Влюбись в меня, если осмелишься, или выбор наугад.

Автор зарекается еще хоть раз писать что-то подобное. И выражает огромную благодарность Музе - которая терпеливо помогала со всем этим вот, Бестфрендессе, которая тоже помогала. А еще всем тем, кто ждал, поддерживал и так далее. И простите, народ, что я не совсем оправдала ваши ожидания.) Кстати - это предпоследняя глава :) В темноте мягко мерцали расставленные полукругом свечи, распространяющие приятно-горьковатый запах. Если верить упаковке - вереск. Хотя Мари всегда казалось, что такой горьковатый запах присущ полыни. Рулет и правда оказался очень вкусным, так что шатенка расслабилась – а то ей все не давала покоя мысль «А вдруг не понравится?!». Уютную тишину, в которой было так легко и хорошо просто сидеть рядом, совсем близко друг к другу, настолько, что, чтобы коснуться, достаточно немного протянуть руку, нарушил тихий – громкие звуки, казалось, могут разрушить все очарование – голос Хилл. - Спасибо, что позвал, Клинт. Это было… Чудесно, я давно так не веселилась. – Она рассмеялась, вспоминая все, что устраивал нетрезвый Старк. Это на самом деле было круто. - Я рад, что тебе понравилось. – Лучник сделал глоток из бокала и, прищурившись, посмотрел на пламя одной из свечей сквозь вино. – Я боялся, что ты уже не приедешь. Хотя Коулсон уверял, что, раз ты пообещала, то будешь непременно. Шатенка смущенно улыбнулась, заправляя за ухо прядь волос. Все-таки не привыкла она к тому, чтобы те были распущены и назойливо лезли в лицо. - Глупо получилось на самом деле. Такси подъехало, я выскочила, дверь захлопнулась, а я обнаружила, что забыла дома ключи и, самое главное, подарок тебе. Хорошо, соседи были дома, а я оставила балкон открытым, пришлось перелезать… - Погоди, - перебил ее Бартон, - ты хочешь сказать, что ТЫ в платье перелезала с одного балкона на другой?! Хилл, хихикнув, кивнула, а стрелок, отставив бокал, закрыл лицо ладонями и жалобно протянул. - Вот почему я всегда пропускаю все самое интересное? – В следующий момент его легонько пихнули в бок. - Эй, там не было ничего такого зрелищного! – Возмутилась Мария. Но было заметно, что это возмущение – наигранное. - Ладно-ладно, верю на слово, главное, оно того стоило, рулет просто чудо. Я не знал, что ты любишь готовить… - Негромко произнес Клинт, устраиваясь на полу поудобнее. - Конечно, не знал, - согласно кивнула шатенка, - потому что я ненавижу… Невесть откуда взявшийся сквозняк загасил свечи, все, и комната погрузилась во мрак. Чертыхнувшись, стрелок полез за зажигалкой, но не успел вытащить ее, как яркая вспышка молнии осветила все. - Черт, - выдохнула Мария, а в следующий миг грянул гром. Именно грянул – так, что задребезжали бокалы. Страх, мерзкий, иррациональный, непонятный, накрыл Хилл душной подушкой. Она, наощупь найдя ладонь лучника, стиснула ее. - Мари, ты чего? – Недоуменно воскликнул Клинт, чувствуя, как мелко дрожат ледяные, по сравнению с его собственными, пальцы шатенки. И, не дожидаясь ответа, молча притянул ее к себе, обнимая, прижимая к себе. Провел огрубевшими пальцами по ее щеке и, услышав прерывистый вздох, наклонился, безошибочно находя ее губы своими. *** Это было тяжело, чуть ли не до безумия – быть рядом с ним, улыбаться, о чем-то говоря, смеяться и – единственно, что позволять себе – это редкие касания, на пару мгновений, обманчиво-дружеские. Чтобы никто ничего не заметил. Чтобы никто ни о чем не догадался. Предосторожность – агент Хилл давно приучила себя стараться предусмотреть все. Но как-то так легко оказалось забыть обо всем, оставшись наедине, в темноте, которую время от времени пронзали вспышки молний, находясь в его объятьях. И Мария, где-то на уровне подсознания ожидавшая, даже ждущая его поцелуя, лишь мысленно радостно улыбнулась, медленно опуская ресницы, закрывая глаза, стоило губам лучника коснуться ее собственных. «Тук-тук» - стукнуло было на автомате сердце, чтобы тут же зачастить «тук-тук-тук», отдаваясь пульсацией крови в висках. Не было напора, агрессии – того, что присуще обычно поцелуям большинства мужчин. Была лишь нежность, сумасводящая, всепоглощающая нежность, от которой кружилась голова. И наконец-то утоляемая жажда прикосновений, когда, задыхаясь от отчаянной нехватки кислорода в легких, прекрасно ориентируясь наощупь, торопливо расстегивала ставшими такими непослушными пальцами пуговицы его рубашки, сходя с ума от желания коснуться обнаженной кожи. Выгибалась в руках Бартона, чувствуя, как, найдя собачку молнии платья, тянут ту вниз его пальцы, позволяя прохладному ветерку ласково коснуться разгоряченной кожи. Губы лучника коснулись шеи шатенки, прикусывая кожу, вызывая тем самым у нее самой дрожь. Тихо ахнув-всхлипнув, Хилл провела ладонями по груди Клинта, чтобы следом стянуть с него чертову рубашку, оставляя обнаженным по пояс. Пальцы коснулись холодного металла, и стрелок тотчас хрипло пробормотал, отвечая на незаданный вопрос. - Фил подарил. – Она кивнула и, на миг отстранившись, помогла стянуть с себя платье, купленное специально для этой вечеринки, как было куплено некогда то красное… …Гроза стихла, словно ее и не было, в ночном небе зажглись звезды. И Луна. Ее холодный свет заливал квартиру, прекрасно освещая полуобнаженную пару… Бартон, наклонившись, коснулся губами груди Хилл, легко целуя. Ответом ему был прерывистый вздох, а следом ладони Марии, опустившись на его плечи, легонько подтолкнули стрелка, безмолвно предлагая ему лечь на спину, что он исполнил, невольно улыбаясь, а сама женщина села на него сверху. - Мне интересно, как долго ты сможешь не прикасаться ко мне, - тихий шепот на ухо мужчине, и следом хриплый смех. - Это вызов, Мари? – Вопросительно глянул Клинт на сидящую на нем шатенку, приподнимая брови и убирая руки за голову. - О, дааа… - Коварно улыбнулась она, наклоняясь и прихватывая губами мочку его уха. Легкие, едва ощутимые поцелуи-касания сменялись поцелуями-укусами, чувствительными, несколько болезненными, почти наверняка оставляющими следы на коже стрелка. Шея-плечи-предплечья-грудь, беспорядочно, торопливо – словно боясь не успеть. Тихо звякнул расстегнутый демонстративно медленно ремень. Мария, спустившись ниже, провела кончиком языка вдоль дорожки волос, что тянулась от пупка лучника вниз, которую она заприметила еще тогда, как теперь кажется, сотню лет назад, в Чикаго. И мысленно улыбнулась, почувствовав, как при этом дрогнул Бартон. Взглянув на мужчину, хитро сощурилась, видя, как тот неотрывно смотрит на нее - а на руках явственно проглядывают вены. Продолжая глядеть в лицо стрелку, расстегнула пуговицу на его джинсах, следом потянула собачку, нарочито медленно, словно дразня… - Все, сдаюсь, - хрипло прозвучал в тишине голос Клинта, а в следующий момент – и Хилл не успела понять, как это произошло, слишком быстро – она уже лежала на спине, а над ней нависал лучник. Ласковый поцелуй в плечо – и несильный укус шеи, там, где под бледной кожей билась тонкая венка. Шатенка охнула, вцепляясь в плечи лучника, притягивая его к себе, ближе, потянулась к его губам, безмолвно прося поцелуй. И получая его – жадный, требовательный. Страстный. От которого в голове все плыло. Ладонь мужчины скользнула по груди, а следом его пальцы сжали левый сосок. Мария, выгнувшись, гортанно вскрикнула, разрывая поцелуй и часто-часто дыша, чувствуя, как все сильнее становится тянущее чувство в низу живота. Подцепив большими пальцами узенькие ленточки стрингов, приподняла бедра, стягивая последнюю деталь одежды, наблюдая сквозь полуопущенные ресницы за раздевающимся Бартоном… *** Было ли это безумием? О, да, бесспорно. Головокружащим сладким безумием, расставаться с которым не хотелось. Голова кружилась, все вокруг плыло и было словно в тумане. Сумасводящие прикосновения горячих рук и губ к своему телу. Терпкий аромат секса, органично смешавшийся со ставшим неожиданно ярким и каким-то даже пронзительным запахом вереска от давно угасших свечей. Блестящие от пота в лунном свете двое, ставшие на время одним целым. Ритмичные движения – словно диковинный пульс, пульс Жизни. И учащенное сердцебиение, эхом отдающееся в висках. Ненасытность и страсть, обоюдная, читаемая в глазах, проскальзывающая в прикосновениях. Солоноватый вкус пота на губах, чужой, смешиваемый с собственным при поцелуях, жадных и исступленных. Это было чем-то большим, чем просто секс, банальнейшее удовлетворение потребностей организма. Открываясь безбоязненно, в свою очередь осторожно изучать партнера, движимый только одним желанием – доставить ему максимум удовольствия. Максимум наслаждения. Максимум – и не меньше. Катастрофическая нехватка кислорода, когда задыхаешься, но… Точно ли от того? Или от совсем другого? Вскрики, стоны, всхлипы, ахи, судорожные вздохи, тяжелое дыхание, несвязное бормотание, - все эти звуки, сплетающиеся в диковинную, причудливую мелодию… Любви? И оргазм. Яркий. Практически одновременный. Забравший последние силы, оставивший обессиленными, но – счастливыми.