Не осталось ни сил, ни ощущения боли
Тоской изъедена душа, как личинками моли
Всё катится в пропасть, причём уже не в первый раз
И равен нулю смысл дружеских фраз
Всё кому-то подарено, потеряно, продано
Сердце кровью облитое за ужином подано
Осталась только грязь на дне карманов одежды
И какое-то чувство, что-то вроде надежды*
Родной город встретил невыносимой жарой, раскаленным воздухом, с таким привычным привкусом пыльного расплавленного асфальта и едва заметным запахом тины, которую нес с собой душный ветер с залива. Здесь снова правило балом лето и создавалось стойкое впечатление, что он и не уезжал вовсе. Все те же чахлые, но все равно зеленые деревья, прежние нагретые солнцем крыши и дома с выцветшими желтыми стенами, люди, которые все так же прячутся от палящих лучей в тени дворов-колодцев и кружевной прохладе парков и садиков. С каждым пройденным метром в душе просыпались чувства, которые мог вызвать только этот город и которые невозможно уже вытравить, как бы далеко и надолго не уезжал, чувства столь противоречивые, что, иногда, и сам не поймешь чего в них больше – радости или грусти, боли или счастья. С каждым шагом он был все ближе к своему прошлому, и от этого по спине пробегали мурашки, а желудок сжимался в тревожный комок, но где-то очень глубоко трепетало почти неуловимое предвкушение, которое было сродни чистому мазохизму и влекло, словно прекрасный мираж посреди бескрайней пустыни. Макс остановился посреди двора и посмотрел на прямоугольник безоблачного неба, обрамленного бледно-желтой рамой стен. Из какого-то окна доносились звуки до боли знакомой мелодии, и он прислушался, беззвучно шевеля губами, вспоминая слова, когда-то засевшие в голове и теперь уже потерявшие свое изначальное значение, но все так же любимые. Стоило лишь замереть, и чуть приостановить ход собственного времени, прислушаться, как сотни звуков, не слышимых ранее за сумбурными мыслями, тут же вплелись в дурманящую жару, казавшуюся до сих пор практически безмолвной. Каждый из них был родным, затрагивающим самые тонкие струны где-то глубоко внутри, каждый нес с собой кусочек прошлого. Детский смех, перебиваемый взрослыми голосами, звон посуды, шум машин, откуда-то с улицы, щебет птиц, которые еще не успели спрятаться от палящих лучей солнца… Все так же, как и в миллионах других мест на планете, но все же по-своему, по-особому. Макс невольно улыбнулся и шепнул: – Я дома… – просто чтобы услышать свой собственный голос и понять, что все это реально. Он поднимался по лестнице, почти любовно скользя пальцами по старым деревянным перилам, покрытым бесчисленными слоями масляной краски, считая про себя стертые ступени и продолжая погружаться в воспоминания, которые сейчас несли в себе лишь легкую приятную ностальгию. Он никогда бы не подумал, что можно так соскучиться за какие-то жалкие два года, но его разум утверждал, что это так и есть и Макс не желал с ним спорить. Добравшись до нужного этажа, он посмотрел на дверь родительской квартиры, но прошел мимо, поднимаясь еще на полпролета наверх и устраиваясь на низком подоконнике, предварительно смахнув с него пыль. Хотелось побыть еще немного в этой странной томящей тишине, наедине с самим собой и со своими чувствами... Нужно было собраться с мыслями, прежде чем сделать очередной шаг в своей жизни, который может изменить все. Выкопав из сумки пачку, Макс достал из нее сигарету и задумчиво помял ее между пальцев, засыпая джинсы частичками табака. Сколько всего произошло здесь? Сколько всего он здесь оставил, когда уезжал… бежал сломя голову от своих чувств? Сколько еще предстоит? Прошло всего ничего, но он знал, что теперь все здесь изменилось. Мама вышла на пенсию, отец в прошлом году загремел в больницу и теперь тоже собирается уходить с работы, потому что здоровье уже не то. Друзья... Кто-то уехал, так и не сумев прижиться в этом своенравном городе, кто-то, закончив универ, теперь ушел в самостоятельное плавание, кто-то женился, а кто-то так и остался в свободном полете. Еще Макс знал, что Натка теперь наведывается к родителям, дай бог, раз в месяц, ну и по праздникам… Похоже, сестра в полной мере оценила все прелести жизни отдельной от родителей и теперь без зазрения совести этим пользовалась. И Саша... Все изменилось, но в первую очередь изменился сам Макс. Он очень хотел надеяться, что его чувства, которые он оставил этому городу на растерзание, долгих два года назад, уже давно сожраны вездесущими бездомными собаками и он не наткнется на них снова… В любом случае, он узнает о том, смогло ли его сердце оправиться, лишь заглянув своим страхам в глаза. Именно это стало одной из причин его возвращения, и именно от этого будет зависеть – останется ли он здесь или сбежит снова, только теперь уже навсегда. По крайней мере, сейчас Макс мог думать о муже своей сестры и при этом не задыхаться, сгибаясь напополам от боли, как это было поначалу. В кармане пиликнул телефон, возвещая о полученном сообщении: «Ты должен был добраться еще час назад. У тебя все хорошо?» Макс улыбнулся и набрал ответ: «У меня все отлично! Я просто решил немного прогуляться. Не переживай – я уже стою у самой двери квартиры». Пришлось достать еще одну сигарету. Чиркнула зажигалка, а телефон снова ожил: «Тогда я спокоен. Напишешь вечером, как прошло?» Белесое дымное колечко лениво расползалось в прогретом воздухе. Макс подождал, пока оно окончательно исчезнет и набрал ответ: «Напишу, если решусь сегодня… И если не решусь, все равно напишу. Кто-то же должен пожелать тебе спокойной ночи!» «Хорошо, я буду ждать. Удачи! (если решишься) Люблю тебя! (можешь не отвечать)» Макс во многом пересмотрел свои взгляды на жизнь, но кое-что все же осталось по-прежнему. Человек, от которого приходили сообщения… Женя… Он встретил его около года назад и отношения с ним завязались как-то легко и естественно, без лишних драм и заморочек, будто так и должно быть. Макс не любил его, но с ним было спокойно и надежно, комфортно, он не напрягал, ни на чем не настаивал и не давил. Он просто давал, ничего не требуя взамен. Да, Макс не мог ответить взаимностью, но стремился всеми силами окружить заботой и подарить все тепло, на которое был способен и, самое главное, не обманывал, давая ложные надежды. Женя сам пожелал любить, а Макс просто позволил… Им обоим этого хватало. По крайней мере, Макс хотел так думать и не хотел думать о том, что он осознанно избегает этого чувства, потому что оно теперь приравнивалось к боли. Он вздохнул и поблагодарил: «Спасибо, она мне понадобится! Я соскучился! (можешь не отвечать в отместку)» Женя не ответил – все честно. Макс затушил окурок в банку, которую поставил кто-то из жильцов, и поднялся, разминая затекшие ноги. Тянуть дальше было бессмысленно. Он спустился и, не давая себе больше ни секунды, решительно нажал на черную кнопочку звонка. Слушая приглушенную трель, он старался не думать о том, что очень скоро может потерять все это навсегда, не успев толком заново обрести. Еще одной причиной приезда стало желание окончательно расставить все точки над «i». Он уже давно научился жить в первую очередь ради себя и теперь хотел, чтобы и его родные приняли его таким, какой он есть. Это не означало, что он готов променять семью, на возможность открыто встречаться с кем хочется, просто Макс не хотел больше лгать ни себе, ни им, он хотел, как бы смешно это ни звучало, жить в гармонии с собой, а это невозможно, пока приходится скрывать свою сущность от самых близких людей. Тогда, уезжая, он нанес своей семье удар, от которого они все, в том числе и сам Макс, смогли оправиться еще не скоро. С мамой и отцом он помирился лишь около полугода спустя, а с сестрой так и не общался. Последнее, Макс, правда, делал вполне сознательно – такое положение полностью исключало даже случайное столкновение с Сашей. И вот сейчас он собирался совершить то, что, вполне вероятно, станет причиной «ссоры» с семьей, после которой они уже никогда не помирятся. Макс искренне надеялся, что этого не произойдет, но и к худшему исходу был готов, насколько вообще можно быть готовым к такому. Дверь открыла мама, и он тут же был задушен в объятиях, сопровождающихся причитаниями и подозрительным хлюпаньем носа. Он прижал к себе хрупкое родное тело и зарылся носом в мягкие волосы, в которых, кажется, появилось чуть больше серебра: – Привет, мам… Я так соскучился, – он шептал, вдыхая знакомый с детства аромат маминых духов, смешанный с чем-то сладким и очень вкусным. – Здравствуй, мой хороший, – она слегка отстранилась и погладила его по щеке. – Хорошо добрался? Устал? Макс улыбнулся и согласно кивнул: – Есть немного... В поезде так и не удалось поспать, – он, наконец, стянул с плеча сумку с вещами, которая с глухим звуком приземлилась на пол. На самом деле он всю ночь провел, уставившись в окно, которое отражало его собственное лицо в тусклом свете ночного освещения плацкарта, вслушиваясь в мерный перестук колес и пытаясь представить себе, что его ждет в родном городе, в родном доме. Он был слишком взволнован и о том, чтобы уснуть даже речи не шло. Провожая взглядом мутно-серые линии пригородных платформ, иногда прерывающие темноту своими бледными фонарями, он думал о том, что вскоре в его жизни произойдут очередные перемены и, как бы ни хотелось, чтобы они были хорошими, вряд ли ему в этот раз выпадет счастливый билет и все случится именно так, как хотелось бы… Впрочем, как и всегда. – Давай раздевайся, закинь вещи в комнату и приходи на кухню. Накормлю тебя, а потом отдохнешь, – мама еще раз дотронулась до его щеки и ласково улыбнулась. – Я так рада, что ты наконец приехал… Макс снова почувствовал себя немного странно, будто и не было этих двух лет. От этого становилось тепло и спокойно и совсем не хотелось думать о чем-то плохом. Он заметил подозрительный блеск в маминых глазах и поспешил успокоить: – Мам, не вздумай плакать – я же приехал, а не уезжаю, – он стер подушечкой пальца скатившуюся из уголка ее глаза слезинку. – Да ну тебя, – она всплеснула руками и пошла на кухню, бросая через плечо. – Руки не забудь помыть! Он наклонился, чтобы расшнуровать кеды, а заодно скрыть улыбку, которая стала уже просто неприлично широкой – и без лишних слов было понятно, что мама так бы и стояла над ним, если бы с кухни не пополз запах чего-то подгоревшего. Пока шел по коридору, возникало совершенно дурацкое желание дотронуться до каждой стены, до каждого дверного косяка. Макс тихонько поржал сам над собой, все-таки провел кончиками пальцев по рельефному узору на обоях и лишь после этого зашел в свою комнату. До последнего момента он не мог решить, что было бы лучше: если бы комната осталась прежней или, если бы из нее исчезли все напоминания о прошлом. Терзания разрешились сами собой, когда Макс оказался внутри и окинул взглядом стены, которые когда-то были увешаны плакатами с изображением его любимых групп. Он слегка нахмурился, когда заметил, что шторы теперь слишком светлые и вряд ли спасут от солнечного света… Из всего, что когда-то принадлежало ему остался лишь письменный стол. Бросив сумку на пол и задвинув ее ногой в угол, чтобы не мешалась на проходе, он сел на диван, который заменил его кровать – это, пожалуй, единственное изменение, которому Макс порадовался от души, потому что этот предмет мебели хранил слишком много воспоминаний, и он был совсем не уверен в том, что смог бы спокойно на ней уснуть. Все здесь теперь было светлым и теплым, будто и не было никогда мрачного «логова» среднестатистического подростка со своими среднестатистическими проблемами, пусть они и выходили немного за рамки «традиционного». Решив дать себе небольшую передышку, Макс закинул руки за голову и откинулся на мягкую спинку. Сейчас ему казалось, что все не так уж и плохо, что у него есть вполне реальный шанс на то, чтобы эта история имела счастливый конец. Улыбка снова появилась на его губах – все же дома он ощущал себя более спокойно и защищено, чем где-либо еще. Бессонная ночь, наконец, нагнала его, и глаза начали закрываться сами по себе, а утомленный организм явно давал понять, что ему нужен нормальный отдых. Чувствуя, что, если проведет в таком положении, еще хотя бы пару минут, то просто вырубится, Макс вздохнул и заставил себя подняться. – Все будет хорошо, – тихим шепотом произнеся слова, которые в последнее время стали для него чуть ли не мантрой, он выгнулся, разминая затекшую спину. Заглянув в ванную и выполнив мамино указание, Макс, наконец, добрался до кухни, по которой витал умопомрачительный аромат выпечки. – Ну, что встал? Здесь вроде ничего не изменилось! – мама, не глядя, махнула поварешкой в сторону стола. Макс снова улыбнулся, наслаждаясь этой стабильностью, которой в последнее время в его жизни, не устававшей подкидывать разнообразные сюрпризы, было не так уж и много, и направился к любимому папиному месту в уголке, рядом с окном. Проходя мимо мамы, он приобнял ее за плечи, поцеловал в щечку и шепнул: – Здесь все так же… Казалось, что от улыбки скоро отвалятся щеки, но эта было настолько искренним проявлением его чувств, что он готов был хоть умереть, испытывая их. Усевшись поудобней, Макс на автомате поискал взглядом пепельницу, собираясь покурить, пока мама накладывает еду, но искомого нигде не было. Он кинул на стол полупустую пачку и спросил: – Папа, что, курить бросил? Мама фыркнула, а потом ответила: – Ага, дождешься от него! Ему врачи в больнице сказали, чтобы даже думать не смел, так он их в такие дали послал, что мне потом еще до самой выписки краснеть пришлось… Я ему здесь курить запретила, а он теперь на лестницу бегает… Макс посмотрел на тарелку с супом, которую поставили перед ним и, уже хватаясь за ложку, протянул: – Понятно… А как у него вообще со здоровьем? – Как… – она на мгновение замерла с кружкой в руках, в которую, видимо, собиралась налить себе чая. – Чуть что, сразу за сердце хватается, но врачи сказали, что это пройдет и потом полегче будет… Только бы себя до наступления этого «потом» не угробил… Макс едва заметно нахмурился, подумав о том, что при таких обстоятельствах своим признанием он имеет все шансы собственноручно «угробить» собственного отца. Кажется, планы придется менять и придумывать что-то такое, что пощадит отцовское сердце, но, при этом, позволит довести задуманное до конца. Мама опустилась на табуретку напротив него, поставила кружку с дымящимся напитком перед собой и посмотрела на Макса внимательным взглядом, который ясно давал понять, что ему не избежать множества вопросов. Макс, испуганный такой перспективой, поспешил занять рот едой, но не рассчитал и хватанул слишком горячего. – Да не торопись ты! – мама с улыбкой наблюдала за тем, как он пытается остудить еду, дыша с широко открытым ртом. – Я осто гооный… – Макс, наконец, проглотил. – Ну еще бы: худой, как скелет! Вон, кости торчат! Ты вообще там питался чем-нибудь? – мамы всегда считают, что кроме них их детей никто не кормит. – Я не худой, я стройный и красивый, – Макс улыбнулся, пряча за этой улыбкой не слишком хорошие воспоминания, и зачерпнул еще одну ложку. – Конечно, красивый… – вздохнула мама. – Но ты кушай, кушай… Мама молча наблюдала за тем, как он ест, а Макс старался растянуть этот процесс как можно дольше, потому что знал, что пока он не будет сыт, не будет и вопросов. Он подумал о том, что, если бы она увидела его полгода назад, то сейчас бы точно не сетовала на его худобу, потому что тогда он вообще напоминал пособие по анатомии, по которому спокойно можно было изучать строение скелета. В день Сашиной свадьбы, спустя несколько часов после регистрации, в то время, когда все гости и сами молодожены отправились праздновать радостное событие, он, изо всех сил стараясь унять собственные чувства, метался по дому, скидывая в сумку одежду и прочее, что могло ему понадобиться. В тот момент он прекрасно понимал, что позорно сбегает и, в первую очередь, от самого себя, но уже не мог остановиться, потому что попросту не видел другого способа жить дальше. Тогда Макс еще не знал, что после того, как проведет остаток лета у Маринки, плюнет на все и уедет в другой город… Он не знал, что бросит все и всех, и что найдет в этом единственно возможный выход, который переменит его жизнь в корне. Потом были тяжелейшие полгода, которые превратились в сплошной непрекращающийся кошмар. Полгода глубокой беспросветной депрессии, в результате которой он практически потерял связь с окружающим миром, которая чуть не превратила его в параноика не способного даже на улицу выйти. Он почти не спал, перестал есть, не желал ни с кем общаться… Он превратился в жалкую пародию на себя самого, в бледную истощенную тень, замкнувшуюся на своих переживаниях. В то время даже Марина отказалась от своих попыток вернуть того Макса, которого она всегда знала и оставила его в покое, продолжая лишь пристально следить за тем, чтобы он окончательно не загнулся от голода и не наложил на себя руки. Макс с самого первого дня не мог понять, что такого нашел в нем Женя, ведь тогда он был мрачный, отчужденный, жалкий, да и выглядел не лучшим образом. Что мог найти в нем, болезненно-худом и молчаливом, такой светлый и жизнерадостный человек, как Женя? Но, тем не менее, каким-то образом у них завязались отношения, сначала дружеские, а потом и более близкие. Женя никогда не настаивал и сломил, скорее, своей ненавязчивой заботой и желанием помочь, чем откровенным напором. Именно он стал для Макса причиной, чтобы продолжать жить и не просто существовать, а наслаждаться каждым мгновением. Макс, сам того не замечая, постепенно начал возвращаться к жизни, он снова почувствовал себя человеком, а не пустой куклой, набитой лишь страданиями о несбывшемся и жалостью к самому себе. С Женей у него произошло впервые множество вещей, о которых он раньше даже не задумывался: именно с ним у Макса было первое настоящее свидание, именно Женя стал тем, кому хотелось быть верным, именно с Женей он готов был переступить через собственные страхи и открыться, именно Женя научил его жить ради себя и заставил снова заботиться о себе… Готовить дома ужин стало их маленьким ритуалом, который заканчивался не простым поглощением приготовленного, а чем-то намного более приятным. Гулять вдвоем, иногда держась за руки – такого он не позволял себе раньше ни с кем. Находить маленькие радости в совершенно обыденных вещах, оказалось так приятно. За все это Макс был ему безгранично благодарен, но… Всегда оставалось одно «но», которое «резало глаза» и, в первую очередь, самому Максу – он не мог ответить на Женину любовь взаимностью. Макс не знал почему. Женя был ему дорог, он чувствовал рядом с этим человеком себя самим собой, но, как бы тепло не было, он не ощущал этого чувства полета, не проваливался в бездну наслаждения от каждого прикосновения, в конце концов, не копошились внизу живота пресловутые бабочки… Никогда. И стоило лишь представить себе нечто большее, как организм начинал активно сопротивляться и утверждать, что, после того, как будет очень хорошо, обязательно станет слишком плохо. – Ты о чем задумался? Макс вздрогнул, когда мамины пальцы скользнули по лбу, убирая упавшую на глаза прядь волос. – Ни о чем… Засыпаю, – он отодвинул от себя опустевшую тарелку и подпер рукой потяжелевшую голову. – Кофе тебе налить? – мама привстала со своего места. – Не, спасибо, – он не удержался, широко зевнул и улегся, распластавшись по приятно прохладной поверхности стола. – Он мне уже не поможет… – Ты прямо здесь спать собрался? Макс слушал, как мама отходит к раковине и включает воду, как во дворе смеются мальчишки, как у кого-то из соседей слишком громко работает телевизор… Ему было так хорошо, он был дома. Пересилив себя, он поднял голову и ответил: – Мог бы и здесь, но ты же меня все равно прогонишь в комнату, – снова зевнув, он встал и побрел к выходу. – Иди уже, я тебя через пару часов разбужу, а то потом всю ночь маяться будешь. – Угу… Добравшись до дивана, он буквально рухнул на него и тут же провалился в глубокий сон без сновидений. *** Солнечный свет заливал комнату сквозь не зашторенное окно, оседая на коже удушливой пеленой. Макс приоткрыл глаза, чувствуя себя так, будто его загнали в сауну прямо в одежде. Мысли в голове ворочались с такой неохотой, что он никак не мог сообразить, где он находится, и как вообще здесь оказался. Привыкший спать на большой двуспальной кровати, он без задней мысли повернулся на другой бок, чтобы сменить не слишком удобную позу, и тут же приземлился на пол, смачно прикладываясь пятой точкой. От такой встряски сон как рукой сняло, и Макс очень быстро сориентировался, что находится он не в их с Женькой съемной однушке, а у себя дома. Представив себе, как он сейчас выглядит со стороны, Макс рассмеялся и растянулся на полу, прикрываясь рукой от слепящих золотистых лучей. Подниматься было лень, поэтому он просто перевернулся на живот и, дотянувшись кончиками пальцев до ручки, подтянул к себе сумку. Порывшись, Макс нашел в ней свежую футболку и шорты, еще немного повалялся, бездумно рассматривая узоры на новых обоях и наслаждаясь моментом, когда можно было позволить себе абсолютно ни о чем не думать. Минут через двадцать, когда стало еще жарче, он все же поднялся с пола и отправился в ванную. К тому времени, когда он вышел из душа, часы показывали почти семь вечера. Заглянув на кухню, Макс, беззастенчиво пользуясь отсутствием мамы, стащил из холодильника кусок колбасы и пошел в гостиную, из которой доносились звуки работающего телевизора. Под довольным маминым взглядом, он плюхнулся на диван и поинтересовался: – Что смотришь? Мама улыбнулась: – Да так... – тут она заметила, что Макс что-то жует и добавила. – Что кусочничаешь?! Сейчас отец придет, и ужинать будем! Макс закинул в рот оставшийся кусочек и состроил несчастную рожицу: – А если не придет, то я, что, голодным останусь? Мама рассмеялась: – Не переживай, не останешься, – она погладила его по руке. – Отдохнул хоть чуть-чуть? – Да, – Макс улегся головой на мамины колени, довольно прикрывая глаза, когда она запустила пальцы в его волосы и принялась перебирать прядки все еще немного влажные после душа. – Эту фигню еще показывают? На экране появилась заставка сериала, который мама смотрела, когда Макс уехал, а уже на тот момент этот «шедевр» показывали лет пять точно. – Никакая это не фигня! – в мамином голосе послышалось искреннее возмущение. Макс подавил смех и продолжил совершенно серьезным тоном: – Конечно, не фигня, просто они уже несколько лет не могут определиться, кто от кого родил и кто из них кому родственник... – Ах ты... – мама погрозила ему пальцем, но все же переключила и сделала тише. – Расскажи лучше, как твои дела? Макс подставился под очередную ласку и почти промурлыкал: – Хорошо... С учебой, наконец, разобрался, с работой почти разобрался... – маме совсем не обязательно было знать, что по поводу работы он договорился там, где провел последние два года, готовя себе твердую почву на тот случай, если все же придется окончательно покинуть родной город. – Есть несколько вариантов, но я пока не определился окончательно. Повисла недолгая пауза. Мама явно о чем-то задумалась, и Макс внутренне напрягся – ему очень не хотелось начинать разговор о себе и своей личной жизни здесь и сейчас. Хотелось еще хоть немного насладиться чувством покоя и безмятежности, которые, несомненно, буквально испарятся, сразу же, как он откроет все карты. Мама тихо вздохнула и, наконец, спросила: – Я не об этом спрашиваю, – а вот это был совсем не тот поворот, которого он ожидал. – Про работу с учебой я наслушалась от тебя и по телефону, а сейчас я хочу знать, как дела у тебя! Ты с кем-нибудь встречаешься? Макс вздохнул и закатил глаза, пользуясь тем, что мама не видит его лица: – Есть один человек... – он старался говорить как можно более нейтрально. – Я пока и сам не знаю насколько все серьезно. – И это уже хорошо, – вздохнула мама. – Ты меня тогда так напугал... Макс украдкой облегченно выдохнул, припоминая, что два года назад, уезжая, он наговорил маме какую-то чушь, свалив все на то, что он накануне расстался с девушкой, и эта свадьба оказалась слишком болезненным напоминанием… Он уже толком и не помнил, что именно тогда наплел – слишком не в себе был, когда, по настоянию Маринки, все же позвонил маме, чтобы та была хотя бы в курсе о том, где ее сын и что с ним все нормально, по крайней мере, физически. Сейчас ему совсем не хотелось вдаваться в подробности, как прошлого, так и настоящего. К счастью, от дальнейших выяснений подробностей его личной жизни спас звук открываемой двери, донесшийся из прихожей. Отец встрече с «блудным сыном» был рад не меньше мамы и, обнимая его, Макс очень старался игнорировать болезненные и не слишком приятные уколы совести. Но прежде чем он совсем пал духом, в дверях появилась мама, которая безапелляционно заявила, что ужин она второй раз разогревать не будет, а наговориться они еще успеют. Разговор, впрочем, возобновился сразу же, как они сели за стол, и касался в основном дальнейших планов на будущее, но так как никакой конкретики никто не требовал, то беседа получилась легкой и ни к чему не обязывающей. Спать отправились далеко за полночь, когда Макса стало уже совсем вырубать, а отец сказал, что если посидит еще хоть полчаса, то точно на работу не встанет. *** Следующее утро началось с оглушающе громкой мелодии у самого уха и Маринкиного слишком бодрого и отвратительно жизнерадостного для такой рани: – Привет, солнце! Макс застонал, вытягивая вверх затекшую руку, другой почти успешно удерживая мобильник, который так и норовил выпасть: – Что-то я не припомню, чтобы заказывал себе будильник… – он поморщился, когда кожу будто начали покалывать острые иголочки. Подруга хихикнула: – Хватит спать! На улице офигенная погода, а я уже сгораю от нетерпения увидеть, наконец, своего обожаемого мальчика, но ты там дрыхнешь! – Ладно-ладно, я все понял, и уже даже встаю… Ну одна моя часть уже точно встала, – конечно, смутить подругу подробностями утренних физиологических реакций было практически невозможно, но попробовать все равно стоило. – И что мне толку с этой твоей части?! Давай весь вставай, говорю! - реакция была вполне ожидаемой. – Черт, а я думал, что тебе все части моего тела нравятся, и даже по отдельности, – он приподнял голову и посмотрел на часы, которые показывали всего лишь начало одиннадцатого и тут же со страдальческим стоном упал обратно. – Блииин... Рано же еще... – Макс! Если ты сейчас не проснешься, то я сама приеду и все-таки придумаю применение твоей единственной вставшей части! – Марина очень старалась, чтобы это звучало строго, но в голосе все равно слышались искорки смеха. Угроза была вполне реальной, так что пришлось все же договариваться со своим организмом и включать мозг, чтобы, по крайней мере, сообразить, на когда назначить встречу с подругой и при этом не обделить себя любимого законным отдыхом: – Не надо, я сам как-нибудь до тебя доберусь! – Макс очень постарался адекватно оценить, сколько времени ему понадобится, чтобы действительно проснуться и, наконец, выдал. – Давай у метро, часа через два с половиной? – Ладно, уговорил. Пойду собираться, – сообщила подруга, а потом, видимо, собиралась положить трубку, но передумала и протянула елейным голоском. – Маааакс... Он в тон ей ответил: – Чтооооо? – Ты же правда помнишь, что я собираюсь быстрее тебя? Макс закатил глаза: – Да, я помню! Давай, до встречи! – отрезал он и нажал «отбой», пока Марина еще какую-нибудь язвительную хрень не выдала. Нагло забив на все обещания и заверения, Макс еще немного повалялся, ответил на Женькину СМС, которая, видимо, пришла вчера, когда он уже спал, а потом все же заставил себя выползти из кровати. Вместо мамы обнаружилась лишь записка на кухонном столе, в которой говорилось о том, что та уехала по каким-то важным делам и вернется только к обеду, так что Макс еще немного сонной мухой побродил по квартире, после чего с наслаждением отмок под душем, потратив на это почти час, выпил кофе, как обычно, проигнорировав все, что нужно было съесть на завтрак, по маминому мнению, и лишь после этого почувствовал себя окончательно проснувшимся. В конце концов, пока выбирал, что надеть, обнаружил, что дико опаздывает, после чего распихал по карманам телефон, ключи и деньги, почти кубарем скатился по лестнице, умудрившись даже по пути набрать маму и сообщить ей, что ушел с Мариной и, скорее всего, вернется либо поздно вечером, либо не вернется сегодня вообще, и вприпрыжку понесся к метро. В результате на встречу он опоздал почти на двадцать минут, но подруга, не видевшая его уже около полугода, кажется, этой оплошности даже не заметила, избавляя от лишних комментариев по поводу его медлительности. Стоило Марине только разглядеть Макса среди выходящей из метро толпы, она тут же бросилась ему на шею с диким визгом, который чуть не довел до инфаркта проходившую мимо бабулю: – Макс, солнце мое! Блииин! Я так соскучилась! – каждое произнесенное слово сопровождалось поцелуем, оставляющим на щеках липкие следы от помады. В любой другой ситуации такое злостное покушение на его внешность вызвало бы множество ругательств и протестов, но сейчас сам Макс был не менее рад видеть подругу, так что он с готовностью ответил на объятия: – Привет, малыш! – он зажмурился, когда рыжие пушистые кудри защекотали нос, вызывая дикое желание чихнуть. – Шикарно выглядишь! Марина лучезарно улыбнулась: – Спасибо! Ты, кстати, тоже! Особенно после того, в каком состоянии я видела тебя в прошлый раз! – она дернула его за руку, заставляя повернуться вокруг себя. - Это все Женя, да?! Макс усмехнулся: – Ну и он тоже руку приложил... И не только руку... А вот ты чего сияешь ярче обычного? Я, похоже, пропустил какое-то важное событие? – он вопросительно приподнял бровь. Подруга чуть опустила взгляд, и на ее щеках появился легкий румянец: – В общем, есть тут одна особа... – и, прежде чем Макс начал выяснять подробности, добавила. – Пока ничего серьезного, но все может быть... Не хочу загадывать! – И правда пропустил, – немного грустно отозвался Макс. – Мариш, ты прости меня... – За что, солнце?! – в ее голосе тут же появилось беспокойство. – Я же тебе ничего не рассказывала, так откуда же ты мог знать? Макс покачал головой: – Ты носишься со мной, заботишься, беспокоишься, а я даже не удосужился поинтересоваться, как у тебя дела... – Так! Во-первых, пойдем-ка отсюда куда-нибудь, где поспокойнее, а то нас тут затопчут, – Марина настойчиво потянула его за руку, которую так и не выпустила, в сторону от метро. – А во-вторых, твое положение совсем не располагало к тому, чтобы интересоваться радостями моей личной жизни, так что извиняться совсем не за что! – Блин, это ни фига не оправдание... – Макс и правда чувствовал себя жутко виноватым. – Пойдем, говорю! Будешь, если тебе так приспичило, возмещать свою вину! Расскажу тебе про нее и фотки покажу! Как смотришь на то, чтобы в кафе каком-нибудь обосноваться? Насколько я знаю, ты вряд ли завтракал. Возразить было нечего, да и не слишком хотелось, поэтому Макс покорно отправился к ближайшему кафе, в котором имелось более-менее сносное меню и приятная обстановка, располагающая к легкому разговору. Как только устроились и сделали заказ, у него перед носом возник планшет с фотографией красивой девушки с длинными темными волосами и с широкой открытой улыбкой, которая светилась и в ее глазах. – Ну, как тебе?! – поторопила его с выводами Марина. – Красивая, – ответил Макс, перелистывая фото на следующее, а потом задумчиво добавил. – Но главное не красота, а чтобы человек был хороший... У нее очень искренняя улыбка. Подруга довольно прикрыла глаза: – Она очень классная... – почти промурлыкала она. – Мне иногда кажется, что она создана для меня... Макс не сдержался и заулыбался – первый раз в жизни он видел, чтобы Марина говорила о ком-то с таким трепетом и восторгом. – И у вас это взаимно? – он не собирался портить никому настроение, но чувствовал себя обязанным убедиться, что у подруги действительно все хорошо. – Похоже, что да. Как думаешь, если она согласилась провести со мной целый день и куда-нибудь сходить, то это можно считать взаимностью? – Марина отпила кофе, наблюдая за его реакцией поверх ободка чашки. Макс согласно кивнул, на всякий случай уточняя: – Если ты уверена в том, что она делает это не только из дружеских побуждений... Марина помотала головой, рассыпая по плечам рыжие кудри: – Конечно уверена! – Ну тогда я спокоен, – Макс отпил уже успевшего немного остыть кофе и прикурил. Они еще немного посидели в кафе, болтая обо всем на свете и о всяких глупостях. За время долгой разлуки у обоих накопилось немало новостей, и каждый хотел поделиться, поэтому разговор получался немного сумбурным и иногда совершенно не логичным, но они, как и всегда, прекрасно понимали друг друга буквально с полуслова. Иногда диалог превращался в простую переброску шутками и тогда немногочисленные в этот час посетители заведения оборачивались на них, привлеченные громким смехом, но ни Марина, ни сам Макс не замечали этих любопытных взглядов. Со стороны можно было бы подумать, будто они счастливая влюбленная парочка, а они бы, наверное, и не возражали против такого определения, потому что действительно любили друг друга, пусть и всего лишь, как самые близкие и лучшие друзья. И без лишних слов было понятно, что им вдвоем хорошо и комфортно, и сейчас им больше никто не нужен. Когда они вышли на улицу, солнце уже успело раскалить дома, а над расплавленным асфальтом поднималось душное марево, но даже такая жара не смогла испортить настроение. Никаких особых планов у них не было, так что было решено просто пошататься по городу, а там уже и определиться с более конкретным маршрутом. Макс упивался атмосферой родного города, вдыхал воздух, который любил с самого детства и никак не мог всем этим насладиться, ему было радостно от того, что он снова оказался здесь, но чувство беспокойства из-за того, что предстояло сделать, никак не желало покидать. Отмеряя километры по душным извилистым улочкам, иногда останавливаясь в укрытых тенью деревьев двориках, чтобы передохнуть, они, наконец, вышли на набережную, с которой открывался великолепный вид на центр города, где над прекрасными дворцами пылали золотым огнем многочисленные купола. Ветер с реки нес с собой привычный запах тины и хоть какую-то прохладу, а на темной поверхности воды качались сонные разморенные солнцем утки, над самой гладью кружили чайки в поисках своей добычи. Марина встала на нижнюю планку кованого ограждения и перегнулась через него, рискуя свалиться вниз и незапланированно искупаться, а Макс просто пристроился рядом, с удовольствием затягиваясь от только что прикуренной сигареты, и вглядываясь в причудливые белоснежные контуры облаков. – Макс, ты же приехал не только из-за него? – голос подруги был почти не слышен, уносимый ветром. Макс посмотрел на нее, но лица не увидел из-за густой завесы волос, а она к нему не повернулась. – Не только... – он на долю секунды запнулся, решая говорить или нет. – Я решил родителям открыться. Реакция последовала с некоторой задержкой: – И как на это решение повлиял Женя? – Марина так и не посмотрела на него. – А причем здесь, собственно, Женя? – Макс пожал плечами. – Нет, конечно, то, что он живет совершенно открыто, тоже возымело свое действие, но, если ты думаешь, что именно он меня надоумил, то ты ошибаешься. Женька наоборот меня отговаривал... Это исключительно мое решение. Подруга, наконец, отвлеклась от созерцания воды и подняла взгляд на Макса – на ее лице проступило некоторое удивление: – И что же тебя сподвигло? – Ничего особенного... Мне просто до тошноты надоело жить, как мышь в подполье, – тяжелый вздох вырвался сам собой. – Меня достало уже врать и изворачиваться... Нервным жестом выдернув из пачки сигарету, Марина прикурила и только после первой затяжки спросила: – Думаешь они примут? Теперь пришла очередь Макса отворачиваться, чтобы скрыть хотя бы часть своего волнения: – Малыш, я не буду лгать, что мне плевать, как они к этому отнесутся, но я солгу тебе и в том случае, если скажу, что мне сейчас их мнение важнее собственного спокойствия. Если они не захотят принять меня таким, какой я есть, то какой в этом вообще смысл? Я за эти два года очень многое для себя решил и понял... Я хочу быть собой, а не тем, кого хотят видеть, пусть и самые мои родные. Какое-то время они стояли в полной тишине, наблюдая за тем, как растворяется в воздухе дым от Марининой сигареты. Когда оранжевый огонек почти обжег пальцы, подруга улыбнулась: – Ты же знаешь, что я тебя поддержу в любом случае? – дождавшись утвердительного кивка, она продолжила. – Ну, тогда предлагаю вспомнить молодость и пойти в какой-нибудь клуб, а потом можно встретить рассвет... Макс почувствовал, как на губах появляется улыбка: – Почему бы и нет? – Отлично! – Марина уже сделала несколько шагов по направлению к мосту, но тут же остановилась. – Но у меня два условия! Макс посмотрел на два выставленных перед ним пальца, призванных наглядно продемонстрировать количество условий, потом заглянул в глаза подруги, искрящиеся смехом, и поинтересовался: – И кого надо убить? За что и получил тут же весьма ощутимый тычок в плечо и возмущенное: – Ты такой дурак иногда бываешь! – Ну ты же меня все равно любишь? – он просто не смог сдержать ехидства, когда спрашивал. – Конечно люблю! – подтвердила Марина. – Но условия все равно будут – на них твой блат не действует! Так вот: во-первых, если тебя выгонят из дома – ты придешь ко мне, а не попрешься к кому-нибудь из своих приятелей алкоголиков, а во-вторых, я не желаю, чтобы твою голову сегодня посещали мысли хоть сколь-нибудь серьезней, чем, какое пиво выпить и в какую сторону свернуть на следующем перекрестке! – она вернулась обратно, на те самые пару шагов, и посмотрела Максу прямо в глаза. – Солнце, я тебя очень прошу, оставь все свои проблемы вот на этом самом месте... Мы завтра заберем их, я обещаю, а сегодня мы просто отдохнем, хорошо? Макс кивнул, не задумываясь ни на секунду – ему слишком хотелось этого: – Я согласен на все условия... – Вот и отлично! Тогда вперед – сегодня город наш! – Марина чмокнула его в щеку, оставляя очередной след от помады, и потянула за собой, крепко схватив за руку. *Dolphin – Надежда