Ты изначально один, но даже если есть друг,
Он не увидит всех бед на ладонях твоих рук,
Он за тебя не станет смелым если ты оторопел
И за тебя сказать не сможет то, что ты сказать хотел
Он может только помочь если что-то не так,
Когда глаза твои застелет безысходностью мрак,
Когда слёзы ровно делят на три части лицо
И не осталось надежды на себя самого*
С ней хорошо, без нее как-то странно
Мне не хватает ее слез радости
Если она пришла, то тут же уходит, плавно
Бросая в лицо какие-то гадости,
Я держу свою дверь закрытой,
Чтобы стучалась она перед тем, как ко мне войти
Чтобы не оказалась она той, мною давно забытой,
Той, с которой мне не по пути**
Макс уже почти забыл, каково это возвращаться домой по пустынным мокрым улицам, освещенным скудными рассветными лучами солнца, которое практически не греет. Когда тебя провожают не слишком доброжелательными взглядами редкие прохожие, которым повезло намного меньше, и они оказались здесь, не потому что бредут домой после отлично проведенной бессонной ночи, а потому что их ждет длинный рабочий день. Когда в голове все еще стучат клубные басы и любой звук кажется бесконечно далеким, а окружающее пространство сотканным из иллюзий. Чувство, будто вы единственные во всем мире и никто больше не выжил. Они шли, даже не задумываясь о том, куда заведет их очередной поворот, почти молча, лишь изредка перекидываясь короткими фразами. За прошедший день и, кажется, слишком быстро пролетевшую ночь, было и так сказано достаточно, а теперь они просто наслаждались этим моментом, когда можно увидеть то, чего никогда не заметишь посреди дневной суеты: гладь реки, лениво текущей по гранитному желобу, прохладная дымка тумана, боязливо уползающего в полумрак подворотен от набирающего силу солнца, бездомные коты, пользующиеся тем, что их никто не гоняет и самозабвенно роющиеся в мусорных баках в поисках лакомого кусочка, тишина, от которой порой начинает звенеть в ушах… Каждый думал о чем-то своем. Марина, судя по довольной улыбке и отсутствующему взгляду, мечтала, а Макс просто вспоминал все события этих суток и хотел, чтобы его мир снова стал прежним, таким, каким он был еще до того, как появился Саша… Все, что произошло сегодня, начиная с того момента, когда его разбудил телефонный звонок и заканчивая этой прогулкой по рассветным улочкам, было самым настоящим чудом и сейчас Макс, держа в своей руке миниатюрную ручку подруги, жалел лишь о том, что все так скоро закончилось и нужно возвращаться в реальность. Он бы с большим удовольствием остался в этой сказке навсегда. Они расстались с Мариной почти в семь утра, когда наткнулись, наконец, на станцию метро, приютившуюся на первом этаже обычного жилого дома и которую они чуть не прошли мимо. Так как подруга жила далеко на окраине, то ей пришлось нырять под землю, а Макс решил, что вполне способен дойти до дома и пешком. К тому времени, когда он свернул на родную улицу, утреннюю тишину разрушили звуки машин и трамваев, а город уже почти проснулся, немного растеряв свое утреннее очарование и загадочность. Открывая дверь квартиры, Макс очень старался не греметь ключами, а прокрадываясь по коридору, представлял себя очень маленькой мышкой и вспоминал, как он проделывал это в школьные годы, искренне надеясь, что родители его не застукают. Лишь оказавшись в своей комнате, он шумно выдохнул, а поняв, насколько смешно все это выглядит, повалился на диван, утыкаясь лицом в подушку, чтобы не испортить своим истерическим ржачем всю конспирацию. Спать хотелось просто зверски, но было еще одно дело, которое откладывать на вечер никак было нельзя. Вчера Маринка нагло лишила его средства связи, правда, после того, как он, переписываясь с Женей, раз пять или шесть пропустил мимо ушей какой-то ее вопрос, но это все равно не умоляло бесцеремонности ее поступка. Все Максовские возмущения были проигнорированы, а когда он привел последний, самый весомый, по его мнению, аргумент о том, что Женя будет волноваться, подруга заявила, что ему это будет на пользу и запрятала «трофей» в карман. В результате, телефон Макс получил обратно лишь где-то посреди ночи, когда на многочисленные сообщения и несколько пропущенных звонков отвечать было уже поздно, да и не слишком на тот момент хотелось, так что теперь приходилось отдуваться за все сразу и писать СМС, больше похожее на сочинение под названием «Почему я не отвечал тебе весь вечер», без зазрения совести свалив всю вину на Маринку. Так и не дождавшись прощения за свой проступок, потому что, логично, Женька в такую рань, скорее всего, еще крепко спал, Макс провалился в душную беспокойную полудрему. Уже сквозь сон он слышал, как пришло ответное сообщение и, почти одновременно с этим, кто-то зашел в комнату, но веки оказались слишком тяжелыми для того, чтобы их поднимать, а когда его накрыли теплым уютным одеялом, то делать это расхотелось совсем, поэтому он даже не возмутился по поводу того, что телефон у него забрали, а сообщение решил прочитать, как только проснется. Следующие несколько дней окончательно вернули его в прошлое и виной всему были его многочисленные приятели и просто знакомые, которые, в отличие от Макса, не имели возможности беззаботно гулять весь день, так что приходилось видеться вечером или вообще ночью. Хочешь не хочешь, а приходилось подстраиваться под чужой график, поэтому постепенно он перешел на свой обычный, ночной, образ жизни, с той лишь разницей, что теперь не надо было ломать голову о том, как не проспать учебу. Самому Максу было, в принципе, плевать, когда засыпать и когда просыпаться, родители вроде тоже никаких особых претензий не предъявляли, так что он наслаждался жизнью, пока была возможность, и старался не забивать себе голову, чем-либо серьезней планов на ближайший вечер. Единственным, что не давало окончательно забыть об изначальной цели своего визита в родные пенаты, были постоянные звонки и СМС от Марины, которая, по понятным причинам, беспокоилась за лучшего друга, чем и доводила его периодически до бешенства и желания совершить убийство, отягощенное особой жестокостью. Макс и сам понимал, что она делает это не из простого желания испортить ему жизнь, к тому же подруга не позволяла окончательно удариться во все тяжкие и плюнуть на насущную необходимость с высокой колокольни. Женя же, напротив, подувшись где-то с полдня за ту ночную выходку, писал теперь о чем угодно, кроме каминг-аута, будто даже сквозь огромное расстояние чувствовал настроение любимого и старался не теребить его больной темой лишний раз, за что Макс и был несказанно благодарен. За всем разнообразием развлечений, встреч со знакомыми и весьма разносторонним времяпрепровождением, Макс даже не заметил, как пролетело практически полторы недели. Жара немного пошла на убыль и уже чувствовалось близкое дыхание осени, пока еще робкое и немного неуместное посреди ярко-изумрудной зелени, но вечерами, когда солнце переставало палить и на раскаленный город опускались сумерки, поднимался ветер, срывающий плотный покров духоты и несущий с собой долгожданную свежесть, с легким привкусом горечи — верной приметы приближающейся ежегодной маленькой смерти природы. Макс, кажется, окончательно ужился со своим новым графиком, днем проводя время с родителями, под самую ночь уходя к друзьям, а утром, когда уставший, но довольный возвращался домой и растягивался в полный рост на диване, переписываясь, а иногда, когда становилось совсем невмоготу, созваниваясь с Женей, слушая его мягкий убаюкивающий голос или читая до одури нежные сообщения, вырубался с телефоном в обнимку, проваливаясь в уютную темноту без сновидений. Лишь иногда, когда кто-нибудь интересовался, отчего это он светится, как лампочка и улыбается так по-идиотски, после прочтения очередной СМС любовника, в мыслях мелькала тревожная мысль о том, что еще какие-то полмесяца назад все было совсем по-другому, но Макс упорно ее игнорировал, вместе с шуточками по поводу того, что он, похоже, записался в девственники и строит из себя недотрогу. Слишком комфортно, слишком спокойно и беззаботно. Настолько, что он умудрился благополучно забыть про собственную сестру и ее мужа, но его разум, в который на подсознательном уровне было когда-то впечатано, что слишком долго хорошо быть не может, так и не отключился окончательно, так что в нужный момент среагировал достаточно быстро, для того чтобы спасти своего хозяина от печальных последствий нервного срыва на фоне слишком неожиданного развития событий. Как это обычно и бывает, пиздец подкрался незаметно, поэтому Макс даже не успел удивиться, когда в один прекрасный день выполз на кухню, проспав все на свете, и обнаружил там маму в компании Наташи. Он лишь на долю секунды замешкался в дверях, но тут же заставил себя улыбнуться и, как можно более доброжелательно, выдал: — Доброе утро! — а про себя подумал, что, видимо, пропил накануне ночью остатки мозгов, раз несет такую чушь, учитывая, что часы показывают почти четыре вечера. Мама лишь покачала головой и встала, чтобы поставить чайник, прекрасно зная, что без своей «утренней» дозы кофеина он будет бродить по квартире, словно приведение еще часа два, а Таха, воспользовавшись тем, что ее видит только брат, обвела его скептическим взглядом, не слишком дружелюбно усмехнулась и вслух произнесла: — И тебе привет, братишка! Впечатляюще выглядишь! — когда мама посмотрела на нее, привлеченная резким высказыванием, Наташа уже спряталась за своей чашкой. Макс тоже не преминул использовать отсутствие маминого взгляда, состроил максимально презрительную гримасу и ответил: — Я-то понятно, почему так выгляжу, а вот тебе, я смотрю, семейная жизнь на пользу не пошла или ты уже настолько расслабилась, что думаешь, будто окольцованный мужик никуда не денется?! Теперь мама смотрела на него, и в ее глазах читалось неподдельное возмущение: — Максим! Что ты такое говоришь?! Отвернувшись от сверлящих в нем дыру сразу двух пар глаз, Макс полез в шкафчик в поисках стакана, чтобы налить себе воды, а заодно показать, что «жутко» занят и на этот выпад в свою сторону, отвечать не собирается. Звякнула стеклянная крышка на неловко поставленном обратно графине, а наполненный стакан чуть не выскользнул из непослушных пальцев. Макс уже выпил почти половину, а взгляды так никуда и не делись. Он сделал еще один глоток и резко повернулся: — Она, вообще-то, первая начала! Так что нефиг на меня все сваливать! — он прекрасно понимал, что говорит, как пятилетний ребенок, но не мог же он послать Таху далеко и надолго прямо при маме. Мама, кажется, что-то начала ему высказывать, а Макс с неожиданной грустью вдруг подумал, что так не должно быть, так совсем неправильно. Они с Наташей не виделись два года и чуть меньше не разговаривали, а единственное, что он нашелся ей сказать — это упрек в том, что она не накрашена и выглядит чуть более домашней, чем он привык. Макс на мгновение прикрыл глаза, усмиряя не вовремя разошедшуюся гордость, и, не обращая внимания на все еще продолжающую возмущаться маму, сел напротив сестры: — Прости, я просто еще не проснулся… Ты хорошо выглядишь, правда… Немного непривычно, но все равно хорошо… Повисла пауза. Мама замолчала на полуслове, похоже, окончательно теряя нить происходящего, а Таха вглядывалась в его лицо, пытаясь отыскать подвох, но искать было нечего, поэтому спустя некоторое время она улыбнулась: — Ладно, ты тоже отлично сохранился… Ну, настолько, насколько это возможно с твоим образом жизни, — она усмехнулась, но совсем не злобно. — Мне нравится твоя новая прическа… Они продолжали смотреть друг на друга, и Максу на мгновение показалось, что даже сейчас еще не все потеряно, и их отношения можно вернуть, прежние, еще те, что были задолго до Саши… — Боже! Я вырастила двух извергов! — мама спрятала лицо в ладонях. Макс переглянулся с сестрой, а потом осторожно погладил маму по предплечью: — Ничего мы не изверги, — он все еще продолжал улыбаться. — Мамуль, а ты мне кофе обещала сделать… Она подняла на сына осуждающий взгляд: — Ничего я тебе не обещала, оболтус ты! Макс поспешил состроить умоляющую мордашку, и в этот же момент в поле его зрения появилась Наташина рука, которая легла на другое мамино предплечье: — А я бы чая еще выпила… Мама вздохнула: — Я ж говорю изверги, а не дети! — она наигранно неохотно поднялась, направляясь к вскипевшему очень вовремя чайнику и ворча себе под нос, что ее тут за прислугу держат, но в голосе уже была слышна улыбка. Послышался звон посуды, звук льющейся воды, а Макс все не мог оторвать взгляд от тускло поблескивающей золотой полоски обручального кольца на изящном Наташином пальчике. У него перед глазами стояла картинка, выжженная на подкорке в тот самый день, когда это кольцо там появилось, и она была слишком реальной, чтобы просто от нее отмахнуться. Пугающе реальной. Макс думал, что эти воспоминания должны бы уже хоть немного померкнуть, но они были так ясны и четки, будто свадьба была лишь вчера… Он осторожно, стараясь не привлекать этим жестом внимания, опустил под стол дрожащую руку, до боли сжимая пальцы в кулак, врезаясь ногтями в ладонь. Два года! Два года его жизни только что полетели в мусорное ведро, вслед за выкинутым мамой использованным чайным пакетиком! Не изменилось, ровным счетом, ничего, разве что он теперь не корчился от той нестерпимой боли, что прошила насквозь своими стальными иглами, а всего лишь перестал дышать на какое-то мгновение, мысленно уговаривая свое сердце продолжать биться и дальше… И будто этого было мало, Таха поднялась со своего места, открывая Максу вид на свой округлившийся животик, обтянутый цветастой тканью сарафана. — Ты беременна? — он сам не узнал свой голос, больше похожий сейчас на жалкий полузадушенный хрип. Она нахмурилась, видимо, не расслышав, и переспросила: — Что? — но проследив за его взглядом, поняла и так, о чем речь. — Да. Пятый месяц… Макс проследил, как она кладет руку на живот, в бессознательном защитном жесте, а окружающее пространство поплыло, превращаясь в неясное смазанное пятно. На его губах появилась улыбка, но не была ли она похожа на гримасу, он сказать бы не смог: — Я за тебя рад… — чуть слышно шепнул он и облизал кончиком языка пересохшие губы. — За вас… — Спасибо, конечно… А тебе мама не говорила что ли? — сестра забрала у мамы свою кружку. — Мам, ты ему не говорила? Мама поставила перед ним кофе, села на табуретку: — Да как-то не к месту все было… — Ясно, — легко согласилась Таха, не собираясь посвящать маму в тонкости их с Максом общения, так как они, по умолчанию, вели свои маленькие войны на подпольном уровне. — А ты насовсем или так? В гости? До Макса не сразу дошло, что вопрос предназначен ему, но все же смог взять себя в руки: — Не знаю пока… А ты одна приехала? — он вдруг понял, что Саша вполне может находиться здесь. — Одна, Сашка на работе, — она с удовольствием закинула в рот печенюшку, не замечая облегченного Максовского выдоха. — Максим, а я вообще-то думала, что ты здесь оставаться собираешься! — мама смотрела на него со смесью обиды и какого-то разочарования, что ли. — Я вообще-то тебе ничего и не говорил по этому поводу… — мысли его были слишком далеко, чтобы полностью контролировать свои ответы. — Ну и когда же ваше величество собирается определиться?! — мама вскочила на ноги и теперь нависала над сыном грозной тенью. — Когда определюсь, тогда и определюсь! Мам, мне уже давно не пять лет и давай я как-нибудь сам решу, где и как мне жить, — все еще не отошедший от произошедшего, Макс завелся буквально с пол-оборота. — И если ты сейчас собираешься читать мне лекцию о том, что мне на вас плевать, то поспешу тебя заверить, что это не так! — Максим, как ты с матерью разговариваешь! — мама, для полноты картины, уперлась кулаками в бока. — Могу вообще не разговаривать! — буркнул Макс, встал, так и не допив кофе, и пошел к выходу, напрочь игнорируя окрик мамы. Перед тем как закрыть за собой дверь, он успел еще уловить мамино шипящее: — Гаденыш мелкий! А Наташка согласно добавила: — Изверг! У Макса перед глазами так и встало ее довольное лицо, но он решил, что разберется с этим чуть позже, когда уговорит собственные нервы не сходить с ума и будет способен на более-менее приемлемый тон разговора. *** Макс стоял, прислонившись спиной к деревянной двери подъезда, которая была покрыта внушительным слоем пыли поверх местами облупившейся масляной краски, но его это ничуть не беспокоило в данный момент. Он проводил взглядом женщину, которая только что прошла мимо него, и прикурил, игнорируя дрожь в руках и непослушные пальцы. На другой стороне улицы, у парадной, на которую он смотрел до этого практически не отрываясь, что-то шевельнулось. Он тут же вскинул голову, отбрасывая с глаз челку и внимательно вглядываясь в источник движения. Тяжелая створка открылась, выпуская на улицу пожилую пару, которая, тихо о чем-то переговариваясь, побрела в сторону парка. Макс выдохнул вверх сизую едкую струйку дыма, тут же теряя всякий интерес к этим людям. Прошло чуть больше получаса, с того момента, как он пришел сюда, а ощущение было такое, будто прошла целая вечность. Не считая нескольких трусливых попыток плюнуть на все и свалить куда-нибудь подальше, его решимость никуда до сих пор не делась, так что он с маниакальным упорством продолжал гипнотизировать ту самую злосчастную дверь, с которой когда-то все началось. Он не был уверен в том, появится ли тот, кого он любил… или любит до сих пор, сегодня, но готов был ждать очень долго. Если не сегодня, то завтра или послезавтра… В любом случае, он собирался дождаться Сашу и, если не поговорить, то хотя бы проверить собственную реакцию на него, а может быть даже отомстить за всю ту боль, которую он ему причинил. Еще пару дней назад он хотел оттягивать момент этой встречи, как можно дольше, но потом у него внутри будто щелкнул невидимый переключатель и он понял, что надо что-то делать. Макс не был уверен в том, что именно послужило причиной столь резкой перемены его настроения, но после того, как он увидел беременную сестру, его, кажется, долбануло хорошим электрическим разрядом. В тот вечер он все же смог немного успокоиться и взять себя в руки, а потом вернулся к маме с Наташей и провел остаток дня, общаясь с семейством, к которому чуть позже присоединился и отец. И все было почти как раньше, но Макса не отпускало осознание собственного лицемерия. Той ночью он остался дома, отклонив все заманчивые предложения от друзей, а потом несколько часов кряду проговорил с Маринкой, которой, конечно же, позвонил, чтобы сообщить последние, так шокировавшие его самого, новости. Подруга отчасти помогла расставить все по полочкам, и появилось стойкое ощущение, что он на пороге очередных перемен в своей жизни, осталось лишь сделать первый шаг в нужном направлении. С того вечера прошло несколько дней и вчера он без какой-либо особой причины написал Женьке, после чего тот перезвонил и они проболтали чуть ли не полночи, а уже сегодня утром Макс проснулся, и, еще даже не успев открыть глаза, осознал, что пора заканчивать со всеми делами и наконец определяться с дальнейшими планами на собственную жизнь, и первой в его списке оказалась встреча с тем, кто когда-то стал причиной и началом. Боковым зрением он заметил очередное движение: по узкой улочке пробирался темно-синий Форд, явно собираясь парковаться. Макс прищурился, но кружевные кроны деревьев, отражающиеся в лобовом стекле, не позволяли рассмотреть сидящего за рулем. Машина с ювелирной точностью втиснулась между каким-то красным кроссовером и бежевым «Жигули», чуть выровнялись колеса и мотор замолчал, вновь погружая улицу в тишину. Секунда, две, три… Макс, конечно, не думал, что вдруг из ниоткуда появится голос и предупредит о том, что вот сейчас он, может быть, увидит Сашу и прежде, чем это произойдет, у него есть целый кусочек вечности, которого вполне должно хватить, чтобы успеть подготовиться… Когда Саша вышел из машины, он до последнего надеялся, что зрение его подвело, и он просто ошибся, но, как оказалось, даже если выжечь из памяти то, о чем не желаешь думать, то сердце и душа тебе все равно вряд ли подчинятся. Образы прошлого и реальность смешивались, словно акварельные краски в банке с водой, закручиваясь причудливыми спиралями, цепляясь друг за друга и создавая новые оттенки. Сейчас казалось, что Саша совсем не изменился, только волосы немного отрастил и он забирал их теперь в хвостик на затылке, а так все такие же низко посаженные джинсы, простая черная футболка, плавные спокойные движения и грация. Первым порывом было ломануться к нему и… Что? Макс не знал, чего он хочет больше — обнять или ударить… Сердце, кажется, спотыкалось на каждом ударе, а Макс, будто завороженный, следил за малейшим Сашиным движением, каждым жестом и никак не мог заставить себя сделать хоть что-то. Сейчас самым разумным было бы развернуться и уйти, потому что он и без большего уже понял, что прошедшие два года не изменили ровным счетом ничего и здесь, но слишком сильно оказалось искушение, дающее призрачный шанс на возможность снова испытать то сумасшедшее, всепоглощающее чувство, которого ему так не хватает с Женей. Мысль о Жене буквально вышвырнула обратно в реальность. Он вспомнил их ночной разговор и где-то в груди неприятно заскребло. «Кажется я совсем запутался». Макс отправил сообщение и откинулся на подушку, наблюдая за отсветами фар на потолке, которые отбрасывала паркующаяся во дворе машина. Он чувствовал себя выжатым, словно лимон, и опустошенным. Когда заиграла знакомая мелодия, он даже не вздрогнул — после такой СМС этот звонок был вполне ожидаем: — Привет… — Привет, котенок, ты там как? — от Женькиного голоса стало сразу как-то спокойнее, и Макс даже не обратил внимания на ласковое прозвище, которое обычно вызывало кучу возмущения. — Я не уверен точно… — он вздохнул. — Как себя чувствует человек, которого переехал грузовик? — Все настолько плохо? — без лишних подтверждений было ясно, что Женя очень обеспокоен. Макс немного помолчал, но потом все же ответил: — Вроде нет… — он свернулся калачиком, прижимая телефон к уху. — Расскажи мне, — Женина забота не оставляла шансов, что-то скрыть. Макс, не желая сейчас врать любовнику, постарался выбрать наиболее безопасную информацию: — Жень, я не понимаю, чего сам хочу… Я общаюсь с ними и мне хорошо, но эта невозможность говорить все, как есть на самом деле, меня просто убивает, а стоит лишь подумать, что я откроюсь и, возможно, потеряю их навсегда и хочется сдохнуть… — Макс, ну ты чего? Они примут. Может быть не сразу, но ведь ты им тоже не безразличен, они любят тебя, — голос на том конце был таким теплым и вселяющим надежду. Макс закрыл глаза и попросил: — Жень, скажи мне что-нибудь хорошее… — Я очень люблю тебя и, я знаю, что это не слишком хорошее утешение, но даже, если все будет плохо, то я тебя не оставлю. Слышишь? Легкое и почти невесомое чувство вины кольнуло где-то у самого сердца: — Жень… Но любовник, кажется, не услышал или не захотел: — Я очень соскучился, котенок, мне тебя не хватает, — в его голосе появилась улыбка, и Макс улыбнулся в ответ: — А еще… — Я очень хочу тебя поцеловать, прижать к себе… Хочу, чтобы ты был рядом… — Женя шептал. — Мммм… Хочу к тебе… — Макс тоже теперь шептал. Они попрощались, когда часы показывали уже далеко за полночь, а слова почти потеряли свое значение. Уже проваливаясь в гостеприимные объятия сна, Макс подумал, что очень сильно соскучился по Жене. Он нахмурился, стараясь отгородиться от не слишком уместных сейчас воспоминаний и мыслей, и именно в этот момент Саша, который собирался что-то достать с заднего сиденья, будто почувствовал взгляд, прожигающий его спину. Макс глубоко вдохнул, сердце агонистично вздрогнуло и замолчало. В Сашиных глазах отразилось сначала непонимание, а потом удивление — он явно совсем не ожидал этой встречи. Саша аккуратно закрыл дверь, за которую все еще держался, выпрямился в полный рост и повернулся всем корпусом к своему неожиданному «сталкеру». Слишком поздно было придумывать себе оправдания, слишком поздно было делать вид, что он просто проходил мимо, и уж точно был упущен тот момент, когда можно было уйти. Макс, скорее для профилактики, чем для облегчения своего состояния, сделал еще один вдох и заставил собственные ноги передвигаться так, как им и положено. Пока он переходил улицу, единственное, что было у него в голове — это совершенно дурацкая, но отчего-то такая необходимая мысль, что дорога оказалась намного шире, чем ему казалось. Он не желал думать о том, что через какую-то несчастную секунду или две окажется настолько близко к Саше, что может быть почувствует его запах, а если совсем осмелеет, то даже прикоснется, а еще он не хотел знать, почему на его лице застыла улыбка… Не оскал, не гримаса, а самая настоящая искренняя улыбка, с какой обычно приветствуют друзей, которых давно не видел и очень соскучился. Осталось всего пара шагов… — Привет, — голос звучал на удивление ровно и спокойно. — Ну, привет, — Саша чуть заметно улыбнулся. — И что ты здесь делаешь? Опять просто мимо проходил? Звякнули ключи, которые Саша вертел в руке, а Макс вдруг очень ясно осознал, что кое-что все же изменилось. Он стоял совсем рядом с Сашей и больше не чувствовал себя глупым безответно влюбленным подростком, стоило лишь пройти первому шоку и это ужасное ощущение собственной беспомощности развеялось, будто дурной сон. Да, у него по-прежнему подкашивались ноги при одном взгляде в эти невероятные темно-карие глаза, по-прежнему заходилось сердце, когда он лишь представлял, как Сашины руки будут касаться его, он все так же чувствовал, как собирается где-то внизу живота тугой теплый комок возбуждения от этой близости, но теперь он хотя бы немного мог контролировать свое тело и игнорировать эти инстинкты, не позволяя себе окончательно потерять голову и бездумно броситься в объятия того, кто его чуть не убил. — Нет, в этот раз я здесь вполне намеренно, — Макс собрал всю свою волю в кулак, чтобы довести задуманное до конца здесь и сейчас. — Я хочу поговорить. — Ясно, — Саша если и удивился, то демонстрировать это не собирался. — Ну, тогда говори, я весь внимание. Макс посмотрел по сторонам, ненадолго задержал взгляд на мужчине, вышедшем из парадной, у которой он до этого стоял: — Так и будем посреди улицы стоять? — не смотря на всю свою самоуверенность, Макс чувствовал себя не слишком комфортно. На Сашиных губах появилась неприятная ухмылка: — А ты в гости зайти хочешь? — Не стоит. Пойдем, пройдемся, — Макс чувствовал, как продолжают просыпаться призраки прошлого, с каждым словом, каждым взглядом, но они не казались уже такими безнадежно соблазнительными, как раньше. Саша пожал плечами: — Пойдем. Они медленно шли по улице, на которой жил Саша, а Макс все еще никак не мог придумать с чего лучше начать. Ему хотелось спросить, зачем Саша так с ним поступил, хотел рассказать, что он практически сломал его, но не хотел выглядеть как несчастный и брошенный. В результате, разговор не клеился, а Саша, будто издеваясь, просто молчал, даже не пытаясь помочь. Да и обязан он не был. Макс глубоко вздохнул и задал, наконец, вопрос, глупее которого в данной ситуации придумать было сложно: — Как дела вообще? Ему показалось, что Саша усмехнулся: — Ты действительно пришел сюда, чтобы поинтересоваться, как у меня дела? — Наверное, нет… — Макс подумал, что нужно просто высказать все, что он хочет и валить уже отсюда, но начал как-то совсем уж издалека. — Я тут Наташу пару дней назад видел… — Хмм… И что? — Саша по-прежнему не собирался помогать. — Поздравляю, — кажется это слово становилось самым часто употребляемым по отношению к Саше. — Спасибо. А ты давно приехал? — возникло стойкое ощущение, что Саша не слишком хотел обсуждать будущее пополнение в семье. — Пару недель назад, — Макс вдруг понял, что сам себя загоняет в ловушку и резко остановился. Саша по инерции прошел еще несколько шагов, а потом обернулся и, может быть это была всего лишь игра света, но в его глазах полыхнуло темное пламя. Макс тут же почувствовал, как вся кровь в его организме устремилась к одной единственной определенной части тела, под этим взглядом, заставлявшим когда-то буквально сходить с ума. Ему было мучительно больно признаваться даже самому себе, но он до сих пор хотел этого человека и, похоже, готов был на очень многое, лишь бы оказаться к нему настолько близко, чтобы ощутить его дыхание на своей коже, а за то, чтобы услышать от него, что-то хоть отдаленно напоминающее признание, Макс готов был руку отдать, ну или убить кого-нибудь. Опять это дурацкое чувство, когда он мечется от одного к другому и снова это были две крайности. — Макс, давай-ка я еще раз спрошу: зачем ты здесь? — Саша вопросительно приподнял бровь. — Если бы я знал… — Макс шепнул это так тихо, что сам себя еле услышал, а потом добавил, уже громче. — На самом деле я пришел, чтобы задать тебе парочку вопросов, но сейчас я не уверен, что это так уж необходимо. — А что так? — Сашин голос прозвучал так близко, что Макс вздрогнул от неожиданности. Он поднял глаза от своих кед и, кажется, рухнул с обрыва. Макс с огромной скоростью летел в самое пекло ада, пока в его голове с болезненной точностью мелькали картинки тех самых четырёх дней двухлетней давности. — Потому что… Знаешь, давай забудем, все равно ничего хорошего из этого не выйдет… — Макс резко развернулся и даже успел сделать несколько шагов, но его остановили, грубо схватив за руку. — Нет уж, дорогой, так не пойдет! — Саша смотрел чуть прищурившись. — Ты являешься сюда, заявляешь, что тебе нужно со мной поговорить, а теперь хочешь просто сбежать? Давай-ка уже выясним все здесь и сейчас и не будем больше трахать друг другу мозг! Пойдем со мной! Макс очень хотел что-нибудь возразить, но Саша тащил его за собой, не слишком-то интересуясь его мнением. Они вернулись обратно к машине и к тому моменту у Макса уже возникли самые дикие предположения о том, что произойдет дальше, и он уже был даже готов к тому, что Саша приведет его в свою квартиру, а там… Саша достал из кармана ключи, пискнула сигнализация: — Садись, — он подтолкнул Макса к машине. — Нахрена?! — Максу такое обращение не слишком понравилось, к тому же он совсем не горел желанием оказаться в небольшом замкнутом пространстве наедине со своим личным проклятием. — Прокатимся, а заодно спросишь то, что тебя так интересует, — Саша был совершенно спокоен и непробиваем, и было невозможно понять, о чем он сейчас думает. — Для этого не обязательно куда-то ехать! — Макс продолжал упорствовать, опасаясь, и не безосновательно, что может просто потерять тот хрупкий контроль над своим телом, который еще умудрялся каким-то чудом сохранять. — Нет, не обязательно, — согласился Саша. — Но, если ты не хочешь разбавить нашу милую компанию присутствием своей сестры и моей жены, то надо убраться отсюда — она как раз в это время домой возвращается. Решай сам. Максу понадобилось всего несколько секунд, чтобы взвесить все «за» и «против». Он решительно подошел к Форду и открыл пассажирскую дверцу, игнорируя усмешку, скривившую Сашины губы. В салоне пахло каким-то парфюмом и кожей, Макс прикрыл глаза и глубоко вздохнул, слушая, как Саша садится рядом, как вставляет ключ зажигания и заводит мотор. По спине побежали совершенно неуместные мурашки предвкушения и Макс тряхнул головой, пытаясь избавиться от этого наваждения: — Куда мы едем? — нужно было спросить хоть что-то, чтобы разрядить обстановку. — Прямо, — Сашу такая обстановка, кажется, совсем не угнетала. Кондиционер отлично спасал от жары, но теперь градусов добавляло слишком близкое присутствие Саши. Макса все это ужасно напрягало и он решил, что пора уже вести себя по-взрослому и заканчивать этот балаган: — Ты можешь хотя бы сейчас объяснить мне, почему ты со мной так поступил тогда? — он посмотрел на Сашу, стараясь уловить малейшую реакцию, но тот продолжал сосредоточенно наблюдать за дорогой. — Нечего объяснять, Макс, потому что ты и сам давно понял, зачем я это сделал, — они свернули и Саша, наконец, соизволил взглянуть на Макса, хоть и мельком. — Вряд ли ты предпочел бы страдать, не имея ни единого шанса на взаимность, так что я всего лишь оказал тебе небольшую услугу. — Охренеть! — Макс действительно был возмущен до глубины души. — То есть я тебе еще и спасибо сказать должен?! — Нет, это вряд ли… Макс, я не слишком понимаю, что именно ты хочешь от меня услышать! — еще один поворот и перед ними раскинулся берег залива, немноголюдный в этот час. — Я сделал то, что считал правильным и тебе не кажется, что сейчас слишком поздно это обсуждать? — Я не знаю… — Макс спрятал лицо в ладонях. Они остановились, а в следующее мгновение он почувствовал, как его рук касаются чужие теплые пальцы: — Макс, посмотри на меня, пожалуйста, — Саша почти шептал. Когда он так и не отвел ладони, Саша сделал это сам. Макс осторожно приоткрыл глаза — Сашино лицо было настолько близко, что он мог бы поцеловать его в губы, подавшись вперед лишь на жалкий миллиметр. Он чуть не взвыл от отчаяния и отстранился, впечатываясь затылком в подголовник сиденья. Облизав языком вдруг пересохшие губы, он произнес: — Что ты… — договорить не позволили Сашины губы, накрывшие его собственные. Может быть, он и хотел бы воспротивиться этому поцелую, но его тело все решило за него. Так невыносимо сладко, горячо и неповторимо прекрасно… Макс отвечал на этот поцелуй со всей страстью, даже не осознавая, что зарывается пальцами в восхитительно-жесткие волосы и притягивает Сашу как можно ближе к себе, не оставляя между ними свободного пространства. По всему телу словно пробегали электрические импульсы, а кровь вскипала в венах. Желание скручивалось глубоко внутри тугой спиралью, готовой развернуться в любой момент и снести все на своем пути. Макс беспомощно застонал, сильнее впиваясь в Сашины губы, вцепляясь в его волосы. Он хотел его прямо здесь и ему именно сейчас было плевать на то, что потом он сдохнет от угрызений совести, важно было лишь сиюминутное, настоящее. Саша отстранился первым, но Макс, вкусивший снова этого порочного удовольствия, о котором мечтал долгими бессонными ночами, а позже безжалостно давил в себе эти мечты, не собирался его отпускать сейчас. Он сжал дрожащими пальцами Сашино плечо и выдохнул: — Я ненавижу тебя! — а в следующую секунду оказался у него на коленях. — Тебе этого никто не запрещает, — Сашин голос был хриплым и низким. Макс не хотел его сейчас слушать, он хотел сейчас только одного и это было так близко, что не нужно было даже тянуться, чтобы взять. И он взял. Он целовал Сашу с таким неистовством, будто шел все эти два года по голой пустыне и теперь набрел на оазис, который обещал ему живительную влагу и тень. Испытывая взрывную смесь злости и чистейшего вожделения, Макс доводил поцелуи до укусов, вырывая у Саши болезненные вскрики, еле сдерживая себя от того, чтобы оставить на его коже следы. Он первый потянулся к Сашиной ширинке, пытаясь расстегнуть пуговицу непослушными пальцами, в то время как Саша стягивал с него футболку, тут же покрывая поцелуями плечи, чуть прикусывая остро выступающие ключицы. Макс поймал губами его тихий вздох, когда напряженная плоть получила долгожданную свободу. Сашины руки, казалось, были повсюду, они гладили, царапали, ласкали чувствительную кожу, сводили с ума, вознося к самому небу и тут же ввергая в самую пучину ада. Он сгорал и растворялся в давно забытой, но такой всепоглощающей и восхитительной страсти. Когда Сашина рука легла на ширинку, Макс выгнулся навстречу этому прикосновению и чуть не задохнулся, когда пальцы сжались сильнее. Саша расстегнул его джинсы и вскоре его рука уже обхватила напряженную плоть. — Боже… — Макс уткнулся лбом в Сашино плечо. Движения становились все более резкими и требовательными, и вместе с наслаждением в салоне становилось все более жарко. Саша остановился буквально на секунду, а потом Макс почувствовал, как к его члену прикасается чужая горячая плоть и движения возобновились. На пике удовольствия Макс все же не выдержал и вцепился зубами в Сашино плечо. Его ладонь оставила след на запотевшем стекле, на Сашином плече, наверняка, остался след его укуса, а сам он провалился в обжигающую темноту, которая дарила такой восторг, которого он уже очень давно не испытывал. Изливаясь в Сашину теплую ладонь, он выдохнул: — Я ненавижу тебя! Как только дыхание восстановилось, Макс перелез обратно на пассажирское место и начал приводить себя в порядок, старательно избегая смотреть на Сашу. Он чувствовал себя несколько странно и крайне погано, потому что теперь окончательно не знал, что сказать, но еще больше вводило в ступор то, что он не совсем понимал, как такое могло произойти, как он мог настолько потерять голову. Когда Саша наклонился, чтобы достать из бардачка салфетки, Макс буквально шарахнулся от него, за что заработал насмешливый взгляд из-под темных ресниц и кривоватую ухмылку. Они провели в тишине еще какое-то время, а потом Саша все же спросил: — Ну и что ты теперь собираешься делать? — он заговорил первым и это тоже было странно. Макс поднял на него глаза и довольно долго всматривался в когда-то так любимое лицо… В тот момент он очень ясно осознал, что от той любви осталась разве что только примитивная похоть и, может быть, немного боли. Он, в какой-то степени, все-таки добился своего… — Ничего из того, что хоть как-то касается тебя, — Макс говорил совершенно спокойно, и в этом спокойствии не было и капли лжи или наигранности. — Извини, но я не думаю, что нам есть еще о чем говорить. Макс не хотел думать, насколько обидными могут быть его слова — сейчас он хотел просто убраться из этой чертовой машины и, по возможности, никогда больше не встречаться с ее владельцем. Но его желания, как всегда, не имели ровным счетом никакого значения. — А ты и вправду изменился… Знаешь, таким ты мне нравишься даже больше. Макс устало вздохнул: — Саша, о чем ты? — Я же еще тогда сказал, что люблю тебя, — Саша говорил так, будто и не было никаких двух лет, а они просто продолжали тот разговор в спальне с утра. В машине, кажется, резко закончился весь кислород, и стало просто невыносимо жарко. Макс хотел бы сейчас придушить этого невыносимого человека, но у него вырвалось лишь: — Какого хрена? — у него даже на толковое возмущение сил не хватило. Как он смел говорить о любви, после того, как причинил столько боли?! Саша смерил его осуждающим взглядом и ответил: — Я говорю о том, что до сих пор люблю тебя! Макс распахнул дверцу и выскочил наружу, жадно хватая ртом воздух с привкусом тины и влажного ветра. Он с силой захлопнул ненавистную дверцу и, не оглядываясь, пошел к самой кромке воды, над которой кружили крикливые белые чайки, в поисках своей добычи. Растрепанные Сашиными руками и ветром волосы то и дело лезли в глаза, но ему было все равно. Макс был зол, как никогда раньше, он не желал слышать ничего из того, что мог сказать ему сейчас Саша. — Макс! — ненавистный голос раздался за спиной, когда вода коснулась носков его кед. — Что?! — он обернулся так резко, что сам еле устоял на ногах. — Чего ты добиваешься, Саш?! Все уже давно закончилось! Нет никакой любви! — он уже орал и от того, чтобы случайные прохожие были в курсе их разборок, спасал только ветер, заглушающий голос. — Ты женат на моей сестре, она ждет от тебя ребенка, а ты говоришь мне, что любишь меня?! — Макс почувствовал, что его руки сами по себе сжались в кулаки и он, лишь каким-то чудом, сдержал порыв дать Саше по лицу. — Знаешь, дорогой, а не пошел бы ты на хуй?! Не давая себе ни доли секунды, чтобы передумать, Макс отвернулся и пошел по берегу в сторону противоположную той, с которой они приехали. Он проигнорировал Сашины оклики и вырвал у него свою руку, когда тот попытался его остановить силой. Он понимал, что сам же повел себя, как последняя шлюха, когда буквально бросился на Сашу при первой же возможности, и от этого становилось совсем плохо. Его тошнило от самого себя и от того, что произошло, он ненавидел свое тело, которое оказалось не способно воспротивиться элементарной похоти. Макс замедлил шаг только тогда, когда Сашу и его машину было уже не разглядеть. Он вздохнул, уселся на первый попавшийся камень и прикурил. Теперь уже точно все было кончено, а еще он, наконец, определился со своей судьбой. *** Макс подошел к родительскому дому, чувствуя, как в кармане джинсов вибрирует телефон, но игнорируя его так же, как делал это в течение последнего часа. Сначала Женя прислал несколько сообщений, а когда не получил на них ответ начались звонки. Любовник будто почувствовал, что с Максом происходит что-то не то. Максу же было очень стыдно перед ним и он не мог заставить себя поднять трубку — ему казалось, что Женя обязательно догадается… Обо всем. А еще он знал, что Женька ничего не скажет и ни в чем не будет винить, даже если узнает и от этого становилось еще хуже. Это было эгоистично, но Макс подумал, что ему пока достаточно просто того, что он сам себя изводит, а угрызения, которые обязательно появятся, когда Женя его простит за то, из-за чего обычно бросают, станут уже перебором. Подавив тяжелый вздох, он сбросил вызов и, недолго посмотрев на все еще светящийся экран, совсем выключил телефон, мысленно прося у Жени прощения и обещая перезвонить сразу же, как только хоть немного придет в себя. Дома царила тишина, нарушаемая только монотонным бормотанием телевизора в гостиной. Судя по наличию обуви, мама и отец были здесь и это, наверное, было к лучшему, потому что проще рубить сразу, чем отрезать по кусочку. Макс, как можно тише, прокрался в свою комнату и достал из шкафа сумку. Он сложил в нее вещи, проверил, что не забыл ничего жизненно необходимого, а потом сел на диван и устало опустил голову, будто это действие высосало из него последние силы. Ему было страшно, ему было невыносимо больно, ему хотелось завыть в голос… Он включил телефон, который тут же возвестил о пропущенных звонках. Заказать билеты — минутное дело. Макс с обреченностью посмотрел на дверь и подумал, что тянуть дальше не имеет никакого смысла. Он поднялся, но вместо того, чтобы пойти в гостиную, подошел к окну и отодвинул край шторы: внизу располагалась детская площадка, на которой в это время как раз многочисленные мамочки выгуливали своих чад перед ужином. Детский смех, крики, плач — все это реальное свидетельство «нормальности», «традиционности», воплощение того, чего у него, вероятно, не будет никогда… Макс чуть не до крови прикусил губу, с силой задернул занавеску и решительно вышел из комнаты. Родители смотрели выпуск вечерних новостей — мама параллельно что-то вязала, а отец держал в руках чашку с чаем, над которой поднимался ароматный пар. Спокойно, уютно, тепло… Макс собирался разрушить эту идиллию одним единственным признанием. Обратный отсчет пошел ровно с этой секунды. — О, Максим, ты уже вернулся! Кушать будешь? — мама отложила вязание в сторону, собираясь встать. Он слышал, как невидимые часы в его голове отщелкивают такие же невидимые секунды. До взрыва оставалось: десять, девять… — Привет, мам, пап, — он сел во второе кресло, оказываясь напротив обоих. — Мам, я не голодный, спасибо. Мама нахмурилась и хотела что-то возразить, но Макс ее опередил: — Мам, сядь, пожалуйста, нам надо поговорить, — он проследил за тем, как отец убавляет звук. Восемь, семь… Они оба смотрели на него и ждали, что же он хочет сказать, и это было похоже на прыжок с парашютом, когда купол уже раскрыт и висишь где-то там, между небом и землей, а тебя окружает полная тишина и даже ветра нет, остается только вовремя натянуть стропы, чтобы не грохнуться о землю со всей дури и не сломать себе шею. Макс уже, наверное, миллион раз прокрутил в голове этот разговор, но сейчас все равно не знал с чего начать. Шесть, пять… — Максим, так и будешь молчать? Ты либо говори, либо дай новости досмотреть, — отец махнул рукой в сторону телевизора. Четыре… Макс глубоко вздохнул, как перед прыжком в темную глубокую воду, и произнес: — Я вам врал… Три… Отец окончательно потерял интерес к происходящему на экране, а мама удивленно приподняла брови: — Сыночка, ты о чем? — скорее всего это была последняя фраза, сказанная в его адрес спокойным тоном. Два… — Помните, когда я уехал, я сказал, что все дело в девушке? — он дождался их почти синхронного кивка и продолжил. — Не было тогда никакой девушки… — А что же тогда было? — мама подалась вперед всем телом, сидя теперь на самом краю кресла. — Это не важно. Суть в том, что… — он будто стоял на краю обрыва и смотрел, как осыпается вниз зыбкая почва, грозя утянуть за собой. — Что не было никогда никакой девушки и никогда не будет. Один… Время вышло, осталось только надеяться, что он достаточно хорошо спрятался. Отец нахмурился, пока еще не понимая до конца, о чем речь: — Сын, ты это о чем? Давай-ка нормально объясни! Щелчок детонатора… Макс вцепился пальцами в подлокотник кресла с такой силой, что стало больно: — Я говорю о том, что у меня никогда не будет девушки, потому что я гей, — глаза закрылись сами собой, спасая от той ненависти, с которой он рисковал столкнуться. Мама только тихо охнула, а вот отец все же решил убедиться, что не ослышался: — Потому что ты кто? Макс резко распахнул глаза: — Потому что я гей, пап! Потому что люблю мужчин! — страх спровоцировал вспышку необоснованной пока злости и он сам не заметил, как повысил голос. — Приехали! — отец стукнул ладонью по дивану и отставил на низкий столик чашку, расплескав чай. Макс взглянул на мать — она сидела, зажимая себе рот рукой, а из глаз лились слезы. Он сделал над собой усилие и как можно ласковее позвал: — Мама… — когда она сфокусировала на нем взгляд, он продолжил. — Мам, не плачь, пожалуйста. Я не умер, со мной все хорошо, я все тот же, — в ответ она всхлипнула и разревелась только сильнее. — Мама… Макс встал, чтобы подойти к ней и постараться успокоить, но на полпути его остановил почти рык отца: — Не смей! — Макс посмотрел на него и его буквально затопило отвращением и брезгливостью плескавшимися в родных глазах. — Не смей к ней подходить! Он хотел было проигнорировать этот нелепый «приказ», но отец поднялся с дивана и преградил ему путь. Лицо отца исказилось от гнева и Максу показалось, что он его сейчас ударит. Мама, видимо, тоже это увидела и вскочила, тут же хватая мужа за руку: — Не надо… Не трогай его, он же твой сын! Отец скрипнул зубами: — Этот… — он скривился, будто только что съел целый лимон. — Пидор мне не сын! Мама вообще зашлась в истерике, а Макс почувствовал такой необходимый сейчас прилив гнева: — Пап, ты сам-то понимаешь ЧТО городишь?! Что я такого сделал, чтобы ты от меня отказывался?! У меня рога с хвостом от этого вдруг не выросли и я никак не изменился! — очень хотелось забиться куда-нибудь в темный угол и унять, наконец, эту безумную боль, но нужно было идти до конца. — Да лучше б рога с хвостом, чем пидарас! Всю жизнь сына растил, мужика, а оказалось, что извращенец поганый! — человек стоящий сейчас посреди комнаты не был его отцом, по крайней мере, Макс очень хотел в это верить. — То есть пока ты не знал, все тебя устраивало, а теперь я извращенец, только потому, что решил, что вы, мои самые близкие в мире люди, должны знать обо мне правду и должны понять меня, как никто другой?! — дыхание сбилось ко всем чертям, а голос то и дело срывался. — Да пусти ж ты меня! — мама все же оттолкнула отца и тут же Макс оказался в ее объятиях. — Максим, сыночка… Как же так?! Кто же с тобой это сделал?! — она рыдала взахлеб, отчего у Макса сложилось стойкое впечатление, будто он присутствует на собственных похоронах. Он осторожно погладил мать по спине, стараясь не обращать внимания на полыхающий неприкрытой ненавистью взгляд отца, и ответил: — Мам, со мной никто ничего не делал, я всегда таким был… — Значит это мы! — новый поток рыданий. — Что вы?! — мозг просто не успевал воспринимать происходящее, к тому же Макс увидел, как лицо отца начала заливать краска и он всерьез забеспокоился о том, чтобы у него не стало плохо с сердцем. — Мы с отцом что-то упустили… Воспитали не так… — Ты что чушь-то несешь, мать?! — отец говорил с едва уловимой отдышкой. — Мы с тобой извращенца не воспитывали! Это все его образ жизни и слишком много свободы! — отец прожег его взглядом и процедил сквозь плотно сжатые зубы. — Мало я тебя лупил в детстве! Макс разумно проигнорировал этот выпад, осторожно высвободился из маминых объятий и наклонился, чтобы она видела его глаза: — Мам, вы тут не причем! Я такой, какой есть, пойми! Я таким родился, и никто на меня не влиял… — заметив, что она начала оседать вниз, Макс усадил ее на диван и посмотрел на отца. — Да, представь себе, вот таким родился! Он видел, как ходят желваки на челюсти отца и с каждой секундой становилось все хуже, боль пронзала раскаленными иглами, впивалась в самую душу. Макс чувствовал, как с каждым мгновением он теряет свою семью, с каждым шагом к своей свободе он оказывался на шаг дальше от тех, кого любит. — Ты не будешь здесь жить! — каждое слово отца вырывало новый взрыв рыданий у мамы. На Макса вдруг снизошло почти абсолютное спокойствие. Да, ему было безумно горько и безысходно грустно, но, ведь, он был готов к такому повороту. Макс знал, как отец относится к таким, как он и все произошедшее не было сюрпризом, просто одно дело представлять, а другое столкнуться в реальности. В реальности было больнее и страшнее. Он печально улыбнулся и согласно кивнул: — Конечно не буду, — Макс механическим движением отбросил с лица челку. — Не беспокойся, пап, я постараюсь сделать так, чтобы ничего не напоминало тебе обо мне… — Уж постарайся! — отец вскинул руку к груди, но потом одернул себя. Макс понял, что он хотел сделать и, присаживаясь на корточки перед мамой, посоветовал: — Успокоительного выпей, а то плохо с сердцем опять станет. — Без тебя разберусь! — зло бросил отец, но все же пошел на кухню, задержавшись в дверях, чтобы окончательно внести ясность. — Чтобы завтра тебя здесь не было! — Не будет, у меня ночью поезд, — ответил Макс, не поворачивая головы, а мама с новой силой залилась слезами. Когда шаги в коридоре стихли, Макс накрыл мамину руку своей и тихонько позвал: — Мам… — когда она не отреагировала, он повторил, не сильно сжав ее пальцы. — Мам, посмотри на меня, пожалуйста… Она подняла на него заплаканные покрасневшие глаза, из которых непрерывным потоком продолжали литься слезы: — Максим, мальчик мой, ну как же так, а? Все же хорошо было… — она коснулась его щеки слабыми дрожащими пальцами. — Ты же всегда нормальным был… Макс безжалостно задавил в себе волну злости и максимально спокойным голосом ответил: — Я и сейчас нормальный, мам, и все по-прежнему хорошо, слышишь? Просто мне не нравятся девушки, но это совершенно ничего не значит… — А тот человек, про которого ты говорил… — она споткнулась на середине фразы. — Эта… Женя это мальчик, да? Макс вздрогнул от неожиданности: — Откуда ты знаешь про Женю? Мама всхлипнула, вытирая слезы и так уже мокрым насквозь рукавом: — Сообщение в твоем телефоне… Я случайно увидела и даже не думала, ведь Женя и девушкой может быть… — ее взгляд блуждал по комнате, будто она никак не могла сосредоточиться на чем-то одном. — Может, но Женя молодой человек и я с ним уже почти год, — видя, что мама опять собирается удариться в истерику, Макс поспешил ее отвлечь. — Мам, послушай меня, хорошо? Она послушно кивнула: — Я слушаю, сыночка, слушаю… Макс тяжело вздохнул. Ему очень хотелось самому сейчас разрыдаться и укрыться в маминых объятиях, но для этого было совсем неподходящее время — у него потом будут целые часы, дни, а может быть и недели, чтобы выплеснуть всю обиду и отчаяние, а сейчас он не мог себе этого позволить: — Мам, у меня сегодня ночью поезд. Не беспокойся, пожалуйста, у меня там все есть. Квартира до октября оплачена, с работой я тоже все уладил… — Так ты знал! — она до боли стиснула пальцами его предплечье. — Нет, мам, не знал, но я постарался предусмотреть и такой вариант развития… Мам, прости меня, я не хотел, чтобы дошло до такого… Я не думал, что папа настолько плохо отреагирует… — Макс немного лукавил, но он очень сильно не хотел, чтобы родители рассорились после его отъезда, им и потери сына будет достаточно, для одной вынужденной, а для другого сознательной. — Зачем? Зачем ты все это затеял, Максим? Ведь ты же до этого как-то жил, так зачем все рушить? Макс покачал головой, понимая, что она говорит это не со зла, а просто, потому что не понимает каково это лгать постоянно: — Мам, представь себе, что ты живешь и не имеешь возможности делать некоторые вещи открыто. Одно дело, когда это касается чего-то незначительного, но представь, что тебе всю жизнь пришлось бы скрывать ваши с папой отношения. Как бы ты себя чувствовала? — Макс слышал, как открылась входная дверь — видимо отец решил для закрепления эффекта успокоительного еще и покурить. — А что я должен был бы отвечать, когда бы вы с отцом спросили, почему я не знакомлю вас со своей девушкой? Или почему не женюсь? — Не знаю… — Вот и я не знаю… Мам, поверь, так будет лучше… — Максим… — мама погладила его по голове. — Если бы я знала… — И что? Мам, ничего бы не изменилось, поверь. Она опять начала всхлипывать: — Может скажешь папе, что пошутил неудачно, а? — Нет, мам, не хочу больше так жить. Ты даже не представляешь, насколько это тяжело… — адреналин потихоньку начал отпускать и Макс почувствовал себя невероятно уставшим. — Все будет хорошо, слышишь? Вон Наташа вам скоро внука или внучку родит, — он заставил себя улыбнуться. — Будете так заняты, что про меня и не вспомните. — Что ты такое говоришь?! — в маминых глазах появился испуг и это, как ни странно подействовало на Макса успокаивающе, потому что означало, что она не хочет его терять. — Я не собираюсь делать вид, что у меня нет сына только потому, что ты… гей… — Зато отец, похоже, собирается, — Макс на мгновение забылся и произнес вслух то, что говорить не хотел. Мама судорожно вздохнула: — Ох, Максим… И что тебе в голову взбрело… — Мам, не начинай снова! — он чуть поморщился. Она грустно кивнула. Какое-то время она разглядывала его лицо, будто искала изменения, а потом ее глаза широко распахнулись и она спросила: — А Наташа? Она же… Ты ей сказал? Ей волноваться нельзя… Макс тяжело вздохнул — он, конечно, не хотел подставлять сестру, но сейчас это была самая малая жертва: — Она знает, уже давно… Мама несколько раз открыла и закрыла рот, в попытке сказать, потом отвела взгляд куда-то в сторону. Повисла тишина и Макс не знал, хорошо это или плохо. Он уже начал придумывать, как бы избавить сестру от нежданных разборок, когда услышал мамин шепот: — И ничего не сказала… — она снова посмотрела на сына. — Надо же, а я думала, что вы только ссоритесь все время, — на мамином лице появился слабый призрак улыбки и Макс понял, что буря миновала. Он позволил себе немного расслабиться и сел прямо на пол, практически не чувствуя затекших ног: — Мы и ссоримся… Сестрам с братьями, по-моему, так и положено? Просто мы только мелкие пакости друг другу строим, а жизнь никто никому рушить и не собирался. Он подумал, что они с Тахой были круглыми дураками, раз были уверены, что мама ничего не замечает. Мама вдруг наклонилась, крепко обняла его и поцеловала в макушку: — Вы у меня такие молодцы… — Ага, — Макс повернулся на звук шагов в коридоре. Отец заглянул в гостиную, а когда увидел, что мать его обнимает, его губы сложились в тонкую жесткую линию. Он ничего не сказал, но презрительный взгляд был хуже ружья приставленного к голове. Отец ушел в спальню, а Макс подумал, что если он и примет, то очень не скоро. — Я поговорю с ним, — шепнула мама. — Я поговорю, и ты сможешь вернуться. Макс отрицательно мотнул головой: — Нет, мам, не вернусь, — и до того, как она снова расплачется, пояснил. — Я буду приезжать, если ты захочешь, если отец позволит, но моя жизнь теперь там… — Это из-за него… из-за Жени, да? Макс и сам бы хотел знать наверняка, но в связи со всем произошедшим сегодня, он уже ни в чем не был уверен: — И из-за него тоже… — Максим, — мамин тон заставил поднять глаза от пола. — Ты же сказал, что ты с ним встречаешься, а ты его любишь? И что он должен был ответить? — Не знаю пока, но он мне очень дорог, — против воли на губах появилась улыбка. — Он очень хороший, мам, и он меня любит… — Это хорошо, — в ее вздохе было облегчение. — Я тебя с ним обязательно познакомлю, — шепнул Макс. — Он тебе понравится, я знаю. Мама некоторое время внимательно вглядывалась в его лицо, а потом вдруг тоже улыбнулась: — Если он тебе дорог, то он мне уже нравится. Макс подавил желание глупо хихикнуть и зачем-то добавил: — А еще он меня очень вкусно кормит… — похоже, сказывалось нервное перенапряжение. Они проговорили еще несколько часов, и мама очень старалась понять его, но Макс видел, что некоторые вещи все равно ставят ее в тупик. Его это не слишком расстроило, потому что он видел, что она его не осуждает, по крайней мере, очень старается и уж точно не собирается отказываться, и это было самое главное, а чтобы понять у нее была целая уйма времени. Отец так и не вышел из спальни, но об этом Макс старался не думать. Тяжелее всего было, когда пришло время уезжать. Мама снова расплакалась и пришлось потратить некоторое время на то, чтобы ее успокоить. В конце концов, он клятвенно пообещал, что с ним все будет хорошо и, пока не началась новая истерика, подхватил сумку и поспешил уйти. Уже спускаясь по лестнице, он обнаружил, что практически ничего не видит, а по щекам сбегают соленые едкие капли. Глаза жгло, а дыхание вырывалось из легких рвано и хрипло. Макс остановился между этажами и бессильно сполз по стене. * Dolphin — Надежда **Dolphin — Любовь