Once In A Lifetime

-А дело было так.       Давным-давно, где-то за семью морями, в прекрасной, величественной стране, залитой солнцем и радостью, жила принцесса. Звали ее Элизой. Девушка была единственной дочерью Его Величества Короля тех прекрасных мест. И в один дождливый осенний вечер в двери дворца постучался нищий: он был еще совсем юн, прямо как Элиза, а из одежды были на нем лишь потрепанный кафтан да худенькие штаны, и брел он сюда босиком. Элиза сжалилась над беднягой и впустила его во дворец: там она его обогрела, приказала слугам привести того в порядок, накормила и, в конце концов, оставила жить в одной из многочисленных комнат замка. Элиза с первого дня их встречи влюбилась в нищего: у него были угольного цвета волосы, ярко-карие глаза, смуглая кожа… -Зейн, ты ли это?! – испускает смешок темник. -Эй, ты можешь воздержаться от своих комментариев?! Так вот…       Элиза тут же влюбилась в незнакомца без памяти, а ее отец – король – вскоре прознал о проделках дочери. Ему ужасно не понравился поступок Элизы: какой-то нищий, да в их дворце? Но дочь не поддавалась на уговоры отца отпустить парня восвояси, даже заплатив ему при этом сто монет золотыми! Девушка видела в парне родимую душу, своего человека: они частенько гуляли по королевскому саду, срывая яблоки с макушек деревьев и наслаждаясь заливистым пением птиц. Элиза громко смеялась над причудливыми историями нищего, взмахивая своими прекрасными каштановыми кудряшками. Но принцесса даже не подозревала, кто скрывается за маской ее нового друга.       Через некоторое время принцесса стала увядать: не по дням, а по часам. Она стала всё чаще грустить, запираться одинешенькой в своей комнате, даже плакать по ночам. Плечи ее стали сутулиться, а взгляд – меркнуть. Король не сразу заметил перемен в дочери – у него было много важных государственных дел. Но родительское чутье подсказало Королю, что дело в том самом парне, которого его дочь пригрела в собственном доме: нищий с первого взгляда не понравился Королю.       И тогда он послал к своей дочери лучших докторов своего королевства – но те не смогли назвать причину недомогания Элизы. Отчаявшийся король велел своему верному слуге следить за нищим – а там уж, гляди, и вылезет правда наружу. И увидел слуга однажды вечером в дверную щель словно выжженные каленым железом нарисованные черные крылья – огромные, на всю широкую спину парня. Королю доложили об этом, и тотчас он отправил сироту за решетку.       Наутро, только узнав о случившемся, Элиза ворвалась в покои отца и стала требовать, чтобы ее друга выпустили на свободу: она громко плакала и умоляла отца отменить казнь, но Король был непреклонен. Он знал, что этот нищий – самый настоящий темник из Царства Тьмы.       Но Элиза не дослушала отца, а побежала в тюрьму к своему любимому и рыдала у него под дверью, пока ей не позволили увидеть его хоть на минутку. Он попросил соткать ему крылья из стеблей крапивы, чтобы на этих крыльях он мог подняться в небо и унести Элизу в другие края – туда, где их счастью никто бы не помешал. Ведь быть мужем Элизы в этой стране ему бы никто не позволил.       А Элиза всё слушала любимого сквозь слезы, а потом побежала на кладбище и нарвала целую горсть крапивы, а дома втихомолку ткала из нее крылья. До казни оставалось два дня, и уже было готово одно крыло. Руки бедняжки жгло невыносимой болью, но ее любовь к парню была настолько сильна, что никто и ничто не переубедило бы ее бросить всё это и убедиться в том, что ее любимый – злодей.       Наконец, в день казни Элиза явилась к парапету и бросила к ногам палача два больших крыла. А нищий, увидев их, хитро улыбнулся и, одним прыжком добравшись до них, надел их себе на плечи. Элиза взглянула на него своими влюбленными глазами, в коих стояли слезы, и показала ему свои обожженные крапивою руки, но парень лишь зло усмехнулся ей и…вспорхнул в небо, неся за собой шлейф беспроглядной Тьмы.       Сердце бедняжки не выдержало предательства обманной любви, и принцесса умерла у Короля на руках.       А страна его с тех пор и по сей день пребывает во Мраке и пепле сожженного дотла Света.       Гарри заканчивает, должно быть, самую печальную историю любви, глядя в потолок и глубоко вздыхая. Уже полночь или даже чуть больше, а парням всё не спится: они лежат каждый на своих половинах и глядят в потолок. Сквозь темноту проскальзывают контуры единственной стрелки на часах – она уже сдвинулась чуть дальше виртуальной отметки «1», но еще не добралась до двойки. -Это самая популярная сказка в нашем Мире, ее знает каждый ребенок, - продолжает Гарри. – Надеюсь, ты почерпнул из нее мораль? -Разумеется, - слышит кудрявый. – Тут нужен холодный расчет! А парень просто облажался и так глупо попался на глаза тому слуге… Верно я подметил? -Ох! – издает Гарри и качает головой, хоть в темноте и на некотором расстоянии Луи этого, конечно, не видит. – Либо ты совсем спятил, либо просто жаждешь меня позлить. -О, второе звучит довольно заманчиво. Но я совсем не это имел в виду. Конечно, я уловил твой чертов смысл, просто… ну, какая тут может быть любовь, Стайлс?! В моем Мире такого слова даже не знают! Гарри с каждым днем поражается тому, как Луи и его сограждане жили в Темном Мире. А жили ли вообще? -Такие парни, как я или Зейн, выживают, словив хоть какую удачу за хвост, а девушки… Они растут без права стать в будущем добросовестными женами и любящими матерями, Гарри. Все мы… живем, словно в земном аду, если подумать. Это тебе не песни и пляски с утра до ночи и не сахарная вата по праздникам: здесь выживает сильнейший. Мой мир затоплен в грязи, Гарри. И я без зазрения совести подтверждаю это! Видишь, во мне нет ничего человеческого. -Если бы это было правдой, мы бы сейчас не обсуждали всё это, Луи, - шепчет Гарри и ложится на правый бок. – Знаешь, может быть, я сейчас и глупость скажу, но… я думаю, мы с тобой в чем-то похожи. -Действительно, глупость сказал, - подмечает Луи. -Судя по твоим словам, ты не очень-то и доволен был тамошней жизнью, что бы против ты мне сейчас не говорил. Это очевидно, Луи. В школе на уроках психологии нас учили распознавать правду между строк. Так вот – как видишь, я добросовестный ученик.       Теперь Луи глядит на кудрявую макушку, а не на скучный потолок над головой. Он понимает, что мальчишка-то по большей мере прав, но… он должен сохранять честь и достоинство истинного темника, ведь его настоящий дом – именно Тьма, и с самого рождения она окутала его мысли и сердце, чувства и слова, вот только… так успешно продолжалось до тех пор, пока какой-то кудрявый ангелок (тьфу! Ну, и словечко к нему пристало) не начал видеть в нем что-то хорошее. Луи – и хорошее. Да никогда, ни в жизнь! Паренёк с изумрудными глазами очень пугает Луи.       Поэтому: -Ты ошибаешься, Гарри, - как можно правдоподобнее отвечает Луи. – Мы с тобою не походим друг на друга ни на каплю – уж поверь. Кто ты и кто я, а? Глупости. Ты всё время говоришь всякую чушь? Мда, это, скорее, риторический вопрос.       Гарри хмурится и приподнимается в сидячее положение, глядя вроде как в глаза Луи: -Знаешь, что?! -Попугать меня вздумал? – узнает несколько озлобленный тон мальчика Луи. – Ну, ну, продолжай, я весь во внимании. -Тьфу на тебя! – чертыхается Гарри, снова пробуя на вкус запрещенные словечки. – С тобой по-хорошему, а ты… -Запомни, Гарри, - не выдерживает Томмо и в сию секунду оказывается возле постели Стайлса. – Со мной нужно по-плохому, ангелочек, - цедит он на ухо мальчику, вдыхая его тонкий летний аромат. Внезапно в голову ударяет мысль о том, что Гарри, верно, на редкость сладкий и вкусный, если подумать о том… о чем сам Стайлс, видимо, не имеет никакого представления. Его кудряшки, заправленные за ухо, щекочут Луи ноздри, но он даже не думает уходить.       Луи снова потягивает запах Гарри глубоко в свои прокуренные лёгкие, не знавшие доселе столь чудесного аромата, не замечая мелкой дрожи мальчишки. Вдруг Луи сейчас сожрёт его и даже косточек не оставит?!       Томмо замечает, что на Гарри нет одежды (по крайней мере, верхняя часть его тела не удостоилась и кусочка ткани).       Он напряженно изучает торс кудрявого: широкая грудь, украшенная двумя бусинками сосков, несколько едва видимых кубиков пресса и отчетливо проступающие косые мышцы живота (видимо, Гарри всегда уделяет им чуть больше внимания). Стайлс громко дышит, ожидая от Луи чего угодно, вот только… не этого до безобразия нежного прикосновения тонких пальцев к светлому бархату кожи его плеч.       А что самое удивительное во всей этой ситуации - это прикосновения, которые не ранят.       Это шелк, а не просто кожа. Это нечто самое мягкое, что когда-либо ощущали нервные окончания пальчиков Томмо. С каждой секундой Гарри становится для него всё более тяжелым наркотиком – эти плечи, Господи, эти острые, прекрасные плечи, эта чуть выпирающая косточка и упругие мышцы подкаченных бицепсов, этот легкий запах пота вперемешку с естественным ароматом ангелочка вкупе со всё учащающимся дыханием бедняги вынуждают Луи…       Отпрянуть.       Ох. Вот это да.       Кажется, кому-то срочно нужен эмоциональный выплеск, а точнее…       Луи оставляет ошеломленного, безоружного Гарри на том самом месте, а сам устремляется в ванную – ту, что отделана черным кафелем – снимать напряжение и нереальное… Боже, упаси, возбуждение.       Он глядит на свое отражение в зеркале, видя там абсолютного, конченого грешника. Переводя взгляд на свои трусы, Луи замечает немалых размеров бугорок и влажное пятнышко. Что ж, это и ожидалось, хотя Луи до сих пор не верит своим глазам и чувствам, одолевающим его изнутри.       Ах, вау. Темник медленно расправляется с настигшими его врасплох ощущениями (но с тем, что они были крайне прекрасны, конечно, не поспоришь). Он, действительно, только что сделал это? Поддался чарам какого-то «светлячка», какого-то девственного, глупенького Гарри Стайлса? Путем поглаживаний его идеальных плеч?!...       Черт бы побрал всех кудрявых мальчишек на свете!       И что теперь будет?!       Да пошло оно всё.       Последние мысли сопровождают получение робкого, средней силы оргазма.       Ладно, хоть здесь Луи сдержался и не заскулил от наслаждения на весь дом.       И всё-таки… как он там?