Так, как должно быть

Фарамир лежал близко к открытому окну, и Денетор видел, как лучи солнца освещают его лицо, как бы пытаясь согреть его, вернуть к свету. Но Наместник не чувствовал тепла. Неестественный, замогильный холод пробирался сквозь отороченную мехом мантию, и Денетор сидел неподвижно, как каменная статуя, даже не пытаясь вслушиваться в указания Арагорна. Его негромкие слова меньше всего походили на приказы, но исполнялись они не с меньшим желанием, чем указы самого Наместника. Денетор горько улыбнулся. Он ведь знал, что так будет. Арагорн ничуть не изменился за много лет, он по-прежнему обладал способностью завоевывать любовь и уважение людей вокруг него. Так было и во время его первого визита в Гондор. Тогда Денетору приходилось смотреть, как безвестный пришелец с Севера без труда получает все то, над чем сын Эктелиона трудился много лет. Денетор не хотел видеть это еще раз, поэтому он отвернулся. Смотреть на Фарамира было тяжело, потому что в душе Наместника вновь воскресали его тревоги и страхи. Но Денетор все же не отводил взгляда. Сейчас, в свете солнечных лучей, лицо сына казалось более живым, чем раньше. Наместник нерешительно взял его за руку. Кожа была по-прежнему горячей, и все искусство Целителей не могло помочь в этом; только сейчас, чувствуя в своих руках тонкую ниточку постепенно угасающей жизни, Денетор чувствовал, что ему есть за что бороться. Сейчас он многое дал бы, чтобы вернуться обратно в прошлое, тогда младший сын воспитывался бы Наместником наравне со старшим. Но сделать это было невозможно, и правитель знал это. Ему пришлось поднять голову, когда по палате распространился живой и свежий аромат неведомой травы. Что-то в этом запахе было смутно знакомо Денетору, но он не мог вспомнить, что именно. Затем Арагорн склонился над Фарамиром, положив руку ему на лоб, и Наместник ощутимо напрягся, но не сказал ничего. Раньше такой способ лечения показался бы ему бредом, Наместник только презрительно посмотрел бы на того, кто осмелился предложить ему это, и холодно посоветовал применить свои таланты в другой области. Но сейчас Денетор не отказался бы от любой помощи. Он совершил достаточно ошибок, чтобы вот так потерять возможность увидеть, как сын откроет глаза. Поэтому сейчас Наместник Гондора и наследник Исилдура находились рядом, по разным сторонам одной постели, заботясь о том, кто лежал на ней. Неожиданно для самого себя Денетор почувствовал, как постепенно уходит лихорадка, как ладонь сына, все еще лежащая в его руке, становится менее горячей. Фарамир открыл глаза и посмотрел прямо на Арагорна, который стоял, склонившись над ним. Денетор едва сумел сдержать удивленный вздох. Только сейчас он понял, как мало рассчитывал на успех и какой хрупкой была его надежда. Оглушенный собственными эмоциями, он уже не слышал, что говорит Фарамиру Арагорн и что отвечает ему сын. Потому что самым важным было то, что после короткого диалога из двух-трех фраз Фарамир посмотрел на него. В этот момент Денетор меньше всего ощущал себя властным и гордым правителем. Сейчас он был не могущественным Наместником, а просто старым и уставшим человеком, который, только едва не потеряв сына, понял, что любит его. Взгляд Фарамира проникал за все мыслимые и немыслимые барьеры, с новой силой вскрывая в душе Денетора те чувства, которые он всегда прятал за непробиваемой стеной. Сын читал в его душе и горечь поражений, и тяжесть бремени Наместника, и боль от осознания того, что он не смог защитить дорогих ему людей. Денетор никогда и ни перед кем не был таким открытым, он многого не рассказывал даже Боромиру и слишком поздно понял, что ему все-таки следовало довериться младшему сыну. Потому что его понимающий взгляд, наполненный такой же горечью и скорбью, делил пережитую им боль надвое. Наместник знал: ему нужно что-то сказать, но слова не шли на ум. Еще тогда, в часы бессменного бдения в Белой Башне, он тысячи раз думал о том, что будет, когда Фарамир откроет глаза. Но сейчас, в этот момент, все заготовленные слова вылетели у него из головы. — Прости меня, — негромко сказал Денетор; позади входили и выходили люди, но Наместник не замечал этого. — Я люблю тебя, Фарамир. Очень, — мягко продолжил Денетор, и в ответ на эти искренние слова серые глаза его сына вспыхнули радостью и надеждой. — Прощаю, — ответил он, улыбнувшись, и Наместник почувствовал, как наконец-то отпускает его непомерно тяжелое бремя вины и раскаяния. — Спи. Тебе нужен отдых, — сказал Денетор, улыбнувшись в ответ. Он оставался рядом с Фарамиром еще некоторое время, наблюдая за спокойно спящим сыном, а потом тихо вышел из палаты. Наместнику нужно было многое сделать.