Прибрежный располагается на возвышенности, а рядом большое озеро Нежное, минут за тридцать до него можно доехать. Дорога в город была одна, как и выезд из него. В нём было всё, чтобы народ плодился, счастливо жил. Сеть магазинов, школ, детских садов, а фабрика по строительству судоходной техники кормила всех горожан — зарплата была хорошая. Прибрежный славился школой искусств, где скульпторы, художники и музыканты учились творить на благо жителей страны. Да, много развлечений мог найти здесь каждый, ровно как и работу, были бы деньги или желание.
Среди недели главная трасса была забита, бывало даже пробки часами не рассасывались скорее всего из-за погоды. То снег метёт, то вроде бы и солнышко, то снова засыпает. Сегодня тоже, вроде ночь уже, а на Главной улице разъехаться не может транспорт, затор, ведь предновогодняя горячка, Новый Год. Декабрь. Прибрежный пополнялся товарами, продуктами, подарками, как же без них.
Водители курили, стояли, ждали, снег чистили с машин, и потихоньку транспорт двигался. Ночное время, скоро все будут дома, а здесь движение еле-еле, все нервничали и как будто не замечали происходящего вокруг. А на что посмотреть было, и покрутить пальцем у виска тоже. В пушистом махровом белом халате, как привидение, брёл молодой парень, неся в руках медведя и детские пижамные штанишки. Он шёл босиком, что давало возможность водителям машин ещё раз сплюнуть, а пассажирам всматриваться в тело полуголого, молодого омеги, ещё раз покрутив у виска. Никто не знал, что у него случилось, кому какое дело, ведь все хотят домой, устали, а этот чучело шло через дорогу, смотря кругом стеклянными глазами. Порывы меняющегося ветра трепали светлые, ухоженные волосы, они были ещё влажные, наверное, он после душа. Холодно, мороз, омеге нипочём. Машины проезжали, останавливались, а парень их не видел, ему сигналили, но он прошёл сквозь них через дорогу, верней проплыл, и, встав напротив каменного здания, лишь на секунду замер и отворил железные ворота, сваренные из прутьев в виде кленовых листьев. Красивое приобретение солидного особняка. Он просто брёл к дверям, но подойдя к ним, не стал звонить, а прислонившись головою, постучал рукой тихонько, держа в руке вещицу маленького ребёнка. Свет в домике горел только лишь в одной половине, справа. Омега вскинув голову истошно закричал… Но ветер заглушил, водителям не слышно было что, кому какое дело, что у него случилось, у всех своя судьба. А парень колотил уже двумя руками, держа и игрушку, и детскую вещицу. Колотил сильнее и кричал:
— РОБИИИИН, РОБИИИН…
Мелькнула тень, мужчина подошёл к окну и долго всматривался в даль. Напротив, через дорогу, стоял приличный современный дом, знать какой-то богатейка купил его и проживал.
Раздетый парень после душа уже не колотил, а просто звал, шептал, осев на корточки:
— Робииин, открой…
Слёз просто не было. Бывает так, когда случается что-то, что ты не ожидаешь и не можешь себе представить, и вообще вообразить, то и не понимаешь, что надо бы поплакать.
Омега взвыл…
Наверное тот, кто был в окне, сквозь толщу стёкол и завывание ночного ветра всё же услышал крик, и в комнате не стало видно его тени. Внезапно отворилась дверь. Мужчина замер на секунду, он ужаснулся тому, что видел… Очнувшись от увиденного, схватил холодного омежку и зашёл в дом, неся ледышку на руках. Не понимает альфа, что случилось? Парень молчит и только из махрового кармана трясущейся рукой вытаскивает письмо, конверт, и подаёт хозяину дома. Голосом потерянным, падая на теплоту ковра, и обнимая ноги альфы беззвучно шепчет:
— Помогиии, спаси его…
Мужчина разворачивает листок бумаги и даже волосы встают на голове его от слов, что там написаны. Как можно?! Человеческую маленькую жизнь, которой от роду пять годиков, менять на деньги, на бумажки? Что за? Убить ребёнка?! Ужас!!! Ему понятно, что происходит, он напряжён, но понимает, что надо делать, и, не теряя времени, говорит омеге, присев, обняв, прижав к себе:
— Саша, я спасу, верь мне. Ты веришь? — в своих руках он держит голову омеги, покрытую сосульками. Он не может дышать и слов не произносит, лишь крупные слезинки посыпались из глаз. Ручьём полились горячей влагой, сознание его пробило после шока, и он заплакал… заревел… заистерил и закричал так громко, что выбежали другие жители этого дома: высокий альфа, маленький беременный омежка и бета, а следом семенил её заспанный мальчишка двух лет.
Мужчина всё ещё держал в крепких объятиях холодного омегу, сидел с ним на полу и успокаивал, говоря:
— Саша, я всё сделаю, я найду Джими, отпусти меня, мне позвонить в полицию нужно срочно, время идёт…
— Нет, нет… Робин, не уходи. Они его убьют! Убьют! Убьюуут!
Отправив мелких спать, мужчины усадили омежку на диван и вновь пришедший, прижал парнишечку к себе, всё гладил, успокаивал, и что-то говорил, а Робин звонил по телефону в полицию, друзьям, и родственникам. Минут пять на улице всё те же звуки: ветер, проезжающие машины мимо, гудки и наконец зимнюю ночь прорезала сирена полицейской машины, затем ещё одной и вскоре приехали ещё две, откуда вышли люди в форме. Скорая помощь нагрянула сюда же, приехала ещё спортивная, потом подъехали ещё другие легковые машины. Народ бежал в дом, все волновались. Дом принимал гостей в ночное время, в полночь народу много, но все тихо говорят, не слышно смеха. Горе.
POV Робина
— Робин, твои дети сегодня не пришли в садик…
Звонила Виолетта. Как непривычно слышать — «твои дети», но приятно. Вот так живёшь себе, не ведая, что творится в этом мире, а в один прекрасный день просыпаешься и у тебя уже двое детей. — Ууаааю, — спать хочу, болтали вчера до двух часов ночи. — Я понял, понял, — засунув телефон во внутренний карман пиджака, я долго ещё держал руку у сердца, ощущая торопливый ритм волнующегося органа. Да, я беспокоился. Вчера я оплеуху получил за свою дерзость, хватило мне мозгов ему ещё и угрожать. Вот я дурак! Ну кто же начинает налаживание отношений с угроз, тем более субъектом которых были дети. Его дети. Не спорю. Но один-то моя кровинушка, и упускать я их всех не намерен.
Шагая по моторному цеху после планёрки, я встретил Мишеля, около которого торчали мальки-омежки, прибывшие для практики и обучения. Набор сей прелестей из молодых людей, совсем не беспокоил меня в том плане, что мысли мои были заняты только Сашей. Я сам себе удивлялся, рассматривая их и сравнивая с омегой, предназначенным мне жизнью. Блокада, слово-то какое, а что же ты, медовенький, делаешь со мной?
Брат меня увидел и позвал, но мне-то нужно вообще в другую сторону и другое место. Шепнув ему на ухо и получив молчаливый взгляд вместо ответа, я вновь спросил, или скорей всего утвердительно сказал:
— Я не могу упустить его снова, ты понимаешь, Мишель? Вчера я был не прав, а вдруг что-нибудь случилось? Я лучше буду рядом, хоть издалека присматривать за ними, так что я уеду ненадолго, прости.
Не дожидаясь ответа я зашагал из шумного цеха на улицу, к своему хомяку, как говорил его сынишка. Джими такой забавный мальчик, мне нравится, такой же, как и я был в детстве, сорви-голова, только вместо машин у меня были корабли. Да и сейчас у меня в комнате под потолком висят модели парусников, я всех их сделал сам, своими руками.
— Ну, что, хомяк, к ним, мой родимый, вези, — разворачивая своего потрёпанного жизнью хаммера, я выехал на трассу. При въезде в город стояли фуры, не могли заехать, снег, гололёд, я долго пробирался на первой скорости, а потом затор рассосался и уже движение стало поинтереснее. Что могло произойти, что Саша не привёл детишек в детский садик? Не так надо было, не так. Мысли вертелись в голове, что вчера, что сегодня.
Подъехав к дому Саши я стал свидетелем явления троицы святой на улице: обеспокоенный Александр, подпрыгивающий Джими, счастливый Лени, сидящий на другой руке. Процессия не то, чтобы бежала, а просто быстро шла. Проспали, значит, ну не я один помню вкус вчерашнего поцелуя, смотрю на Сашу, его глаза, заныло…
Как всё-таки хорошо, что я смог подвезти до нужной точки и Сашу, и его малышей. Омега был уставшим, я понимаю, мне жалко его и так хочется помочь, но боюсь спугнуть. Не сделать бы вчерашней ошибки. Я думаю, что надо честно, серьёзно действовать, и держать свой язык за зубами, а член в штанах. Да, трудно когда с тобой твой истинный, ещё и с течкой, то зубы сводит, как хочется заняться сексом, но приходиться терпеть.
Саша дал мне возможность довезти его до работы и мы оба молчали в машине. Ехать недолго до больницы, я помню это, но время тянется как вечность. Бросая косые взгляды на омегу, я в который раз удивлялся его взрослой перемене. Вся подростковая угловатость исчезла, природные черты лица молодого человека были удивительно правильными, только небольшая кучка веснушек всё так же притягивала взгляд, но как и тогда, их можно было рассмотреть только при близком расстоянии.
Саша отвернулся и смотрел в окно, о чём-то думая, интересно, о чём? Я специально ехал на медленной скорости, запах начинающейся течки… ммм, это так потрясно, что не передать словами. Желанный омега сидел со мной рядом, но и одновременно так далеко, а я просто дышал с ним одним воздухом, наслаждаясь. Просто, да не просто, а адски тяжело чувствовать его характерный запах, держать себя в руках и знать, что через минуту он выйдет из автомобиля и видение просто исчезнет.
Я снова бросил быстрый взгляд на Сашу, который облизывал и покусывал свои губы: мягкие, розовые, бляяядь. Вдохнув побольше воздуха, я задержал дыхание на несколько секунд и медленно выдохнул. Лёгкие снова наполнялись смесью запаха летних луговых цветов, медового нектара, на улице зима, а чувствовать такое блаженство так не легко.
Когда мой драгоценный пассажир выскочил из машины и стоял на ветру не закрывая дверь хомяка, я был рад зимней свежести, без спроса попадающей в мой транспорт. Я устало посмотрел на Сашу. Надо отпустить, сейчас, ненадолго.
— Саш, ты ведь совсем опоздаешь, — пусть идёт, иначе я сделаю ему больно, а я не хочу. Уже то, что он сел ко мне в машину, это прогресс. Не будем спешить. Он стушевался и хлопнул дверью. Хаммер и не такое терпел от бывших, это всегда меня бесило. Любовники вымещали злобу на моём железном друге. А сейчас, мне просто ударили дверью по сердцу. Больно, терпим. Когда омега скрылся из виду, я осторожно направил своего хомяка обратно на работу.
Обедать просто не хотелось и я направился снова в моторный цех, где сегодня рассматривали усовершенствованную версию винтомоторной установки на воздушной подушке. Собрав мастеров цеха, я сообщил преимущества закупленных двигателей, не забыв особенности новой модификации: быстрота, маневренность, эффективность базовой модели. Затем я посетил зимние отапливаемые боксы, где хранились катера старой модели, надо снизить цену и продать. Скажу Мишелю, только место занимают. Так, отделочный цех, что там сегодня делается? Ага, разбирают номекс, фенилокс значит. Надстройка круизных и спортивных катеров будет с внедрением в производство этого термостойкого волокна. Собрав и здесь трёх мастеров и начальницу цеха, я на наглядном примере показал эффективность этого удивительно крепкого материала. Рядом стояли стажёры, которые почему-то отвлекали, и я бы сказал даже раздражали. Закончив речь и дав дальнейшие инструкции, я вышел из цеха на территорию фабрики.
Как он там? Как дети? Вытащив пачку Treasurer, я нервно закурил, обращая внимание на ругань у бокса с краской. Мишель стоял молча, выслушивал нытьё какого-то рабочего, затем обняв того за плечи и что-то сказав ему на ухо, отправил с морозной улицы обратно в цех. Затягиваясь посильнее и прищурив глаза от сладкого, едучего дыма, я не отводил взгляд от мощной фигуры, идущей в моём направлении. Мишель и Даришка. Сладкая, блин, парочка истинных. Ещё когда я приезжал пять месяцев назад в родительский дом на день рождения брата, поразился конкретным изменениям, произошедшим в нём. Он безумно любил своего касатика, но никогда не показывал и виду, а мне хочется кричать о любви к Саше, вновь вспыхнувшей внезапно, но я тоже молчу. Наверное, не надо говорить громких слов, просто делать своё альфовское дело и любить своих омег, просто любить, предугадывать всё наперёд, чувствовать без слов, что хочет любимый. Меньше слов, больше дела. Дариш кажется простым, однако очень сексуален в порыве страсти, его голос заведёт любого альфу. Я слышал их каждую ночь, когда был дома недельку. «Кобелина» Дариш его так зовёт, ворчит себе иногда под нос, когда Мишель немного выпьет коньяка. Приятно, что брат счастлив, что всё так, как надо.
— Робин.
— Слушаю Мишель, — последняя затяжка и в контору.
— Всё нормально? — пристальный взгляд чёрных глаз, немного не по себе, прожигают. На Дариша он смотрит по другому, всегда на стрёме, чтобы тому было комфортно, предугадывая всё вперёд.
— Да, норм, пошли. Я просмотрел все файлы, что ты мне скидывал вчера, есть неточности в документах, можно пригласить ответственных?
— Да, все на своих местах, пошли, обсудим, — широкая ладонь легла мне на спину и дружеское похлопывание немного расслабило меня, всё же брат понимает меня без слов.
Менеджеров не было, и мы с Мишелем занялись совсем не рабочими вопросами: залезли на сайт с продажей автомобилей. Его советом было купить мне семейный форд, тем более скоро у нас будет «детский сад». Не знаю, не знаю. Насчёт выбранной машины я согласен, выгодная вещь для детей, а вот на счёт детского сада?
— Робин, только через детей ты достигнешь сердца своего истинного, больше ничего не скажу, не дурак, сообразишь. Езжай в салон, я понял, что ты мне хотел сказать по финансам. Разберусь сам, — снова этот взгляд уверенного в себе человека. Я понимал, что пока не разберусь в своей личной жизни, компаньоном достойным его мне не стать.
— Оплатить? — смотрю на брата.
- Да, нажимай броню и в салон. Удачи! — Мишель ушёл к себе в кабинет, забрав все папки с документами.
Хаммер всё так же бесшумно ехал, отлаженный механизм работал как часы, чего нельзя было сказать о внешности хомяка. Потрёпанный, потрёпанный. Значит Ford Family? Пусть будет…
Саша? Светловолосый омега стоял на крыльце, не застёгнутая куртка и без шапки, я немного заехал на обочину, блядь! Хомяк вздрогнул от неожиданного препятствия, но преодолел его.
— Саша, а что ты тут делаешь? — я не хотел, а спросил, блин, какой глупый вопрос, умнее ничего придумать не мог. Он ушёл. Спросив Женю, продавца — консультанта, что хотел только что вышедший из салона клиент, я сразу понял, что мне надо сделать. Переоформить свою машину на любимого человека, как дарственную, понадобилось время и нотариус, но оно того стоит.
Поужинав в «Чайной Розе» я прибыл домой уже поздно, просто ехал и наслаждался улицами города, прогуливался на хомяке, осматривая новогодние украшения на деревьях, магазинах и домах. Вечерний город оживал, ещё целый месяц до Нового Года, а люди спешат. Зачем? Поспешишь — людей насмешишь, вот так и я целых шесть лет, наверное, был клоуном по жизни.…
Приехав домой я увидел фордика у Саши во дворе на площадке. Всё как я и заказал. Машина сливалась своим белым цветом с снегом. Я перешёл через дорогу и положил документы на сидение водителя, оно было ещё тёплым, значит, недавно доставили.
Сидя в машине я наблюдал за окнами в новом доме, которые занимали почти всё пространство этого нового жилища. Иногда через шторы было видно ходившего Сашу, детей не было видно. Везде горел свет. Белый дом, белая машина, белый снег кругом, светлые твои волосы. Как хочется к ним прикоснуться снова, почувствовать их мягкость, свежесть, ощутить от этого появляющуюся возбудимость, сладко тянущее чувство в паху от тебя, Саша. Вздохнув я вышел, замечая на ходу, что услуги меня, как дворника больше не понадобятся, понятно.
Забыв ключи, я вернулся обратно к Саше и увидел свежие следы на снегу. Он в машине? Тааак, мы взрослые люди, и если я не хочу сойти с ума, то надо открыть и сесть, а там что будет. Как только с трудом открылась новенькая дверца автомобиля, мне в нос ударил аромат омеги, которого я так хотел. Невольно мне пришлось закрыть глаза и чуть заметно сглотнуть. Тихонечко выдыхаем и терпим…
— Я забыл ключи отдать, вот, — три ключа упали на колени к Саше, он вздрогнул и сжал пальцами всю связку, уставившись на меня, совсем не мигая. У тебя течка? Я знаю, не бойся, не обижу. — Что ты смотришь на меня, что-то на лице? — я медленно повернул зеркало салона к себе, всё новое, скрипит, да нет, вроде всё нормально, я себя с утра ещё не видел.
— Это что ты здесь устроил, Робин? Почему твоя машина стоит у меня дома?
Он злится? Голос Саши дрожит. Тихо, а мне спокойно надо и чисто на одном дыхании, ровно, стараемся как можем:
— Она твоя, ты же её хотел? — в темноте машины видны только твои вспыхивающие оранжевые одиночные крапинки в глазах, я знаю, что это значит возбуждение, но продолжаю слушать, главное не взорваться.
— Да, хотел, но ты же её первый купил, мне не нужна она, куплю себе другую.
Его голос дрожит, а в глазах те же крупинки, к которым прибавились завораживающие зелёные. Это действительно чудо природы, я сжал пальцы в один большой кулак, смотря через заснеженное окно машины, в котором всё-таки ещё виднелся свет уличных фонарей.
— Я хотел её тебе сразу купить, для вас, для детей.
— Опять угрожать станешь? — быстрый вопрос, но нет.
— Нет, прости, я был вчера не прав, просто всё так неожиданно, вот мне голову и снесло. Ты, мой ребёнок, поцелуй…
— Перестань, Робин, мне твоя сестра говорила, что у тебя чуть ли не каждый день по новой Мусеньке…
Сестра, поддерживать в ней огонёк жизни не трудно, просто жаль видеть её одну, она молода и с сыном. Всегда подавлена, и, что касается любви, детей, семейного уюта, очень чувствительна ко всем этим вопросам. А мне интересно просто дразнить её. Я выдохнул, всё также «спокойно» сидя в своей позе — не лезь руками: пока — нельзя!
— Виолетта преувеличивает, она просто очень эмоциональна и всегда принимает всё за правду.
— Робин, я не могу принять это, забери.
А вот сейчас и надо бы, но так не просто оторвать свои руки от его прохладных пальцев. Не смею отпустить. Ну не могу и всё тут, держу.
— Не можешь? Или не хочешь? Возьми, это для Лени, Джими, — последние слова я произнёс с трудом, всё ещё держа его руку с документами.
Все цветные зёрнышки в глазах омеги вспыхнули и появилось то, что я и так не могу забыть всю жизнь — нежнейший перелив, мой собственный наркотик.
— Сашааа, — хрипло шепчу, нет больше моих сил.
— Сашааа, — откинуть широкое водительское кресло назад и до упора, прижать омегу своим телом, важно, чтобы он не закрывал глаза, мне видеть надо это, его… любовь, томящуюся в его глазах, вся его сущность предаёт его, он понимает, а я беру всю волю в кулак, и очень нежно, прикасаюсь к манящим чувственным губам.
— Саша, любимый, — шепчу ему и больше нет сил сдерживаться, больше нет…
Губы любимого сладки и аромат медовой течки так возбуждает, всё вновь горит во мне и не могу понять, что делаю. Оторваться сложно от этого истока, но ведь дышать омеге надо. Мозг мой кричит — «Не останавливайся!», когда я слышу стоны Саши, тем самым опускаю руку туда, куда не следует, но все движения мои мне не подвластны. Что же ты делаешь со мною?
— Саша, мой Саша, как я тебя искал, так долго ждал, люблю тебя, любимый, милый, чуть-чуть, дай подышать твоим нектаром, совсем немного, — шепчу ему без остановки. Рука сама нашла запретное местечко, ложась на член его и возбуждая то, что и так уже откликнулось на мою ласку.
— Сашааа… хочу тебя, — я просто в ушко прошептал погромче, выдыхая мои страдания опьянённого без алкоголя альфы паре истинной своей… о БОЖЕ! Я чувствую отдавшееся мне тело, его оргазм и расслабление.
— Всё хорошо, малыш? — сердца стучат, моя рука горит от тёплой вязкой жидкости, и слышу я в ответ вновь мелодичный голос из прошлых лет, кончившего в руку мне омегу. Прерывисто дыша, неравномерно, он просит отпустить? Я не могу, крепко его держу, я не хочу!
— Я — не малыш, Робин. Отпусти меня сейчас, я не готов, не так всё просто, прошу, пусти меня, пусти! — я слышу крик отчаяния, боли, страха?
— Пусти сейчас, у меня ведь дети дома одни. Я завтра… завтра приходи, сейчас — уйди, ПРОШУ!!!
АХ БЛЯДЬ! ДА ЧТО ЖЕ ЭТО!!!
Хлопнув дверью, я быстрым шагом шёл домой, и только перейдя дорогу, прильнув к холодным листьям клёна на молчаливых прутьях, я понял досконально смысл сказанных им слов. Я улыбаться не хотел, но я не мог, как пёрло из меня сей счастье. Я — победил? Я смог хоть как–то зацепиться у его ног, хоть как-то влезть в захлопнутую наглухо дверь души омеги-хамелеона, Саши моего? Что он сказал? Мне… прийти? Он примет меня, как своего… альфу? Зайдя домой, и встретив брата, отвёл глаза.
— Робииин?!
Ммм, ну что ещё? Куда бы деться от глаз его, сестры, рядом стоящей, Дариша, жующего печеньки на ходу и швыркающего горячим чаем. Опять ночные посиделки? Нет, не хочу, на взводе я итак, а эти… А эти снова будут душу мне мотать, давать советы, нет, не хочу.
— Любимые, родные, что вам не спится, а? Дариш, ты как всегда прекрасен, Мусенькаа моя, дай поцелую тебя в щёчки, — чмокнув младого родственничка, я зашагал к себе в комнату и по дороге бросил пару фраз, — Всё хорошо. Идите спать.
Пройдя к себе, на тумбочке увидев пачку сигарет и взяв одну тростинку, я вышел на балкон. Открыть окно? Нет, ветер, я так курну. Не часто я, бросать бы надо, дым сигарет вредит здоровью детей. Мне почему-то хорошо. Книга открылась снова и можно в ней опять писать любви моей все главы продолжения, и думаю я, что очень долгим будет наш роман. А малыши? Чудесны просто, Лени, Джими. А у старшого, как у меня глаза, усыновлю и будет он только моим, я собственник, да, ревнивый, что моё, то уж извините, я не отдам.
Хочу узнать, что было у него, как жил он эти годы. Кто его родители? Не знаю ничего, как глупо, я что-то требую, а сам действительно в неведении, кто он, кто его, как, где, и почему. Вопросов много.
Я затянулся снова. Я всё спрошу, всё проясню, мне надо знать дословно как он жил, чтоб искупить вину за прошлые года, ведь если бы не я, этот омега был бы… с кем-то?
О чём я думаю. О чём? Не будет он ни с кем, лишь только мой навеки! Завтра. Завтра? Сегодня будет он моим, не буду ждать до завтра, хочу его сегодня, блядь, хочу. Ведь он же принял, он пригласил, я постараюсь быть тактичным и сразу же не лезть… Оох, чёрт, ломает этот Саша все мои позиции и принципы, что делать, сегодня точно я сойду с ума, если не встречусь с ним снова. Скоро двенадцать, в доме его повсюду свет. Он темноты боится что ли? Всё! Я пойду и будь что будет!
Приоткрыв окно и выбросив окурок, слышу… это… что? Сквозь тонкую щель стеклянной рамы струился свежий воздух жарких летних дней, хотя на улице мороз… САША? Не может быть! Я слышу как ты стонешь, и ветер тоже воет… Боже!
Сквозь темноту прихожей пробрался я бегом и открывая дверь на улицу… просто замер. У порога сидел мой истинный, как снежный принц, весь в белом покрывале, почти что голый, халат наброшен на нагое тело, без обуви, а волосы покрыты узорным инеем… Схватив омегу с полу и прижав его к себе, захлопнув дверь и приземлившись быстро на ковёр, я всё ещё не мог понять, что с ним произошло?!
— САША? САША? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? — трясу его, не слышит, он даже не мигает, стеклянные глаза, слеза стоит в них и не выбегает. Он в шоке?! Я просто шлёпнул по щеке легонько, ещё раз по второй. Он что-то шепчет?
— Помоги, спаси его…
Что это? Письмо в руках замерших вижу я, читаю… Полиция! Срочно!
— Звонил в полицию?! Саша, в полицию звонил? Услышь меня? — он всё ещё в шоке, вот чёрт! Схватив за голову его, припал к холодным губам любимого, целуя нежно и скупо плача сам от только что прочитанного, я говорю ему, прижав к себе и обнимая крепко:
— Саша, я спасу, верь мне. Ты веришь? — на руках моих вода от льда с волос его… Он плачет сильно, навзрыд ревёт мужчина потерявший маленького сына, его украли и требуют сейчас же выкуп. Я сжал сильней омегу, забившегося в конвульсиях… последствия шока, я понимаю, всё хорошо, я здесь, держу тебя, рыдай, поплачь.
— Робин, что случилось?
— ААа, Робин, Робин, что с Сашей?! Боже мой! — кричала Виолетта, а Ромка уцепившись за халат сестры насупил губки, готов заплакать.
Я молча отдал письмо Мишелю, всё ещё покачиваясь в такт раскачивающегося омеги, как будто убаюкивая его. Саша молчал и просто судорожно дышал мне в грудь.
— Саша, я всё сделаю, найду я Джими, отпусти меня, мне позвонить в полицию нужно, срочно, время идёт…
— Нет, нет, Робин, не уходи. Они его убьют! Убьют!
Племяш заплакал. Всех мелких растолкал Мишель по комнатам. Отправив Сашу в другие руки крепкого мужчины, я стал звонить в полицию, разъяснив кратко всю картину похищения ребёнка. Спросил ещё номера телефонов у Саши, его родных, друзей, кому-то надо было сообщить, но он не отвечает, просто затих и молча смотрит своими медовыми глазами на меня, в них нет той жизни, что была два часа назад в машине. Пустота.
В белом махровом халате ночного гостя мигал мобильный телефон, я просто вытащил его и стал звонить всем по порядку, игнорируя нарочно прибывающие смс. Когда всех обзвонив и рассказав о выкупе ребёнка за неимоверную сумму альфознаков, я прочитал вновь приходящие сообщения. Эти сволочи посылали каждые пять минут информацию, что осталось всего лишь двадцать три часа до смерти мальчика, если нужная сумма не поступит на счёт в банке. Телефон разрядился, батарейка сдохла! Какая марка? Как у Виолетты! Снеся ей телефон я чуть не умер, вспомнив что-то!!!
— ЛЕНИ!!!
Я сам бежал, летел не замечая, как сегодня вьюга бушевала за окном. Мой сын! Сынишка! Лени! Я слышал сердце, оно бежало впереди меня…
Он спал. Я сел у изголовья и просто гладил розовые щёчки малыша, и понял горе папы. Ведь ты его рожал, взрастил, а где же был… я? Я в это время… Боже. Тихонько подвернув одеяло, укутав с ног до головы я взял с постели омежечку, сынишку моего, Лени, и притянув к себе, я прошептал. Кому? Себе?
— Я так люблю тебя малыш, хоть знаю всего три дня, а может уже четыре, смотрю я на часы. Вы мне нужны, очень, я постараюсь найти твоего братишку, ведь без него не быть нам вместе всем, и нет мне жизни без всех вас.
Поднявшись с детского ковра, неся малька к себе домой, оглядываясь по сторонам, я снова позвонил Мишелю, затем своим друзьям. Мой Танчик, судьбу свою доверю я тебе, ты друг из спецвойск, твои ребята найдут любую вошь, раздавят и плодиться возможности не будет этой гадости нигде. Не надо много объяснять парням на службе. Удачи. Я буду ждать.
У дома выла сирена, потом затихла, потом ещё одна, вот медики приехали, его друзья, я брата Сёму вижу, Борю с ним. Полный омега, так похожи, Сашин папа? Мы поздоровались, и он выспросил у меня всю ситуацию. Сильна натура беты, но Лени я ему не дам. Мужчина понял и отступил, и лишь сказал, что есть в полиции знакомые у него, друзья, и это было видно, как разговаривал он с прибывшими следователями.
В гостиной много было народу. Отдав сына Виолетте и проводив её, я вновь спустился в эту массу людей, которым предстояло сегодня заняться сбором денег, причём немедленно. Джими может погибнуть, если жалкий человечишка не получит всей суммы денег до ночи. Этот козёл был очень алчный, он просто знает с кого спросить или что?
— Робин.
Со мню рядом стоял Мишель державший Сашу. Омега говорит мне своим привычным голосом, шок у него действительно прошёл и он взял себя в руки.
— Робин, у меня есть только половина суммы на счету, вторую я потратил на покупку дома, где же мне взять остальное? Я продам дом, но мне не успеть, а тут написано до ночи…
— Саша, всё хорошо, иди ко мне, — мотнув головой Мишелю, что, дескать, всё в порядке, я принял Сашу из рук брата. Он был уже в моей одежде, которая была ему не то что велика, он просто утонул в ней. Это не важно, но как же я не замечал такой омежьей хрупкости раньше, какой же я дурак.
***
Среда. Я вновь стоял у окон Сашиного дома. Свет как всегда горел. Я всматривался в глубину архитектурного строения. Нет никого. На звонки он не отвечает, его братья сказали, что всё в порядке. Он просто отдыхает и Лени рядом с ним. Ещё сегодня днём перевели на чёртов счёт всю сумму. Все помогли: его родитель, братья и друзья, Мишель вложил значительную сумму и все мои финансы тоже достались извергу. Полиция вела расследование, и Сашин папа приезжал, сказал, что у покойного мужа Саши, Джека, есть брат. Он подрос и решил вернуть деньги, якобы обещанные его родителями ему. Короче кукушка съехала у парня молодого от миллионов альфознаков и что тут думать! Конечно, проще малька похитить, да и всё. Козёл! Увидел бы, всю морду разбомбил, если не хуже. Лишь бы с Джими было всё в порядке.
Ребёнка так и не вернули.
***
Четверг. Опять стою на морозе и всматриваюсь в толщину высокого стекла. Вечерняя зима, на улице темно, а в этом доме свет везде горит. Ну подойди, ну покажись, открой мне дверь, пожалуйста… мой Саша. Как сухо ты в телефон мне отвечаешь, что все в порядке у тебя. Ты дома днём не обитаешь, всего себя отставив на работе, забрав Лени из садика, ты снова где-то дома. Нет вестей. Прошёл второй день, всё без толку. Саша, береги там Лени…
***
Пятница. Утро. Сегодня Танчик позвонил и рассказал, что в мегаполисе поймали того парня, что шантажировал. Ребёнка не было, он просто убежал, причём ещё в самый первый день, сломав десяток их машин. Что сделал мальчик, он не знал, а только весь транспорт был поломан. Вот такую информацию поведал соучастник. Но всё же? Ребёнка нет. В обеденное время приехав к дому Саши, я не увидел его следов на выпавшем снегу, он не был дома, на работе. Совсем не отвечаешь на звонки, вновь только сухие смс.
Полдень. Дышу в стекло, рукам так холодно, уйти я не могу, и набирать твой номер телефона, наверное, тоже… Вот ты идёшь, подходишь, Саша. Через окно я вижу тебя в полный рост. Боже, я вижу вновь твоё лицо, мой милый, не плачь. Я глажу рукой по твоим щекам через прозрачность окон. Не плачь, прошу. Я задеваю твои пальцы, те что лежат сейчас напротив моих ладоней, твоё лицо так близко. Огонь погас в твоих глазах, любимый, крепись, всё будет хорошо, верь мне…
Вечер. Звонили из полиции и рассказали, что и брат Джека арестован, деньги конфисковали у преступника и он даёт сейчас показания в полиции. Хорошая новость, но не настолько, чтобы ты меня к себе пустил. Ребёнка нет. Тебя я вижу в коридоре, у коробок, разбросаны все вещи, игрушки детские, альбомы, фотографии. Ты снова плачешь, но меня не пустишь, знаю, тебе сейчас так нелегко, сущность течного омеги и я ещё тут. Не открывай мне, нет, не надо. Крепись, любимый, Джими найдут, я верю, верь и ты…
Скоро ночь, но не могу уснуть уже который день, мне надо выбраться отсюда, надо. Я выехал в ночной предновогодний город. Хомяк тихонечко пыхтел и ехал, хотел поспать и отдохнуть, наверное, сегодня где только я не бывал: в полиции, у братьев Саши, у родителей. Не очень папаша Саши со мной приветлив был, но волновался сильно он за внука. Мне Сёмка вчера по телефону протрещал про их родительские отношения в детстве, но я хочу узнать всё от тебя…
Топливо закончилось, сожрал хомяк, мой хаммер так прожорлив, знаю, а ближайшая заправка при въезде в город, по пути на работу. Поехали мой одинокий друг, а потом по кругу и домой. Мобильный мой молчит, нет новой информации. Где же ты мой мальчик, что с тобой случилось? Показания того козла такие спутанные, но вроде бы понятно, что ты живой, но где же ты?
— Да полный бак, пожалуйста, — бензин, люблю я эту марку, вкусно пахнет, не знаю почему. Лениво слушаю двух рабочих, чистящих снег с колонок, что-то привлекло в их разговоре, не сразу понял что, а осознав, схватил я бету за грудки:
— Что ты сказал? Сейчас, что ты сказал?! Повтори, скажи мне снова!
— Эй, эй, парень, остынь, мы тебе ничего не сделали, пусти его, — второй кричал у моего уха.
— Я говорил о мальчугане, что нос утёр сегодня одному хаму, ну он заправлялся здесь, у нас недавно. Мальчишка был смышлёный, всё время спорил и говорил что все машины походят на животных, вот ваш он называл хомяк, по моему, что-то про братана ещё он лепетал, но я не понял, что…
— Где этот мальчик, где?! — меня трясло и я уже кричал.
— Да вон он, и дядька тоже, в кафе сидят через дорогу, мальчишка просто есть хотел и они ушли…
— Эй, отпусти я говорю, пусти его, больной ты что ли?
Работники ушли, мне наплевать. В кафе бежал я быстро, сердце билось…
Не может быть!
— Джими… ДЖИМИ!!!
— Дядя… Робин?! — мальчишка подбежал ко мне и прыгнул со всех ног. В какой-то большой куртке, с гривастой головой, и я схватил его, вкушая детский запах. — Я к папе хочу, я, я… они меня… я так кусался, дядьку укусил, а он так больно сделал мне, смотри…
Джими вытянул как мог свою тоненькую шейку, где, как и на щеках, виднелись синие пятна, зажали горло и рот видно тогда ему, вот сволочи! Джими плакал, слезинки сладкие как капельки катились по щекам, сквозь них он улыбался, смотря в мои глаза. Ручонки нервно дёргали меня за воротник и снова он просил отвезти его к папуле, а у меня язык отсох, двух слов связать я не могу. Я просто счастлив, прижав ребёночка к себе…
— Господи, спасибо, живой мальчонка, живой…
Объяснившись с бетой, кто мальчик, кто есть я, взяв адрес и телефон мужика, я нёс сынишку к своей машине, а он лишь только прошептал:
— Хомяк мне нравится, классная тачка. Вези меня к папе, теперь он не будет против, чтобы я к тебе в гости приходил, — ребёнок выдохнул погромче и слёзки высохли, он успокоился у меня на груди.
Доехать до дома Саши всего несколько секунд, мне так сегодня показалось, я только лишь твердил одно: нашёлся, жив, живой, и больше ничего.
Ровно неделя, а я как будто постарел, а может помудрел? Кто знает. Сколько всего случилось, ведь если бы не ты, мой Саша, что делал бы я, в чём был смысл моей жизни? У тебя есть дети, а я… один всегда.
Подъехав к Сашиному дому, я осторожно поднял с сидения заднего мальчишку в чужой, большой одежде, и нёс его домой. Туда, где замер мир, где нет смеха меньшому, папе, который всё стоял у окна, прижавшись и всматриваясь вдаль. Он ждал, ждёт… Иди же, беги, я вижу как ожили твои глаза увидев сына. Шум открывающейся двери, но, слава Богу, хоть сейчас ты не босой, а в тапках, и подбегая ко мне, твои глаза так светятся. Так вот что значит счастье и любовь? Ты смотришь на меня, а я не могу моргнуть и тихо молвлю:
— Он просто спит, возьми скорее. В дом иди.
Всё так в тебе прекрасно милый, любимый, протянутые руки, державшие ребёнка, крепко прижимая, блеск волос, танцующих на голове от лёгкого потока ветра, твоя фигура, ноги стройные и бёдра, твой запах…
Какое небо тёмное… звёзды, завтра снова будет холод, как ярко блещут небесные тела. Иди, мой милый, иди, я тоже ухожу. Мой дом последнее время встречал всё теми же хозяевами: Мишель, Дариш, Виолетта, Ромка спал, ведь ночь уже. Что этим-то не спится?
— Всё хорошо, идите спать, — устало произнёс я и, позвонив в полицию, сообщил последние сведения о пропавшем мальчике соседа, присев в гостиной на диван.
Я чувствовал просто тепло…
Знакомый старенький плед бабушки, да, это точно он…
Мне вспомнилось, как укрывала она меня, когда я просто с блядок приходил, дурак…
Шёпот брата, руки женские сестры приятно гладят…
Не буду открывать глаза…
