«Нужна твоя помощь. Бартс, морг, срочно».
Инспектор Лестрейд определенно не мог бы успокоить бурлящий фонтан эмоций Шерлока Холмса лучше. Работа — вот что требовалось его воспаленному сознанию, запутавшемуся в химической реакции влюбленности, от которой давно пора было бы придумать лекарство. Как бы то ни было, Джон оставался его заданием, он должен был разобраться в происходящем и помочь ему, а обо всем остальном он подумает после, если Уотсон еще захочет разговаривать с ним после всего произошедшего. Губы обожгло воспоминанием поцелуя, от которого Шерлок только обреченно зажмурился. Ему казалось, что он запутался в огромном лабиринте, где не мог даже понять, в каком направлении стоит двигаться. Такси умело лавировало меж светящихся рек огней фар и витрин, а Шерлок застыл в вязком воздухе неопределенности. Ничто в мире не могло более сбить его с толку, нежели ощущение бессилия. И хотя, благодаря его выдающимся способностям, он почти не испытывал этого пугающего чувства, сейчас оно сжималось вокруг него каменными стенами, увитыми плющом, обдавая холодом камней и сыростью. У здания госпиталя машина плавно притормозила, и Холмс расплатился изящным жестом. Весь его вид, несмотря на внутреннее смятение, как и прежде, действовал на людей чарующе: привлекал и приманивал взгляды. Лестрейд и Молли пили кофе, когда Шерлок без стука появился в морге. — О, наконец-то! Мог бы и поторопиться, знаешь ли, — Лестрейд ворчал скорее по привычке, потому что Шерлок точно знал, что не смог бы приехать раньше, учитывая состояние пробок на дороге в это время и того факта, что он ехал в кэбе. — Я выехал сразу же, как получил твое сообщение, — холодно сказал Холмс, натягивая перчатки, — и тебе это прекрасно известно. Что у нас? — Труп молодого мужчины, не более двадцати семи лет, предполагается ограбление, но инспектор насторожился и вызвал тебя, — Молли тихо подошла, открывая взору детектива тело. — Привет, Шерлок. — Здравствуй, — пробормотал Холмс, склоняясь над убитым. — Его вещи? Некоторое время мужчина молча рассматривал вещи убитого, рану, руки и шею, после чего выпрямился и обратился к Лестрейду: — Я удивлен, но в этот раз вы не ошиблись, инспектор. — От тебя я даже согласен принять это за комплимент, умник. Может, поделишься соображениями? — Что ж: богат, гей, убит около четырех часов дня, почти в самый пик. Его бумажник выпотрошен, но кредитные карты на месте, с руки было сорвано кольцо, но посмотрите на дорогие часы и серьги — золото, камни, но вещи не тронуты. — Могли ли преступнику просто помешать? — Могли, точнее я бы сказал на месте преступления, сейчас… не знаю, но, судя по следам на пальце, кольцо было сорвано быстро; ничего не мешало ему так же быстро сорвать с руки часы, а уж взять карточки — тем более. Убит он одним ударом, полагаю, прямо в сердце. Удар поставлен, следовательно, профессионал, да и нанесен был с недюжинной силой. Наркоман бы так не смог, пьяница тоже, а убийцы посерьезнее не нападали бы в такое время. Посмотри на него: парень красив, его одежда выдает в нем модника и тусовщика, он из клубов, скорее всего, не вылезал, да такого проще грабить в номере отеля после дозы рогипнола или клофелина. Кстати, насчет отеля: думаю, что не ошибусь, если скажу, что эта карточка — электронный ключ в номер? — Там десятки отелей. — Вам нужны только пятизвездочные, ну, может быть, четыре звезды. Отправьте факсы по всему району; если завтра не будет результатов, попробуем близлежащие. Когда узнаете его имя — сообщите. — Что? И это все? — Без меня вы бы не знали даже этого. Мне пора, у меня завтра репетиция. Пока, Молли. — Пока, Шерлок, — смущенно хихикнула девушка, глядя на то, как Холмс вышел за дверь. Лондон распадался на миллиарды светящихся окон, за которыми прятались случайные судьбы людей. Темное небо было затянуто тучами, так что и звезд не разглядишь, и даже луна пряталась за проплывающими обрывками тумана. Шерлок спешил домой, ему хотелось захлопнуть дверь, взять в руки скрипку и играть до тех пор, пока в груди не растает этот противный комок, напоминающий ему о собственной почти забытой человечности. Дом встретил его тишиной и прохладным воздухом, в котором плавали пылинки, танцуя в пятне света от фонаря. Шерлок бросился к футляру со скрипкой почти с порога, едва успевая выпутаться из пальто и растереть прохладные ладони, согревая их своим дыханием. Он совершенно запутался, заблудился в эмоциях, как ребенок, потерявшийся в лесу. Первые ноты сорвались ярко, болезненно, разрывая застывший в заповедной точке воздух, срывая с души покров, за которым она пряталась столько лет. Музыка знала, помнила и чувствовала, она понимала — идти во тьме болезненно. Она освещала путь и напоминала о Джоне. О том Джоне, которого Шерлок ни за что не отдаст такому чудовищу. Холмс закрыл глаза и наиграл мелодию «Понедельника». Он не смог бы забыть ее, даже если бы захотел: пальцы подобрали ноты сами в первый же вечер после концерта, на котором Джон Уотсон покорил его. В белом доме с бордовой дверью в Камдене кто-то тоже играл «Понедельник»; кто-то, чьи руки сегодня были особенно неловки. «Стейнвей» отзывался даже на эти рваные прикосновения, сочащиеся страхом и раскаянием, но мелодия никак не хотела звучать. Она постоянно обрывалась, словно сам ее смысл был теперь потерян, разбит; словно она была живой и чувствовала трагедию, посетившую мастера, создавшего ее. Джон вспоминал озадаченное лицо Шерлока: его нахмуренный взгляд, рассматривающий побои, останавливающийся на темных отметинах боли и задерживающийся на запястьях, исполосованных линиями унижения. Почему он никак не мог забыть этот взгляд? Был ли это страх разоблачения перед людьми? Нет, Шерлок никогда бы не поступил так. Так почему в груди все сворачивалось сейчас в тугой комок, словно этот взгляд был страшнее произошедшего? Почему Джону казалось, что это так плохо? Мелодия сорвалась с пальцев и затихла в диссонансе. Нет, его сердце стучало в другом ритме; музыка, что рвалась из него, была другой. Он начал легким перезвоном, тихим, почти невесомым, вплетая темные переливы один за другим, превращая мотив в водоворот, лабиринт, утягивающий его душу. Джон и сам не знал, откуда это пришло, ведь даже в самые тяжелые времена его музыка лучилась светом, а теперь это было похоже на каменную кладку, увитую плющом, закрывающую небо в серых тучах, сквозь которые тонкими лучиками просвечивает обессиленное солнце. Плечи Джона расслабились, но напряжение в музыке никуда не делось; оно лишь переместилось на октаву выше и зазвучало ярче. В его голове отчетливо прочертили острым смычком бархатные напевы виолончели, задевающие тьму за живое и сильнее впечатывающие ее под ребра. Отзвуки мелодии рассыпались по гостиной янтарными каплями угасающей печали, присоединяя к воображаемой виолончели барабаны и бубен, отпуская ее на кончиках пальцев. — Что-то новое? — тихо спросил Джеймс и обнял любовника за плечи, как часто делал раньше. — Необычно для тебя. — Не понравилось? — спросил Уотсон, откидывая голову назад, упираясь затылком в живот Джима. — Вся твоя музыка прекрасна, она не может не нравиться. Это было очень красиво, но нетипично для тебя. Вот и все, — Мориарти погладил плечи мужчины перед собой. — Мне жаль, что тебя так мучает это, — тихо выдохнул он в мягкие золотистые волоски. — Нет, нет. Все в порядке, — Джон встал и отошел к креслу. — Хочешь вина? — вдруг спросил Джеймс. — Да… хочу. Джим вышел и вернулся минут десять спустя с пыльной бутылкой в руках. Он обтер ее, открыл, оставляя вино подышать, и сел рядом с креслом на колени. — Ты напряжен, — промурлыкал он, растирая икры Джона. — Тебе понравится вино, которое я для тебя выбрал. — К тебе вернулся твой талант? — Вернулся? Разве он уходил? — Ты давно не выбирал для меня вина, не читал мое настроение. Мне показалось, что ты просто перестал замечать меня. — Я не мыслю своей жизни без тебя, Джон, — Джеймс положил голову на колени любовнику, чувствуя, как от его рук на бедрах по мышцам проскальзывает напряжение. — Налью вина. — Да… спасибо. Джим достал бокал на длинной тонкой ножке и, слегка наклонив, наполнил до середины ярким рубиново-красным вином. По комнате мягко поплыл соблазнительный запах: тонкие нотки сливы и вишни с нежным ароматом фиалки. Уотсон принял бокал, перекатывая содержимое, пока вино играло отблесками в свете мягких ламп. Достаточно было сделать только один глоток, задержать пряную жидкость на языке, почувствовать танинную свежесть и кисловатый привкус красных ягод, чтобы мир изменился, чтобы снова встал в подобие нормальной и правильной плоскости, где Джон всегда был и будет, где он есть, где он любим и желанен весь без остатка. Джим сел у рояля; в его руках была виолончель и смычок, он лениво натирал волос канифолью, улыбаясь и бросая хитрые взгляды на любовника. — Я давно не делал этого для тебя, — произнес Джеймс и, размяв шею, положил смычок на струны, а пальцами коснулся точеного грифа. С первых нот, сорвавшихся с кончика смычка и разлетевшихся по комнате, Джон узнал это произведение. Джим неизменно помнил, что он больше всего любил именно его среди многообразия сюит Баха для виолончели. Инструмент пел, поддаваясь чуть неловким из-за редких репетиций пальцам; он преображал гостиную, заставляя ее кружиться в отрывистых синкопах. Мориарти выглядел сейчас таким молодым: его расслабленное лицо, приоткрытые губы, черные ресницы, такие длинные, что оставляли на щеках тени, маленькие ладони, ласкающие тугие струны, бедра, сжимающие бока инструмента — все делало его необычайно соблазнительным. Но едва только Джон подумал об этом, как фантомная боль разлилась по всему телу, где горели метки от ревностной страсти Джима. Поднявшись по нотному стану на несколько тонов, мелодия замерла на чистой «ре», и Джеймс открыл глаза. — Мне нужно чаще играть, — сказал он, отставляя инструмент на подставку. — Бах прекрасен, но его сюиты мстят моим пальцам за лень. — Ты прекрасно играешь, несмотря ни на что, — Джон отпил еще немного вина, щеки его покрыл легкий румянец. — Виолончель — это определенно твое. — Как дела в оркестре? — спросил Джим, поглядывая из-под изящных бровей на сидящего в кресле мужчину. — Все неплохо, — Уотсон немного напрягся. — Мэтт и Денни, как обычно, дурачатся, Джесс очень подняла уровень игры, Крис тоже в порядке. А как твои дела с полицией? — Они все еще роют, приезжают в мой офис, но ничего не могут найти, да и не смогут. Я ведь говорил: я ни при чем. В остальном все более чем отлично — все контракты подписаны, деньги переведены, и компания ненадолго вошла в тихое русло. Мы даже могли бы куда-нибудь вырваться, например, к теплому морю, погреться на солнышке, — последние слова Джеймс проговорил, вновь сидя возле ног Джона и медленно поднимаясь прикосновениями тонких пальцев по его бедру. — Джим, сейчас не лучшее время, прости, я не могу. Скоро начнутся концерты, а с программой по-прежнему беда. — Жаль, мы давно не были только вдвоем. — Давай поедем после концерта, — сбивчиво предложил Джон, облизывая губы и цепляясь за бокал. Он отвел взгляд, еще сильнее сжимаясь, потому что ловкие пальцы уже подбирались к его ширинке. — Хорошо, — Джеймс убирал руки и поднялся, протягивая ладонь. — Пойдем ужинать? — Да, — Уотсон выдохнул легче и тоже встал. Джим потянул его ближе, прижимая к своей груди и срывая с губ невесомый поцелуй, прежде чем увести в столовую. Уже после ужина, после остатка вечера, проведенного у камина, и теплого душа, Джон лежал в постели, отвернувшись к окну, и думал, как ему быть. В чем-то Джим был прав, несмотря на свое ослепление ревностью: с появлением Шерлока его жизнь изменилась. С самого первого дня и до сегодняшнего они оказались связаны негласной порукой друг за друга; чем-то, что Джон мог бы назвать родством душ, если бы не тот поцелуй на крыше. И ведь ничего в этом, в общем-то, и не было, если бы он сам был свободен, если бы не был напуган, не был в шоке. Холмс застал его врасплох, ударил по еще не зажившим отметинам, заставив внутренне содрогнуться. Джон помнил это ощущение беспомощности, когда тебе кажется, что все люди вокруг только и стремятся, что прикоснуться к твоим не затянувшимся ранам. Шерлок не был в этом виноват, но Джон не мог не замечать за собой восхищения и любования удивительным гением. И если это обижало Джима настолько, что он превращался от ревности в демона, нужно было держать себя в руках. Холодная вежливость и профессионализм — вот, что требовалось им обоим, чтобы сохранять дистанцию и баланс собственных отношений. Утро мутным рассветом разлилось над городскими крышами. Ни Джон, ни Шерлок не смогли бы сказать, когда в своих мыслях они забылись беспокойным сном, но тусклое солнце одинаково не обрадовало ни того, ни другого. Холмс вышел из дома пораньше, чтобы выпить по пути кофе, в его руках был футляр со скрипкой и свежая газета. У самого кафе его спутанные мысли о том, как бы извиниться перед Джоном за инцидент накануне, прервал звонок. — Да, Лестрейд. — Ты был прав, — раздался в трубке усталый голос инспектора и следом за ним зевок. — В одном из отелей рядом, кстати, пять звезд, в убитом узнали постояльца: он въехал одиннадцать дней назад, номер был забронирован на имя Тима Стейна. Номер не из дешевых, надо сказать: дорогие аксессуары, дизайнерские вещи, техника внутри. Приехал он надолго, судя по набитым чемоданам. Просыпался поздно, возвращался под утро, к нему приходил только один мужчина. Администратор сказала, что видела его дважды с невысоким темноволосым человеком, по виду бизнесменом, одетым в серый костюм, явно дорогой. — Оперативно. — Я всю ночь работал, вообще-то, — проворчал Лестрейд. — Покажи работникам фото Мориарти. — Издеваешься? — Нет. — Тебе не кажется, что это уже походит на паранойю? — Ты все равно поедешь туда еще раз, чтобы попросить администратора сделать фоторобот, так почему бы просто не показать ей фото? Если я ошибаюсь — отвезешь к эксперту, а если нет, то позвонишь Майкрофту. — Что? — Мне пора, инспектор, — Шерлок отключился и вошел в кафе. Кофе, булочка, последние новости из газеты, и Холмс вновь вышел на улицу. Утро было прохладным, несмотря на плюсовую температуру; ветер трепал его волосы, а город был похож на большой сонный муравейник. Недалеко от студии у Шерлока снова зазвонил телефон. — Майкрофт? — раздраженно ответил он. — Обернись, справа от тебя выход на параллельную улицу. Холмс-младший фыркнул и вошел в довольно узкий переулок. Его брат был одет в идеальный костюм-тройку и пальто, держал в руках зонт-трость и выглядел совершенно нелепо на фоне обшарпанной стены у черного выхода из какого-то магазинчика. — Что ты здесь делаешь, Майкрофт? — Ты проигнорировал все мои смс, что мне оставалось делать? — Может быть, не вмешиваться? — Шерлок, если ты не забыл, это дело важно не только для тебя, но и для меня. На кону стоит слишком многое. Мне нужен Мориарти, мне нужны его связи и контакты, мне нужно доказательство его криминального влияния. Джон — единственная ниточка к этой цели, у нас нет такого количества времени, чтобы поднимать своих людей в иерархии «Мориарти Групп», мы не можем взять его на подставном деле, потому что это не даст нам информации о прошлых преступлениях. Он слишком хитер, вся его империя самоуничтожится, едва он поймет, кто протянул к ней руку. И ты это знаешь! Но вместо того, чтобы заниматься делом, ты влюбляешься, возможно, в того самого киллера, которого мы так старательно ищем, в того, кто мог занять место Себастьяна Морана! Если ты не в состоянии справиться с эмоциями, то я просто заменю тебя. — Надеюсь, что ты высказался? — холодно процедил сквозь зубы Шерлок. — Не вмешивайся, у меня все совершенно под контролем, мои эмоции в полном порядке. Ты сказал мне сблизиться с Джоном Уотсоном, и я это сделаю. — То есть, хочешь сказать, что это и есть твой план? — Можешь называть это как хочешь. — Не думал, что такие пути решения проблем тебя прельщают. — Самое время думать, Майкрофт, вместо того, чтобы искать меня по городу и поджидать в темных подворотнях. А теперь извини, я опаздываю на репетицию. — Я могу тебя подвезти, мой автомобиль ждет с другой стороны. — Не нуждаюсь. Если бы я хотел ехать по лондонским пробкам, то взял бы кэб. Шерлок развернулся и вышел из переулка, не оборачиваясь и старательно игнорируя само существование у него брата. Честное слово, он был неплохим человеком, иногда в нем даже проскальзывало что-то отдаленно напоминающее чуткость, но все остальное время он являлся прекрасным экспонатом музея имени Снежной Королевы, потому что казался сделанным изо льда. До студии он добрался минут через пятнадцать, полностью успокоив, как ему думалось, нервы и чувства, как раз вовремя, чтобы застать вездесущих Мэтта и Денни за очередными байками и погонями по холлу. Невольно улыбнувшись, Шерлок поздоровался с присутствующими, прошел к своему месту и стал готовиться к репетиции. — Шерлок! — окликнул скрипача запыхавшийся Литовски. — Мне все интересно, почему ты такой бледный? — Бледный? — Шерлок чуть нахмурил лоб, хотя и понимал, что этот мальчишка просто подначивает его и совершенно не собирается обижать, но уж если играть, то по правилам. — Ага, ты бледный и руки у тебя холодные. Скажи-ка, сколько тебе лет? — Ты не знаешь мой возраст или тебе интересен мой ответ? — Просто ответь! — Зачем? — Шерлок усмехнулся, натирая смычок. — Ну вот! С тобой неинтересно, ты сломал весь диалог! — Не обращай внимания, Шерлок, — улыбнулся подошедший Мэтт. — Этот придурок вчера зачем-то заставил меня посмотреть вместе с ним «Сумерки» и решил, что ты подходишь на роль вампира. Он с вечера планировал свой «гениальный» план. — Ты меня сдал, предатель! — Боже, Денни, я с ужасом понимаю, что тебе уже двадцать три года… — Нет! Ты так просто не отделаешься. Парочка исчезла в неизвестном направлении под смех музыкантов и едва не сшибла по пути появившегося маэстро. Несмотря на загорелую кожу, Джон выглядел не лучше Шерлока: под глазами залегли тени, бледность определенно указывала на недосып, а нахмуренные брови выдавали общее нервное напряжение. Однако держался Уотсон добродушно, маскируя шутками ощутимую неловкость. Он старался не смотреть в сторону струнных, но когда Холмс решительно приблизился, чтобы настроить инструмент, то Джон сел за рояль и, улыбнувшись, помог с настройкой. Как только Мэтт и Денни, отдышавшись, смогли взять в руки свои инструменты, Уотсон начал репетицию. Ничего нового он до сих пор не мог предложить и, честно говоря, не знал, что с этим делать. Он боялся думать об этом, боялся разговаривать с Кристофером, пребывая в надежде на то, что его вдохновение вернется в ближайшие дни, но обманываться по-прежнему было увлекательно. Взяв несколько старых композиций, куда он надеялся включить скрипичные партии, Джон предложил Шерлоку поэкспериментировать. О, Боже, это было ошибкой с самого начала. Холмс, ровно как и его инструмент, был сольным игроком, поэтому он всегда с трудом уживался в коллективах, даже на солирующих партиях. Вступив в оркестр Уотсона, ему приходилось сдерживаться каждую репетицию, хотя язвительных замечаний, поправок и предложений у него накопилось достаточно, если не сказать больше. Шерлок держал себя в руках, старался работать в команде, чтобы Джон был им доволен. Мелодию, которую ему предстояло сыграть, мужчина слышал на концерте — это была красивая и пронзительная вещь, но сложная по структуре. Сначала скрипку никто и не замечал, но на третий раз Шерлок стал поражать тем, как легко он импровизировал, как схватывал на лету крутые виражи произведения. И все же этого было недостаточно. Холмс повторил свои осторожные эксперименты и на четвертый раз, закрыв глаза, чуть сжав губы, впившись тонкими пальцами в хрупкий гриф безупречного по форме и звуку инструмента. Но на пятый раз все изменилось. Джесс не смогла играть свою скромную партию, оказавшись в диссонансе со скрипкой Шерлока; она остановилась и замерла, слушая великолепное, но очень смелое исполнение. Это был импрессионизм — чистое движение момента, незамутненное серостью восприятия, подвижный и изменчивый, перетекающий по золотому грифу Гварнери. И в этом удивительном моменте не осталось места более никому. Гениальность, которая разрушала гармонию и создавала нечто прекрасное, но иное. Красота, созидающая и разрушающая одновременно. — Стоп, — Джон прекратил играть последним, вынуждая скрипача остановиться вместе с ним. — Шерлок, это было удивительно… — Спасибо, Джон, но мне кажется, что здесь многого не хватает… — Да, скромности. — Что? — Ты заглушил всех, ты не заметил? Даже мне не осталось места. А ведь я это сочинил. Ты написал по ходу мелодии что-то свое; это совершенно другое произведение, в котором никому не осталось места, кроме тебя. А ведь мы команда, Шерлок. — Ты сказал, чтобы я поэкспериментировал. — Да, но я не говорил тебе переписывать мое произведение или превращать его в сольную партию! — Джон вспылил. — Думай, пожалуйста, иногда и о других, Шерлок, тебе не шестнадцать лет, ты взрослый мужчина и должен понимать такие вещи. Перерыв. Уотсон поднялся и вышел из студии на крышу; ему срочно требовалась порция горького дыма. Шерлок был потрясением для его душевного равновесия. Гениальный, искренний, потрясающе великолепный Шерлок, который открывал свою душу, когда играл, забывался в переплетении нот и демонстрировал всем и каждому силу своего удивительного духа, выбивал почву из-под ног Джона одним своим существованием. Конечно, он понимал, что Холмса нужно сдерживать, нужно помогать ему вписываться в реальность, но он не мог не признать, что гений, умещающийся в его голове и сердце, потрясал своими размерами, как отдельная вселенная. Когда мысли в голове Уотсона немного улеглись, он испугался, что обидел Шерлока, что тот сейчас уйдет с репетиции, ведь о его обидчивости ходили легенды, как и о его крутом нраве. Но скрипач сидел на своем месте и ждал продолжения репетиции. — Шерлок, на третий раз было очень хорошо. Если ты добавишь немного экспрессии, мы сможем все вместе прекрасно ужиться в мелодии. Холмс только кивнул и положил на плечо инструмент. — Прекрасно, тогда начали. Остаток репетиции прошел в небольших замечаниях Джона, в игре Шерлока, прекрасной, но немного зажатой после слов пианиста. И в этой зажатости Джон чувствовал свою вину. Ощущал ее на себе немым укором, словно не оправдал оказанного ему доверия. Это угнетало и вызывало странное желание приблизиться, утешить, объяснить, попросить прощения. Мысли эти были чересчур далеки от тех, которых решил придерживаться Джон, чтобы сохранить свои отношения с Джеймсом, но отмахнуться от них у него не получалось. — На этом все, — Уотсон собрал ноты, — до завтра. Джон прощался с музыкантами, замечая, как изучающее и выжидательно те смотрят на него: «Пора, Джон, времени не так много! А как же наше шоу?». Совесть тихонько скреблась в уголках его души, а внутренний предатель посмеивался несвойственным ему хихиканьем. Он тянул время, хотел остаться один, мечтал сесть за рояль и понять: что же не так, в чем проблема, почему в его душе осталась выжженная пустыня вместо заповедного леса? Но Шерлок заметно задерживался и явно хотел поговорить. — Джон, — позвал он мужчину, спустя несколько секунд, как за Джесс закрылась дверь. — Почему ты еще здесь, Шерлок? — устало спросил Уотсон. — Я бы хотел поговорить с тобой… о том, что… — Не стоит, — Джон отвел взгляд, взял сумку и направился к двери. «Лучше не стоит, Шерлок, ведь ты даже не представляешь, что именно это и приведет нас всех к краху. Мне стоит пойти пообедать, переждать в кафе, а затем вернуться и увидеть, что тебя здесь нет. И больше никогда не подходить к тебе так близко. Господи, о чем я только думаю!». Уотсон открыл дверь и чуть не столкнулся с Кристофером. — О, Джон, прекрасно! Ты обедать? — Да. — Пошли вместе, мне нужно поговорить с тобой. Привет, Шерлок, как дела? — Отлично, — слегка раздраженно фыркнул Холмс и, закинув на плечо футляр с бесценной скрипкой, вылетел из студии мимо ошарашенного Криса и нахмуренного Джона. — Что-то произошло? — Я сделал ему замечание на репетиции. — Ну, ничего, отойдет; пойдем, пока все столики не заняли, — Митчелл хлопнул Уотсона по плечу и направился к выходу. В кафе за углом они устроились в конце зала, заказав любимые блюда и по пинте пива. Когда девушка принесла две тяжелые кружки с шапками белой пены, Кристофер нарушил затянувшееся молчание: — Ладно, Джон. А теперь рассказывай, что происходит? — О чем ты? — мужчина напротив посмотрел, удивленно приподняв брови, отчего на лбу появились три смешные складочки. — Слушай, я говорил с ребятами. Ты вводишь Шерлока в старые композиции — это замечательно, но это можно делать и с меньшим энтузиазмом. Пора заниматься шоу, но раз ты не доводишь их до истощения, объясняя концепцию, заставляя репетировать до отказа пальцев, значит, ты еще не написал ничего нового, а если и написал, то не доволен этим. Это меня беспокоит, Джон. Сейчас ты на вершине, но на той опасной вершине, когда одна ошибка тут же сбросит тебя вниз, и вместе с тобой рухнет все, что мы так долго строили. Ты гениален, Джон, я в тебя верю, но я не могу позволить тебе разрушить все, что ты выстрадал, все, на что так надеются остальные ребята. — Слушай, это просто небольшая задержка… Серьезно, не знаю, что произошло. Все будет в порядке в ближайшие дни. Я обещаю, — Уотсон заметно нервничал, и Крис без труда узнал в его состоянии признаки нервного истощения. — Мне звонил Патрик, — Митчелл сжал кружку и отпил большой глоток пива. — Он рассказал мне о следах на твоем теле. Нет, Джон, не надо делать такое лицо, он просто очень волнуется за тебя. И для меня, и для него ты стал больше чем другом, ты почти член нашей семьи, и мы переживаем! Ты не пишешь, ты весь в побоях, и у тебя явно сдают нервы. В чем дело, Джон? — Нет, Крис, все нормально, это просто временные проблемы, уверяю, — Уотсон старательно отводил взгляд и пытался улыбаться. — Ты можешь мне рассказать, — чуть слышно сказал Кристофер. — Слушай, все не так, как кажется. — Джон, я понимаю: наверное, сейчас ты не готов это рассказать, но я прошу, если что — приходи ко мне. В любое время, даже без звонка, просто приходи. Если не можешь рассказать мне, найди человека, с кем сможешь поделиться. Я хотел бы верить, что все в порядке, но мне почему-то так не кажется. Их разговор прервался появлением официантки с заказанными блюдами и сам собой затих. Есть Уотсону уже не хотелось. С трудом съев половину, он попрощался с Крисом и вернулся в студию. Разумеется, здесь никого не было. Джон сбросил куртку, сел за рояль и задумался. В голове всплывала только та мелодия, которую он наигрывал вчера. Она была не в его духе, не в его настроении, не похожа на его обычные композиции. Но было в ней что-то, что притягивало его воображение. Была ли это виолончель, или просто музыка отражала неспокойный и темный водоворот в его душе, но больше ничего не приходило, только она. Собравшись с духом, Джон достал нотную тетрадь и сел работать. До позднего вечера он играл и играл, пересчитывал такты, думал, планировал и расписывал партии. Здесь должно было быть много ударных, виолончель, поддержка скрипками и, возможно, гитара. Только когда вокруг стало совсем темно, Джон очнулся и засобирался домой. На сердце его немного полегчало от осознания того, что он все же начал работу над программой. Сроки, которых он был вынужден придерживаться, не нравились Джону, но ничего другого он сейчас не мог противопоставить. Ему нужно было удержаться, нужен был этот контракт, этот зал и эта программа. «Я ведь планировал использовать струнные. Да, я планировал основой сделать скрипку, что и сделаю, я введу Шерлока и в прежние композиции, и в новые. Но почему только скрипку? Если подключить виолончель и построить идеальный треугольник из них, то можно расширить границы и выйти за наш привычный стиль, где все подчинено роялю». «Уверен, что сейчас говоришь о музыке?» — посмеивался внутренний предатель, заставляя Джона похолодеть от собственных мыслей, трусливо оглядываясь, прогоняя их прочь и уверенно направляясь в сторону Камдена. Шерлок, который, конечно, не мог просто уйти и следил за Джоном, наблюдал, как тот уходит домой. Он был зол: на Майкрофта, который доставал его глупыми наставлениями; на Лестрейда, который упрямо собирался «брать» Мориарти, несмотря на то, что этим погубил бы всю их работу; на Джона, который строил из себя невесть что. Шерлок вообще не привык извиняться, он никогда не пытался исправить свои действия, но Джона инстинктивно хотелось удержать, хотелось, чтобы он не думал плохо о нем, хотелось становиться лучше. А тот просто оттолкнул его порыв, бездумно бросив: «Не стоит».«У меня для тебя задание. С Лестрейдом все улажено. МХ».
Майкрофт совершенно точно вознамерился вывести его из себя; впрочем, Шерлок тоже решил позлить брата и набрал номер. — У меня куча работы и без твоих заданий, — презрительно выдохнул он в трубку вместе с серебристым дымом от черных сигарет в красной пачке, которые теперь всегда были в кармане его пальто. — Мне совершенно не интересно, что тебя разозлило, потому что в девяносто процентах случаев ты виноват сам, — спокойно сказал Холмс-старший. — Инспектор не будет пытаться взять Джеймса Мориарти на основании имеющихся показаний администратора и горничной. Обе девушки признали в Мориарти мужчину, дважды приходившего к Тиму Стейну, а также подтвердили, что у них произошла ссора. Я приказал отсмотреть все камеры наблюдения в радиусе отеля. Все это будет собрано в дело Мориарти, но этого нам крайне мало. Я получил данные от нашего источника, что один из его партнеров собирается продать завтра компрометирующую информацию весьма полезного нам свойства. — Кто и кому? — Некий господин Бердер хочет продать американской компании компромат на одну из фирм «Мориарти Груп». С этой информацией мы сможем получить право на обыск, слежку и прослушку лиц, весьма близких к Джеймсу Мориарти, которые непременно сломаются под гнетом компромата на них и сдадут своего босса. — Если ты, разумеется, предложишь им выгодные сделки. — Разумеется. — Десятки подлецов останутся на свободе. — Джеймс Мориарти и многие другие окажутся за решеткой. Я скину тебе подробности встречи по смс. И задумайся о том, чтобы взять с собой подмогу. Это может быть опасно. — Трогательно. — Ты все еще мой младший брат. — Пока, Майкрофт. Шерлок сбросил звонок и посмотрел в сторону, в которую ушел Джон. Ни вечер, ни ночь не принесли ничего кроме вереницы мыслей и странных снов. Шерлок думал над словами Джона, давил в себе обиду и все равно не мог выбросить из головы воспоминаний о его теплых губах. Уотсон же старался скрыться за нотами от темного изучающего взгляда Джеймса, а потом томился в постели под нежными поглаживаниями его рук, пока любовник не уснул, уткнувшись в его плечо, разочарованно вздыхая от нового отказа. Утро медленно расползалось по темным улочкам, заглядывало в окна и ненавязчиво будило жителей Лондона, напоминая о необходимости вставать, делать зарядку или идти на пробежку. Из всех кафе доносился приятный запах кофе, булочная на первом этаже дома Шерлока распространяла аромат свежей выпечки. Джон лениво собирался в студию, перебирая ноты и размышляя над партиями, а Холмс просматривал материалы Майкрофта о предстоящей встрече. Судьба придирчиво переплеталась и выстраивала собственные вероятности. Погода была ветреной: то налетали облака, то появлялось блестящее солнце, освещая ярко-голубое небо, пока оно вновь не оказывалось во власти светло-серых пушистых тучек. Джон пролил на рубашку кофе, Шерлок испачкал пальто, что не добавило ни тому, ни другому очков к хорошему настроению, а потому, столкнувшись у самых дверей в зал, мужчины выглядели весьма настороженными по отношению друг к другу. — Привет, — Джон неловко улыбнулся. — Привет, — Шерлок галантно открыл дверь, пропуская начальство вперед. — Поможешь с настройкой? — Конечно, — Уотсон облизнул губы, отчего-то волнуясь от осознания того, что они наедине. Может быть, потому, что ничем хорошим это для него обычно не заканчивалось. «Надо соблюдать традиции», — нахально шепнул внутренний предатель. — Как работа над новой программой? — спросил Шерлок, расстегивая футляр. — Эм… ну, не очень, честно говоря. — Если я могу помочь… — Спасибо, Шерлок. Правда, спасибо, но я пока вообще плохо представляю себе, что хочу сделать, но так как я планирую видеть скрипку ключевым инструментом, то ты мне обязательно понадобишься, — Джон улыбнулся. — У тебя в сумке новые ноты. Я даже отсюда вижу другой рисунок мелодии, незнакомый мне, а ведь я просмотрел уже все твои композиции. — От тебя можно хоть что-то скрыть? И где ты только этому научился? — Джон, у меня идеальный слух, я читаю с листа так, что на второй или третий раз могу сыграть практически идеально. Я могу на слух подобрать половину услышанного концерта. Мне, честно говоря, совершенно не нужен рояль для настройки, только для сверки, что у него не поехали ноты, потому что я запомнил его звук еще на первой репетиции. — Боже… — Так как ты думаешь, ты мог бы утаить от меня, что в сумке у тебя лежит новое произведение? — Что же, думаю, нет. Но я тебе его все равно не покажу. Нет, даже не пытайся. Еще не время. — Когда? — Скоро. — А время все уходит и уходит, Джон. — Нет, не подначивай меня, Шерлок. — Джон… — Я сказал нет, — Уотсон рассмеялся. — Хватит, как дети, серьезно. Тебе еще есть, над чем поработать. — Неужели? — Шерлок прищурил глаза. — Да. — И над чем же? — По-прежнему над скромностью, — тепло и абсолютно искренне улыбнулся пианист, с ужасом понимая, что как бы он не закрывался от этого человека, он пробивал все заслоны, всю его защиту, и вновь и вновь захватывал его душу в плен своего странного очарования. Этот разговор вернул Джону уверенность и расположение духа, как, впрочем, и Шерлоку. Маэстро решил прогнать всю программу, которую оркестр должен был исполнить на выездных концертах. И не жалел он никого. Холмса он заставил выложиться по полной, чтобы дополнить и без того прекрасные композиции загадочной скрипкой. Концерты были предвестником новой программы и должны были заинтересовать критиков и искушенных слушателей новизной трактовок. Джесс, которая всегда была только поддержкой фортепианной партии, теперь должна была перестроиться так, чтобы слаженно помогать Джону, Шерлоку и Бену, которому тоже пришлось поднапрячься, чтобы сыграться с неистовым скрипачом. Мэтт и Денни тихо проклинали свою участь в этом дурдоме. Неудивительно, что после четырех часов напряженной репетиции оркестр со стульев буквально сползал, зато каждому становилось понятно — хандра их прекрасного руководителя, будь он неладен, прошла. — Джон? — Шерлок вновь задержался. — Эм… слушай, если ты насчет того, что произошло… — На самом деле, насчет этого я бы тоже хотел поговорить, но сейчас у меня совсем другой вопрос. — Вот как? Хорошо, слушаю. — Помнишь, однажды ты сказал мне, что если мне понадобится помощь, то я могу попросить ее у тебя? — Конечно. — Мне нужна твоя помощь, Джон. — У тебя проблемы? — Не совсем. Давай я расскажу по дороге? — По дороге? — Честно говоря, мы уже дико опаздываем, поэтому, если ты хочешь мне помочь, нам стоит поторопиться. — Но… куда? — Ничего противозаконного, Джон, — Шерлок усмехнулся и наклонился к самому лицу Уотсона. — Ты мне веришь? — Да, — дыхание у мужчины сбилось, а губы он вновь облизал, совершенно не контролируя вырывающееся напряжение. — Тогда пошли. С этими словами Шерлок эффектно надел пальто и стремительно направился к выходу. Джон, подхватив куртку, старался не отставать. «Позер», — довольно хмыкнул предатель и притих. Впрочем, не отставать от Шерлока Холмса оказалось делом весьма непростым. — Шерлок, имей совесть, — Джон окликнул спутника. — Я соглашался тебе помочь, но точно не соглашался за тобой бегать. — Черт, опоздаем. — Кэб? — Хорошо, но надо будет выйти пораньше, чтобы нас не заметили. — Не заметили? Стоп. Кажется, в версию непротивозаконности наших действий я уже верю не очень сильно. — Боже, Джон, не будь занудой! Вдохни дух адреналина. Неужели ты совсем не скучаешь по этому? — Шерлок, я тебя вообще не понимаю, — Джон нахмурился, глядя на то, как перед ними останавливается такси, пойманное Холмсом. — Слушай, просто садись в машину. Я все объясню, и уверяю, что не причиню вреда и не подставлю. Мне, правда, очень нужна твоя помощь. Ну же, Джон, — вновь наклонился этот невыносимо прекрасный искуситель, заглядывая спутнику в глаза, ставшие такими близкими. — Хорошо, — Уотсон резко выдохнул и сел в кэб, следом за ним забрался Холмс. — Клиссолд-парк, пожалуйста, и как можно скорее. — Хорошо, сэр, — водитель сразу вывернул на дорогу и набрал максимально разрешенную скорость. — Отлично, я сел в машину, я согласился тебе помочь, теперь выкладывай, в чем дело. — Ты помнишь, что у меня брат работает в правительстве? — Да. — Прекрасно. Как ты понимаешь, политика — вещь довольно грязная, доверять там никому нельзя, а дела зачастую бывают исключительно деликатные. Мой брат, чтобы быть уверенным в их исполнении, привлекает меня к расследованиям. Уже много лет я помогаю полиции и ему лично. У меня довольно необычный ум, если бы я не был музыкантом, то полностью отдался бы профессии детектива. Сейчас я консультирующий детектив, я изобрел целую науку чтения улик — дедукцию. По незначительным для общего глаза деталям я могу построить логическую цепочку событий, которая приведет меня к преступнику, или разработать план его поимки, захвата необходимых документов. — Ты… боже, — Джон не верил ушам своим. — Кстати о последнем, — Шерлок радостно улыбнулся, и Уотсону захотелось почему-то спрятаться от этой улыбки. — Именно это нам и предстоит. — Что? — Документы. Сегодня в Клиссонд-парке один предприниматель попытается продать некие компрометирующие документы зарубежной компании. В этих документах находятся сведения, которые крайне необходимы моему брату. С помощью них он сможет раскрыть не одно преступление, связанное с торговлей оружием и наркотиками. Моя задача — захватить эти документы. Но это может быть опасно, поэтому мне понадобился помощник. — Запугиваешь? — Вовсе нет. Заманиваю, — Шерлок хитро прищурился. — Черт с тобой, — рассмеялся Джон. — Ну и какой у тебя план? — План? — Шерлок… только не говори… — Куда делось твое чувство юмора? — расхохотался Холмс. — Ты ужасен, — с чувством констатировал Уотсон, совершенно ошарашенный градом новостей, выпавших на его долю, и своей безрассудной радостью по поводу этого «приключения». — План такой: перехватить документы до того, как произойдет встреча. — Проще говоря — выкрасть. — Ну, в общем, да, но поверь, в полиции он не заинтересован, а даже если нас поймают, то мы даже до участка не доедем. Все, что делается на благо страны, считается законным. — Где же преподают такой курс права? — Не будь занудой, Джон, — довольно повторил Шерлок. — Мы прибудем на место заранее, я надеюсь, — Холмс посмотрел на время, — задача будет следующей: пока один из нас отвлечет объект, второй выхватит документы. Лучше всего будет сработать по схеме столкновения. — Ага, понял: кто-то из нас сбивает его с ног, второй подхватывает документы и уходит. — Да, правда первому придется плохо: нужно будет тоже быстро уходить, потому что именно за ним может последовать слежка. Встречаемся в точке недалеко от парка, я дам координаты, когда подъедем ближе к району. Я толкну его так, чтобы из его руки упал портфель, — Шерлок повернул экран мобильного телефона к Джону: на нем полный мужчина с внушительной лысиной держал в руках портфель и прикуривал. — Я пробегу мимо него очень быстро. Он растеряется всего на пару мгновений. — И в это время я должен буду схватить портфель? — Точно. — Боже, во что я ввязываюсь. — Если не хочешь… — О, замолчи. Я сказал, что помогу, и я это сделаю. — Ты быстро бегаешь? — Вполне. — Хорошо. Ты подхватываешь портфель и убегаешь в противоположную сторону. В этом районе много переулков и небольших улиц; я расскажу, куда тебе стоит повернуть, и где мы с тобой встретимся. Там мы сразу сядем в такси и уедем. — Что в документах? — Я уже говорил. Незаконная деятельность: отмывание денег, торговля наркотиками, перевозка оружия. — А если нас схватит далеко не полиция? Что если он там будет не один? — Не волнуйся, мой брат всегда сможет нам помочь, хотя это и было бы провалом. — Но в теории нас могут убить? — В теории сейчас на нашу полосу движения может вылететь грузовик или автобус, и мы можем умереть. Или метеорит упадет. — Шутник. — Я не шутник, я могу даже посчитать процентное соотношение аварии или падения метеорита к реальности. — Нет уж, спасибо, я обойдусь. — Ну, так что, Джон? — Как я уже сказал, я обещал тебе помочь, и я помогу тебе, Шерлок, — Джон замолчал, глядя в окно, а потом повернулся к спутнику и спросил: — Значит, те следы на твоем лице — это задания полиции и правительства? — Да, Джон. — Но никто этого не знает и все предпочитают думать, что ты аморальный тип. — Точно. — Тебе пришлось нелегко… — Я привык. — Никто не должен к этому привыкать, — Джон смутился. — Зато теперь это знаешь ты, — Шерлок улыбнулся. — И если я снова приду с синяками… — То лучше не стоит проверять, что я тогда с тобой сделаю. Спустя двадцать минут кэб притормозил недалеко от парка. Мужчины вышли и огляделись. Шерлок указал Джону на небольшой переулок напротив входа и первым направился туда. — Смотри, — Холмс открыл карту на телефоне, — вот место, где мы сейчас, вот вход, а вот место встречи. Это небольшой проулок между Кэрисфолд-роуд и Клиссолд-роуд — в нем мы должны встретиться через десять минут после того, как ты заберешь портфель. — Хорошо. — Я уйду в сторону Клиссолд-роуд, а ты в сторону Кэрисфолд-роуд: там есть, где спрятаться, даже если ты почувствуешь за собой погоню. Но лучше всего беги как можно скорее к месту встречи. Чем быстрее мы встретимся, тем больше вероятность, что никто не пострадает и все пройдет гладко. Понял? — Да, все понятно. — Отлично. Теперь ждем объект. Шерлок отвернулся ко входу в парк, а Джон нервно переминался с ноги на ногу за его спиной. В его груди разливалось полузабытое волнующее чувство, которое он уже и не чаял испытать вновь. Чувство, которого не могла дать игра на фортепиано, как бы удивительно это ни было: адреналин и предвкушение боя. Джон никогда не скрывал, что ему нравилось в армии: несмотря на то, что он был врачом, он принимал участие и в боевых операциях, часто вытаскивал раненых из-под обстрела. Адреналин войны был ему хорошо знаком, более того — он был его наркотиком многие годы, пока поступок Себастьяна Морана не оттолкнул все остальное на второй план. Сейчас это наркотическое опьянение вновь вернулось, наполняя его мышцы силой и горящим нетерпением. Он будто бы вернулся в свою юность. — Джон, нам пора, вот он, — Шерлок махнул рукой, тоже плохо сдерживая нетерпение. Что же, похоже, что их тут таких двое. — Обойди его со спины, чтобы мы могли разойтись, и не опоздай, — скороговоркой выпалил Холмс и вышел из укрытия. Джон отсчитал ровно три его шага и вышел следом. Весь адреналин мгновенно собрался в одной точке — в его бухающем сердце. Ноги сами несли его по улице, а в голове было кристально чисто. Чем ближе становилась цель, тем сильнее нарастало его возбуждение от происходящего. Как же, оказывается, ему этого не хватало в его тихой и спокойной жизни! Как не хватало ему… войны? Шерлок быстрым и уверенным движением плеча толкнул мужчину в бок. Тот пошатнулся, выпустил из руки портфель, стараясь удержаться на месте. Джон сорвался на бег, резко наклонился вперед, подхватив кожаный аксессуар, и бросился в направлении заданного маршрута. Он бежал так быстро, как только мог. Легкий страх, крики в его ушах и топот от собственных шагов смешивались со странной радостью, переполнявшей его, в дикий коктейль адреналинового безумия. Он прижимал к себе портфель, проскакивал перед машинами и в этот момент был уверен, что он жив, что он счастлив и что он свободен. Лабиринт домов и улиц, поворот за поворотом подсказывали ему не только это: теперь он определенно знал, чего же не хватает его новой композиции. Вдохновение плескалось где-то на дне бокала его души, пока огонь происходящего полыхал у самого горла. В голове звенели переливы нот, отдающие солью и водкой на языке. Легкие начинали гореть от быстрого бега, но Джон не сбавлял темп. Ему оставался последний поворот, который он пробежал из последних сил и увидел маяком развевающееся пальто Шерлока. — Джон, — Шерлок обернулся и бросился к мужчине, — Джон, ты молодец. — Да? — Уотсон рассмеялся — Безусловно, — Холмс потянул его за манжет куртки. — Теперь нам пора. — Вот они! — раздался крик в нескольких шагах от них. Кричал высокий мужчина в темном костюме и пальто, размахивая пистолетом. — Очень сильно пора, — процедил Шерлок и побежал, таща за собой Джона, старающегося не выронить украденный портфель. Им не удалось пробежать даже пару метров, как раздался первый выстрел, практически задевший волосы на виске Уотсона. — В нас уже стреляют! — крикнул он, оборачиваясь и стараясь не отставать. — Полезные комментарии! Совсем не отвлекают, Джон! — Шерлок выудил на бегу телефон и быстрым набором вызвал инспектора Лестрейда, с удивлением обнаруживая, что Уотсон смеется. — Лестрейд! Я на Альбион-роуд, срочно ближайший наряд! — раздался следующий выстрел. — А то я не заметил! Шерлок крепко держал Джона за руку и бежал так быстро, что тот едва поспевал за ним. Теперь они находились на оживленной улице, и выстрелов больше не было слышно, зато через сотню метров напряженной погони послышалась сирена полицейской машины, и преследователи резко свернули в ближайший проулок. Холмс остановил машину, сказал что-то констеблю и указал на переулок, куда скрылись преступники, а сам тяжело привалился к боку автомобиля. Джон стоял, опершись о колени руками, и шумно дышал. — Пора бросать курить, — прошептал он. — Я тоже так говорю, — выдохнул Шерлок, — уже лет пять. Смех вырвался сам собой, окутывая мужчин волшебством разделенного приключения. Они смеялись до слез, восхищенно разглядывая друг друга. Странное чувство, преследующее их с самой первой встречи, теперь полностью укрепило свои права на их жизни — это судьба. Так просто и удивительно было понимать это, видеть подтверждение в идеальном соприкосновении душ и характеров, таких непохожих и таких прекрасных. «Я не верю в то, что он преступник. Теперь я абсолютно в этом уверен», — думал Шерлок. — «Он не может им быть, только не он. Иначе в жизни совсем не осталось света. Я знаю, что не могу не думать о нем, что я вспоминаю поцелуй с ним и мечтаю его повторить, но даже если он не сможет ответить на эти мои чувства, его дружбу я тоже не хочу потерять. Потому что я никогда не встречал кого-то, кто был бы мне настолько близок с самого первого момента». И Джон отвечал на его дружбу, потому что есть вещи, после которых невозможно не стать друзьями. Это осознание светилось в его синих глазах, покоривших Шерлока Холмса, у которого, как утверждали таблоиды, и вовсе не было сердца. — Шерлок! — крик прервал это то ли громкое молчание, то ли молчаливый разговор. — Что происходит? — Маленькая дружеская перестрелка, — усмехнулся мужчина, вызвав улыбку у спутника. — Документы? — У нас. Джон, отдай инспектору Лестрейду портфель. Кстати, познакомьтесь. Инспектор Лестрейд, это Джон Уотсон, мой руководитель оркестра. — Грег. — Джон. — Я обязан тебя предупредить, Джон, он безумец. Если не хочешь закончить свое существование с тяжелым нервным расстройством, как это планирую сделать я, потому что мне приходится общаться с ним каждый день, то лучше беги. — Боюсь, что уже поздно, — рассмеялся Джон. — Даже если он и безумец, то это заразно. — Боливар не выдержит двоих, — простонал Лестрейд, но, надо признать, весьма притворно. — Инспектор, — обратился к Грегу один из констеблей, — преступники сбежали. — Чего и следовало ожидать. Ладно, главное, что документы у меня. Отвезу их твоему брату. — Не передавай от меня привет. Пошли, Джон, нам здесь больше нечего делать. — До свидания, Грег, было приятно познакомиться. — Взаимно, Джон, терпения вам с ним. — Спасибо, — Уотсон снова рассмеялся. Господи, он уже давно не смеялся столько за один день! Мужчины прошлись немного в молчании, наслаждаясь возникшим между ними пониманием, пока не вышли к стоянке такси. Они остановились, неловко переминаясь, оглядываясь вокруг. — Ну, что же, — нарушил молчание Джон, — не думал, что когда-нибудь еще… после армии… Спасибо. До завтра, Шерлок? — он протянул руку. — До завтра, — улыбнулся Холмс и ответил на рукопожатие, с трудом подавив в себе порыв притянуть к себе и вдохнуть запах золотистых волос. Уотсон уже почти сел в машину, когда его догнал вопрос Шерлока: — Так как тебе мое хобби, Джон? — Блестяще! — восхищенно крикнул мужчина в ответ. Шерлок проводил кэб взглядом, затем поднял воротник пальто и ушел, затерявшись в бесконечном людском потоке. _______________ Brillante [брилля́нтэ] — искромётно.