По(д)нять

− Хаус. − Кадди. Бровь главврача нервно дёрнулась. − Даже в такой ситуации умудряешься ёрничать? − Ты собираешься уволить меня. Я должен хоть как-то скрасить последние минуты своего пребывания в этих стенах, благосклонно приютивших никем не понятого калеку на столько лет. − А мне кажется, ты просто боишься. И стыдишься. И переживаешь. − Да неужели? С чего бы это? Разве у меня есть повод? − Хаус. Ты почти неделю бегал от моей тени, а сегодня пришёл сам. Что тебя доконало? Грегори картинно пожал плечами. − Ладно. Скажи мне вот что: если бы на месте Уилсона оказался другой, незнакомый тебе человек, ты бы переживал так сильно? Изводил бы себя, как сейчас? Я знаю, что ты мучаешься, и просто хочу знать, насколько критично изменилась бы степень твоего сочувствия. Наконечник трости стукнул по полу, затем второй раз и третий. Хаус представил, как падает в шахту зазевавшийся рабочий, глава хирургического отделения, больной вместе с капельницей; у него никогда не было проблем с воображением, зато, кажется, были проблемы с кое-чем другим. − Я не знаю, − честно сказал он. Лиза вздохнула, поднялась и обошла стол, как делала, если собиралась поговорить о чём-то личном, или добавить речи особенный эффект, или и то, и другое. − Сегодня Джеймс сможет вернуться домой. И я хочу быть уверенной, что он вернётся в ваш дом. − Если он захочет. − Это зависит от тебя. Даже если он вдруг откажется, это зависит от тебя. − Ты ведь не только об этом собиралась поговорить. − Не только, − Кадди повернулась и взяла верхнюю папку из маленькой горы, покоившейся на столе. — У нас есть особый пациент. Прибыл из Техаса. Расстройства речи, боли в спине и гнойные высыпания по всему телу. Форман уже дважды промахнулся с диагнозом. − Это что, кодовая фраза, означающая «ты приговорён к условному заключению на полгода»? − Нет никакого уголовного дела. Ты случайно повредил тростью панель управления. Вернее, специально, но без умысла. Был расстроен смертью предыдущего пациента. Завтра повторишь это в присутствии нескольких свидетелей и чтобы до вечера успел разобраться с новым заданием. − То есть после всего, что произошло с Уилсоном, ты просто спускаешь мне это с рук? А что он сам думает по этому поводу? Погоди-ка, не отвечай — я уже догадался, что это была его идея. − Его идея без моего согласия ничего не значит, − Грег сунул папку в руки Лизе, а та в сердцах швырнула её обратно на стол. — В данный момент не так уж важно, заботишься ли ты обо всех или только о нём одном; но я знаю, что на него тебе не плевать настолько, что ты не допустишь больше ничего подобного. А в этом я заинтересована куда больше, чем в потере главы диагностического отделения на неопределённый срок. Хаус!.. − Довезёшь меня до выхода? — Уилсон выжидательно помолчал. — Хаус, ты оглох? Ну да, конечно. Дай угадаю: ты поговорил с Кадди? − Да. И знаешь, что? Вы с ней удивительно похожи в такие моменты. Сначала она велит мне убираться на все четыре стороны, а теперь предлагает для разгадки новое дело. − Она была расстроена, когда кричала на тебя. Не надо винить её за… − Да нет же! Она была права! — Хаус ударил тростью в колесо инвалидного кресла, несильно, но достаточно, чтобы Уилсон схватился за подлокотники от неожиданности. − Убери свою проклятую трость, − яростно отмахнулся Джеймс, и Хаус неожиданно послушно перестал использовать её не по назначению. — Значит, ты хочешь в тюрьму? На сколько лет желаешь? Мне пойти и прямо сейчас тебя обвинить? Жаждешь справедливого наказания? И давно ты сам бежишь в объятия правосудия, вместо того чтобы всеми возможными способами от него уклоняться? Молчи! Ты, должно быть, считаешь себя гением проницательности, а всех остальных — безмозглыми дурачками? Так вот — сюрприз — я знаю, почему ты так ведёшь себя. Потому что ты не умеешь справляться с такими вещами. Тебе легче попасть на нары, выполнить исправительные работы на благо общества, чем гадать, как правильно держать себя теперь в моём присутствии. Ты больше не понимаешь, что уместно, а что нет, какие действия я сочту допустимыми, а какие восприму в штыки; и для тебя это невыносимо. − Я не мешаю? Мне уйти и оставить тебя один на один со своими откровениями? − Но всё это не главное, − Джеймс не обратил на проскользнувшую ремарку ни малейшего внимания. — Всё это легко понять. Главное — ты не пытаешься справиться, ты ищешь лёгких путей, тебе легче согласиться на наказание, чем заново приспосабливаться ко мне. Ты делаешь вид, что готов получить по заслугам — что само по себе странно, − но на самом деле, снова думаешь только о себе. Пытаешься сбежать, зная, что ты! Мне! Нужен!.. Он всё-таки умудрился выдержать такой длинный монолог, и только после его окончания закашлялся, придерживая рукой ноющие рёбра. − Так что кати это чёртово кресло к выходу, сажай меня в чёртов автомобиль и вези к нам домой, − закончил он немного охрипшим голосом. И даже не сказав ничего про собственную больную ногу, Хаус медленно подтащил коляску к двери. Потом остановился и положил подбородок на макушку Уилсону; и снова принялся толкать. Оказавшись на парковке, онколог поднялся сам; хромая, добрался до машины и, отдуваясь, прислонился к капоту, пока Грег искал ключи. Негромко пикнула выключившаяся сигнализация, ставшая, кроме шагов, единственным внятным звуком за последние долгие минуты. Хаус с деланной галантностью распахнул перед Уилсоном дверь, но когда тот, кряхтя, попытался влезть на сиденье, поддержал без малейшей капли наигранности. Усевшись рядом, он продолжал молчать, не притрагиваясь к ключу зажигания. − Тебе не нужно делать ничего особенного, − тихо сказал Джеймс. − Просто быть собой? — Хаусу никогда не избавиться от привкуса язвительности в каждой фразе. − Просто будь чуть менее собой. На третий этаж они поднимались почти двадцать минут. Заставить себя зайти в лифт Уилсон пока не смог.