Ещё не поздно

Кирштейн был одним большим клубком нервов. За чтобы он не взялся, всё валилось из рук. Микаса, качая головой, забрала у него кастрюлю салата, пока он её не опрокинул, и сама отнесла Армину, раскладывающему блюда по порциям. Виновато улыбнувшись, Жан вышел в зал, где Эрен вешал шарики. Заметив вошедшего неврастеника, Йегер насупился. Кирштейн уже успел подпортить ему жизнь, когда в порыве необъяснимой паники начал переставлять столы, уверяя, что действующая постановка будет неудобной. У Эрена было устойчивое желание запереть его где-нибудь, но Армин отговорил его. Хотя Микаса уже нашла пустую комнату, где он не сможет ничего сделать при всём желании. Нервозность Жана была понятна. Когда он пришёл после разговора с Ноджико в корпус, у него была едва ли не истерика. Он ходил по кабинету вдоль стены, то садился, то вставал, снова блуждая взад вперёд, и бубнил себе под нос, что не может поверить в то, что наделал. Когда Эрену удалось его остановить, ребята узнали о просьбе Жана. О том пожелании на свой день рождения. Йегер картинно шлёпнул себя по лбу, Армин начал нервно посмеиваться, а Микаса и вовсе стояла с раскрытым ртом, не веря ушам. Они-то уж понадумали там себе, что он чего непоправимого натворил, а он из-за такой ерунды переживает! Нет, просьба, конечно, бредовая, но могло быть и хуже. Именно к такому заключению пришли друзья. Однако Жан так и не смог взять себя в руки. И если вчера он ещё хоть как-то пытался держать себя под контролем и напустить притворное спокойствие, то сейчас вся его маска слетела к чертям, высвободив оголённые нервы. - Сядь и ничего не трогай!- громогласно предупредил Йегер с лестницы.- Сдвинешь хоть один стул, и клянусь, я подвешу тебя вместо шарика! Жан скрестил руки на груди, демонстративно усевшись прямо на полу. А что? Стулья ведь трогать запретили! Эрен фыркнул, пытаясь сосредоточиться на шарах. Но глаз с Кирштейна надолго не спускал. Скоро должна начаться вечеринка, и если он снова даст волю нервам, все приготовления пойдут насмарку. Счастливые разведчики активно накрывали на стол, поочерёдно подкалывая именинника. Кто норовил взлохматить его, кто оторвать уши, а кто просто тупо лез обниматься. Для Жана же время остановилось. Постепенно начали подтягиваться гости. В их числе он с удивлением обнаружил своего старого знакомого – Митчелла. Какое бы не было у Кирштейна плохое настроение, но он всё равно обязан перекинуться парой фраз с этим парнем. Стараясь выглядеть радушным хозяином вечеринки, Жан подошёл к Митчеллу и, улыбаясь, протянул руку. - Рад тебя видеть, приятель! - Жан! Не ожидал получить твоё приглашение!- засмеялся Митчелл, по-дружески обнимая Кирштейна.- Сколько раз я предлагал тебе отметить, а ты посылал меня ко всем чертям, и вот я получаю странное письмецо… - Не бери в голову,- отмахнулся Жан, вспоминая все неблаговидные предлоги, которыми он прикрывался всякий раз, когда Митчелл звал его посидеть где-нибудь. Да, тогда ему ничего не хотелось. Праздники потеряли в его глазах всякую привлекательность, а встречи с друзьями только тяготили его. Сейчас самое время всё исправить. - Что ж, я рад, что ты передумал. Не буду спрашивать почему. - И на том спасибо,- фыркнул Жан. - Кстати, это тебе!- Митчелл протянул Жану большой пакет, улыбнувшись, когда лицо Кирштейна перекосила недовольная гримаса.- Не будь букой! Возьми. Открыть можешь потом. - Да, спасибо. Располагайся! Мы уже начинаем. И правда, все приготовления были окончены и Ханджи начала всех подзывать к столу. Растеряно оглядываясь, Жан пытался найти Ноджико. Её не было среди гостей. Неужели она так и не решилась прийти? Сокрушённо покачав головой, он направился к своему месту за столом, но стоило ему коснуться стула, как Микаса больно ткнула его под рёбра, указывая на дверь. В проходе стояла Ноджико со своим женихом. Рудольф улыбнулся, встретившись взглядом с Жаном, и что-то сказал Джики, после чего она перевела печальные глаза на Кирштейна и сдержано улыбнулась. Рудольф взял её за руку и повёл к застывшему Жану. Микаса с раздражением прицыкнула, а Эрен, готовый биться головой об стол, от тормознутости друга, с силой наступил ему на ногу, выводя из транса, и взглядом приказывая идти к ним навстречу. Слегка прихрамывая, Жан поковылял к новоприбывшим, в сердцах проклиная Йегера. Стандартное приветствие стоило ему неимоверных усилий. Улыбка для павлина была такой натянутой, что казалось, в любой момент может затрещать по швам. И Ноджико даже не пыталась облегчить ему задачу. Она была так напряжена и так сдержана, что выглядела искусственной. Не нужно уметь читать мысли, чтобы понять – она не хочет здесь быть. Она понимает, что он просит её прилюдно казнить его. Но она сделает это. С формальностями было покончено. Коробки с подарками валялись сомнительной кучей в углу у импровизированной сцены. Ханджи стояла на этом помосте и говорила душещипательный тост, который Жан благополучно пропустил мимо ушей. Как и все другие тосты. В течение вечера он не сводил глаз с безмолвствующей Джики, оттягивающей своё выступление всеми силами. Но вот осталась только она. На ватных ногах, девушка встала и медленно поплыла к сцене, остановившись лишь на секунду возле Кирштейна. Дрожащим голосом, она прошептала «прости», и легко коснулась ладонью его плеча. Жан снова пожалел о том, что возложил на её плечи такой груз. Но отступать нельзя. Он и сам не представлял, что попал прямо в яблочко, когда говорил, что о чувствах, которые она испытывает к нему, знают все, кроме него самого. Эрен уже успел разболтать разведчикам, пока шла подготовка к торжеству, что им всем предстоит увидеть. Песню девушки ждали с содроганием абсолютно все. Кроме Рудольфа Акинса и Митчелла Мориса, ничего не знавших о предстоящем номере. На деревянных ногах девушка поднялась на сцену, и подала знак музыкантам, что можно начинать. Её полный раскаяния взгляд нашёл Жана и зацепился за него. Она поёт только ему. Больше здесь никого нет. (адаптированный вариант песни Baby Simona - Я ненавижу) Это прощанье, ты не ищи меня теперь. Слёзы, как раны остались на моей душе… Знаю, вернёшься, но не прощу тебя, поверь! Поверь! Поверь мне… Я чётко помню тот день, помню те минуты, те мгновенья: Ты шёл навстречу, покоряя моё сердце и ты Был прекрасен, словно с неба улыбнулось солнце, Твоя улыбка окунула меня в море любви. Рукой взмахнув на небо – Ты подарил мне все звёзды. Если б не ты не было бы любви, Но что поделать, значит, судьбе понравились мы… Я именно поэтому благодарю Богов, За то, что создали для меня любовь, Твои родные глаза снились мне ночами, В твоих объятиях наполнялась золотыми мечтами. Судьба преподнесла такого человека как ты! И она осуществила все мои мечты, Всё что хотела я, как солнце на рассвете Осветило мою жизнь в любовном дуэте. Но только память о тех днях всё угасает, Хотя я так старалась сохранить её… Всё, что было между нами пусть не идеально, Я старалась тебя любить. Я ненавижу любовь, я ненавижу тебя, Я ненавижу жизнь, я ненавижу себя. И каждый день у окна дождь встречает меня, Но я живу, как и раньше, не забывая тебя… Но что сказать, теперь остались только воспоминанья, О радостных и грустных днях, когда мы вместе гуляли. Любила я, сама того же не замечая, Когда ты ближе становился мне, когда я рыдала. Я умирала от боли, которую причинял ты мне, Когда я вспоминала о тебе, И тот нежный взгляд, и тот день, Когда расстались мы… Ты предал эту любовь, Ты предал всё, что было у меня, Но сам ты подумай… Ведь я любила тебя И отчаянно ждала, что сможешь и ты… и полюбишь меня! Всего одна любовь… всего один поцелуй, Всего лишь только миг и ты уже не со мной… И боль моя осталась в душе, Прикосновения губ остались в прошлом… Я ушла, ты остался один. И не говори, что ты меня любил, Не поверю тебе – ты любовь убил! Я ненавижу любовь, я ненавижу тебя, Я ненавижу жизнь, я ненавижу себя. И каждый день у окна дождь встречает меня, Но я живу, как и раньше, не забывая тебя… Как больно признавать то, что тебя рядом нет, Как будто это написанный кем-то сюжет. Я проживу без тебя и любить не буду… Всё, что ты сделал – я не забуду! Ты оказался одним из тех, кому не нужна любовь, А я так верила, я так надеялась, что будет всё наоборот… Я не могу забыть тебя, Ты больно делаешь мне этим… Я помню все твои слова, Что говорил мне на рассвете… Пусть ты не знаешь, как мне больно, Пусть ты не видишь слёз моих… Но я прошу тебя, довольно! Пусть будешь счастлив ты, малыш! Мне не нужна любовь, и даже те обещанья, Что ты кричал, тогда оставшись в тишине один… Душа как дом, в котором теперь стало пусто, Сердце разрывается и на душе так же грустно… На улице пасмурно, как у меня в груди. Забудь меня, забудь мой адрес, в памяти сотри! Но всё же знаю я, что меня ты ждёшь – Мне рассказал об этом дождь! Я ненавижу любовь, я ненавижу тебя, Я ненавижу жизнь, я ненавижу себя. И каждый день у окна дождь встречает меня, Но я живу, как и раньше, не забывая тебя… Слёзы бесконечным ручьём текли по лицу девушки, изо всех сил сжимающей в руках микрофон. За всю песню она так и не смогла отвести взгляда от Жана, внимавшего каждому её слову. И хотя её душа разрывалась от отчаяния, сам Кирштейн выглядел вполне спокойным. Словно он не услышал ничего нового. Более того, он словно был доволен…