Вкус музыки и смерти

Н. Паганини — Каприс № 24 для скрипки соло ля минор Ludovico Einaudi — Divenire Ludovico Einaudi — Dietro Casa Шерлок ехал в кэбе с двумя футлярами. В одном покоилась «Птица», которую, без сомнения, достал Мориарти. От этой гадкой мысли, копошащейся в сознании, играть на ней не хотелось еще больше. В теории, инструмент был необычный, как раз в духе Шерлока: черный юмор, черный цвет, холодность, но почему-то в этот раз такая экстравагантность не привлекала. В другом, облегченном для удобства переноски, защищенном от холода футляре темно-синего цвета лежала его новая скрипка, которую он не чаял увидеть, услышать, и уж точно — получить. Мелькающий за окном такси город в легкой дымке тумана, расползающегося, словно тонкая пленка холодного молока по остывшему кофе, навевал сентиментальность, обычно не свойственную Шерлоку. Но вчерашний вечер задел струны его души, наполнив ноздри давно забытым домашним запахом яблок с корицей и вкусом клубничного мармелада. «Камин жарко горел, отбрасывая отблески на прислоненный к креслу зонт и футляр у ног высокого мужчины с властным лицом. — Майкрофт? Чем обязан? — Шерлок только вошел в квартиру и застать в ней брата был совершенно не готов. Тяжелый кожаный кейс отправился на диван, а сам он сел напротив гостя. — Ты разжег камин и приготовил чай… о чем будет разговор? — Ты проницателен, как всегда, дорогой братец, — Холмс-старший натянуто улыбнулся. — Я принес тебе кое-что. Майкрофт выглядел растерянным, словно плохо понимал, что заставило его прийти сегодня вечером в этот дом. Он придвинул к Шерлоку футляр носком дорогого ботинка, поигрывая при этом зонтом, демонстрируя такие же длинные белоснежные пальцы, как и у младшего брата. — Что это? — спросил хозяин дома, не прикасаясь к подарку. — Открой, — Майкрофт устало вздохнул и прикрыл глаза. — Ты тогда еще был маленьким. Вряд ли ты помнишь, почему я перестал играть и пошел в политику. Зато ты, кажется, так мне этого и не простил. — Ты погубил собственный талант, — презрительно выплюнул Шерлок. — И ради чего? Ради политики? Я восхищался тобой, ты был лучшим, никто не мог сравниться с тобой. — Это был не я, — гость потер лоб ладонью, негромко отвечая в тишине, нарушаемой только треском камина. — Политика стала моим спасением, не знаю, что бы со мной стало, если бы я случайно не познакомился тогда с тем полковником из разведки. Может быть, стал бы наркоманом или кем-то еще хуже, не знаю. Открой футляр, Шерлок. Мужчина нехотя подчинился: фыркнув, он наклонился и поднял на колени принесенный дар, потянул молнию и откинул крышку. Первое, что он заметил — это пара смычков глубокого коричневого цвета, блеснувших в верхнем отделении чехла. Внутри, прикрытая тонким кашемировым платком, лежала скрипка. Бледные пальцы стянули нежную ткань и на лакированном боку инструмента заплясали отблески огня. Яркий золотистый цвет, характерные черты «потертости» дерева — Шерлок мог с уверенностью сказать, что это скрипка работы восемнадцатого века. Он завороженно приподнял ее, поднося ближе к лицу, вглядываясь в нее пронзительным взглядом — толстые края, длинные, похожие на складки смеющегося рта эфы. Это чудо мог сотворить только один мастер — тот, кого Майкрофт боготворил, любовь к которому он прививал младшему брату с самой первой ноты, извлеченной из детской скрипки — Гварнери. Гварнери дель Джезу. — Это… — Шерлок захлебнулся воздухом, поднимая совершенно безумный взгляд на Майкрофта. — «Лорд Уилтон». Родители выкупили ее сразу же после того, как умер прежний владелец. Отдали почти все деньги, что у нас были. Отец даже хотел продать часть бизнеса, чтобы было немного легче, но ты же знаешь маму, она не позволила. Я не мог с ней расстаться. Хранил ее столько лет. — Почему? Почему ты не играл на ней? — Тебе было одиннадцать, Шерлок, и от тебя все это тщательно скрывали. Мне было девятнадцать, когда я выиграл все конкурсы скрипачей в Великобритании, какие только мог. Я собирался в Брюссель [1]. Это был самый престижный конкурс для меня. Впрочем, сейчас также. Я был готов. Но за мной по пятам шел мой друг и однокурсник Питер Гил. Он всюду занимал второе место и тоже собирался в Бельгию. Он знал, что я не отдам ему первого места: он был хорош, но я был лучше. — Ты был лучше всех, — упрямо пробормотал Шерлок, прижимая к себе уникальную скрипку, ни разу так и не спевшую в руках его гениального брата. — Спасибо, — Майкрофт усмехнулся. — На меня напали, когда я возвращался с репетиции. Зря я пошел переулками — хотел срезать. Это было в тот день, когда родители купили эту скрипку. Они сидели и ждали меня, чтобы обрадовать, а из меня выбивали воздух в нескольких дворах от дома и ломали пальцы один за другим, дробили руку, чтобы я никогда больше не смог играть. Шерлок отшатнулся. В глазах его застыл ужас. Боже, как несправедлива была Судьба, как сам он несправедлив был к брату столько долгих лет, которых уже не исправить! Он действительно не знал, что случилось тогда, помнил только, что Майка долго не было, а когда он вернулся, то больше не брал в руки скрипку. Старший брат не появлялся на его репетициях, и за это Шерлок обижался на него. Когда же он снова стал приходить, будучи уже молодым перспективным политиком, то выросший в подростка Холмс-младший закрылся от него и его опеки. Все эти годы он не понимал его злости, не понимал стремления защитить любой ценой, отпугивания друзей, которые появлялись у него в Академии. Не понимал он, впрочем, и как можно было променять музыку на политику, как можно было изменить своему гению, и за это обижался на него тоже. — Тебе сказали, кажется, что я уехал. Ты был совсем мальчиком, ты был занят собой, игрой, своей собакой. Тех, кто на меня напал, так и не нашли. Питер конкурс не выиграл, его обошел русский скрипач. Прости меня, братец, но мне было очень больно снова смотреть, как кто-то играет. Я отдалился от тебя, но всегда старался поддерживать, чтобы защитить от ошибки, что совершил. Надо отдать тебе должное — ты наделал своих. Я знаю, ты думаешь, что политика — это очень скучно. Но на самом деле это не так. Здесь тоже есть своя гармония, свой риск и свое хождение по грани — один неверный шаг и все произведение рухнет. В ней не может быть фальши, иначе твоя игра ничего не стоит. Каждое движение должно быть выверено до миллиметра. Эта скрипка никогда не пела. Я не мог ее продать или отдать, но прошло столько лет, боль уже забылась, стерлась. Теперь она твоя. Я прошу за нее только одну мелодию. Пусть впервые она прозвучит для меня. — Что ты хочешь услышать? — хрипло спросил Шерлок. — Ты помнишь, что я играл тогда? Постоянно, каждую минуту, как заведенный, я исполнял одну и ту же мелодию. — Паганини. Каприс номер двадцать четыре, ля минор. Шерлок помнил, он с тем же усердием, что и брат, оттачивал мастерство, чтобы сыграть этот признанный шедевр. Первые ноты взорвали воздух, разлетелись, отражаясь от стен — чистые, яркие, тонущие в глубоком звуке скрипки. Паганини и сам играл на инструменте, созданном великим Гварнери, и теперь дерево и музыка встретились вновь. История любит повторяться, сталкивать разные времена и вселенные: два величайших итальянца снова сошлись в этой полутемной гостиной в Лондоне в двадцать первом веке. Незабытые, оба виртуоза продолжали жить, пока гениальные пальцы порхали по грифу. Смычок то едва касался струн, то обрушивался на них с напором. Пиццикато россыпью драгоценных камней прокатилось по вечернему полумраку. А руки все не останавливались, творили эту вселенную, эту красоту и гармонию, поражая техникой. Шерлок играл, а Майкрофт снова улыбался снисходительной улыбкой из детства, ободряющей и поддерживающей — играй, братец, дерзай, твори!» Такси плавно разворачивалось у студии, когда воспоминания перед внутренним взглядом Холмса растаяли, как туман рассеялся перед выглянувшим солнцем. Он расплатился и вышел, бережно перехватывая оба футляра. Холл был пуст, в зале тоже никого не было, только где-то на верхнем этаже слышался легкий блюз. Шерлок хотел было пойти и посмотреть, кто это играет, но решил не нарушать столь чудесное одиночество в звуках электрогитары. Кожаный кейс он оставил на столе, а чехол с Гварнери взял с собой. Пока он доставал скрипку, музыка наверху стихла, спрятавшись за хлопком закрывшейся двери. Шерлок достал смычок, отрегулировал натяжение волоса и принялся натирать канифолью. Тот идеально ложился в руку, и скрипач невольно усмехнулся, вспоминая вчерашний спор с братом о новейшем способе держать его. Майкрофт утверждал, что способ этот прекрасен, а Холмс-младший полировал скрипку и стоял на том, что бельгийский способ проверенный и более привычный. Когда волос покрылся равномерным слоем канифоли, Шерлок подхватил скрипку, убрал футляр под стул и отошел к роялю, чтобы задать себе тон для настройки. Но едва он обернулся, как встретился взглядом со своим маэстро. Джон как раз входил в зал, расстегивая на ходу куртку. Выглядел он немного уставшим и почему-то встревоженным. — Шерлок, привет, — Джон повесил одежду на крючок возле входа, стянул с шеи клетчатый шарф, взъерошил ладонью волосы и обернулся. — Ого! Что это? Ты достал скрипку? Потрясающе! Выглядит просто великолепно. — Здравствуй, Джон. Еще бы, это же Гварнери, — Холмс любовно огладил нижнюю деку. — Это просто изумительный инструмент. Она называется «Лорд Уилтон». — Та самая? — Уотсон в удивлении взглянул на собеседника. — Да. Та самая. — Боже правый, да где же ты только достал ее? Много лет было неизвестно даже, кто ей владел. — Мой брат. — Майкрофт Холмс? Политик? — Да, Джон, но не будем об этом. Поможешь мне? — О, разумеется. Ля? — Да, пожалуйста. Несколько минут были слышны только тягучие ноты рояля и звуки настраиваемой скрипки, пока она, наконец, не зазвучала чистым, глубоким рокотом, от которого у Джона прокатились мурашки от шеи до поясницы. — О Боже! — воскликнул Уотсон. — Шерлок, сыграй для меня что-нибудь, пожалуйста, это просто потрясающий инструмент. — Ты прав, Джон. Ни один мастер не может сравниться с Гварнери, его скрипки звучат громко и насыщенно, вальяжно, с истинным достоинством, тогда как Страдивари, например, более пронзительные и тонко-звучные. Что ты хочешь услышать? — кажется, он слишком часто повторял эту фразу за последние сутки. — Все что угодно! — с энтузиазмом воскликнул Уотсон. Паганини. Снова. Это было неизбежно. Джон должен был это услышать, его должна была смести сила этой удивительной волны итальянского побережья, пропитанного солью гениальности. Скрипка не просто звучала — это был рокот океана, заключенный в хрупкое дерево. Переливающийся баритон, так похожий на голос Шерлока, завораживающий и подчиняющий. Скрипка была теплой, живой, вибрирующей, а Холмс был воплощением холодности, но, соединяясь, они превращались в квинтэссенцию страсти, от которой у Джона подкашивались колени, и хотелось пасть ниц в поклонении. Эти руки сводили с ума, сосредоточенный лоб, блестящий взгляд и крепко сжатые четко очерченные губы — все было наполнено первозданной красотой. Уотсон дождался последних глубоких звуков и с восхищением вдохнул, чувствуя, как ладони сами поднимаются для аплодисментов. Он восторженно наблюдал, как Шерлок отбрасывает со лба растрепавшиеся кудри, а перед глазами еще мелькал стремительный переброс смычка и изящная поступь пальцев на пиццикато. — Ты гений! — воскликнул Джон, не в силах удержать это в себе. — Спасибо, но, право, не стоит, — Холмс улыбнулся уголком губ. — Эту вещь знает любой уважающий себя профессиональный скрипач. — Нет, Шерлок, ты понимаешь, о чем я говорю: ты играл это так, будто сам дух Паганини вселился в тебя! Мало выучить ноты и отработать технику: в каждом музыканте должна быть внутренняя страсть, энергия, заставляющая звучать ноты и поклоняться им. В тебе это есть, в твоей видимой холодности сокрыт Зефир, принесший средиземноморский воздух в наш душный лондонский туман. Это потрясающе, Шерлок! — Если бы я не знал, что ты музыкант, я бы подумал, что ты писатель, Джон. — О, теперь ты мне льстишь. Их дружеская беседа была прервана появлением Джесс и Денни, а спустя еще несколько минут начали подтягиваться и все остальные. Уотсон было мысленно посетовал, что никто не слышал этого удивительного чуда, но в глубине души был рад разделить его с Шерлоком. Это была их общая тайна, маленький секрет зародившейся большой дружбы. Репетиция проходила сегодня под неусыпным вниманием Кристофера, который вспомнил о своих обязанностях и решил навестить подопечных. Он как обычно сел у двери и хмуро поглядывал из-под бровей на музыкантов. Джон выбрал для репетиции красивую мелодию с яркими скрипичными акцентами, чтобы Шерлок мог блеснуть, и был бесконечно рад, что сегодня с ним другая скрипка. Ее густой, как мед, звук растекался среди его пассажей, сглаживая музыку и превращая в широкую полноводную реку, уносящую Уотсона с берега реальности в сказочные дали. Еще ни одна репетиция не приносила ему такого отдохновения и удовольствия. Ребята играли слаженно, старательно заботясь обо всех партиях — единство, которого ему так не хватало последние дни. Они словно были его жизненной силой, и сейчас морщины на его лице разглаживались, потому что сердце, огромное его сердце, состоящее из множества людей, билось в унисон с ними. И закончили они все вместе на пике, на чистом луче, срываясь со скалы. — Идеально, — прошептал Джон, когда наступившая тишина наполнилась тихим смехом и разговорами. — Перерыв, — сказал он с улыбкой уже громче. — Итак, Джон, пресс-конференция уже через два дня, — Крис подошел к другу и присел рядом с роялем. — Что ты скажешь насчет Шерлока Холмса? Я обещал, что ты решишь сам. — О, он гений и он остается. Это что-то потрясающее, серьезно. Я никогда раньше не встречал такой удивительной страсти, такой мощи исполнения и виртуозности. — Общение с журналистами будет сложным, — Кристофер нахмурился еще сильнее обычного. — Брось, ты же знаешь, что я поддержу и переведу все самые острые стрелки на себя, — Уотсон усмехнулся. — Не переживай, мы выкрутимся, и с Шерлоком я поговорю перед этим, чтобы он немного сдерживался. — Думаешь, удастся? — Он хороший парень. Ему просто не хватает помощи и поддержки. Уверен, что он все поймет и ничего не испортит. — Мне бы твой оптимизм, Джон. — А ты старый нытик, Крис. Завязывай, сказал же — все будет отлично. — Хорошо, ну тогда я пошел. А, кстати, Патрик просил передать, что ждет тебя на следующей неделе. — Так быстро? — удивился Джон. — Ты же знаешь, как он любит своего особенного клиента, — Митчелл усмехнулся. — Зайди к нему, хорошо? — Обязательно. Пока, Крис. — До понедельника, Джон. Репетиция продолжилась в прежнем темпе. Джесс и Шерлок отлично сработались, даже Денни прекрасно составлял им партию. Добродушный Мэтт вообще не умел долго хранить обиды или недоразумения, виолончелист Бен тоже был добряк и так погружался в музыку, что вообще редко видел вокруг себя что-то кроме репетиций и небольших посиделок в конце недели. Вот и сегодня, после окончания напряженного дня и объявления Джона о том, что в понедельник их ждет пресс-конференция, на которой они официально подтвердят, что Шерлок Холмс вошел в состав их коллектива, ребята решили отметить это обедом. Небольшой ресторан за углом уже давно привык наблюдать их шумную компанию у себя — несколько столов сразу сдвинули и усадили гостей. Неразлучная парочка Денни и Мэтт тут же начали рассказывать о каком-то новом совместном приключении под аккомпанемент смеха товарищей. Джесс краснела и украдкой поглядывала на Джона. А Уотсон наслаждался этим шумным уютом и беспокойным комфортом — своим большим бьющимся сердцем. Все люди вокруг превратились в его организм: Джеймс стал его кожей, именно поэтому чем больше он отдалялся, тем больнее становилось. Но что-то неуловимо изменилось в воздухе, и это «что-то» пришло вместе с Шерлоком. Джон чувствовал его: в трепещущем дыхании зимы, в тревожных отзвуках рояля — кислыми ягодами на губах оседал привкус перемен. — Шерлок, — негромко позвал Джон, когда ребята отвлеклись на анекдот, который начал рассказывать неугомонный Денни. — Наверное, не лучшее время спрашивать, но все же: ты ведь останешься с нами? Мы шумные, но профессиональные, мы любим свой труд и свой отдых, мы всегда рады новым участникам и, кажется, ты здесь прижился. — Мне казалось, мы уже разобрались с этим вопросом, Джон, — лукавая улыбка скользнула по губам Холмса. — Я рад, что оказался здесь, и мне совершенно точно не хочется никуда уходить. Надеюсь, что так все и останется. — Я тоже, — Джон хлопнул по плечу скрипача и поднялся. — Что ж, я старый больной солдат, я выполнил свой долг, пора мне оставить вас, молодежь. Отдыхайте, но не слишком, тренируйтесь на выходных. Денни, Мэтт — вас это особенно касается, а то умотаете, как всегда, черт знает куда, и все наработки побоку. Поняли? — Есть, сэр, — вскричал Денни и получил от Мэтта шуточный подзатыльник. — Хорошо. Всем до понедельника, пресс-конференция в 11:00, быть в Уигмор-холле в десять и ни минутой позже. — И тебе отличных выходных, Джон, — донеслось со всех сторон. Вместе с ним встал и Шерлок. Он тоже довольно тепло попрощался с присутствующими и, поймав удивленный взгляд Уотсона, закатил глаза. Едва мужчины оказались на свежем воздухе, он сказал: — Компании не самое мое любимое времяпрепровождение, Джон. К тому же, у меня есть еще дела. Но посидели чудесно. Впрочем, я все еще надеюсь на обед. — Обязательно, Шерлок, — Уотсон слегка нахмурился и спросил. — Надеюсь, твои дела не закончатся снова сломанной скрипкой, — он указал кивком головы на чехол Холмса и получше перехватил кейс, — и разбитым лицом? — Нет, Джон. Это скучные задания от моего брата. Не более, уверяю. — Хорошо. Тогда хороших тебе выходных, Шерлок. — И тебе. Уотсон сел в первый же кэб и уехал. А высокая темноволосая фигура Холмса еще какое-то время провожала машину настороженным взглядом. Джон Уотсон был определенно лучшей из всех загадок, что ему доводилось встречать. Беда была в том, что Шерлоку не хотелось ее разгадывать. В первый раз в жизни. Выходные прошли в звуках капели и ручьев. Погода вернулась на круги своя и прогнала остатки снежного покрывала, оповестив об этом улицы хрустальным звоном. Лондон стал похож на себя прежнего, полностью позабыв Рождество. Понедельники обладали для Джона особенным смыслом. Каждый из них он встречал с трепетом, как старого друга, приносящего с собой нежность воспоминаний. Все выходные Джеймс провел в командировке. Это было не удивительно, но с учетом того, как сложно им было последние недели, Уотсон надеялся залатать их отношения исключительной заботой в эту пару свободных дней. Его надеждам не суждено было сбыться. Субботу он провел за роялем, воскресенье — за книгами, но столь необходимого душевного покоя это ему не принесло. Завтрак в одиночестве тоже не способствовал его благодушию, хотя тосты были прекрасны, как всегда. Прошлым вечером, когда Джеймс не ответил ни на одно смс, Джон уже думал отложить телефон, как тот пискнул принятым сообщением. Улыбка, едва расцветшая, слегка погасла, но потом вспыхнула вновь. Писал Шерлок. Он рассказал о хорошо проведенных выходных и успокоил Уотсона: в понедельник он будет вести себя подобающе и пресс-конференция пройдет отлично. Джон ответил, что рад это слышать и что тоже хорошо отдохнул.

«Уезжал? ШХ» «С чего ты взял? Вовсе нет, сидел два дня в Камдене. Даже из дома не вылезал. ДВ» «Не скучно? ШХ» «Ужасно. ДВ» «Сочувствую. Мог позвонить. ШХ» «Не хотел портить отдых. Хороших снов. ДВ» «Зря. Доброй ночи. ШХ»

Этот небольшой разговор был самым приятным происшествием за долгие двое суток. Честно говоря, Джон прекрасно понимал, что работа у Джима сложная, и всегда готов был ждать, если тот уезжал, но никогда прежде тот не позволял себе пропасть на ночь и сообщить о том, что уехал, лишь в субботу утром. От этих мыслей вкус чая горчил, а аппетит совершенно пропал. С тяжелым вздохом Уотсон поднялся из-за стола. День предстоял ответственный и тяжелый, нужно было взять себя в руки и собраться. Джону больше всего хотелось сейчас прогуляться, подышать влажным воздухом потеплевшего города, почувствовать свежий вкус живой воды на губах. Но реальность была неумолима, поэтому он мужественно поднялся наверх, где на тщательно заправленной постели его ждал голубой костюм-тройка и золотистый галстук. Патрик Хельман особенно любил это свое творение, да и Уотсон, признаться, тоже. Костюм придавал его фигуре больше стройности, зрительно вытягивал, а строгая тройка совсем не выглядела чопорной с этим галстуком и платком. После душа и помощи Китти в укладке его вечно стоящих ежиком волос, Джон оделся и спустился в гостиную. Телефон по-прежнему молчал: ни пропущенных звонков, ни непрочитанных смс. Молчали скайп, фейсбук, твиттер, на которые Джеймс подсадил любовника, равнодушно относящегося к социальным сетям — тишина повисла между ними, встав стеной, об которую уже не в первый раз бился Джон. — Такси приехало, — вежливо оповестила Китти. — Да, спасибо. Скажите, Джим не звонил? — Мистер Мориарти не связывался со мной и не оставлял особых распоряжений. — Понял. Благодарю. Думаю, я буду поздно. — Мне приготовить что-нибудь особенное? — Что? — Сегодня понедельник, раньше вы любили что-то необычное в этот день, — домработница с улыбкой посмотрела на Джона, надеясь приободрить его. — Да… нет, нет, спасибо. Сегодня ничего не нужно и, знаете, Китти, отдохните. Возьмите выходной. Я оплачу вам день, а мистеру Мориарти совершенно не обязательно об этом знать. — Спасибо, мистер Уотсон. Таксист был особенно разговорчив. Довольно молодой парень, он совсем недавно сдал экзамен на профессию и еще был полон энтузиазма, особенно когда подвозил мужчину в элегантном костюме в центр Лондона. Джон почти не слушал его болтовню, только изредка кивал головой. Выходные в одиночестве не давали ему покоя и страшили своей неизвестностью. Уигмор-холл и его конференц-зал встретили Джона классическим стилем этого дома музыки. Ряды коричневых стульев стояли перед несколькими тяжелыми столами, за которыми на пресс-волле диагональными линиями расчерчивали темное пространство фона название оркестра, надпись «Уигмор-холл» и логотип трастового фонда. В широком холле перед тяжелыми дверьми в концертный зал стоял второй стенд, на фоне которого должны были сфотографировать всех участников ансамбля — по отдельности и вместе. Здесь же невдалеке были накрыты круглые столики с закусками, соками, а также чаем и кофе. Несколько официантов в белых фартуках и бабочках, которые должны были обслуживать этот небольшой фуршет, сейчас расставляли бокалы и чашки, выгружали закуски, привезенные из ресторана, и занимались прочими не менее полезными делами. Уотсон взял апельсиновый сок и отошел к окну, вглядываясь в оживленную улицу за ним и жалея, что в этой части Лондона совершенно негде курить — просто безобразие, преступление против человека, Страсбургский суд по ним плачет. — Я знаю, о чем ты так напряженно думаешь, Джон, — раздался за спиной мужчины знакомый рокот баритона. — Ты волнуешься и хочешь курить. Спрячемся за фургоном кейтеринга и, как ты там говорил, отравимся? — Нас с тобой поймают, — рассмеялся Уотсон, поворачиваясь. — Оштрафуют, мы опоздаем к началу, или, что еще хуже, нас за этим застанут журналисты. А потом Кристофера посадят в тюрьму за двойное убийство: тебя и меня. Привет, Шерлок. Про выходные не спрашиваю, — он подмигнул. — Как настрой? Скрипач выглядел великолепно: черный костюм из слегка блестящей ткани с приталенным пиджаком, фиолетовая рубашка, пуговицы которой едва сходились на груди — так прилегала она к телу. Этот факт почему-то заставил сердце Джона немного сбиться с курса, но мгновение было так скоротечно, что мозг даже заподозрить неладное не успел. Брюки обнимали длинные ноги и были настолько обтягивающими, что еще чуть-чуть и это было бы абсолютно неприлично. — Я спокоен и готов. — Обещаешь? — Не портить ничего? — Не ругаться с журналистами, — Джон поднял указательный палец в уточняющем жесте и снисходительно посмотрел из-под светлых ресниц на смеющегося Холмса. — Обещаю. — Хорошо, тогда пойдем, сейчас соберутся остальные. — Почему мы всегда приходим раньше всех? — Мы старше, мы подаем хороший пример. — Нет, это ты подаешь хороший пример, а мне, видимо, перестало везти с опозданиями. — Радуйся. — Почему? — Опоздавшие переписывают партитуры. — Брось, Джон, мы уже выяснили, что эту угрозу ты не исполняешь. — Опоздай и посмотрим. Что? Не смей закатывать глаза. Шуточная перепалка двух повеселевших от встречи мужчин была прервана появлением остальных участников. Джесс была в приятном темном платье в стиле пятидесятых от дорогого модного модельера, Денни — в щегольском твидовом костюме и при бабочке, Мэтт — в скромном, но элегантном светло-сером костюме ближе к американскому покрою. Бен, Дерек, Майя и прочие тоже выглядели утонченно и привлекательно. Кристофер появился последним: на нем были темные прямые брюки, светлый пиджак — несомненно, все работы Патрика, высокий воротник строгой рубашки выглядывал из-под легкого вязаного жилета — прекрасный образец английской охотничьей моды, который гениальные руки Хельмана превратили в официальный наряд. — Так, столы готовы, — огляделся он, — Холмс — ага, на месте. Ну что, сначала накормим журналистов, потом — фотографии, а потом пресс-конференция. Сытый журналист — добрый журналист. — «The Sun» столько не съест, — тихо съязвил Мэтт. — Да, они больше человечинку любят, — хмуро отшутился Кристофер. — Давайте немного пройдемся по возможным вопросам. Шерлок? — Да, Кристофер? — Эм, мне неловко, но… — Обещаю не ссориться с журналистами. — Да, не испорти ничего. Джон не знал, смеяться ему или плакать. Пока ребята совещались и согласовывали ответы на некоторые щекотливые вопросы, которые могли бы прозвучать сегодня в зале, холл наполнился фотографами и корреспондентами множества изданий. Джон нервничал, Денни и Мэтт — тоже. Последние, судя по всему, совершенно не любили такие мероприятия, даже больше, чем хотели бы показать. Шерлок же боялся не самих вопросов, а реакции на них — разочарования на лице Уотсона. — Ну, все, первый акт — идем на растерзание фотографам, — скомандовал Крис и открыл двери в холл. Музыканты не успели сделать и нескольких шагов, как засверкали вспышки, начали щелкать затворы камер, послышались выкрики. Им все же удалось добраться до баннера, выстроиться, широко улыбаясь в камеры, стараясь всем уделить внимание. Как так получалось — неизвестно, но как бы ни менялись местами и ни переходили с места на место оркестранты, Денни все время оказывался рядом с раскрасневшимся Мэттом, а рядом с Джоном непременно оказывался Холмс. Они стояли, почти соприкасаясь плечами, в какой-то момент Уотсон приобнял Шерлока за шею, слегка прижимая того вниз, а скрипач сжал его предплечье тонкими пальцами. Когда групповые фото были закончены, участников разбили на небольшие группы и отсняли, а затем сделали несколько одиночных фото. Через двадцать минут постоянно вспыхивающего воздуха Кристофер смог увести своих подопечных в конференц-зал от довольно громких фотокоров. Многие журналисты уже дожидались начала, сидя на стульях, остальные старались занять места как можно быстрее. Когда они закончились, то основная масса фотографов выстроилась позади сидящих, а кое-кто устроился прямо на полу в проходе в надежде на парочку эксклюзивных снимков. Кристофер дал знак модератору начинать, едва все расселись. — Дамы и господа, добро пожаловать на брифинг, посвященный окончанию первого сезона у оркестра «Nos musica», их планам и новому участнику — Шерлоку Холмсу. Бриффинг проведу я, Элиза Кроссман. Надеемся на ваш профессионализм и такт. А теперь я передаю слово нашему маэстро — мистеру Джону Уотсону. — Добрый день, мы рады видеть всех вас сегодня в этом зале. Закончился наш первый сезон. Признаться, я невероятно доволен результатом. С уверенностью могу сказать, что мы уходим готовить новую программу с легким сердцем — зал Уигмор-холла будет ждать нас в апреле, мы подписали контракт на новую серию концертов. Также я рад сообщить, что у нас будет два выездных концерта. «Эхо Арена», — в зале послышались удивленные переговоры, — в Ливерпуле согласилась принять нас двадцать седьмого февраля, а «Ашер-холл» в Эдинбурге ждет нас седьмого марта. Ведутся переговоры еще и с Королевским концертным залом в Глазго. Крис, я все сказал? — Нет, — Кристофер ухмыльнулся. — Спасибо, помог, — Джон рассмеялся. — Да, я еще не рассказал о том, что мы подписали контракт с каналом BBCone на музыку для их нового сериала о первой половине двадцатого века. Это очень интересный проект, я уже работаю над воплощением некоторых образов. Как вы понимаете, больше я сказать не имею права, но режиссер Энди Годдар сумел не на шутку заинтересовать меня этой работой. Ну, и наша последняя новость — это вступление в наши ряды Шерлока Холмса. От себя скажу, что я невероятно рад, что он оказался среди нас, его игра потрясла меня. И нашу новую программу я планирую строить исключительно с учетом гениальной игры нашего нового участника. В этот раз я хотел бы больше внимания уделить струнным, сделать их более мощными и акцентировать на них внимание слушателя. Уверен, что мистер Холмс с этим справится и это будет что-то удивительное и, без сомнения, новое для нас. На этом все. — Спасибо, мистер Уотсон, — отозвалась модератор. — Коллеги, теперь ваши вопросы, пожалуйста. — Хьюго Липман, «Daily Mail», у меня вопрос к мистеру Уотсону. Скажите, как вы вообще решились принять в оркестр мистера Холмса, учитывая его прошлую репутацию? Среди журналистов прошлись небольшой рокот и смешки, среди оркестра — неприятный шепот. — Довольно легко, следующий вопрос. — Остин Барнз, «The Observer», у меня вопрос к мистеру Холмсу. Как вам в новом коллективе? Были слухи, что уже произошли первые разногласия. Джон переглянулся с Шерлоком, который сидел по левую руку от него. — Спасибо, я с удовольствием присоединился к оркестру мистера Уотсона, здесь чудесная атмосфера, что касается разногласий… — Они бывают везде, куда вливается новый человек, — перебил его Джон. — Ничего такого, с чем бы мы не справились. Зато теперь все просто отлично, верно? — Верно, — Шерлок улыбнулся уголком губ. — Стивен Мейси, обозреватель от Королевской Академии, у меня вопрос к мистеру Уотсону. Скажите, до окончания работы над вашей новой программой будет ли шанс услышать вас в Лондоне? — Спасибо за вопрос. Да, я планирую участвовать в благотворительном концерте организации «War Child». — Мистер Уотсон, уточните, когда планируется этот концерт и где он пройдет? — задала вопрос модератор. — Конечно, концерт состоится в здании лондонского Колизея двадцатого марта. Затем до премьеры нашей новой программы мы не будем выступать. — Благодарю, еще вопросы. — Келли Джоунз, «The Independent», у меня вопрос к мистеру Митчеллу. Вы, как основное руководящее лицо оркестра, должны прекрасно понимать, что в нем самое главное — это сплоченность, доверие и, конечно, надежность. Скажите, видите ли вы, с учетом этих трех составляющих, в своем коллективе мистера Холмса, которого называют самым непредсказуемым человеком Лондона? — Мне сложно судить, так как я еще довольно мало работал с мистером Холмсом, — угрюмо, как и всегда, заговорил Кристофер, — но в данный момент мне нравится то, что я слышал на репетиции. Это было органично и страстно. Я не заметил натянутых отношений среди коллектива и жалоб тоже не получал. С учетом всего вышеперечисленного — да, пока отлично вижу. — Уильям Чарлсон, еженедельник «New Musical Express», у меня вопрос к мистеру Уотсону. Насколько нам было известно, вы считали свой оркестр вполне укомплектованным, так почему появилась вакансия для нового скрипача? — Думаю, что этот вопрос лучше задать мне, — хмуро откликнулся Кристофер. — Я бесконечно ценю Джона, но считаю, что артист, который не выходит из зоны комфорта и не экспериментирует, может считаться артистом только наполовину. Я долго думал, кто мог бы составить ему партию в гениальности и таланте, и когда Майк Стэмфорд, который, к сожалению, не смог сегодня присутствовать здесь, встретился мне и рассказал, что его подопечный сейчас свободен, я посчитал это знаком. И мне кажется, что я не ошибся. — От себя скажу, — вступил Джон, — что, несмотря на то, что я не собирался искать нового скрипача, я заинтересовался, когда Крис предложил кандидатуру мистера Холмса. Я счастлив, что так вышло, и что мне представился шанс поработать с настолько легендарным и талантливым исполнителем. — Элиссон Галбрейт, журнал «Q», у меня вопрос к Денни Литовски и Мэтту Коллинзу. Вы были особо ценными кадрами оркестра до прихода мистера Холмса, как изменилось ваше положение и нашли ли вы с ним общий язык? — Я не почувствовал, чтобы моя партия как-то изменилась или меня в чем-то ущемили, — весело защебетал Денни. — Мистер Холмс своеобразный человек, но, в конце концов, мы нашли грани взаимодействия. Все прошедшие репетиции мы играли в паре, и работать с ним — одно удовольствие. Диапазон эмоций, которые он может выразить своей игрой, бесконечен. Хотя не могу не признать, что он тот еще ворчун. Верно, Шерлок? — Денни хитро подмигнул. — Мистер Литовски — прекрасный кларнетист, не вышедший из детского возраста. Уверяю вас, рядом с ним я молодею, — рассмеялся скрипач. Джон от души расхохотался, и даже Кристофер улыбнулся. — Вливаться в новый коллектив всегда проблематично. Мы долго притирались друг к другу, чтобы стать тем сплоченным оркестром, который вы видите, — решил высказаться Мэтт. — Не бывает так, чтобы не возникало разногласий, но важно, чтобы обе стороны хотели их преодолеть. Нам это удалось и я рад работать с мистером Холмсом, он действительно всех нас поразил. Уверен, что это, скорее всего, даже не последний конфликт, нас ведь много, мы не можем все находиться в идеальных взаимоотношениях, но я уверен, что под руководством нашего мудрого маэстро и при искреннем желании все можно решить. Пока Мэтт отвечал, Джон теребил в руках ручку и исподтишка посматривал на Шерлока. Он не сомневался в своих ребятах и знал, что после последних удачных репетиций они даже не лицемерят, а говорят от души, но ему была интересна реакция Холмса. Скрипач смущенно улыбался, глядя на свои ладони и старательно прятал эмоции, что эти простые слова тронули его. Шерлок взял бутылку воды, которая стояла перед каждым из участников конференции, и налил немного в стакан. Джон тоже потянулся к прозрачному стеклу пальцами, но не успел. Холмс перехватил бокал, наполнил его чуть шипящей жидкостью и поставил перед Уотсоном. — Девид Фулман, «Morning Star», хотелось бы уточнить, будет ли пресс-показ? — Да, разумеется, — ответил Джон. — Вы все получите приглашения на открытую репетицию, а также будет несколько приглашений для прессы на сам концерт. — А как мероприятие будет организовано для фотографов? — Ну, коллеги, этот вопрос совсем не уместен, — модератор хотела передать слово другому журналисту, но Джон ее остановил. — Ничего, спасибо, я отвечу. На пресс-показе будет возможность отснять как сам процесс, так и отдельно всех музыкантов. На концерте Уигмор-холл, как и всегда, предпочитает своих фотографов. Снимки для статей вы сможете получить почти сразу же по стандартной схеме. — Джордж Гимсон, «Daily Express», вопрос к мистеру Холмсу. Скажите, этот удар на вашем лице поставил вам кто-то из оркестра или вы вернулись к тому образу жизни, который мы неоднократно освещали в прошлом? — О, это действительно одна занимательнейшая история, в которой фигурируют сразу три преступника: тощий рыжий кот моей квартирной хозяйки, лестница и ужасная подставка для зонтов. Последняя отличается крайними криминальными наклонностями. Когда смех затих, модератор, переглянувшись с Кристофером, сказала: — Коллеги, наше время подходит к концу, последний вопрос, пожалуйста. — Стэнли Фланнаган, газета «The Sun», у меня вопрос к мистеру Холмсу. Скажите, вам больше не нужны допинги для выступлений? В прошлом вы частенько принимали запрещенные препараты, как дело обстоит в этот раз? В зале повисла напряженная тишина, прерываемая лишь редким шепотом. Джон обернулся к Шерлоку, всматриваясь в плотно сжатые губы и прищуренные глаза. — Кофе, — вдруг выпалил Уотсон. — Что, простите? — переспросил корреспондент самой желтой газеты Лондона. — Я подсадил его на кофе и на курение в неположенных местах, вот и весь допинг, — Джон почувствовал, как Холмс рядом немного расслабился, а затем с улыбкой ответил. — Неправда, мистер Уотсон, там улица, есть очерченное место для курения и урна, так что все в порядке. На этом конференция завершилась, Элиза попрощалась от их имени с прессой, после чего участники поднялись со своих мест, нервно поглядывая на Кристофера. Тот попросил модератора сообщить, что музыканты торопятся на репетицию, и увел своих подопечных из зала. — «The Sun» никогда не могут без сюрпризов, не умеют нормально, — ворчал Кристофер, выводя ребят к служебному выходу. — Так, сколько у нас машин? — Четыре, — ответила Джесс, — вполне все поместимся, просто придется сесть по трое на заднем сидении. — Я тоже на машине, — Кристофер взмахнул ключами. — Предлагаю пообедать и встретиться в студии. Джон, что думаешь? — Отличная идея, но я уже исчерпал свой лимит поездок на сегодня, хочу пройтись пешком. Перекушу где-то по дороге. — Хорошо, до студии недалеко, давайте выбираться. Сначала мы выедем, отвлечем фотографов — все равно они караулят, а потом и ты сможешь выйти. Шерлок, ты с кем поедешь? — А я, пожалуй, пройдусь с Джоном, если он не против. Я задолжал ему обед. — Я только «за», — улыбнулся Уотсон. Ребята принялись рассаживаться по машинам, стараясь как можно быстрее убраться отсюда и не попасть в поле зрения оставшихся журналистов. Как только машины выехали, Джон и Шерлок отправились следом, наблюдая, как разочарованные корреспонденты провожают автомобили взглядом. Солнце светило довольно ярко, подсушивая реки, растекавшиеся по улицам все выходные. — Погода чудесная, — вдохнул свежий воздух Уотсон. — Согласен, предлагаю пообедать на свежем воздухе. — Хорошая идея, веди, — улыбнулся Джон. Шерлок усмехнулся и повернул в небольшой проулок, где уместились несколько магазинчиков с яркими витринами. Негромко переговариваясь и не слишком спеша, мужчины отправились в направлении Ритджент-парка. — Два картофеля фри, два сэндвича с курицей и два кофе, — минут через пятнадцать прогулки заказывал Шерлок. — Латте, капучино, эспрессо? — уточнила миловидная девушка за кассой в одном из многочисленных кафе, рассредоточенных по дорожкам парка. — Тебе что? — спросил Холмс, поворачиваясь к ожидающему его рядом спутнику. — Латте. — Один латте и один эспрессо. — Ваш заказ принят, ожидайте у окна выдачи. Спасибо, и приходите к нам еще. — Спасибо. Странное место, знаю, — улыбнулся Шерлок, повернувшись к Джону. — Нет, вполне хорошее. Я, знаешь ли, не очень люблю претенциозные рестораны, зато люблю парк, да и запах идет вкусный. — Ты не похож на других, Джон. — Ну, я не очень привередлив, я все-таки был солдатом. Получив свой заказ, мужчины прошлись немного и сели на лавочку. Солнце уже успело подсушить светлое дерево, только вокруг были лужи и блестела влажная земля с пожухлой травой. От снега осталось одно воспоминание, но отдыхающих это не смущало. После нескольких довольно холодных недель нынешняя оттепель пришлась лондонцам по душе. — Спасибо, Джон. Ты дважды помог мне сегодня. — Ну что ты, Шерлок. Тебе не за что благодарить. Это мерзкие вопросы и это непрофессионально. Никто не должен противостоять этим акулам в одиночку. — Мэтт и Денни тоже меня удивили. — Они хорошие ребята. И не злопамятные. Как и я, — Джон улыбнулся и отпил кофе, поморщившись. — Горячий. — Быстро остынет, еще прохладно. Прости, наверное, это не мое дело, но… не могу отделаться от этого вопроса. — Вот как? И что за вопрос? — Почему так поздно? Ты мог бы порвать всех, мог бы уже быть легендой, но… почему так поздно? — Шерлок, — после небольшого раздумья ответил Джон, — тебе за тридцать, ты гений, ты потрясающе техничен и невероятно страстен, когда играешь. Ты мог бы сделать все то же самое… Так почему так поздно? — Может быть это судьба? — Может быть, Керуак. — О, — Шерлок расхохотался, — я понял, Гинзберг. Увлеченно переговариваясь об американской литературе шестидесятых, которая случайно оказалась любима обоими, мужчины закончили обед и отправились в студию. Спешить снова не хотелось — слишком хорошо было. Время, которое совершенно не наблюдают счастливые люди, затерялось в солнечных лучах и лондонской архитектуре. — Ну и почему так поздно? — прокричал Крис. — Мы уже полчаса как все собрались! Вы что, в Канаде гуляли? — Почему все, кто ездит на машинах, такие нетерпеливые, ты не знаешь, Шерлок? Может, на нас напали фанатки и едва не разорвали, пока мы откупались автографами? — Да что ты? Не смогли справиться с парой шестидесятилетних старушек? Холмс усмехнулся и отправился на свое место, на ходу снимая пальто. Крис еще поворчал немного, пока опоздавшие настраивались и усаживались, но затем, поддавшись очарованию любимой мелодии, которую Джон наигрывал определенно с умыслом его задобрить, притих. Больше на репетиции не было никаких происшествий. Оркестр работал так слаженно, как только мог, подчиняясь нотам и гармонии, взаимодействуя друг с другом, как какой-то сложный механизм. Каждый инструмент был деталью внутри машины красоты и таланта. День подходил к концу и за окном уже темнело. Джон скучал по тем временам, когда темнеет поздно и ночи светлые, так что даже фонари не нужны, и на набережной канала сумеречный воздух рябит над водой. Но сейчас еще был январь, и с этим приходилось мириться. Джеймс так и не написал за весь день. Было неизвестно, вернулся он из своей поездки или нет, поэтому никакого желания отправляться домой у Джона не наблюдалось. Ему очень хотелось погасить верхний свет в студии, оставив лишь подсветку, и сыграть новую мелодию, которую нашептывал ему город последние несколько дней. Немного тревожную, терпкую, волнующую, с запахом костра и привкусом имбирного чая. — Пока, Джон. Хороший был понедельник. — Пока, Шерлок, — вздрогнул Уотсон. — Действительно хороший, спасибо за обед. — Всегда пожалуйста. До завтра. Оставшись один, Джон вздохнул, взъерошил волосы, ослабил узел галстука, сдерживающий строгий воротничок. Хотелось вообще скинуть с себя пиджак, жилетку, расстегнуть верхние пуговицы, засучить рукава, закурить и играть всю ночь напролет, как пару лет назад. Тогда ему казалось, что он один во вселенной, не было у него никого и ничего — прошлого, настоящего, будущего, денег, любви, дружбы, зато был сигаретный дым, были звезды и ночи. В бархатной полутьме студии, в отблесках фар, воровато пробегающих по стенам, он слегка покачивался и наигрывал мелодию запоздалого разочарования в самом себе. Шерлок прав, он опоздал. Слишком поздно, слишком много времени он потерял и слишком многих людей. Мать, отца, сестру, а теперь, кажется, теряет еще и Джеймса. И только музыка преданно струилась сквозь пальцы, рассекала воздух и ложилась на плечи утешающим одеялом. Уотсон играл, сидя спиной к двери, он не мог видеть, как забывший перчатки Шерлок вернулся и замер, пораженный этой горькой красотой. Синие сумерки окутывали нежным маревом фигуру Джона и скрадывали свет, позволяя теням вытягиваться и колыхаться в такт беспокойным аккордам, срывающимся с загорелых пальцев пианиста. Холмс замер, вновь и вновь поражаясь чистоте вырывающейся через музыку души. Но как горько звучала она в этих нотах, как пригибалась под ветром неясных тревог! Мысли и чувства смешались в Шерлоке: одна его часть хотела бы вечно слушать эту трогательную красоту разочарования, другая часть хотела стереть эту мелодию с души Джона, заставить пальцы забыть ее, дать ему солнце, которое вдруг потерялось внутри него, скрывшись за тучами. Скрипач напряженно вслушивался не только в эту музыку, но и в себя, словно мелодия обнажала его чувства, стягивала кожу, оставляя беззащитным. Если в нем самом, по словам Джона, жил Зефир, то в этом удивительном человеке с золотистыми волосами, тускло поблескивающими в свете неярких огней, жил Эвр. Уотсон тихо и мягко закончил серией повторяющихся аккордов и замер на банкетке. Самое время было развернуться и уйти, оставить это наваждение здесь, забыть его, но Шерлок Холмс не мог справиться с искушением при виде совершенной шарады, какую только могла создать природа. — Джон, ты еще здесь? — он постарался говорить ровно, несмотря на бурю эмоций, захвативших разум. — Шерлок? Что-то случилось? — Уотсон развернулся к вошедшему. — Нет, ну что ты, просто забыл перчатки, — Холмс наклонился и поднял их со стула, помахивая в подтверждение своих слов, и подошел к роялю. — Почему не идешь домой? — Здесь лучше думается, — грустно улыбнулся Джон и встал навстречу собеседнику. — Твое удивительное музыкальное шоу? — Да. И не только. Здесь о многом лучше думается. — Здесь ты пишешь свою музыку? — Да, когда все уходят, — Джон смутился и переступил с ноги на ногу, невольно оказываясь еще ближе к Шерлоку, опирающемуся локтем на инструмент. — А я думал, ты пишешь дома в окружении мужа, собаки или кота, или и кота, и собаки. — Я редко сочиняю дома, хотя люблю играть за роялем, который стоит в нашей гостиной. «Стейнвей», понимаешь? — Прекрасно понимаю, — почему-то слегка удивленно проговорил Шерлок, вглядываясь в поблескивающие глаза Джона, оказавшиеся слишком близко. — Что-то не так? — О, нет, просто, знаешь, у меня… Свет вспыхнул под потолком, заставляя мужчин, которые стояли у черного лакового бока концертного рояля, зажмуриться и отшатнуться. Пару раз моргнув, чтобы привыкнуть к освещению, Джон обернулся и увидел направляющегося к нему Джеймса. — Надеюсь, я не помешал? — он широко улыбался, говорил, растягивая гласные, и лениво, словно хищник, подступал к загнанной добыче. — Джеймс? Ты вернулся? — Да, вот хотел сделать тебе сюрприз. Представишь нас? — Хм. Это — Шерлок Холмс, наш новый скрипач. Шерлок, это мой… — Муж, — мужчина еще шире заулыбался и всмотрелся в зеленые глаза Холмса своими черными омутами. — Джеймс Мориарти, финансист. — Рад познакомиться, мистер Мориарти, — вежливо поздоровался Шерлок, пожимая протянутую руку. Было во взгляде нежданного гостя что-то пугающее, настораживающее. — Джон, я очень соскучился, поедем домой? — Конечно, — Уотсон застегнул пиджак, взял свой плащ и подошел к инструменту, закрывая крышку. Он выглядел хмуро и немного настороженно. — До завтра, Шерлок. Скажи охране, что все ушли, когда будешь выходить. — Хорошо, Джон, до встречи. — Всего вам доброго, мистер Холмс, — все с той же улыбкой проговорил Джеймс. — До свидания, мистер Мориарти. Джон сделал уже несколько шагов к двери, когда его настигла фигура любовника, крепко обхватив его руку, так что Шерлок, наблюдающий за этим, почти услышал хруст музыкальных пальцев. Джеймс обернулся и сверкнул взглядом в сторону застывшего скрипача. В этом жесте было столько собственнической жажды и страсти, что на него неожиданно накатила волна понимания и одновременно какого-то страшного жара, выжигающего из легких воздух. У входа Джона и Джеймса ожидал автомобиль. Водитель приоткрыл дверцу, едва увидев их. Джон резко вырвал руку, потирая сдавленные пальцы. — Ну, Джонни, что случилось? Что не так? Я так скучал. — Знаешь, Джим. Во-первых, — Уотсон поднял указательный палец, — мы с тобой не женаты, а во-вторых, — мужчина оттопырил большой палец, — если ты так скучал, почему не ответил ни на одно мое сообщение? Вышедший следом Шерлок застал конец этой сцены. Джон, сердито фыркнув, сел в машину, следом за ним сел Джеймс Мориарти, заметивший Холмса. Он выглядел недовольным, поджимал губы и опасно щурился. Едва машина отъехала, как Шерлок достал телефон и написал смс своему старшему брату.

«Ты просил найти оружие против Джеймса Мориарти. Я нашел его — это Джон Уотсон»

[1] https://ru.wikipedia.org/wiki/Конкурс_имени_королевы_Елизаветы — один из самых престижных конкурсов академических музыкантов, который проходит в Бельгии, в Брюсселе раз в 4 года по одной из номинаций (скрипка, фортепиано, композитор и академический вокал). В 1989 году, о котором в теории идет речь, скрипичное гран-при взял Вадим Репин (СССР). Sotto voce [со́тто во́че] — вполголоса. Ливерпуль, «Эхо Арена» — http://otvet.mail.ru/question/45278947 Эдинбург, «Ашер-холл» — http://www.usherhall.co.uk/ Энди Годдар — http://www.kinopoisk.ru/name/263793/ War child — http://www.warchild.org/ Эвр — https://ru.wikipedia.org/wiki/Эвр_(ветер) Практически все издания были использованы реально существующие, посмотреть их можно здесь https://ru.wikipedia.org/wiki/Категория: Газеты_Великобритании и здесь http://www.nestor.minsk.by/mg/1997/37/mg73708.html