***
— Джесс, уходи, ни сегодня, ни завтра я не буду свободен. — А когда будешь свободен?! — на грани истерики чуть ли не вопила на весь коридор девушка. Я все слышала, но не смела прервать разговор, а еще меня останавливала капельница в руке и гордость. — Никогда. Никогда тебя устроит? — Чанеля все достало, и он слал ее открыто, а я и не знала, радоваться или нет. — Ну и возись со своей младшеклассницей. Ей хоть восемнадцать-то есть? — зло кинула девушка, что вчера пару дней назад на гонке сидела на его мотоцикле, а я все-таки радовалась, когда она ушла. Чанель собрался вернуться в палату, а я не успела добраться до постели. — Зачем ты встала?! Совсем уже? — Бэкхена хотела найти… — буркнула я. — И вообще, чего ты околачиваешься второй день у моей палаты? — А сама как думаешь? Или у тебя серого вещества в мозгу совсем не осталось? Судя по последним событиям, его там вообще не было. — Прекрати, — процедила я. — А сам-то? Тебе можно гонять, а я не могу поучаствовать? — Я хотя бы ездить умею! — воскликнул Чанель. — Мы разбились не по вине Бэкхена, прекрати его уже во всем обвинять! — нервы мои уже были на пределе. Чанель сказал мне, что Бэкхен повредил позвоночник, но детали не спрашивал, а я за него продолжала волноваться. — Что, влюбилась в этого придурка? — съехидничал он. — А сам? Катаешься с какой-то длинноногой неписаной красавицей, а я тебя ждать должна в пустой квартире?! Пошел-ка ты, самовлюбленный гад, лесом! — Вот как мы заговорили? — Чанель начал повышать голос. — То выгоняешь, то обвиняешь, что не пришел?! Да ты разберись уже в себе, а потом решай, нужен я тебе или нет! — Не нужен! — в сердцах крикнула я, и в груди закололо: сместилась повязка. Я склонилась, чтобы восстановить дыхание, а Чанель подлетел ко мне. — Идиотка, — прошипел он. — Еще такая слабая, а уже встала. Неужели так трудно беречь себя? Я ничего не ответила. Он помог мне забраться в кровать и накрыл теплым одеялом, присаживаясь на краешек и опуская взгляд. Я ужасно его ревновала, потому что не хотела терять ту тонкую ниточку, которая теперь связывала нас. — У нас ничего не было, — шепнул он мне, нежно беря за руку, — и ничего не будет. — Прости меня, — на глазах наворачивались слезы, но я не смела показать их ему. Вместо того, чтобы снова меня отчитывать, причем за дело, он обнял, так легко и ласково, что у меня все затрепетало в груди. Еще чуть-чуть — сердце вырвется на свободу сквозь сломанные ребра, устремляясь прямо за ним и к нему. Мои чувства было трудно понять, но я была искренняя и мечтала, чтобы это понял он. — Я больше не хочу отпускать тебя, слышишь? — эти слова ворвались в мое сознание бурей, эмоции переполнили чашу, и я заплакала. — Ты, блин, — шмыгая носом, уткнулась я в его шею. — Ты так долго соображал, Пак Чанель! — Я знаю. — Кхм, я помешал, видимо? Это был голос стоящего на костылях в проеме двери Бэкхена, а прямо за ним с моими любимыми цветами в обнимку стоял Джерим, и в этот момент я прокляла обоих парней, очень вовремя появившихся в моей палате. Но Чанель еще больше.8
27 февраля 2015 г. в 22:55
Резкий свет, громкий звук, шуршание и внезапное тепло, разливавшееся по телу, заставили меня приоткрыть глаза. Дышать было тяжело, находиться в сознании еще труднее, но я не могла не реагировать за звавших меня людей. Я поняла, что меня вытащили из-под тяжелого мотоцикла, но я смутно понимала, где нахожусь. Это было не помещение, потому что снаружи было холодно, но кто-то укрыл меня своей курткой, а затем подхватил на руки и куда-то понес. Все расступались, а вдалеке, на месте аварии, я плохо, но видела, как Бен Бэкхен остается лежать на холодной земле и продолжает тянуть руки к месту, где меня уже нет.
— Чан… ель… ос-та… но… вись… — отрывисто попросила я, зная, что именно в его руках я нахожусь. — Там… Бэк… хен…
Он ничего мне не ответил, а впереди нас уже ждала машина скорой помощи. Его одежда тоже промокла, а я не понимала, почему кровь не перестает идти. Дышать было все труднее — ребра скорее всего оказались сломаны, а сосуды повреждены, поэтому остановить кровотечение вручную без всего было невозможно. Сознание плыло.
Меня погрузили на носилки, скинули теплую куртку Пака, а затем разорвали рубашку, и я начала задыхаться.
— У нее сломаны ребра, — пронеслось над ухом, а рядом я видела только Чанеля, крепко державшего меня за руку. Я увидела осколки в животе и на груди, и у меня потемнело в глазах. По руке стекала багровая струйка крови, а врачи уже надели мне маску, и дышать стало чуточку легче.
— Бэкхен… — простонала я, и Чанель наконец меня услышал.
— О нем позаботятся, — шепнул он мне, — ни о чем не волнуйся, он будет в порядке.
Но я-то знала, что с ним далеко не все в порядке, и Паку не верила. Он все свое внимание сосредоточил на мне, а о нем совершенно не думал, но мое сердце не было спокойно. В сознании осколки было бы трудно извлекать, но мне даже не пришлось ставить наркоз — я отключалась периодически сама, но волнение за Бена заставляло меня просыпаться вновь и вновь. Я ничего почти не чувствовала. Казалось, все тело онемело, и даже тепло чанелевских рук меня больше не грело. Тело окутало холодом, любое движение только заставляло содрогаться в судорогах. Я услышала, что одна из вен повреждена и кровотечение не останавливается зажимами. Через двадцать минут мы оказались в больнице, где меня срочно увезли в операционную зашивать рваные раны. Все это время я находилась в каком-то полусне: опять не чувствовала боли, потому что мне вкололи обезболивающее, но глаза резко реагировали на свет. Я не могла пошевелить и пальцем, скулы свело, даже не в силах была что-то сказать, но дышать с наложением повязки стало легче. Мокрую и грязную одежду сменили на стерильную больничную, а после перевели в реанимацию. В стороне стоял Чанель, и я не понимала, почему его сюда пустили.
— У нас закончилась группа крови A, мы не можем сейчас найти донора в столь позднее время, — услышала я голос хирурга, который зашивал мне раны.
— У меня такая группа, — отозвался Чанель. — Давайте проведем переливание.
— Она слабеет, нужно сейчас же, иначе…
— Давайте сейчас же, — Чанель смотрел в упор, и мое сердце забилось быстрее. — Напрямую, через трубку. Как можно скорее.
— Единственное, о чем я тебя попрошу, — переоденься, — сказал хирург, и Чанель сорвался с места.
Огромная всепоглощающая нежность обволокла меня с ног до головы; я была этому парню небезразлична. Нет, не так. Я оказалась для него так важна, что он, недолго раздумывая, бросился мне на помощь. И мне казалось, это совсем не потому, что я сестра его бывшего лучшего друга. Всех своих друзей он забывает, если они ему больше не нужны, ему было бы все равно, что со мной, если бы он ничего не чувствовал. Если бы я была пустым местом, этого бы никогда не случилось. Но так сложилось — он кот, а я серая мышка; он Феникс, а я всего лишь жалкий воробей, который попал под его чары. И мне не выбраться, я точно знаю. Если бы могла, сделала бы это пять лет назад, но все это время я таила надежду. И я совсем себя не понимала, когда отталкивала его, но знала точно: это больно.
Его положили на кресло совсем рядом со мной, нас разделял лишь стол, и он без колебаний вытянул свою правую руку. На какое-то время я закрыла глаза, потому что мне стало тяжело не засыпать, но потом вновь открыла. На столе разложили бинты, ножницы, шприцы, трубку, жгут. Сначала закрепили жгутом его руку, а потом мою. Все это время он смотрел на меня, не произнося ни слова. Наверное, я была где-то недалеко от смерти, если это понадобилось так срочно, но мне было неважно. Сейчас уже мне было нечего бояться, когда Чанель спасал мою жизнь. Одними губами я прошептала: «Спасибо». И хотела протянуть к нему руку, но снова не смогла пошевелиться. И я прекрасно знала, как он сейчас злится и волнуется.
Еще несколько минут я была в сознании, смотря только ему в глаза, пока совсем не отключилась без сил.