я был анестезиологом, и мы часто проводили операции вместе. Я помню, что никак не мог набраться смелости и пригласить тебя на свидание, а потом узнал, что ты отправился в Афганистан. — Невероятно, но я действительно не помню. Хотя, я мало что помню из того времени, если честно. Я ужасно был разбит… — Да, это было видно, поэтому я всегда боялся быть настойчивым. Когда ты позвонил сегодня, я сразу узнал тебя. — Боже, мне теперь ужасно неловко, что я совершенно не помню тебя. — Не стоит, зато ты будешь знать, что когда-то украл мое сердце. — Что? — Джон совершенно не понимал, что происходит. — Не беспокойся, — Фитц искренне рассмеялся, — я не маньяк. Просто, когда ты вдруг неожиданно появился со всей своей музыкой, я впервые полюбил ее слушать. Раньше никогда ничего не слушал. Не любил рок, был равнодушен к классике, а уж о современной музыке и говорить нечего. Но ты… будто заставил меня еще раз влюбиться в тебя. Невероятная чистота и совершенство, почти математическая точность. Боюсь, что я твой фанат, Джон. — Не знаю, что тебе ответить, но безумно рад, что ты рассказал мне все это. Я, оказывается, прожил жизнь практически с закрытыми глазами. Спасибо. И за то, что слушаешь нашу музыку. И за помощь тоже. — Что ж, позволь через это отделение физиотерапии вывести тебя обратно к твоему прекрасному коллективу и заверить, что я готов оказать тебе помощь всегда, когда она тебе понадобится. Кроме того, я все еще буду рад, если ты захочешь со мной поужинать. Хотя ты, кажется, в отношениях? — Да, — Джон был слегка польщен и ошарашен произошедшим разговором. — Джеймс Мориарти. — Ах, да. Вы давно вместе? — Уже год. — И снова мне не везет, — шутливо сказал Фитц, — но предложение остается в силе. Даже по-дружески. Мужчины приблизились к остальным и Джон, едва завидев Шерлока, который как раз наигрывал свою партию из «Весны», отстраненно подумал, что Уильяму не повезло дважды, будь он неладен. «А ты просто нарасхват, Джон», — внутренний предатель словно очнулся ото сна. — «То никого, то целый гарем». — Спасибо тебе еще раз. Насчет встречи не могу сказать ничего определенного, если честно, скоро концерт и мне просто жизненно необходимо, чтобы он был лучшим. Но я надеюсь, что мы обязательно встретимся. И я пришлю тебе пригласительный, непременно. — Буду ждать, Джон. А пока пойду к своим пациентам. Удачи. — Да, и тебе. Уотсон стоял в окружении звуков настраиваемых инструментов, бегающего персонала и доносящихся до него голосов пациентов и, кажется, журналистов, но при взгляде на Шерлока ощущал невероятную тишину. Он знал, что музыка вернется, но сейчас, ощущая свою любовь будто бы со стороны, удивлялся тому, что больше не сможет творить один. Без него ничего не звучало. Без него музыка оставалась лишь горстью нот, набором непонятных символов. И тишина эта наполнялась терпким вкусом крепкого рома. Она пьянила его сознание и приковывала все внимание к рукам, глазам, губам и стройной спине Шерлока. Джон в который раз удивлялся, как он мог прожить столько лет, не зная, что любовь настолько оглушающая и подчиняющая. Он тонул в безмолвном осознании того, что безвозвратно теряется в глубине этих чувств, и никто уже не сможет его спасти кроме Шерлока Холмса. — Так, ребята, готовность пять минут, — Джон вынырнул из своих мыслей и подошел ближе. — Я хочу напомнить вам, что мы будем играть для людей, которые столкнулись с тяжелыми проблемами в своей жизни. Давайте покажем всю красоту, на которую мы способны, может быть, наша музыка поможет им вернуться к себе. — Приветствую всех собравшихся в нашей клинике, — между тем, доктор Фитц уже представлял оркестр. — Сегодня у нас особенные гости — люди, которые умеют творить невероятную красоту — мистер Джон Уотсон и его оркестр «Nos musica». Мы уже имели практику творческих вечеров и сегодня с гордостью принимаем у себя один из лучших коллективов неоклассической музыки в мире. — Он случаем не твой фанат? — тихо спросил Шерлок, стоя рядом с Джоном за дверью большого холла клиники. — Именно, а еще мы, оказывается, вместе проходили практику в Бартсе. — Ты его не вспомнил? — Нет. — А на свидание пригласил? — Шерлок… — Учти, я против, — Холмс довольно щурился. — Это месть? — Самая настоящая. Джон тихо рассмеялся. Если бы его спросили сейчас, как ему слышится любовь, он бы не вспомнил ни музыку, которую написал при встрече с Джеймсом, ни даже «Любовь — это тайна». Он бы сказал, что любовь звучит, как раскаты грома, которые вырываются баритоном из уст Шерлока. Он бы сказал, что она звучит в его улыбке, в его тихом поддразнивающем шипении и ревности, бьется в ритме его сердца. Он бы дал ей его имя, если бы этого не произошло раньше. — Добрый вечер, господа. Наш оркестр рад видеть вас здесь сегодня, — Джон перенял эстафету у Фитца. — В этот день, и все вы знаете, почему, мы решили уделить свое внимание проблеме, о которой до сих пор, даже в наше прогрессивное время, стараются говорить нечасто. К сожалению, наркомания — недуг, который захватывает наши города. Я — бывший врач, уверен, что эта болезнь идет от страданий, страха и одиночества. Давайте сегодня не будем одни, давайте слушать музыку! И так как весна уже заявила о себе — просто прекрасная сегодня, солнечная погода — давайте начнем с одноименной композиции. Джон сел за небольшой кабинетный рояль, доставкой которого занимался Кристофер. Крис знал, что Джон предпочитает сидеть спиной к зрителям, но сегодня он изменил своим привычкам и сел вполоборота к залу. Музыка сама сорвалась с его пальцев, полилась переливом капели и повела за собой еле слышные скрипки, углубляясь, сливаясь в холодный ручеек, сверкающий на солнце. Мир застыл в сияющей капле времени, в скрипичных нотах, которые Джон выхватывал из многогранности собственной композиции и проживал заново. А потом грянул гром, и скрипки понеслись в своей первой весенней грозе, разнося по залу разрушающе красивый ветер и затихая под солнечными аккордами рояля. Мягкими аккордами Джон перевел всех в одну из своих самых любимых композиций, ту, в которой скрипка обвивала его тонкими прохладными пальцами и вела за собой, как путеводная звезда, как нить Ариадны. Он писал ее, еще не зная, что однажды в его жизнь ворвется ноябрьским ветром скрипка Шерлока, но писал именно для него. Он понял это, впервые услышав его игру, впервые услышав саму эту музыку. Он, тот, кто написал ее, впервые понял весь смысл и значение «Пути». Раскатами переливающихся черно-белых нот он рисовал красоты мироздания, не требуя себе ни холста, ни кистей, ни красок. И упорно шел к манящей его скрипке, застывал в полутишине, выискивая Его глазами, и вновь приближался, чтобы попасть в водоворот синкопированного совершенства, которое взрывалось в конце оглушающим безмолвием. Промелькнул миг и закончился. Зрители, начиная от пациентов и заканчивая журналистами, в немом восхищении встретили выступление музыкантов овациями. Джон встал, сделал несколько шагов и замер, нахмурив лоб, явно подбирая слова. — В юности я совершил много ошибок. Не меньше я совершил, войдя уже в зрелость. Я пил, когда был расстроен, углублялся в работу, не замечая жизни, верил в людей, которые этого не заслуживали, шел не тем путем, что привело ко многим тяжелым последствиям. Знаете, врачи часто говорят, что детскими болезнями надо переболеть в детстве. Так и есть, и речь не только о свинке и кори. Шерлок Холмс — один из тех профессионалов, которые заслуживают моего искреннего восхищения, впрочем, все люди, с которыми я работаю, заслуживают его. То, что сделали эти неизвестные мне пока лица, я считаю жестоким и ужасным. Все наше общество работает над тем, чтобы люди, пережившие трудности, смогли вернуться к своей нормальной жизни, но при этом почему-то до сих пор считается верхом остроумия вытащить на свет божий личные трагедии. Особенно это касается медийных личностей. Я призываю журналистов остановить травлю. Не только Шерлока Холмса! Я призываю СМИ к тому, чтобы отказаться от этой ужасающей традиции. Есть вещи куда хуже, чем ошибки юности, за которые каждый уже заплатил свою цену. — Мой брат был алкоголиком, — Джесс поднялась за спиной Джона. — Мой отец бил мою мать, — Денни встал следом. — Я употреблял амфетамины, чтобы не спать, так как учился днем и работал ночью, — было видно, что Мэтту тяжело давались слова, но Денни взял его за руку, придавая другу сил. — В колледже я едва не стал алкоголиком, — заявил тихоня Бен. Вот уж точно — в тихом омуте водятся черти. Все они остались стоять, напоминая, что у всех были свои жизни, секреты и страхи. И несколько человек журналистов молча поднялись, поддерживая эту незримую войну с демонами человеческого мира. — Я обращаюсь к тем, ради кого мы сегодня играли здесь, — продолжил Джон. — Помните, вы сильные люди! То, что в этот момент вы оказались в этом месте — ничего не значит. Это просто небольшой период времени, где вы столкнулись с трудностями. Каждый из вас может вернуть свою жизнь и достоин этого. Запомните нас. Мы поделились с вами частичкой нашей общей беды, рассказали о ней в музыке и, я надеюсь, затронули ваши сердца. Спасибо всем, кто пришел сюда сегодня. До свидания. Их провожали не молчанием, но почитанием. Оркестр уходил с гордо поднятой головой и все в зале понимали — они выиграли бой. Пусть война никогда не закончится, пусть эта битва морали и ярких заголовков заранее обречена на вечность, но в этот раз правда осталась на их стороне. Джон посмотрел на Шерлока и легко улыбнулся. За этого человека ему было приятно биться. Эта война стоила того, чтобы в нее ввязываться. — Ребята, спасибо всем. Просто спасибо. Я знаю, как многим из вас было тяжело сейчас. И я просто хочу сказать вам — вы самые храбрые люди из всех, что я знаю. А я ведь… — Был на войне. Я врач, — Денни усмехнулся. — Джон, мы помним! — Маленькая, противная язва. Но очень храбрая! — Джон рассмеялся. — Все, я отпускаю вас. Завтра репетиция в десять. Прошу одну маленькую храбрую язву не опаздывать. Мэтт, проследи. Джон смотрел на то, как его «армия» собирает свои вещи, прячет инструменты, как они смеются и переговариваются, когда к нему подошел Шерлок: — Джон, мне снова нужна твоя помощь. — О, сейчас? — Да, если у тебя нет других дел… — Конечно! Что на этот раз? — Расскажу по дороге, — Холмс усмехнулся. — Джесс, ты на машине? — Да, Шерлок. — Прошу, возьми мою скрипку до завтра. Я могу доверить ее только твоим заботливым рукам! — скрипач обворожительно улыбнулся, а Джон с ноткой ревности заметил, что этот невероятный засранец умеет быть крайне любезным. — Ох, конечно. Хотя я буду переживать, но точно не дам ее в обиду. — Спасибо. Ты просто спасительница! Джон, думаю, нам пора, я все уладил. — Эй, — Денни снова неожиданно появился рядом, — куда это вы собрались? Неужели маэстро решился на забег по барам? Я хочу с вами! — Прости, Денни, — Шерлок сокрушенно покачал головой, — вход только для тех, кому за тридцать. Мы еще могли бы провести Мэтта, но тебя, боюсь, вообще примут за старшеклассника. — Вот умеешь ты… а, ладно, валите уже, — кларнетист состроил обиженную мордочку, но в ту же секунду куда-то умчался, очевидно, подговаривать Мэтта на очередную авантюру. — Все, уходим. Мужчины покинули здание. Джону было слегка совестно за то, что он не попрощался с Уильямом, но потом он подумал, что искать его было бы лишним. Такси, которое буквально материализовалось из воздуха рядом с Шерлоком, тронулось с места, едва Уотсон закрыл за собой дверь. — Ладно, покоритель девичьих сердец, рассказывай, куда мы едем и зачем. — О, Джон, неужели и в тебе поселилось зеленое чудовище? — Шерлок притворно удивился. — Да, да, конечно, умник. Прямо обвел меня вокруг пальца! — Было забавно. — Весельчак. Итак, куда мы все-таки едем? — На место встречи, предположительно, Джеймса Мориарти и заказчиков перевозки партии оружия. — А если он придет? — Мы снимем все на видео. Все, что там будет происходить. А потом передадим полиции. — А если он не придет? — Все равно снимем на видео и передадим полиции. Главное сделать все тихо, не наследить и не попасться. — Хорошо. Задача ясна. — Джон, я все хотел спросить, но не было момента. У тебя что-то случилось? Весь день тебе приходили смски, после которых ты мрачнел, хотя старался делать вид, что все хорошо. Не расскажешь? — Счета. — Что? — Мне приходили отчеты о списанных с моего счета деньгах. Все счета за последние месяца три или четыре. Внушительная сумма получилась. — Немного не понимаю… — Понимаешь, когда мы стали жить с Джимом вместе, я перевел свой счет в ведение его финансистов. Так мне не нужно было нанимать человека, который бы следил за моими налогами и вовремя оплачивал расходы, к тому же я хотел взять на себя часть расходов за дом. Джеймс слишком богат. Поверь мне, даже в этом понятии, оказывается, бывает приставка слишком. Он решил все по-другому. Он оплачивал студию, дом, многое. Я не самый бедный человек в Британии, но, как ты понимаешь, если на тебя сваливаются счета за несколько месяцев твоей жизни — это проблема. Я думаю, что это предупреждение. Он знает, что я не брошу тебя. — Я мог бы помочь с арендой. — Я не хочу думать об этом сейчас. Я обращусь в банк на днях, проверю все остатки, активы и прочее, посмотрю отчисления за авторские, и тогда буду думать, что я могу себе позволить. Но спасибо. — Если понадобится… — Конечно, Шерлок. Ты первым узнаешь об этом. — О, мы приехали! Остановите здесь. Такси притормозило на набережной. С этой стороны реки находилась промзона, часть из которой была заброшена еще в шестидесятых годах. В разное время старые амбары и доки пытались приспособить к разного рода проектам, но многие до сих пор стояли пустые. Впрочем, недавно правительство вспомнило об этой земле, несколько политиков заявили, что это расточительство, и предложили использовать их под социальные объекты. Шерлок слабо понимал, что такого можно построить практически на окраине города, с учетом того, что общественный транспорт останавливается в нескольких кварталах от этого места, ведь рабочие приезжают на служебных автобусах, но если власть решает прикарманить очередной кусок земли, спорить с ней бесполезно. У одного из дальних амбаров Шерлок заметил охранника и жестом показал Джону отойти. — Мы попробуем зайти с другой стороны. В каждом амбаре есть окна на крыше. Надо пробраться туда, снять встречу легче всего будет сверху, — шепотом пояснил он Джону. Мужчины пригнулись и в полутьме, которая щедро скрасила город, оповещая жителей о приближении вечера, стали пробираться к черному входу. С этой стороны охрана тоже была, а также несколько машин и грузовик. Небольшой дворик практически со всех сторон был защищен другими зданиями и не просматривался, поэтому и был избран на роль парадного входа. Шерлок интуитивно нашел лестницу и знаками показал Джону, куда им нужно перебежать. Старая лестница была полностью покрыта ржавчиной, Уотсону казалось, что каждый их шаг либо будет слышен на всю округу, либо закончится падением вниз. Однако мужчины внизу довольно громко переговаривались, а лестница на удивление оказалась крепкой, что позволяло пока не сильно переживать за свою жизнь. В том, что эти наемники мгновенно убьют их, если поймают, Джон Уотсон не сомневался ни капли. В его крови разгорался вспышками адреналин, сердце выверено стучалось о ребра, напоминая телу, что очень хотело бы стучать и дальше, а сам Джон уже чувствовал на языке соленый привкус опасности. Город, который до этого молчал несколько дней, буквально вскрикнул режущей слух мелодией предостережения. Оказавшись под самой крышей, Шерлок обнаружил большое окно. — Пожалуй, снимем отсюда, вид неплохой, — еле слышно сказал он и достал телефон, включая камеру. Он осторожно просунул руку между осколками стекла и замер. — Надо ждать, — одними губами прошептал он. Ожидание тянулось медленно. Джон чувствовал, что начало ощутимо холодать. Все-таки мартовские ночи в Лондоне не располагают к прогулкам у холодной реки практически в одном пиджаке, так как от плаща было еще меньше тепла, чем от рубашки. Хотелось пить, усталость брала свое, но Джон продолжал стоять в этой импровизированной засаде. Наконец, в самом амбаре послышались голоса. — Эй! Ты кто? — спросил один из охранников с восточным акцентом у человека, одетого в темную одежду, который появился у входа. Только сейчас Джон вдруг неожиданно понял, что, застыв в оцепенении ожидания, они оба с Шерлоком пропустили момент, когда голоса на улице стихли. Холмс резко выдернул руку, неловко задев запястьем осколок. На ладони появились несколько темных пятен, но он, не обращая на это внимания, потянул Джона за оставленную кем-то на лестнице бочку, молча приказывая сесть за нее и не двигаться. Уотсон подчинился моментально, оказавшись в объятиях Шерлока и пряча светлую голову, которая в темноте могла привлечь внимание к ним. Они просидели в таком положении до тех пор, пока руки и ноги не стало сводить. — Бежим, только быстро, — прошептал Шерлок и первым вскочил и начал спускаться. Только отбежав от амбара на несколько сотен метров, мужчины позволили себе сесть прямо на землю и отдышаться, растирая затекшие конечности, которые от бега сводило еще сильней. — Что произошло, черт возьми? — Это был киллер. — Что? — Он зачищает следы. — Джеймс? — Да. Я не понимаю зачем, но что-то с этой партией было не так, а с учетом того, что я не понимаю, что именно, я очень зол на себя сейчас. Не знаю, как нас не убили! — Но ты мог бы узнать это, скажем, завтра? — Что ты хочешь сказать? — Ты приглашен к нам на ужин, помнишь? Я хочу сказать, что ты мог бы попытаться найти что-то в его кабинете.***
Вечер настал как-то слишком быстро. Гостиная, вычищенная Китти до блеска, уже была готова к приходу гостей, которые ожидались с минуты на минуту. Джеймс с самого утра ходил хмурый и не понимал, почему он должен знакомиться с этим «наркоманом». Джон, которого даже репетиция не смогла привести в хорошее расположение духа, хмурился, но пытался шутить и выглядеть расслабленным. Вот и сейчас он сидел за роялем и наигрывал нечто воздушно-успокоительное, чтобы привести нервы в порядок, а сам думал, почему Джеймс накануне прихода гостей заперся в кабинете. За сегодня он устал спорить с собственной головой, убеждать Джеймса, что это лишь дружеский визит, спорить с внутренним предателем, который пытался уверить Уотсона, что быстрый секс на супружеской кровати в страхе быть застуканным «мужем» — лучший в жизни, и видеть откровенную ненависть, которую Джим распространял буквально на все, что попадало в его поле зрения. Он не пропустил ни одного выпуска новостей, пока был дома, но об убитых в амбаре странным образом молчали все каналы. Джон точно знал, что Шерлок сообщил об этом Лестрейду, но история не пошла дальше полиции, видимо, с легкой руки Майкрофта Холмса. Он так задумался обо всем, что пережил за последние двое суток, начиная от видео и заканчивая неудавшимся разоблачением преступников, что не заметил, как в гостиную вошел Джеймс. — Интересно, опаздывать в его привычках? Может, он сделает нам одолжение и вовсе не придет? — голос Мориарти буквально сочился сарказмом. Джон хотел было что-то ответить, но в этот момент в дверь позвонили. Послышались звуки отпираемой двери, принятого сообщения на мобильном Джима и голос Китти: — Мистер Холмс, мистер Стемфорд, добрый вечер. Позвольте взять ваши пальто. Джеймс проследил за тем, как Джон вышел встречать гостей, и прочел смску:«Мы отсмотрели видео выполненного заказа. Через полчаса после ухода Х Холмс вместе с мистером Уотсоном покинули объект. Х был зачищен».
___________________ Silenzio — молчание, безмолвствие, тишина. Ludovico Einaudi — Primavera Ludovico Einaudi — Divenire Ludovico Einaudi — The Tower Ludovico Einaudi — Lady Labirinth Ludovico Einaudi — Love is a Mystery