Близняшки Стилински

ㅤ ㅤㅤ       Девушка спит и видит сон: большой клуб, гремит музыка (какой-то рэпер читает про то, что нужно бороться с властью), полно людей, она идет, расталкивая пьяных подростков, как вдруг ее хватают за руку.       В реальности же на нее выливают целое ведро ледяной воды. Теперь она понимает, что это был не сон, а воспоминания. Кто-то вколол ей что-то в правую руку, а дальше все как в тумане. И сейчас она непонятно где, привязана к стулу, рот заклеен скотчем, а теперь ей еще и холодно. Настолько, блин, холодно, что аж озноб бьет.       Вокруг стула ходит крупный мужчина крепкого телосложения; у него усы и борода, одет в черные джинсы, кожаную куртку и оксфорды, обувь весьма дорогая для такого прикида. Он начинает говорить, и его тут же выдает французский акцент:        — Ты знаешь почему ты здесь, fille*?       Она мотает головой, жмурится, отчего по щекам бегут слезы. Наверное, это жалкое зрелище: двадцатичетырехлетнюю девушку, брюнетку, просто взяли и похитили на виду у всего ночного клуба, привязали к самому обычному стулу в какой-то подземке и, честное слово, она понятия не имеет, почему это все происходит.       Француз подошел ближе, присел на корточки и схватил ее за подбородок и повернул ее лицо так, чтобы она смотрела на него.        — Ты скажешь мне, где unius supremae, — спокойно произнес он. — Я не хочу пытать тебя, моя милая fille, но если ты откажешься говорить, моему patron** это не понравится.       Девушка непонимающе моргает, всматриваясь в его черты лица, чтобы получше запомнить, а он отпускает ее подбородок и нежно ведет рукой по ее щеке.        — Лишь скажи, где она, — ласково пролепетал он и сорвал с ее лица скотч, из-за девушка и искривила его в болезненном выражении.       Она молчала. Часто дышала, а потом вдруг начала рыпаться, поддалась вперед и начала орать хриплым от изнеможения голосом:        — Кто вы?! Где я?! Зачем я вам?! Почему…        — Бла-бла-бла, fille! — перебил он. — Отвечай на мои вопросы!        — Но... я... — девушка замотала головой, и француз влепил ей пощечину.        — Говори: где Верховная Банши?        — Я не знаю! — опять заорала девушка и начала плакать.       Француз сморщился. Сопли ему тут развела. Почему бы просто не ответить?        — Отпустите меня, пожалуйста, — тихо сквозь слезы попросила она.       Мужчина нахмурился, сделал шаг назад, а потом ушел в противоположную сторону. А она лихорадочно закрутила головой, выясняя, где находится. Все, что брюнеточка смогла понять, это то, что она в подземке закрытой станции метро. Ничего не слышно. Лишь шаги похитителя. А сейчас раздался звук открывающейся молнии. Она быстро посмотрела на мужчину в темном туннеле и задрожала больше прежнего, втягивая в себя воздух через рот, будто он сейчас закончится. Француз открыл какую-то спортивную сумку, а затем вытащил несколько ножей; они периодически сверкали от наклона, что прибавляло им большей опасности, и она снова заплакала.        — Прошу вас! — простонала, съежившись.        — Tais-toi***! — закричал он в ответ и бросил в нее нож.       Она от страха зажмурилась и задержала дыхание. Все поплыло. Сердце ушло в пятки. Сознание медленно отключалось; она ощущала его и собственное падение. Ужасное чувство. В грудную клетку давят сто ощущений разом, и она чувствует, что уже не может контролировать это тело. Свое тело. Ее трясет.       Когда она открыла глаза, француз коварно улыбался. В его взгляде было что-то дикое и подозрительное. Она быстро опустила глаза и увидела, что между ее ног, из деревянного стула, торчит нож. Ее накрыла волна панической атаки. Он специально! Он целился именно туда! Что еще от этой скотины можно ожидать?! Как же так можно?!       Она часто задышала, но воздух как на зло совсем исчез.        — Говори, — сказал он тоном, нетерпящим возражений.       Слезы текли по щекам уже сами собой; девушка поджала губы, опустила голову и тихо заплакала. Ей не спастись. Она отчетливо это поняла, когда он подошел к ней на опасно короткое расстояние, что ноги стали ватными, а потом обхватил ее и хватает за волосы, накручивая их на кулак.        — Где она? — прошипел он ей на ухо.        — Я… — заикается она, сдерживая стон отчаяния, — я не знаю, о чем вы.        — Знаешь, тупая chienne, знаешь!       Он так потянул ее за волосы, что она начала балансировать на двух ножках стула и барахтаться ногами, чтобы поскорее коснуться пола. Подставил к ее горлу нож, вглядываясь в красные от слез глаза.       — Скажи мне! Иначе во второй раз, я попаду куда надо.       Брюнетка издала гортанный звук, смешанный со стоном человека, который вот-вот умрет, моргая, из-за чего горячие слезы побежали к вискам и потерялись в волосах. Она сглотнула и еще сильнее ощутила холодное острие оружия; ей пришлось утихомирить себя, чтобы он не распорол ей шею.       Она слишком долго молчала. Француз сильнее потянул ее за волосы, и из-под ножа потекла струйка алой крови.       Вся боль сосредоточилась на этом порезе. Он убрал нож, и ей захотелось обхватить себя руками. Это не смертельная рана, но болело жутко. Было больно двигаться, глотать, дышать и говорить уж тем более. Когда мужчина отошел назад, и она уже его не видела, она закрыла глаза, осознавая скорую кончину.       А потом услышала шум на том месте, где он копался в спортивной сумке. А затем ощутила, как из стула вырвали нож. И когда открыла глаза, не успела даже вздохнуть, а в ее ногу уже грубо воткнули шприц, заполненный на три кубика чем-то черно-фиолетовым (или это от освещения в подземке так кажется). От такой резкой боли ее сорвало на неистовый крик, но он резко схватил ее за шею. Кожа его рук обжигала порез. Она невольно перестала кричать и наморщилась от удушения. Тем временем мужчина полностью вколол ей вещество и выбросил шприц на землю.        — Теперь, моя глупенькая fille, мы поиграем, — кокетливо произнес он.       Он ослабил руку, повел ниже и обхватил ее правую грудь, а она сидела, потеряв дар речи. Господи, что этот извращенец творит!       Ей очень хотелось врезать ему по яйцам. Но потом она заметила, что ножи он убрал и теперь его руки свободны. Воображение сразу изрисовало неприятные, пошлые и отвратительные картины: что он может еще сделать этими руками? Фу! Она отбросила эти мерзкие мысли куда подальше и решилась противостоять до последнего. И задумалась о том, как же выбраться. Руки и ноги были связаны морским узлом, что пошевелить больно, место укола до сих пор саднило, а затем все резко стало черно-белым, голова закружилась и все вокруг потемнело. Она начала валиться набок, но мужчина сразу же поймал ее.        — Тише, дорогая, — сказал он. — Мы еще не закончили.       Его руки лежали у нее на плечах. Через мокрую ткань футболки его прикосновения казались еще противнее. А еще он так ободряюще улыбался и утешительно гладил большими пальцами, что она почувствовала тошноту.       Ну и ладно. Плевать. Пусть вырвет на этого упыря. Пусть он искупается в рвоте, пусть почувствует всю омерзительность, всю ее злость и гнев. Пусть в кои-то веки получит по заслугам.       Она подняла на него взгляд полный раздражительности, ярости и дернула плечами так, чтобы скинуть его руки. Мужчина же расплылся в бесстыдной улыбке, погладил ее предплечья, но затем вдруг встал прямо, восторженно вскинул руки и вознес своим грубым голосом: «Dessert!»       Не нужно быть французом, чтобы понять, что значит это слово. Эмоции в ее глазах снова сменились страхом; она глубоко задышала, а затем сморщилась, закрыв глаза, ожидая очередных пощечин.       Ничего.       Она все чувствовала тошноту, чувствовала, как к каждой части тела липнет мокрая одежда. И то, что ничего не происходит. Она боялась открыть глаза: там может быть что-то поистине пугающее. Ей снова захотелось плакать. А потом в воздухе появился запах газа и послышался какой-то шум, и она все-таки открыта глаза.       Пламя из горелки ласкало своим языком сталь ножа, отчего то накалилось и стало красным. Мужчина глазел на это зрелище пошлым, похотливом взглядом и развратно улыбался, продолжая водить горелкой от основания до кончика вдоль сикромо. Потом вдруг перевел на нее взгляд и стал серьезным. Подошел к ней какими-то очень уж деликатными шагами, выключил горелку и осмотрел ее с головы до пят.       — Так-так, — и резко задрал ее мокренькую футболку, прижал раскаленную сталь к животу.       Девушка так закричала, срывая голос, что у говнюка-француза заложило уши. Он убирал нож, в надежде, что она заткнется, но мученица продолжала орать так, будто с нее кожу сдирают. Вообще-то это и происходило. Кожа съежилась, появились ожоги, огромные пузыри, и она все еще плачет.       Он ударил ее рукояткой ножа по челюсти, чтобы она все-таки заткнулась.       И заткнулась. Но шумно дышала, выдыхала тяжело, и трясясь от боли, говорила что-то нечленораздельное (наверное, ругательства), а потом как вжалась в стул и зажмурилась.       — Хва-ат-т-ит! — взмолилась она таким голосом, будто он ей несколько зубов выбил. — Прошу вас, пожа-алуйста, хва-атит!       Мужчина присел рядом на корточки, положил руки ей на колени и тепло улыбнулся ей. А потом вдруг ударил кулаком в ожог со всей силы.       Снова крик. Девушка выгнулась дугой.       И внезапно наступила тягостная и спокойная секунда, когда он ее не трогал, не мучал, не бил и не угрожал. Она — как бы это тяжело ни было — восстановила дыхание, напрягла мышцы пресса, отчего они заболели еще больше, но так ей казалось, что она дальше находится от него. Хотя бы на сантиметр. И тут же все обрушилось: он снова дотронулся до нее раскаленной сталью, но уже по-другому, и ее опять сорвало. Хотя в прошлый раз было грубее — сейчас же мужчина аккуратно вырисовывал что-то.       Она упала в забытье.       И проснулась у какой-то мусорки. Вокруг разбросаны ее документы и все, что находилось в сумочке, а тело ужасно болело. На водительских правах «Паула Уильямс», место рождения — Кардифф, Великобритания, а ниже цифрами возраст — 24. Это она помнит. Но как попала сюда — нет.       Паула привстала на локтях (молниеносная боль тут же отдалась в ожог) и осмотрелась. И впрямь помойка. Она где-то в Восточном Гарлеме.       Когда она поднялась, то немного постояла, ожидая, когда боль пройдет. На сам ожог она не смотрела. Не хотела. Боялась. Разрыдается еще. А от этого еще больнее будет.       Чуть позже она заметила, как быстро проехала полицейская машина между домами-небоскребами по какой-то оживленной авеню, и пошла туда. Когда вышла, увидела, что в одном здании горит первый этаж, и, не подумав, кинулась к нему, прокралась внутрь, вообще не осознавая, что творит, и спряталась за одним диваном, ощущая горячий и согревающий воздух. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ * la fille (фр.) — девочка. ** le patron (фр.) — босс. *** tеais-toi (фр.) — заткнись. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

***

ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ       Эллисон переступила порог и наткнулась взглядом на Киру. Азиатка стояла на кухне, у столешницы, и что-то активно нарезала.       — Привет, — радостно поприветствовала она, когда услышала, что захлопнулась входная дверь.       — Привет, — ответила Элли и прошла на кухню.       — Ну, как прошло?       — Хм, — уголки ее губ растянулись в улыбке. — Сначала мы пошли в театр. Здесь о-очень крутой театр! Потом погуляли по Центральному парку, я жутко замерзла — он дал мне свое куртку, а потом заскочили в кафе, чтобы я согрелась, и заказали горячий шоколад.       — О-о, звучит очень мило, — Кира отправила огурцы с глубокую посудину и улыбнулась, посмотрев на Эллисон. — Скотт, да? С юридического?       — Ага, — Арджент села за стол и сложила руки. — Кажется, я ему нравлюсь.       Кира еще раз улыбнулась.       — А он тебе?       — Скотт очень милый. И, конечно же, он мне нравится! — Она улыбнулась, наблюдая, как Юкимура размешивает свой любимый японский салат.       — Я есть не буду, — добавила она.       — Ла-адно, но только вот объясни мне: если он учится на юридическом, то как вы?..       — Я нечаянно… сбила собаку, а он помог.       — Оу… Собачка в порядке? — Кира полезла за тарелкой.       — Конечно.       — Точно не будешь салатик?       Эллисон помолчала.       — Ладно, давай, — с улыбкой согласилась она, и Кира улыбнулась в ответ.       — М-м-м! — протянула Эллисон, когда попробовала салат. — Это очень вкусно!       — Спасибо, — кротко поблагодарила Кира.       — Что? — спросила Элли, явно ожидая не такой ответ.       — Просто голова болит.       Кира часто поморгала, встала и открыла шкафчик около холодильника и достала коробочку таблеток.       — Просто нужно обезболивающее.       Она нашла нужную, выдавила одну таблетку и подошла к графину с водой.       Эллисон следила, пережевывая огурец с каким-то морепродуктом, как она запивала таблетку, а затем вернулась к той пачке таблеток, положила ее обратно и села на свое место.       — Так-то лучше, — легко улыбнулась Кира, и Эллисон продолжила кушать уже в компании с ней.       Арджент еще пару раз замечала, как Кира кривила мину из-за ее резких выкриков и звонкого смеха, но не придавала этому значение. Скоро все пройдет. Но когда Кира уронила тарелку и часто задышала, поняла, что все хуже, чем она думала.       — Ты в порядке?       — Нет, — тяжело выдавила та. — Голова просто раскалывается!       Кира схватилась одной рукой за голову и присела на стул. Резкая и пульсирующая боль не давала ей спокойно дышать. Эллисон встала и подошла к ней.       — Может, поедем в больницу?       — Зачем?       — Как знаешь, — спокойно произнесла Эллисон и присела на корточки, чтобы собрать осколки. — Если б у меня так болело, я б поехала.       Кира как-то слишком невротично дернулась, схватившись за край стола, что рука аж побелела, и Эллисон, испугавшись, выронила осколки, создавав очередной раздражитель для Юкимуры.       — Поехали, — прошипела она, зажмурив глаза. — Очень сильно болит!       Эллисон повела Киру к машине, постоянно поглядывая на нее. Выражения лица у нее было такое, будто хотела, чтобы кто-нибудь нажал на кнопку «стоп» и боль ушла, чтобы та отпустила ее из своих безжалостных рук дофенизма или же чтобы кто-нибудь да придушил эту стерву, чтобы она перестала липнуть к нам — к людям.       Но Кира не человек — она что-то сверхъестественное. А за этим «что-то» скрывается кицунэ. То, о чем Дерек по идее должен знать. Ну, он и знает. В январе Хейл читал им какие-то вырезки из японских сказок, но это сказки. Ничего весомого для нее. Она уже устала ждать реальных, серьезных новостей, а боль, которая сейчас буквально выедает ей мозг, раздражает и пугает, выбивает все живое. Кажется, ей было очень скучно, поэтому и устроила такую вечеринку, чтоб крышу снесло. И у нее получилось.       Эллисон остановила машину на повороте со светофором. Он, видать, сломался и мигал лишь красным, а впереди выстроилась колонна машин, водитель каждой был так раздосадован ситуацией, что постоянно жал на гудок, создавая оркестр из одного отвратительного инструмента.       Арджент снова наградила подругу безгранично обходительным взглядом, а затем решилась выехать на встречную полосу. Она вывернула руль, надавила на газ, и вот они едут по пустой дороге, проезжая обиженных и расстроенных автомобилистов. Еще один поворот направо и объехали пробку, а после перед самым пешеходным переходом появился полицейский и замахал им, мол, давайте поезжайте к обочине. Эллисон устало выдохнула, но послушалась, а когда заметила горящее здание впереди, поняла, в чем же тут дело. Кира забыла о боли и смотрела лишь на пламя в четыре этажа, пожарных и полицейских вокруг.       Они остановились, завернув налево, к окну подошел полисмен и постучал по нему. Элли опустила стекло.       — Здесь перекрыто, девушки, — сообщил мужчина.       — Нам нужно в больницу, — объяснила Эллисон.       — Увы, все дороги перекрыли, мисс.       — Там есть что-то очень важное, — совсем тихо сказала Кира. Ее не услышали.       — Вы не знаете, где можно объехать? — спросила Арджент и тут же обернулась на звук только что закрывшейся двери, посмотрела на пустое место.       Юкимура исчезла.       Эллисон заискала ее глазами по ночной улице, освещенной десятками пожарных прожекторов, и нашла ее у самой ближней к зданию машине. Она выскочила; опомнившейся полицейский отошел на пару шагов назад, сообщил по рации о девушке у «места происшествия», попросил какого-то офицера по имени Джордан помочь ему.       К ней подбежал молодой человек лет двадцати шести и что-то спросил; Арджент не отвечала ему — она искала Киру. Ее успокаивали, просили рассказать, что случилось, но она не обращала на это внимание. Ведь силуэт Киры пропал. Эллисон зажмурилась оттого, что уже минут пять смотрела на языки пламени, не моргая, — ей неприятно жгло глаза — а когда начала кашлять, ее отвели подальше. Подальше от Киры. Ведь она скрылась в горящем здании. ㅤ ㅤ ㅤㅤ

***

ㅤㅤ ㅤ ㅤ       Лидия услышала, как закрылась входная дверь, и пододвинулась к Стайлзу, который сидел на конце кровати и что-то искал в Интернете, с накинулась на его плечи, обвила торс руками и защекотала губами его шею.       — Ста-а-айлз, — заманчиво протянула она.       — Лидия, прошу тебя, пожалуйста, не сейчас, — протараторил он, не отрывая взгляда от ноутбука, и чуть-чуть поежился.       Лидия полезла закрыть ноутбук, но он ударил ее по руке, при этом прошипев ругательство, и она поспешила одернуть ее.       — Ну, Стайлз, — простонала она.       — Ну, Лидия! — повысил он голос. — Мне завтра нужно сдать статью! Имей совесть!       — Ты все успеешь, — она небольно укусила его в пульсирующую вену на шее.       Стайлз подпрыгнул.       — Дай мне закончить!       Он схватил ноутбук и ушел из ее комнаты, не закрыв дверь.       Стайлз проходил арку в гостиную, как сзади на него прыгнула Лидия. Он попытался не потерять равновесие.       — У меня такое чувство, будто в меня ввели литр афродизиака, — зашептала Лидия ему на ухо. — Ну-у-у же, Ста-айлз!       А потом она почувствовала, как его властные руки сняли ее со спины и поставили на пол. Он повернулся и приблизился к ее лицу.       — Десять минут, — шепотом попросил он. Приятный жар от его дыхания заставлял Лидию вновь взвыть от желания. — И я закончу эту тупую статью. Просто подожди. Препод не оценит такую уважительную причину, как трахал свою любимую девушку.       Лидия улыбнулась и поцеловала его. Он положил свободную руку ей на щеку, поцеловал ее в нос и побежал на кухню. Рыжая закусила нижнюю губу, заметив, что ноги подкашиваются, и пошла обратно к себе в комнату.       Как назло ни одна мысль не лезла в голову. Стайлз постучал пальцами по столу, бездумно перевел взгляд на окно и тут же задержал дыхание. Затмение. Кровавое затмение (как сказал Дерек). Невольно вспомнился их разговор о том, что Хейл ни хренашечки не знает о том, что случится с Лидией в затмение. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

***

ㅤㅤ

Флешбэк

      Лидия сидела на стуле посреди гостиной в лофте Дерека, кусая нижнюю губу, ожидая, когда все наконец вернутся. Окно было открыто, поэтому в комнату попал злобный январский ветер, прошелся около ее ног, как какая-то приставучая кошка, и по телу прошла неприятная дрожь. «А это обязательно?» — послышался голос Стайлза, а затем она увидела спускавшегося по лестнице Дерека, в его руках большая коробка из-под обуви, и тащившегося за ним а Стайлза, — тот оскорблено скрестил руки на груди. Чего это они удумали?       — Потом спасибо скажешь, — холодно ответил Дерек и поднял на нее глаза.       — Что вы придумали? — решилась спросить Лидия. К Дереку она не обращалась, смотрела на Стайлза, а тот лишь поджал губы.       Краем глаза заметила движение у себя за спиной и обернулась: Стюарт вприпрыжку ввалился в гостиную, в его руке кольт; потом появилась Эллисон — н-а ее лице такая же недовольная мина, как и у Стайлза. Кажется, только Стюи получает от этого удовольствие, и то только из-за того, что опять колес наглотался. Все хмурые, угрюмые, а он как всегда солнечный и жизнерадостный. Отчего же все такие недовольные?       А вообще, после их с Кирой «транса», Дерек окончательно разобрался в том, кто они обе такие, и все разъяснилось. Сейчас они договорились провести некий «урок», чтобы Лидия научилась контролировать свои видения, то есть видеть их четче, уметь сдержать свои порывы покричать (с этим пока проблема), сдержать паническую атаку от увиденного и оставаться в форме, не ходить потом с видом «я только что восстал из морга». Кира, к сожалению, не смогла присутствовать на этом «уроке» из-за важного ужина ее родителей с ректором Колумбийского университета (они, конечно же, потащили ее с собой), и дабы не упускать возможность хоть как-то стать сильнее и мудрее, Лидия отпустила подругу по делам, а сама направилась к Дереку с Эллисон и Стайлзом. А Стюарт уже систематизированно находился у Дерека «в гостях», поэтому звать его даже не пришлось.       Как оказалось, Кира — потомственная кицунэ. Кицунэ — 狐 — японское название девятихвостой лисицы-оборотня.       — «Если сравнивать китайского лиса (и японского кицунэ как его локальную разновидность), — читал им вслух Дерек, — с иными видами оборотней, то его следует поместить где-то между кровожадными западноевропейскими вервольфами и добродушными японскими тануки (в сугубо японском раскладе — между бакенэко и тануки). Ибо в Китае считается, что «это существо приносит несчастья и что каждая часть лисьего тела имеет волшебное назначение. Ему достаточно ударить хвостом об землю, чтобы вызвать пожар... Он хитер, осторожен, скептичен. Находит удовлетворение в мелких хитростях и бурях». Вместе с тем, лисы могут предсказывать будущее и оказываются связанными странными узами с людьми, которые живут на той же земле, что и лисы-оборотни. По крайней мере, в Японии верят, что люди, живущие на одной территории с кицунэ (таких людей называют кицунэ-моти), находятся под их защитой. Любого, кто даже повысит голос на кицунэ-моти, ждут несчастья и недуги — помимо способности перевоплощаться в людей, лисы могут насылать болезни и сводить с ума».       — Так это значит, что мы под защитой? — спрашивала Эллисон.       — Это значит, что Кира видит будущее? — подхватила Лидия.       — «Ударить хвостом и вызвать пожар»? — удивленно процитировал Стюи, поправляя очки, расползаясь в улыбке. — Я надеюсь, что про хвост они не в буквальном смысле.       И тут же получил подзатыльник от Эллисон.       — Хватит дурачиться! — возмутилась она. — Кира почти оборотень!       — Почти, — возразил он, уставившись на нее. — И хватит меня по башке бить! — Он приложил руку к голове и нахмурился.       — Тогда будь серьезным! — строго отозвалась она.       — О-о! — Стюи картинно сморщил нос и лоб.       И получил еще один удар, но уже кулаком в грудь.       — Еба… — начал возмущаться он, но Стайлз перебил его:       — Да хватит уже! Дайте послушать!       Дерек закатил глаза. Эллисон выпрямила спину и сделала вид послушной ученицы. Стюарт еще пару раз покривил лицо в кислом от боли выражении, а потом посмотрел на оробевшую и растерянную Киру: она сидела, так ничего и не сказав. И он неестественно быстро сделался серьезным и озадаченным.       Все, что прочел им Дерек хоть как-то да и составило мозаику, но нерешенные проблемы еще остались. Вследствие этого, они и проводят этот «урок».       Лидия снова поежилась от колючего ветра. Стюарт подкинул кольт в воздух, а затем поймал, подходя к Дереку и брату.       — Совсем идиот уже, — хмуро высказалась Эллисон. — Он же заряжен.       — Заряжен? — переспросила Лидия и округлила глаза, осматривая и друзей, и оружие. Что же они такого придумали? Зачем им заряженный пистолет?       — Да, заряжен, — подтвердил Дерек, взял его и положил рядом коробкой, которую уже успел положить на стол.       Эллисон не подходила к парням и посмотрела на Лидию каким-то обеспокоенным взглядом, а затем перевела его в ноги рыжей, на пол, — когда-то на этом месте красовался знак, и стояли свечи, чтобы Кира и Лидия вошли в «транс». И сейчас Лидия сидела с тем же чувством, будто у них ни черта не получится. Хоть в прошлый раз и получилось. Так что не надо недооценивать Дерека Хейла.       «Просто сиди спокойно», — сказала она себе и глубоко вздохнула.       Едва все разошлись по комнате по приказу Дерека, как на столе появилась лягушка. Живая, блин, лягушка! Лидия испуганно вскрикнула при ее виде.       Дерек поморщился.       — Предупреждай о подобном, — угрюмо процедил он. Ему заложило уши от ее крика банши.       — Зачем нам лягушки?! — Она даже уши прикрыла.       — Чтобы тренироваться, — объяснил он.       — Ка-ак?       — Сейчас увидишь.       Альфа взял пистолет и направил его на земноводное. Лидия вся съежилась, лицо покрылась нескрываемым ужасом, она лихорадочно вдохнула ртом и зажмурилась, когда Дерек спустил курок.       Эллисон, стоявшая рядом со Стюартом, отвернулась ему в плечо. Он сам покрылся недовольством: в глазах была сдержанная эмоция отвращения, губы поджались в тонкую линию, а брови слегка нахмурились. Стюарт посмотрел на Эллисон, а потом на Дерека. Лидия же сидела, опешив, пялясь в одну точку; после долгой противной паузы она часто заморгала и посмотрела на Дерека: у него серые неприступные глаза. Он опустил пистолет и посмотрел на нее. Стайлз что-то пробурчал, прикрывая лицо рукой. Дерек, естественно, услышал что именно, но внимания никакого не обратил.       — Что-нибудь чувствуешь? — спросил он, как будто ничего и не произошло.       Она долго не отвечала. Пялилась на него, а потом сказала, выделяя каждое слово:       — Растерянность, испуг и злость.       — Злость?       — Какого хрена ты творишь?! — она нахмурилась.       — Так надо, — просто сказал он. — Продолжим.       Лидия выдавила тихое «что», а потом на столе появились еще четыре лягушки. Удивительно, что они сидели тупо на местах и не пытались убежать, перепрыгать весь лофт, а просто сидели и квакали. Она поежилась от отвращения. Лягушачьи лапки пусть и любит, но самих лягушек на дух не переносит.       — Какую из них я убью первой? — спросил Дерек.       — Что? — оторопела Лидия. Мысли спутались: Дерек либо совсем ополоумевший оборотень, либо больной со стрессовым расстройством, с невероятной подавленностью, тягой к углублению в собственные проблемы и плюс ополоумевший оборотень-альфа. Да. И то, и то. Да еще и ее в это втягивает.       Он снова поднял пистолет. Повел его слева направо, так медленно, всматриваясь в каждую будущую жертву, слегка нажимая на курок, но не до конца, чтобы не выстрелить ненароком не в то земноводное. Лидия не знала как пришла к той мысли, которая посетила ее в этот момент, да она и не хотела, чтобы та к ней приходила, но все же четко осознала, что ни одной из лягушек больше не грозит никакой риск и поймала чувство опасности на ком-то другом.       Чувства взрывались меж ребер, на нее как будто накатила ударная волна. А ударная волна может распространяться только со сверхзвуковой скоростью, иначе это не ударная, а акустическая волна, которая распространяется со скоростью звука, и она чувствовала это: что-то екнуло, возвысилось, а затем растеклось, будто произошел взрыв. Ее передернуло, но сдержалась, чтобы не закричать, увидела, как Дерек быстро перевел пистолет совсем в другую сторону и выстрелил в кого-то. В кого?       — Стюарт, — прошептала она, пялясь в пол.       Дерек резко развернулся в долю секунды всем телом за в долю секунды до того, как она это сказала, и выстрелил в Стюи.       Стюарт успел увернуться от пули, и она прошла чуть выше его правого плеча.       Эллисон с ужасом прикрыла лицо руками, а Стайлз закрыл глаза, тяжело выдыхая. Стюи медленно повернулся и посмотрел сверлящим, ненавидящим взглядом на альфу.       Все молчат. Какого хрена все молчат?!       Лидия лихорадочно задышала, вскочила со стула, обошла его и встала спиной ко всем, обхватив себя руками. Стояла так и пялилась в открытое окно, наблюдала, как город покрывает снегом, внимала тишину. Но, Господи, Дерек — варвар! А если бы он попал в него?! Что было бы тогда?! О, она знает что. Поэтому и прикусила язык, чтобы не сорваться и не наорать на него, да прикусила от злости так сильно, что почувствовала железный привкус.       — Что ты чувствуешь? — уже без строгости в голосе спросил Дерек.       — Что охотникам нужно поскорее прикончить тебя, — ответила Лидия.       — Тебе нужно сосредоточится на своих ощущениях, попытаться почувствовать того, кто близок к смерти.       «Ты», — гневно пролетело в ее голове.       — Я и так это делаю.       — И?       Она повернулась к нему лицом, ухмыльнувшись.       — Ты что, выбиваешь из меня дату своей смерти? — Лидия саркастично вскинула брови и на полном серьезе продолжила: — Это так не работает, дорогуша. Я вижу лишь отрывки. Отрывки, в которых видно в какой говенной ситуации оказывается человек и почему это он ни с того ни с сего умирает. Я это вижу, Дерек. Понятно? И эти отрывки — или видения, как хотите их называйте — видны только, если это происходит сейчас. Я не могу посмотреть в будущее. Я вижу настоящее. Поэтому отвали уже от меня, иначе в следующий раз я закричу по твою душу. — Она поджала губы, когда закончила, и смотрела на Стайлза, который уже успел покрыться угрюмой печалью.       — Ты же знаешь, почему я это делаю, — сердито ответил Дерек.       — Знаю. И из-за тебя я все еще здесь.       — Не из-за меня, Лидия, а из-за твоего обращения, — спокойно сказал он. — Когда кто-то обращается во что-то, то абсолютно все изменяется; тело так же работает, возможно становится даже лучше, но внутренне человек теперь совершенно другой. Все эти способности делают тебя лучше, быстрее, ловчее, но не заполняют пустоту от этих изменений. На тебя сваливаются новые проблемы, вроде полнолуния или охотников, что в сотни раз усложняет жизнь; ты вроде бы должен заниматься своими обычными делами, например, ходить в университет, но и одновременно справляться с самим собой. То, что ты что-то сверхъестественное не дает тебе спокойно дышать, но ведь можно это исправить. Нужно тренироваться, воспитывать себя, превозмочь невозможное и добиться самоконтроля.       Она и все смотрели на Дерека и понимали, что того добрячка-Дерека, который все запросто расскажет, больше нет. Нет. Испарился. Теперь он хмурый, замкнутый, занятый тем, чтобы защитить своих друзей и собственную шкуру. Набеги охотников прекратились, но ощущаются едва заметные вибрации, едва заметное внутреннее беспокойство, из-за которого не по себе. Они могут снова выйти на сцену, придумать что-то покруче, и тогда всем уж точно не поздоровится. А проблема в том, что поймать их всех до единого и засадить за решетку невозможно. Все равно останется кто-то, кто будет мстить и вершить «правосудие». Потому что будут появляться новые семьи, которые уже не смогут похвастаться своим бизнесом вроде пивоварения или виноделия перед соседями, и будут просто молча убивать нечисть. Прямо спасатели земные. «Бескорыстно оградим вас от сверхъестественной опасности и оставим трупы».       Наверное… Наверное, те трупы оставляли не от балды. Не от того, что «забыл вынести мусор», а специально. Как и сказал Стайлз: «Это способ показать власть. Убийцы показывают нам свои достижения». Они пугают остальных сверхъестественных существ. Вытравливают. Пускают зверя в клетку. Наслаждаются тем, как крысы бегают из угла в угол. Ждут (что, собственно, сейчас и происходит). А потом произойдет что-то… значительное… и страшное. Но что?       — Крысам отрубят головы, — сказала Лидия и опустила глаза в пол.       Все непонимающе нахмурились.       — А что с ней будет в полнолуние? — спросил Стайлз у Дерека, когда тот убирал лягушек обратно, и все уже разошлись.       — Не знаю, — озадаченно и тихо сказал Хейл.       — А в затмение?       — Не знаю! — строже и выше ответил он.

Конец флешбэка

ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

***

ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ       А ведь сегодня такая ночь: Земля встанет между Луной и Солнцем, отчего Луна приобретет алый оттенок. Он шумно сглотнул, когда понял чего это Лидия так себя ведет. Так это получается... что она страдает перевозбуждением? Стайлз ухмыльнулся, а потом вспомнил, что до сих пор ни строчки не написал.       Весь январь он страдал тем, что мучился. Было такое чувство, будто он что-то не доделал или вообще не сделал. Ему казалось, что они что-то упускают с этими охотниками, но все вроде как закончилось. Что-то глубоко внутри заставляло постоянно думать об этом и искать возможную ошибку.       Пальцы быстро нажимали на клавиши, выводя последние части статьи — выводы и литературу. Он сотни раз перечитывал то, что писал, а потом, когда подписал группу, имя и фамилию, облегченно выдохнул. Последние удары по клавиатуре и вуаля! Сделано, мистер Смит! Ставьте оценку!       Он поломался. Лидия наверняка уже разделась, и то, что это все дело рук затмения, ему не особо нравилось. Даже отталкивало. Ее реально как будто чем-то накачали — вроде тех же афродизиаков, — а это означает лишь то, что она немного не в своем уме. Возможно, стоит повременить с этим делом. И когда она не будет такой луноподчиненной, то тогда уже можно задумываться на эту тему.       С этими мыслями Стайлз сохранил документ и закрыл ноутбук. Когда он пришел к ней в комнату, то у нее как-то по-особенному сверкали глаза (или ему показалось); в комнате было темно, и лишь лунный свет слегка освещал ее. Он положил ноутбук на стол рядом с окном и посмотрел на нее. Она сидела по-турецки на кровати и продолжала смотреть тем взглядом, слегка покачиваясь на месте.       — Давай не сегодня, — наконец решил сказать Стайлз. Эмоция в ее глазах сменилась другой.       — Издеваешься?       — Я устал.       — Ты издеваешься? Почему, когда тебе припрет, я сразу все бросаю, а когда мне хочется, то ты устал?       — Во-первых, ни хрена подобного. Просто так получилось. А во-вторых, сегодня затмение.       — Правда? — Лидия выпрямила спину.       — Да, — он скрестил руки. — Затмение, Лидия. И это значит, что эта хренова Луна действует на тебя.       — Ты такой непослушный, — удивительно спокойным голосом сказала она.       Стайлз вскинул брови.       Лидия медленно встала и подошла к нему. Она не прерывала зрительного контакта, а потом залезла своими горяченькими ручонками под его клетчатую рубашку. Стайлз напрягся. Если он поддастся, то это даст ей преимущество и подарит зеленый свет. Что-то вроде: «Надави на слабую точку и получишь все что только хочешь».       Мартин наклонила голову набок. Видимо, хотела что-то сказать, но он постарался сделать взгляд таким серьезным и холодным, какой сделать только мог, и скорее всего именно это заставило ее слова остаться несказанными.       — Ну трахни меня.       Вот именно этого она и добивается. Стайлз приоткрыл рот — и вот тебе, Лидия, зеленый свет. Она накрыла его губы своими и вторглась своим языком в его рот. Стайлз растерялся. Лидия потащила его к постели.       Следующее, что он помнил, это как она растягивала его рубашку, удачно разместившись сверху, не прерывая поцелуя. Руки беспомощно покоились на ее талии. Ему не хотелось прекращать это, но надо — Лидия не в себе. Горько это признавать, конечно, но еще больнее отталкивать ее от себя.       — Лидия, — сказал он, прервав поцелуй.       — Ты непослушное бревно, Стайлз, — прошептала она, расплываясь в улыбке, наблюдая за его эмоциями. Он нахмурил брови.       — Слезь с меня.       — Заставь меня, — продолжала улыбаться она, а потом сняла с себя футболку, под которой ничего не оказалось. Стайлз уставился на нее. — Ну же.       Лидия наклонилась, проводя сосками по его обнаженному торсу, и остановилась у его сосков, глубоко вздохнув. Мягкая плоть коснулась его, и Стайлз вдохнул, ощущая тяжесть внизу живота. По телу пробежали мурашки — сознание затягивает одурманивающая дымка. Его лицо было в нескольких сантиметров от ее, и он бросал взгляд то на ее губы, то на глаза. Глаза Лидии опять сверкнули той безумной искрой, и она вобрала его нижнюю губу. Он почувствовал новый прилив решительности и укусил ее, отчего она приглушенно вскрикнула, уселась на нем и почувствовала его эрекцию, сквозь джинсы напиравшую в ее зад.       — Чего ты ждешь, Стилински? — Она игриво пошевелила бедрами. — Ты готов.       И тогда Стилински почувствовал злость.       — Да к черту все, — злобно прошипел он и перевернул ее, с силой схватив за запястья, устроившись сверху.       Лидия то ли от удивления, то ли от внезапной боли снова вскрикнула, уставившись в его медовые глаза. В них не было той прежней доброты. В данный момент ее место принадлежало желанию.       Одна его рука последовала вниз, чтобы снять эту несчастную юбочку, а вторая спустилась по руке, прошлась по горлу, и остановилась на груди, сжав ее. Его правая рука умудрилась одновременно снять его штаны, приспустить их и юбку, а потом ее девичьи руки спустились, чтобы снять его боксеры.       Стайлз очнулся.       — Э-э, погоди, — протараторил он, сглатывая. — У нас же кончились.       — Что-о? — раздраженно протянула она, сняв с него белье.       — У нас кончились, — повторил он, и Лидия поняла, что он говорит о презервативах, и остановилась.       Она промолчала. Посмотрела в его глаза и промолчала. Стайлз шумно дышал, едва хмуря брови, не отрывая от нее своего взгляда, и после долгой паузы кивнул.       — Ладно.       Он поцеловал и одновременно вошел в нее, отчего Лидия простонала ему в рот, обхватив его лицо руками, а затем, прервав поцелуй, закинула голову, и Стайлз тут же воспользовался этим, припал к ее бледной коже на шее. Мартин в очередной раз ахнула и запустила руку в его каштановые волосы, прижимая Стилински ближе к себе, чувствуя жданное наслаждение, а Стайлз, тяжело дыша, медленно высовывался и обратно возвращался с такой силой, что ей лишь оставалось ловить ртом воздух и громко стонать-восклицать.       Он стал спускаться ниже к его излюбленной правой груди, проводя по ней языком. Один резкий толчок и он специально остановился, чтобы хоть как-то устранить то недоразумение с ее превосходством в постели и укусил ее. Укусил ту правую грудь, вонзаясь зубами в нежную кожу, и Лидия снова вскрикнула, прогнувшись, а после часто задышала: тугая пружина растянулась, угрожая разорваться в любой момент. Стайлз не сдержал глухой стон: он чувствует то же самое.       Его дыхание было возбужденным, капли пота покрывали разгоряченное тело, он прикусил губу и зажмурился до красочных, разнообразных узоров перед глазами. Лидия схватила его за плечи.       — Ста-айлз, Господи Иисусе, — наигранно рыдая, простонала девушка, окольцевав его ногами, прижимаясь к нему. Она хотела, чтобы он двигался, поэтому сама заерзала, но он слишком сильно вжимал ее в матрас. — Пожа-алуйста!       Стайлз поднял на нее глаза. Слеза потекла по ее щеке, и он вытер ее, начав двигаться, и Лидия облегченно застонала, давая волю чувственной реакции. Стайлз резко толкнулся и вздрогнул, изливаясь в нее, поддерживая ее стон своим. Он снова вздрогнул от удовольствия и его оглушило — он не слышал ничего, кроме собственного стона.       Лидия растерянно пялилась в потолок. Стайлз лег рядом и тоже потупился, пытаясь выровнять дыхание. Никто не произнес ни слова. Мартин почувствовала, как еще одна теплая слеза скатилась вниз, и закрыла глаза, а потом тихо произнесла, повернув к нему голову:       — Я люблю тебя.       Стайлз повернулся к ней и поцеловал, уже по своему обычаю положив руку ей на щеку. Он повторил шепотом те же заветные три слова, и она почувствовала, как камень упал с души, а потом легла ему на грудь, ощущая, как его рука нежно поглаживает ее спину.       Он горел желанием извиниться, но она может неправильно понять, над чем именно он извиняется.       Стайлз проснулся от телефонного звонка, а Лидия продолжала спать. Он поморщился и вскочил с кровати, чтобы найти источник звука, мысленно продумывая план мести для человека, который звонит, потому что Лидия — не дай бог — может проснуться.       Телефон оказался в тетрадке по основам теории литературы (интересно, что от там делал?), и на экране высветилось имя.       — Эллисон? — шепотом спросил Стайлз, а потом посмотрел вниз и вспомнил, что не одет. — Что случилось?       — Мы поехали в больницу, а тут перегородили дорогу, потому что в одном здании пожар. В общем, Кира убежала и вошла в это здание.       Он вслушивался в ее речь, глазами ища свою одежду.       — Как это убежала? Что? — спрашивал он тем же шепотом, подбирая свою клетчатую рубашку.       — Взяла и убежала, — почти плача, ответила она. — Почему ты говоришь шепотом?       — Лидия спит, — коротко ответил он, одеваясь.       — Сейчас половина восьмого. Она никогда так рано не ложится.       — Так сложились обстоятельства.       Стайлзу пришла горькая мысль, что точно также он скажет и своим родителям. О боже, родители! Что с ними будет? А родители Лидии? Он же знаком только с ее мамой (это был короткий разговор, когда Лидия принимала душ) и все, что он о ней думает это: «Милая женщина с приятным голосом».       — Где ты? — непринужденно спросил он, мечтая забыть о теме родителей, напяливая джинсы.       Эллисон назвала адрес и попросила взять большой черный зонтик, который всегда висит на крючке в прихожей. Начинается ливень.       Он тихо открыл входную дверь, а потом остановился, как вкопанный.       — Черт, — тихо ругнулся Стайлз, а потом закрыл дверь и побежал на кухню.       Он схватил синюю ручку и написал на листке объяснительную записку для Лидии, а то потом начнутся допросы, обидчивые выдохи и неловкие паузы. Когда он дописал, то оставил записку на столе и ушел.       Луна угрюмо смотрела, как капли дождя нещадно хлестают себя о привычную для Нью-Йорка дорогу. Стайлз решил поехать на джипе, а то мало ли что.       Дворники работали без задержек; иногда включались поворотники; парень думал, что в такой дождь пожар потушится сам собой, но потом небо содрогнулось от вспышки молнии, и прошелся раскат удручающего грома. Была середина февраля. Обычно после таких дождей в городе стоит удушающая парилка, и приходит весна (как раз к первым числам марта). В Центральном парке распускаются тюльпаны, которые так любит срывать Агнес, и солнце продолжает радовать своими ваннами. Но сейчас жуткий и тоскливый дождь, за которым тянется сплошная завеса туч и тумана.       Он свернул направо и увидел перед собой такую картину: у здания в сорок добрых этажей горят четыре первых этажа, вокруг стоят полицейские и пожарные машины, а слева, подальше от этого всего, стоит Эллисон под зонтиком и разговаривает с каким-то полицейским. Стайлз припарковался рядом с ними, и когда выходил, поймал ее взгляд.       — Привет, — сказал он ей, когда подошел, а потом посмотрел на полицейского. — Джордан, — поздоровался Стайлз, и мужчина кивнул.       — Вы знакомы? — спросила Эллисон.       — Я раньше работал с его отцом, — объяснил Джордан. — Кстати, как он?       — Стал меньше пить, — ухмыльнулся Стайлз, а потом резко сделал лицо очень серьезным. — Что здесь произошло?       — Поджог, — коротко ответил он.       — Там... — начал Стайлз.       — Я знаю, что там ваша подруга. И мне не нравится твое выражение лица, потому что оно просит впустить вас обоих в горящие квартиры, — перебил Джордан.       — Но... — Стайлз улыбнулся.       — Но пойдемте, я выдам вам пожарные комбинезоны.       Эллисон открыто недоумевала и тащилась следом за ними, отдирая заусенцы на пальцах. Стайлз что-то говорил, а потом, когда они переоделись, Джордан вручил ему ломик.       Выражение на лицах пожарных нужно было видеть. Кажется, это был шок. Эллисон не хотелось идти туда, но то, что там находится Кира, не давало ей спокойно стоять на одном месте. Они натянули противогазы и вошли в обугленный, уже потушенный первый этаж, обходя пустые, обгоревшие квартиры. Стайлз остановился около большой винтовой лестницы на второй этаж здания, которая обвивала шахту лифта. Лифт, естественно, не работает.       — Это может быть опасно, — приглушенно предупредила Элли, встав наравне с ним.       — Киры здесь нет, значит она на этажах выше, — объяснил Стайлз.       — Киру, может быть, она и выдержала, но тебя — нет.       Стайлз почему-то представил, что Эллисон сейчас кусает губу из-за этой нетактичной фразочки.       — Ну, спасибо, — сказал он и постучал по лестнице ботинком. — Она каменная. — Он посмотрел на Эллисон. — Гений.       А сейчас она закатила глаза. Стайлз осторожно поднялся на второй этаж и сжал ломик. Впереди запертая дверь. Арджент вздрогнула от внезапного звука трескающегося дерева и побыстрее поднялась к нему. Он распотрошил дверь на щепки и полез в полумрак через дыру, которую только что сделал.       — Ну, сюда она точно не могла попасть, — сказала Эллисон.       — Что вообще произошло? — спросил Стайлз, осматривая все вокруг.       — Я уже рассказывала. Мы поехали в больницу, потом остановились, увидели пожар, Кира выпрыгнула из машины и пошла к зданию.       — А потом? — он посмотрел на нее.       — А потом я побежала за ней, а она убежала туда, откуда мы пришли.       Стайлз хмыкнул. Он хотел сказать про абсурдность поступков Киры и происходящего, но промолчал.       Дождь бил в сумасшедшем такте по подоконнику и полу; окон уже не было; Эллисон обвела повсюду толстым лучом фонарика и прокричала имя подруги. Из-за противогаза крик был очень сдавленным, но у Киры вроде бы есть ее сверхъестественный слух, поэтому она понадеялась, что та услышит ее.       Что-то массивное упало где-то в соседней квартире, и Стайлз резко обернулся.       — Это может быть балка, — произнесла свои мысли вслух Эллисон.       — Вот и проверим, — глухо произнес он через противогаз и поспешил туда, откуда шел звук.       Она освещала ему путь и поглядывала на его спину. Откуда весь этот героизм? Почему он такой... спокойный? Как будто сто раз подобное вытворял. Эллисон же с содроганием сердца ступала на каждый сантиметр этого вроде бы респектабельного жилого строения, мечтая не упасть в обморок от того, что творится этажами выше. Где же эта Кира? Чтоб ее черт побрал!       Стайлз вошел в другую квартиру — дверь оказалась открытой. Видимо, хозяева ушли, не закрыв ее. Ну а зачем, собственно? Себя надо спасать. Он шагнул вперед по коридору, и за поворотом оказалась гостиная заваленная балками разных размеров.       Молния сверкнула несколько раз, и через долгих десять секунд прошел вопиющий грохот.       — Офигенная погодка, — сухо прокомментировала Элли.       Стайлз молчал. Смотрел на балки и молчал, а потом повернулся к ней и сказал:       — У нее же был с собой телефон?       — Да.       — Мы такие идиоты, — сказал он и стал расстегивать желтый комбинезон.       — Ты что делаешь?       Стайлз расстегнул его и полез внутрь. Эллисон просто смотрела, не понимая, что происходит. Через мгновение он достал телефон и разблокировал его.       — Ловит, — сказал он про сеть, а затем стал снимать противогаз.       — Э-эй! — вскрикнула Элли.       — Да ладно тебе, — он все-таки снял его, — от одной минуты ничего не случится.       Он отдал ей ломик и набрал номер Киры.       — Гудки идут, — тихо сказал он, оглядываясь по сторонам.       — Стайлз, — позвала Эллисон и направилась обратно в подъезд.       Он пошел за ней, но остановился у двери. Эллисон же вбежала в квартиру напротив, открыла дверь, видимо, в ванную, и уставилась в освещаемое ею место. «Кира, чтоб тебя!» — услышал Стайлз и выдохнул.       — Идите наружу. Я сейчас, — сказал он и ушел обратно вглубь квартиры.       — Что? — Эллисон уставилась на уходящего Стайлза, а потом взяла себя в руки. — Пошли! Чего сидишь тут?!       Стайлз аккуратно подошел к балкам и сел рядом с одной. Он провел по ней той рукой, которая была еще в перчатках комбинезона, и что-то жидкое прилипло к резине, и она начала шипеть. В нос ударила отвратительная смесь серной кислоты и угарного газа. Он закашлял, снимая перчатку и зажимая нос другой рукой, — пальцы жгло от расплавленной резины. Несколько секунд он так сидел и через полминуты решился рассмотреть вещество. Он включил фонарик, задержав дыхание, и посвятил на балку. Из-за окружающей темноты свет больно порезал глаза, а потом боль ушла куда-то в середину головы. Стайлз поморщился. Наклонившись, увидел вещество шоколадного цвета. Но хоть и было оно такого цвета, но запах был совсем не шоколадный. Он посмотрел вдаль, что-то вспоминая, а потом зашевелил губами, считая в уме. Отвратительный ком встал в горле, и он закашлял, вспоминая, что сидит здесь дольше, чем планировал. Бросив перчатку, он направился к выходу из квартиры, и только сейчас заметил, в каком состоянии она находится: она почти не сгорела. Темные отметены были на полу у окон, у дверей, у книжного шкафа, который был у окна, и у дырки в полу, внутри которой валяются четыре или пять балок; все остальное же сохранило свой аккуратный вид. Прямо напротив гостиной находилась большая спальня полностью красного цвета; в ее центре, точно алтарь, высилась кровать с массивными колонками из дерева красноватого оттенка; два высоких окна, на которых уже нет стекла, а шторы сгорели, освещали пустую, уже нежилую комнату; а под кроватью лежал ковер с длинным ворсом, и тоже красный. Стены обтянуты красно-белыми обоями с какими-то цветами. На фоне этих глубоких темных тонов, все выглядело еще более удручающе и безжизненным, будто огонь высосал всю радость, и заполнил эту пустоту пугающе-кровавым, могильным одиночеством. Стайлз снова зажал нос и побежал к каменной лестнице. Он слабо помнил, как вышел из этой мертвой квартиры — видимо, успел надышаться газом, — поэтому когда выбежал на улицу, свободно и глубоко вздохнул, откидывая голову, облегченно закрывая глаза.       — Стайлз! — окликнула Эллисон, и он поспешил найти ее.       Элли стояла рядом с Кирой, которую уже успели укутать в ярко-оранжевый плед, и обнимала ее. Он сделал несколько уверенных шагов, а потом его смутило: в горле будто что-то сжалось, а кислород ушел, оставляя лишь чувство удушья. Все разом расфокусировалось. Он заметил, как к нему побежала Эллисон и Джордан, и так медленно, будто в замедленной съемке, а потом он почувствовал сырой асфальт, об который он тут же больно ударился головой. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

***

ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ       Дерек посмотрел на него тем неизъяснимо-трепетным взглядом и толкнулся бедрами вперед; он продолжал держать его за икры, когда проникал в него снова и снова. Стюарт же уютно устроился на том столе, который стоит по середине гостиной лофта, и то и дело поскуливал, напрягая мышцы, ощущая в себе Дерека, и закидывал голову, расставив руки так, чтобы смог сидеть. Дерек ткнулся в его лоб своим и прикрыл глаза, набирая темп. От этого Стюарт начал немного съезжать по столу, и схватился левой рукой за его шею, тяжело дыша в чужие губы. Искоса он видел, как напрягаются мышцы Хейла, как быстро пульсирует вена на его шее, как переливаются тени по его телу, делая его более рельефным и желанным; когда Дерек сделал очередной резкий толчок и обжигающе припал к его губам, Стюарт почувствовал острую боль в области простаты и громко замычал. Дерек изогнулся, чуть выходя, схватил двумя руками за шею, углубляя поцелуй и повалил его на стол. Стюарт обхватил его своими ногами, но одна из них неуклюже соскользнула, и Дерек прогнулся, чтобы войти глубже. Поцелуй получился рваным: альфа постоянно царапал его молочную, гладковыбритую кожу своей щетиной, постанывая, а когда заставил его ударится головой об стол, прикусил губу. Стюарт думал, что сейчас кончит под ним, но потом увидел ярко-красные глаза напротив своих и вздрогнул.       — Дер? — обеспокоено позвал он. — Ты в порядке?       Ответа, естественно, не последовало; последовала пульсирующая боль — Дерек вонзил в его шею свои когти. Видимо, тот просто изнывал от наслаждения, и поэтому кончил, а Стюарт, почувствовав горячую сперму, излился, пачкая свой живот и живот Хейла, но самого удовлетворения не почувствовал. Его заглушила та боль, и теперь ему кажется, что из раны пошла кровь. Дерек встряхнул головой — его алые глаза исчезли.       — Прости, — прошептал он, а Стюарт приложил руку к ране. — Пойдем в душ. — А затем Хейл замер. — У тебя телефон вибрирует в куртке. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

***

ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ       У Стайлза перед глазами рдело багряное сияние, перечеркнутое широкими черными полосами; в ушах стоял какой-то непрерывный шум ветра и воды, который с легкостью заглушал окружающие его звуки. Напротив больничной койки, у самой прозрачной стены, которая разделяла больничное крыло от палаты, в креслице сидела его мама, положив голову на руку и задремав. Сколько он был в отключке?       На него напялили аппарат подачи кислорода, и от каждого выдоха запотевали его пластмассовые стенки. Что-то царапало гортань, и ему очень захотелось откашляться, но если он закашляет — она проснется и начнется веселая карусель нравоучений. Он напряженно сглотнул. Дверь открылась, и он закрыл глаза; по шагам он понял, что это папа.       — Клаудия, родная, — сказал Джон Стилински. Кажется, он положил ей руку на плечо.       — А? — проснулась она. — Он еще не очнулся?       Стайлз постарался смотреть прямо перед собой.       — Нет, — грустно ответил папа.       Видимо, Джордан сообщил ему, что он был на месте пожара и… грохнулся в обморок.       — О боже, — устало протянула она в ответ. — Это так ужасно. Почему он не очнется, Джон? У меня уже сердце болит. Он ведь совсем ребенок.       От этих слов он вспомнил, что произошло пару часов — часов? — назад между ним и Лидией. Мда, ребенок. Он услышал, как на приборах пищание, то есть уведомление о его пульсе, ускорилось, поэтому решил успокоится и дышать спокойнее.       — Что сказал врач? — спросила мама.       — Отравление... — все так же грустно отвечал он. — Отравление угарным газом.       «Прекрасно. Поздравляю, Стилински», — сказал себе он и захотел ударить себя, а потом подумал, что так захочет сделать Лидия.       Кстати, где она?       Дверь открылась.       — Мистер и миссис Стилински, — позвал женский голос. — Выйдете, пожалуйста, из палаты.       Зачем это?       По звукам он понимал, что родители покорно направились вон из палаты. Видимо, они думали, что ему нужен покой, поэтому поспешили удалиться. Дверь тихо закрылась. Он уже хотел открыть глаза, но тут его левую руку накрыла чужая рука, далее этот кто-то лег ему на грудь и шмыгнул носом.       — Привет, — сказал этот кто-то. Лидия. — Ты ведь очнешься?       В нем сейчас боролись два чувства: покорность, вроде той, с которой вышли его родители из палаты, и любопытство. Обычно в таких ситуациях человек говорит такие вещи, которые не скажет в обычный день. И ему, естественно, интересно, что скажет Лидия.       — Не смей вот только впадать в кому. Хотя, я уверена, что не впадешь. И зачем ты ушел? Лежали бы сейчас и спали, но нет же, ушел! Я очень злюсь.       Она замолчала, но потом продолжила:       — Ненавижу. Ненавижу себя за то, что сейчас злюсь на любовь всей моей жизни.       Он еле сдерживался, чтобы не сжать ее руку в ответ, и удивлялся, как до сих пор не открыл эти хреновы глаза.       Лидия поднялась, продолжая сжимать его руку. Он чувствовал, как она смотрит на него. Но тут горло опять ужасно запершило, — этого он больше не выдержит. Глаза невольно дернулись — это она точно видела, — и он открыл их, поднимаясь в сидячие положение, начиная громко и болезненно кашлять. Выражение на лице Лидии быстро сменилось с крайней обеспокоенности, которую он постоянно видел в маме, на испуг, когда он решил снять кислородную маску, и она живо дернулась, возвращая ее на место.       — Нет, нет, нет! — воскликнула она. — Лежи! — И второй рукой надавила на плечо, укладывая его обратно.       Стайлз плюхнулся в подушку и застонал от боли — голова раскалывается.       Еще десять минут, и туман забытья окончательно рассеялся. Около его кровати стоял папа и быстро записывал в своем блокноте то, что Стайлз рассказывал о пожаре. Он свидетель.       — И ты уверен, что не помнишь какое вещество было на балках?       Стайлз одарил отца невыразительным взглядом.       — Уверен, — вяло ответил он. — Помню только, что оно отвратительно пахло.       — Это может быть что угодно, — возразила сидевшая рядом Лидия.       — Или вообще ничего, — пробурчал капитан.       — Джон! — строго воскликнула Клаудия (она сидела в том же кресле, но теперь жалюзи палаты были закрыты), нахмурила брови, и Стайлз поморщился от новой порции головной боли: в него будто гвозди забивают.       Ему было совершенно лень шевелить конечностями; каждое движение отдавало ноющей болью в мышцах, а вопросы отца все не прекращались, приходилось отвечать, кивать, мимикой выражать то, что он, вообще-то, еще живой. От этой страшной слабости клонило в сон.       Голос отца вытащил его из мира собственных ощущений и заставил переключиться.       — И напоследок... — Он продолжал смотреть в блокнот. — Вы предохраняетесь?       — Боже, Джо... — начала мама.       — Что за вопрос,— перебила Лидия. — И кажется, Стайлз устал, наверное, спать хочет, — уверенно заявила она, расползаясь в нервной улыбке. — Мне кажется, что на сегодня хватит.       Бесподобная суперспособность Лидии в том, что она быстро и бесповоротно убеждает людей в чем-то, что они лишь рты открывают от вроде таких очевидных вещей и соглашаются с каждым ее словом. Стайлз подметил, что сам не раз клевал на ее подобную удочку. Ну вообще-то, тогда это было объяснимо. Она такая умная...       Лидия захлопнула дверь палаты под номером двести семнадцать и устало ударила об нее головой. Прошлась по палате и села в кресло, выдохнув.       — Как неудобно, — пробормотала она.       Стайлз чуть улыбнулся.       — Я даже растерялся.       — Глупо вышло...       — Они по-любому уже все поняли.       — Все... — повторила Лидия в задумчивости.       — Да брось. Переживут.       — Брось? Но это же твои родители, Стайлз... Они относятся слишком серьезно к таким вещам.       Он наклонил голову в раздумье.       — Просто я столько уже неловких ситуаций с ними пережил... И все они в конечном итоге просто забываются. Не беспокойся. Серьезно.       — А ведь... — вдруг начала она, но увела взгляд и не закончила.       — Что?       — Ничего.       — Ты на меня злишься? — спросил он внезапно.       — Что?       — Из-за сегодняшнего, — уточнил Стайлз.       Лидия поежилась.       — Вы нашли Киру, — сказала она.       — Я не об этом.       — Ну, я... — она немного помолчала. — Я против незащищенного секса, — выдавила она, не поднимая голову.       Стайлз поморгал.       — А раньше сказать не могла? — спросил он, Лидия подняла голову и посмотрела на него.       — И почему же ты тогда не отшил меня? — спросила она уже другим тоном. — Почему сделал это? Почему просто не не бросил меня с этим дурацким перевозбуждением и не продолжил готовиться?       — Так, стоп. Что?       Лидия чего-то вдруг усмехнулась, и Стайлз нахмурился.       — А потом ты ушел, — сказала она, скрещивая руки на груди. — Даже записки не оставил! А я...       — Я оставил записку, — неукоснительно-холодно перебил он.       — Возможно и оставил, но я так быстро собиралась, что никакую записку не заметила. А знаешь почему я так быстро собиралась? Потому что ты, идиот, попал в больницу.       Стайлз закатил глаза.       — Господи... — продолжила она. — Ладно. Ну просто... Почему ты постоянно куда-то лезешь? Именно лезешь. А обо мне ты думаешь? Ты знаешь, что я чувствую? Думаешь, это так приятно, когда твой парень лежит в больнице с отравлением? Давай я тебе глаза на мир открою: это чертовски больно. А что было бы, если бы ты пробыл в том здании чуть дольше? Ты знаешь симптомы? Вот я, например, знаю. И там красуется кома. Ком-м-ма, Стайлз, понимаешь? А если бы ты в кому впал?!       Стайлз молча прищурился.       — Сейчас все хорошо, конечно, но... — она прикрыла глаза, в нежелании делать из этого ссору. — Ты полез в горящее здание, но вот знаешь, какая вероятность у девушки залететь? Я знаю. Да все девушки знают. Потому что живут этим. Таблетки — полная хрень. А я, знаешь ли, учусь. И не собираюсь… Не собираюсь заводить детей! — вынесла все-таки Лидия, перед этим поломавшись, а сказав, разозлилась еще больше от мысли, что теперь действительно все может измениться. Даже противно стало. — Злюсь ли я? Очень злюсь! А что будет дальше? Да я с ума сойду!       — О, вау. Браво, — сказал Стайлз резко. — Я, знаешь ли, тоже скоро с ума сойду. А все потому, что ты диктатор. Да-а, диктатор, Лидия. И это до жути раздражает. Иногда я тебя понимаю, но сегодня! О-о! Кто сегодня блистал возбуждением? Кто заста-авил меня все это делать? Реально заставил! Ты и только ты, Лидия. Моя прекрасная Лидия! Спасибо тебе за то, что слушаешь меня! Спасибо за то, что пренебрегаешь всеми моими словами! Это так приятно! Совсем не обременяет!       Лидия продолжала смотреть на него. Стайлз расслабил лицо, а затем покрылся печалью: он понял всю удрученность своих слов, попытался сказать что-то еще, но лишь беспомощно раскрыл рот. Лидия встала.       — Ясно, — сказала она наконец. Взяла свою сумку. — Тогда... не буду больше утруждать тебя, — выдавила Мартин и вышла из палаты.       — Малыш, — ласково позвал ее Стайлз, а затем услышал, как захлопнулась дверь. Он безнадежно закрыл глаза и откинулся на подушку.       Лидия вышла. В конце коридора, на диванах, сидели Эллисон и Кира — их не пустили, потому что они не его родственники (хотя ее саму пустили лишь из-за милой и повелительной просьбы капитана), и подруги дожидались ее здесь. Лидия остановилась, когда услышала, что звонит ее телефон. На глаза попался знак, на котором зачеркнут мобильник, и она поспешила в туалет.       На экране высветилось «мама». Лидия встала у ряда раковин и ответила.       — Алло?       — Привет, солнышко, — мягко поприветствовала она ее. — Как ты?       — Хорошо... — тихо сказала Лидия. — Делаю успехи по социологии, психологии и философии…       — Вот и умничка. А как там Стайлз?       — Отравился, — коротко ответила она и поджала губы.       — Ох, бедняжка. Ну, ты не расстраивайся, все болячки рано иди поздно пройдут. Кстати о болячках…       Ее мама сделала паузу, и Лидия забеспокоилась. Неужели она узнала о ее проблемах?       — Видимо, в твоей медицинской карте до сих пор написал мой электронный адрес и телефон, поэтому мне недавно пришло письмо от некой доктор Смит. Я могу зачитать. Оно очень интересное.       Сердце забилось чаще.       — Ты прочла?       — Конечно. И у меня есть пара вопросов.       Лидия не дышала и молчала. Она предполагала самое худшее.       — Я прочту, — наконец сказала ее мама после долгой тишины. — «Уважаемая мисс Мартин! Хочу осведомить Вас, что анализы, которые Вы сдали на той неделе показали доброе количество клеток; они увеличились в десять раз и продолжают увеличиваться с течением времени, что необыкновенно и, честно говоря, невозможно. Это вводит меня в заблуждение: такого еще не случалось. Могу сказать точно — вы выздоровели и довольно быстро, что производит большой фурор в области медицины и дает моему простому и незаурядному мозгу врача минутку, чтобы впасть в недоумение. Я хотела бы заявить об этом случае Гильдии Врачей (конечно же, с Вашего позволения)! И попросить Вас стать объектом для обсуждения общественности. Естественно, я считаю, что Вы уникальны. Поэтому с нетерпением жду вашего ответа. Ваш доктор, Эмилия Смит».       Лидия раскрыла рот и прикрыла его ладонью. Слова, которые она сейчас услышала, оголтело будоражили в ней все, переворачивая старое существование, открывая новую главу. Она не смогла ничего сказать, хоть многие мысли и появлялись в голове, но все продолжала стоять у тех самых раковин в женском туалете больницы, прижимая телефон к уху, прикрывая часть лица другой рукой, отчетливо понимая, что оторопела.       — Милая? Что это значит? Ты тут? — обеспокоено спрашивала Натали, и Лидия закивала, а потом спохватилась, ведь мама ее не видит.       — Кто этот доктор? С тобой все хорошо? Почему ты ничего не говорила? Как ты себя чувствуешь?       — Прекрасно, мам, — протараторила Лидия, очнувшись. — Я тебе все позже объясню, ладно? А сейчас мне нужно идти.       — Лидия!       — Мам, я серьезно, это очень срочно! Мне пора. Люблю тебя.       Она сбросила, услышав, как мать начинает новую речь, конец которой она теперь точно не услышит.       Лидия быстро кинула телефон в сумку и посмотрела в зеркало: не причесанные волосы, заспанное лицо, влажные глаза и съехавшее платье. Она достала губную помаду, поправила прическу и одежду, долго всмотрелась в отражение, а потом все-таки нашла в себе силы и пошла. Кофе можно было бы купить. И все обдумать.       Когда она шла мимо лифта, высматривая в сумочке кошелек, то столкнулась с кем-то и почувствовала чьи-то руки у себя на предплечьях.       — Воу! — сказал совсем родной мужской голос.       Она подняла голову. Перед ней стоял Стюарт, придерживая ее, отходя чуть дальше.       — Явился, — укоризненно сказала она на одном выдохе.       — Ну, привет, — сказал он, стараясь не обращать внимания на ее подозрительную раздражительность. — Мне позвонил папа еще три часа назад, и я приехал как только смог.       Лидия чуть отошла. Три часа назад… Значит опять у Дерека «бомжевал».       — Он в двести семнадцатой, — монотонно произнесла она. — Мне пора.       — Куда ты?       — Кофе хочу.       Она повернулась и пошла к лестнице, а потом резко остановилась и повернулась к нему лицом.       — Какая это больница?       Стюарт недоумевающе сдвинул брови к переносице.       — Э-э... Святого Патрика... — нерешительно ответил он.       На ее лице вспыхнула новая эмоция, будто она узнала есть ли жизнь после смерти.       — Мне нужно... — она прожестикулировала свободной рукой, а потом отмахнулись. — Мне нужно!       И убежала вверх по лестнице. Стюарт продолжал стоять на том месте, пялясь ей в след с тем же недоумением, а потом поправил очки и пошел к нужной палате.       Лидия открыла дверь на одном из этажей и вбежала в малолюдный коридор отделения, в котором уже бывала раньше. У кабинета доктор Смит оказалась очередь. Это были две женщины лет сорока, одна беременная блондинка и три девушки (на вид ее ровесницы) с усталыми взглядами. Она встала около окна, слева от двери, и присела на подоконник, нетерпеливо постукивая каблуками по полу.       Дверь открылась. Выглянула доктор Смит и осмотрела пациенток, а когда очередь дошла до нее, то открыла рот.       — Мисс Мартин! — весело произнесла она. — Проходите!       — Нет, здесь же очередь, — снисходительно-тихо ответила Лидия и посмотрела на беременную. — Некоторым этот визит нужен больше, чем мне.       Эмилия Смит посмотрела на беременную блондиночку и цокнула.       — У Сьюзен потрясающая беременность! — она вновь посмотрела на Лидию. — Входите же!       И Лидии пришлось отклеиться от подоконника и войти в ее кабинет. Интересно, она помнит всех своих пациенток по именам?       Доктор Смит села на свое место и принялась искать ее карточку в стеллаже у стола. Лидия дошла до желтенького стульчика и села напротив.       — Ну что ж! — она вытащила ее карту и раскрыла где-то на середине. — Ваши дела превосходны!       Ага, превосходны.       — Правда?       — Да-а, — протянула она, вчитываясь в последние анализы. — Я вам говорила, как это для вас хорошо, и что это значит для медицины?       — Писали, — коротко ответила Лидия, кивнув и вдруг подумав о том, что ей нужно рассказать о сегодняшнем.       — А что, если... — начала она, — если я и мой... молодой человек… занимались... незащищенным сексом?       Лидия посмотрела на доктора так, будто она провинившийся ребенок. Смит подняла голову и посмотрела на нее, а потом сказала бодро:       — Тогда пройдем в смотровую.       Лидия стеснительно разглядывала комнату, облицованную бежевой плиткой, когда оказалась в ней одна и в больничной рубашке наедине со смотровым столом, накрытым белым одеялом.       Дверь шумно открылась и вошла доктор Смит, одновременно напяливая перчатки.       — Ложитесь, — сказала она, и Лидия покорно залезла под одеяло, чувствуя, как щеки наливаются заревом.       — Как давно это случилось?       Лидия виновато уставилась в потолок, подсчитывая часы.       — Где-то в семь часов вечера.       — Сегодня?       — Да, — совсем смущенно выдавила Лидия, чувствуя себя последней шлюхой, хоть таковой и не является.       — Хм, — хмыкнула доктор и вскинула брови, когда села рядом с ней за стол, включая ультразвуковой аппарат, пододвигая его ближе, чтобы было видно и ей, и Лидии. — Надо бы подождать семьдесят два часа.       — Семьдесят два часа?       — Сперматозоиды живут в теле женщины семьдесят два часа, — пояснила доктор Смит. — Согните ноги в коленях и широко раздвиньте их.       Лидия сделала, о чем ее просили. И залилась густым румянцем. Как же неловко...       — Это трансвагинальный ультразвук, — объяснила Смит. Ну, спасибо. Теперь Лидия еще больше смутилась.       Эмилия взяла длинный зонд, натянула на его конец презерватив и смазала его прозрачным гелем.       — Расслабьтесь, — сказала она с профессиональной улыбкой и начала медленно вводить зонд.       Как, блин, тут расслабишься!       На экране появилось что-то серое и бесформенное, и Лидия попыталась отвлечься от ощущения того, что в нее ввели какой-то длинный, чтоб его, зонд, и сосредоточилась на созерцании картинки на экране.       И через минуту поняла, что ни черта не видит и не понимает. А доктор все продолжала двигать зондом. Лидия чуть не заскулила. Как же стыдно!       — Ничего, — наконец сказала она.       — Ничего?       — Пока ничего, что можно было обнаружить именно сейчас. Нужно будет подождать хотя бы недели три-четыре, чтобы точно определить беременны ли вы или нет. Но сейчас — нет, — сказала доктор. — Сейчас февраль… Значит зайдете ко мне в середине марта.       Лидия молчала.       С минуту думала, а потом вспомнила все эти дипломы на стене в кабинете доктор Смит и решила ей довериться. Придет на очередной ультразвук раз уж надо.       Эмилия сняла перчатки, кинула их в мусорку и, сказав, что можно одеваться, вышла.       А Лидия все сидела в этом кресле и тупо пялилась в никуда. Вроде бы и легче стало, но капли тяжести все еще подавали голос, не давая думать здраво. Потом Лидия решила, что все хорошо. Это даже немного подняло настроение. Немного. Хоть что-то хорошее.       Она облегченно выдохнула.       Но через пару минут снова покрылась удручающим огорчением.       — Если вы все же так сильно хотите детей, — начала доктор Смит, заметив ее унылый взгляд, когда Лидия снова села на тот желтый стул, — то я могу дать вам несколько советов.       Лидия нахмурила брови. Эмилия уверена, что она не беременна?       — Воздержитесь от алкоголя и сигарет хотя бы на месяц…       — Я не пью и не курю, — пасмурно вставила Лидия.       — Прекрасно. То же относится к вашему молодому человеку.       — И он тоже, — продолжала Лидия.       — Замечательно, — снова прокомментировала она. — Ешьте здоровую пишу, больше гуляйте, ведите правильный образ жизни, пейте больше воды, принимайте витамины.       — Витамины? — спросила она, подумав, что штучки Верховной Банши лучше всяких витаминов.       — Да. Я пропишу нужные.       Не нужно уже.       Да и никогда не нужно было. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

***

ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ       Стюарт вошел без стука. Стайлз лежал с закрытыми глазами, обхватив голову руками, а заслышав звук открывшейся двери, болезненно простонал.       — Герой нашего времени! — воодушевленно возвысил Стюарт, закрывая за собой дверь, и подошел к креслу, поставил его рядом с кроватью и уселся, держа в руке бутылку с апельсиновым соком, которую купил в автомате на первом этаже.       «Приперся», — произнес про себя Стайлз, медленно поворачивая голову в сторону Стюарта.       — Что, отдыхаешь от мира бренного? — с насмешкой произносит тот и положил руки на подлокотники, уставившись на брата.       У Стайлза глаза красные, а лицо отекшее; выглядит подавленно, будто только что услышал смертный приговор; в его правую руку поставили капельницу — по ней медленно течет жидкость слегка розового цвета; так же к этой руке присоединена еще одна трубочка: она на пальце и записывает пульс, отчего он отображается на экране. Пульс, кстати говоря, у него частый. Сто девять ударов в минуту при норме семьдесят-восемьдесят. Стюи покосился на его руку и поймал его измученный взгляд.       — А тебе не надоело шутить? — риторически спрашивает Стайлз, потихоньку переходя в сидячее положение.       Интересно, а почему именно сок? Почему не выпивка? Строит из себя пай-мальчика перед родителями, или же в нем проснулось что-то, что до сих пор не могли зафиксировать ученые в современном, вульгаризированном мозге человека?       — Что ты такой грозный? — спросил Стюарт, отпивая сок.       — Какой хороший вопрос, — пробубнил Стайлз и выдержал на нем свой взгляд.       — Да у тебя тут жизнь шоколадная: к тебе ходят медсестрички в коротеньких халатиках, круглые сутки только ты и «Дрочун ТВ», а про прогулы лекций я вообще молчу, — усмехнулся он, — а еще тебе вкалывают морфий.       — А я тебе сейчас очки сломаю, — выдавил Стайлз. У этого идиота хорошо получается играть на его нервах.       — Опять? — возмутился Стюарт и автоматически поправил их. — А сейчас за что? За мой энтузиазм, мистер раздражительность?       Стайлз закатил глаза, а потом опустил их, наблюдая, как пузырьки воздуха уходят вверх по трубке капельницы. Удручающее зрелище при его пониженном настроении и тяге к жизни.       — Окей. Че с тобой? Все нормально? — резко по-доброму даже для себя спросил Стюи, слегка сжав пластмассовую бутылку. — Я видел Лидию. Она убежала за кофе, и она была слегка... озадаченной… Все нормально? — повторил он, всматриваясь в его понуро опущенное лицо.       — Она убежала, — повторил Стайлз, не поднимая голову.       — Да, за кофе, — повторил вновь Стюи.       — Она ушла, — грустно перефразировал он.       — За кофе, — продолжал твердить очкастый, но Стайлз поднял голову.       — Вообще, — коротко одернул он.       Выражение на его лице застыло; рука Стюарта временно зависла в воздухе; сначала он сидел потупив непонимающий взгляд на больном брате, а потом нахмурил брови и строго сказал: «Не понял». Стайлз молча прикусил губу, перевел взгляд на зависшую руку с бутылкой сока и взял ее, начиная неторопливо отпивать. Стюи никак не комментировал это, хоть и не знал, можно ли Стайлзу есть и пить что-то отходящее от рациона пациента больницы; сейчас он попросту пялился на него, часто моргая, а потом прямо спросил:       — То есть она бросила тебя здесь больного?       — Ну, может ей просто наплевать, — Стайлз закрутил крышку на горлышке бутылки.       — Не-е, — растянул Стюи. — Ей точно не плевать на тебя. Да никому на тебя не наплевать. Она не могла так просто уйти. Я бы на ее месте не бросил своего парня в больнице.       — Своего парня? — отсек Стайлз, прищурив воспаленные глаза.       — На месте Лидии, — увел он задумчивый взгляд влево, сжимая руку в слабый кулак. — Но до меня все не доходит, — вдруг опять начал Стюарт. — Она и вправду ушла?       Стайлз одарил его новым, усталым взглядом убитого человека. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

***

ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

I'm a beautiful Powerful Fashionable Animal But I'm miserable without your love Miserable without your love Miserable without your love*

      А минуты идут, сыпятся бесконечным песком, перетекают во что-то большее, а затем в часы, сутки, недели. Мучительные недели. В которые она попытается утопить все свои печали, но те уже научились плавать; держаться, напоминают о себе, скобля сердце — а точнее то, что от него осталось — омерзительно острым осколком. Ей завязало глаза и утянуло в глубины, кто-то заткнул ей рот, злорадно хихикая над любой попыткой вырваться, и она, устав от того, что попытки исправить ничего не приносят, перестала сопротивляться. Сдалась. Опустила руки. И что теперь? Теперь они она лежала в своем трансцендентном одиночестве на кровати в своей комнате, зажав пальцем страницу учебника, с совершенным чувством подавленности, вообще не собираясь приступать к прочтению одной из статей по политологии из сборника, который ей порекомендовал мистер Ричардс: коротенький, полный мужчина с гладковыбритым лицом и круглыми очками, с двумя красными дипломами, и по совместительству профессор в Колумбийском университете, ее преподаватель. Но она не хотела читать это. Со всем уважением, мистер Ричардс, но душевные терзания убивают ее.       Поэтому она пялилась в открытое окно пустым и отдаленным взглядом, изредка моргая, из-за чего снова бежали горячие слезы. Это происходило само собой. Как и мучительно-сильная головная боль и мокрая подушка.       Она принимала обезболивающее. Не возвращалась к статье, ожидая, тот прекрасный момент, когда мозг перестанет плавиться, и, возможно, что душа перестанет болеть, но никакие таблетки не смогут заполнить ту пустоту, которая появилась, будто гравитационная катастрофа в открытом космосе. Миг — ее пространство сжалось, как какая-нибудь звезда за пятьсот световых лет от планеты Земля, и вот наступил момент, когда сила тяготения на ее поверхности стала так велика, что для ее преодоления надо было бы развить скорость, превосходящую скорость света, но таких скоростей распространения физических взаимодействий в природе не существует, и поэтому черная дыра, как гигантская воронка, втягивает в себя все, ничего не выпуская наружу. Ничего не выпуская наружу... Эта сила черной дыры поселилась в ней. Поселилась и живет — медленно пожирает ее.       Она похудела. Все это случившееся произвело на нее настолько сильное впечатление, что вот до чего она дожила.       «Диктатор», — снова всплыло у нее в голове. Боже...       И нужно ведь было начать все это...       Лидия проснулась оттого, что ее затормошили.       — Лидия, — тихо произнесла Юкимура. Мартин сонно промычала в ответ. — Я оставила тебе кое-что на столе. Только ты, пожалуйста, не оставляй это не затронутым.       Скорее всего, это еда. Например, оладушки Эллисон.       Кира встала и ушла, при этом закрыв дверь. (Кстати сказать, что Лидии теперь становится ужасно стыдно, если дверь в ее комнату открыта.) Она открыла глаза. Уже утро. И сегодня воскресение. Медленно приподнялась на локтях, подошла к письменному столу, на котором стоял поднос с тарелкой оладьев (ну, вообще никакой экзотики, Элли), чашка кофе и синее письмо с узором флага Соединенных Штатов. Интересно.       Лидия взяла письмо и рассмотрела его повнимательнее, присаживаясь на стул.       «Здание Федерального окружного суда и Полицейский Департамент города Нью-Йорка».       Она нервно сглотнула и напряглась всем телом. Неужели… Неужели ее вызывают в суд?.. Сколько времени прошло? Декабрь, январь, февраль и половина марта. Почти четыре месяца. Четыре месяца! И сейчас только суд?       Лидии пришла мысль, что письмо лежит уже давно и она попросту пропустила слушание. Это значит, что ее голос свидетеля просто потеряли. Она быстро распечатала конверт. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ       Уважаемая мисс Мартин!       Призываем Вас свидетельствовать на слушании по делу мистера Майкла Булмана, обвиняемого в убийстве тридцати четырехлетней Линнетт Одли и восьмилетнего Райана Одли, которое состоится в Здании Федерального окружного суда Нью-Йорка восемнадцатого марта в 14:30.       Убедительная просьба не выезжать из страны в течении месяца до и после слушания.       В здание суда запрещено брать колото-режущие предметы, животных, еду и напитки.       С Вами свяжется капитан полиции при внезапном переносе слушания. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ       Она тут же подбежала к прикроватной тумбочке, взяла телефон и посмотрела на дату и время: восемнадцатое марта, пятнадцать минут двенадцатого.       В этот миг телефон вроде должен был заблокироваться, но на нем высветилось «папа Стайлза», а рядом две кнопки — зеленая и красная, — и по ее спине пробежала отвратительная волна дрожи. Что ему надо? Неужели родители Стайлза узнали, что между ними произошло? Хотя вряд ли Стайлз расскажет о таком, он как никак вырос из этого. Он вообще ничего им не скажет. Для их же благополучия.       А Лидия все сидела и пялилась в экран телефона. Боялась брать трубку. Что он ей скажет? Обвинит в бестолковости и абсурдной безрассудности? Расскажет ей о ее безалаберности, вспыльчивости и несдержанности? Или же укажет на такие пороки, которые держит ее душенька, как алчность, распутство и гнев? Что ж… Она все об этом знает и не нуждается в повторных напоминаниях.       Ей пришла мысль, что если она не ответит, то потом захочет — захочет ведь! — перезвонить. А терпение у капитана Стилински не железное, поэтому он скоро отключится.       Лидия приняла вызов.       — Мистер Стилински?       — Здравствуй, Лидия, — буднично поздоровался тот.       — Что-то хотели? — непринужденно спросила она и взмолилась про себя.       — Да, хотел. — Он сделал паузу, и Лидия услышала шуршание бумаг. — Сегодня будут судить того человека, который убил ту милую женщину и ее сына. Ты… нашла их. И я буду очень признателен, если ты придешь и будешь свидетелем.       — Конечно!       — Это же дело в итоге на меня повесили, — пояснил он. — За то, что я раскрыл его мне дали должность капитана, а если ты придешь и расскажешь, что там случилось, то этого ублюдка точно посадят, а меня уже не скинут с этой должности.       — Да-да, — улыбаясь, сказала она. — Конечно, я приду.       — Ну вот и хорошо, — заторжествовал он. — Ты сможешь подъехать к полицейскому участку, в котором я работаю, к 13:30?       — Разумеется, могу.       — Прекрасно. Ну, до встречи.       — До свидания.       Она отключилась и легла на кровать. Пялясь в потолок, подумала, что все как нельзя хорошо. В суде-то она ответит. Там надо просто все рассказать.       Лидия даже засмеялась, но потом закрывает себе рот, чтобы не привлечь лишнего внимания.       Замечательный человек.       Господи, храни Джона Стилински.       Такой приятный разговор с мистером Стилински немного приободрил ее. Она-таки умяла все оладья, оделась не официально, но весьма прилично, вышла из дома и стала ловить такси. Машина привезла ее за пять минут до положенной встречи, а через две вышел сам капитан Стилински (видимо, увидел ее в окно), и они вместе поехали в здание суда.       Она никогда не видела это здание прежде. Колонны соотносили его с Колумбийским университетом: эти старинные сооружения строились из одного камня, в одном цвете и стиле. Но внутри все было иначе. Если в университете выдержан стиль чего-то аристократичного и величественного, то здесь же все осовремененное, повсюду стоят офицеры полиции, при входе металлоискатель, а в центре стоит большой фонтан в минималистическом стиле. Слышны стуки женских каблуков, мелькают короткие черные юбки; кто-то говорит по телефону, а кто-то разговаривает с адвокатом. Все это неопределенно смешивается в голове одновременно с тем, что это совершенно незнакомое ей место. Справа и слева от фонтана находятся две массивные белые лестницы, поддерживающие жесты архитекторов к искусству, ведущие на второй этаж к аудиториям. Только Лидия начала рассматривать проходящих людей, как к ним подошла одна молоденькая особа (судебный работник, конечно же) и спросила их имена. Мистер Стилински ответил ей, и девушка сообщила номер аудитории, в которой проходит заседание, уточнила время и рассказала про то, где им лучше сесть. Прямо-таки прислужница у богини правосудия. Если бы только не ее духи. Наверняка они стоят баксов шестьсот, их рекламирует какая-нибудь голливудская звезда, но пахнут они отвратительно. Возможно, кому-то такое и нравится, но у этой Элис (так, оказалось, ее зовут) явно был вкус, и вот теперь Лидии не понятно, почему она ими пользуется.       Она раздумывала об этом, плавно переключилась на созерцание мечущихся людей на первом этаже, когда поднялась на второй этаж и дошла до нужной аудитории, а мистер Стилински тут же начал новый разговор:       — Я буду сидеть в зале суда, а тебе придется постоять, подождать, пока тебя не вызовут свидетельствовать.       — Хорошо, — кротко и послушно ответила Лидия. И села ждать.       Прошло минут тридцать; все это время она сидела, уткнувшись в телефон на мягком кожаном диване бордового цвета; пальцы уже начали нервно постукивать по сенсорному экрану, а ладони потеть. К ней подошла Элис и попросила пройти в зал суда.       Раньше она не участвовала в судебных разбирательствах и уж тем более не была свидетелем убийства, но из фильмов и сериалов знала, что ей придется поклясться на старой и синей (не обязательно синей, но в ее воображении эта книга всегда была синей в знак чистоты, искренности и правосудия) на синей книге в том, что она будет говорить правду и только правду.       Слева от нее сидела судья: немолодая женщина, в парике, в синей — ага! — мантии, исследуя адвокатов своими проницательными серыми глазами; а перед ней сидели те самые адвокаты (тоже женщины), и одна из них вчитывалась в дело; за защитой сидели родственники погибших, а по бокам суд присяжных из двенадцати человек.       Женщина-адвокат, брюнетка, с коротко стриженными волосами, сидевшая правее, встала и начала зачитывать отчет офицера полиции с двадцать первого участка о том, как все происходило в ту ночь — надо заметить, что в отчете все указано как-то поверхностно, — а затем спросила так ли все. Лидия подтвердила.       — Расскажите все с самого начала, мисс Мартин, — попросила женщина с короткой стрижкой. — Почему вы там оказались? Что вы делали на пристани во время убийства?       «Не ври», — спокойно напоминала себе она.       — Из-за тяжелого дня я решила отдохнуть и поездить на машине, — начала Лидия, замечая то, как глупо это все, наверное, выглядело тогда и сейчас. И ей стало стыдно. — Моя машина потерпела неисправность и... я врезалась в дерево у пристани, поэтому и решила пойти на нее. Чтобы... отдохнуть и собраться с мыслями.       — По какой причине вы вышли из дома в ту ночь?       Она поджала пальчики на ногах.       — По причине ссоры, — кратко объяснила она.       — Что вы делали во время убийства? — снова спросила адвокат.       — Я не видела самого убийства. Я была слишком далеко, чтобы заметить что-то в ту туманную и снежную ночь, — пояснила Лидия. — Я увидела легкое движение краем глаза. Мне показалось, что на секунду я увидела молодого человека с ножом, поэтому подошла, чтобы уверить себя, что ничего подобного там нет, но нашла два окровавленных трупа в снегу.       В сущности она лишь приукрасила отчет полиции.       — Вам показалось, что вы видели молодого человека с ножом или же вы его видели?       Чертова буквоедка.       — Показалось, — ответила рыжая, а после прикусила язык, чтобы удержать язвительный комментарий в голове.       — То есть вы не можете доказать, что видели моего подзащитного в ту ночь?       Она бросила короткий взгляд на человека в черном костюме рядом с ней. Мерзавец.       — Нет.       Если бы эта тетка сейчас иезуитски улыбнулась, то Лидия бы точно захотела дать ей пощечину. Но та спокойно держалась, будто ничего и не происходит.       — Хорошо, — непринужденно ответила тетка-адвокат и взяла в руки другой лист. — Знакомы ли вы с человеком по имени Стайлз Стилински?       Интересно, при чем тут он.       — Да.       — В ночь с восьмого по девятое декабря прошлого года вы были доставлены в полицейский участок на Уолл-стрит через час после того, как были найдены тела, и допрошены офицером Мэттом Дэвисом. Так ли это?       — Так.       — Сразу после допроса мистер Стилински отвез вас домой, — сказала тетка, а Лидия не поняла вопрос это или нет.       И кивнула:       — Да, отвез. — Лучше подтвердить, чем попросту молчать в тряпочку.       — В рапорте указано, что мистер Стилински отметил себя, как вашего жениха. — Она выдерживает паузу, а затем поднимает голову и смотрит на нее в упор.       Бульдозер прошел по грядочке, которую она выравнивала весь гребаный месяц, и расхреначил все к чертям, а потом прилетели семена, и вот уже появились первые сорняки. Опять. Черт! Что-что он сделал? Что он сделал?! Повторите-ка!       Лидия стояла, уставившись на адвоката, что аж в горле пересохло.       — Кольца у вас я не вижу. Значит, сейчас он не ваш жених. А состояли ли вы в таковых взаимоотношениях вообще?       Вмешалась судья. Сказала, что это не относится к делу, но тут Лидия ответила:       — Нет.       Она мысленно дошла до кладбища, выбрала себе место и начала выкапывать себе могилу.       Что ж за херня такая?!       Все посмотрели на нее в полном молчании. А Лидия вот смотрела тетке-адвокату глаза в глаза.       Чтоб ей сквозь землю провалиться!       — Тогда зачем мистер Стилински указал подобный вид отношений?       Ох, да ей самой интересно это узнать!       Ее взгляд ускользнул, и она наткнулась на озадаченного капитана Стилински.       — Понятия не имею, — пришибленно ответила Лидия и увела взгляд, прикусив губу.       Она мысленно закопала себя в выбранную ею могилу.       — У меня все, ваша Честь, — спокойно сказала тетка и села.       Потом ее допрашивала женщина помоложе. И нужно отметить, что разговаривала она с ней более учтиво и свободно, чем предыдущая. Лидия не знала, сколько прошло времени, но к концу заседания она ощущала жуткую усталость. И когда капитан Стилински вез ее обратно в полицейской машине, то они молчали, изредка слушая, как переговариваются между собой офицеры полиции по рации.       Лидия посмотрела в окно, а потом поняла, что ее привезли к полицейскому участку.       — Пойдем, — сказал мистер Стилински.       По ее коже прошла нервная дрожь. Ну, неужели они будут разговаривать о том, что недавно узнали? Только не это! Не нужен ей второй бульдозер на ее грядку!       — Выпьем, — добавил он и вылез из машины.       Фух!       Лидия молча следила за тем, как мистер Стилински разливает Хеннесси по двум снифтерам**. Они были в его кабинете. Он за своим столом, а Лидия прямо напротив него на мягком стуле. Она стала осматривать кабинет. Бывала она здесь ни один раз, но каждый был каким-то быстротечным: заскочат на минутку со Стайлзом, тот расскажет про новые догадки по поводу рождественских убийств, а мистер Стилински скажет: «Черт возьми, Стайлз, хорош думать об этой ерунде!», и они поедут домой. Все, что она помнила об этом кабинете — это то, как стоит стол по отношению к окну, пару стеллажей и стены светло-бежевого цвета. Сейчас же она заметила бессчетное количество папок, рапортов, парочку кактусов и книг, из которых торчало по три-четыре закладки.       Лидия перевела взгляд на снифтеры и как-то очень живо отреагировала, дотронувшись рукой до бутылки.       — Вам уже хватит, — сказала она, и мистер Стилински перестал наливать себе.       — Точно, — примирительно проговорил он и стал закрывать бутылку.       Она лишь поджала губы в тонкую линию и чуть кивнула, следя за тем, как капитан убирает бутылку.       — Не принимай это так близко к сердцу, — начинал он, взяв коньячный бокал и откинувшись на спинку стула. — Не думаю, что суд присяжных примет тот факт, что ты «вроде бы видела» убийцу в ту ночь. Ты точно видела. Я знаю это.       Лидия снова кивнула, взяла бокал и начала отпивать маленькими глотками.       — Спасибо.       — За что? — Джон Стилински вскинул брови.       — За то, что верите.       — Ой, да брось! Все тебе верят! Просто этим чертовым адвокатам нужно проверить каждую вылазку, каждый шаг и действие.       — Конечно, — ответила она, потупив взгляд.       — Не зацикливайся так, а то пропустишь что-нибудь хорошее.       Лидия подняла глаза, капитан сделал кивок в сторону ее бокала, и она допила все залпом.       На нее давило что-то смешанное с тревогой, страхом и стыдом. Жар хлынул к груди, оставляя неожиданную печаль. Разъедающую печаль. Она плескалась, смывая остатки той уверенности, уничтожая мысли о том, что ее поход в суд ничтожное обстоятельство, которое она с легкостью переживет. Да ни хрена подобного. Теперь ее еще больше тянет лечь тюленем где-нибудь в ванной, расслабиться и, возможно, порыдать. После этого легче, но затем волнение, беспокойство и смятение снова застучит по нервам, напоминая о тошнотворной реальности.       «Охотники ищут тебя! Они ищут всех! Вот, как будет весело, когда эти добродетели доберутся до тебя!»       Кстати о нервах… Лидия вдруг заметила, что напиток довольно тонизирующе влияет на них. Она бы не отказалась от еще одного бокала, но смущение и неловкость перед его отцом снова запели свои серенады.       Внезапно и так раскованно она вытянула ноги, чуть не касаясь ими капитана. Тут же сзади нее открылась дверь.       — Капитан, Блейк нашел тот рапорт, — экспромтом выдал мужской голос. Когда Лидия оборачивается, то увидела высокого и молодого офицера с коротко стриженными волосами.       — Какой еще рапорт? — спросил Джон Стилински раскрепощенным голосом.       — Который вы просили найти еще сегодня утром, — смущенно выдал он и мимолетом зыркнул на Лидию.       Он не говорит, что это за рапорт только из-за ее присутствия?       — Я, наверное, пойду, — сказала она, повернувшись к капитану, и наткнулась на часы на стене, на которых уже полвосьмого было. — Мне еще в университет завтра.       — Хорошо, — кивнув, ответил тот.       Они попрощались; молодой офицер зашел к нему в кабинет и закрыл за собой дверь, а Лидия свернула налево и прошла мимо трудящихся работяг за очередными докладами и рапортами, потом свернула направо, когда дошла до поворота, и прошлась по пустому коридору. Дошла до еще одного поворота, заметила двух подтянутых офицеров, которые пили кофе у автомата и разговаривали, иногда заливаясь смехом. Ей, в отличии от них, было не смешно. Вообще. Для нее жизнь — тяжелое месиво из всех сверхъестественных приключений, что она и ее друзья переживают день ото дня. А эти радуются… Нда. Этим парням нужно знать, что творится в городе, который они поклялись защищать перед законом. Вот тогда бы она посмотрела на их смеющиеся рожи. Так же пристально и неотрывно, как сейчас смотрит в пол полицейского участка.       Она повернула, не обращая внимания на людей, не обращая внимания на целый полк полицейских, который беседовал об очередном деле, и зашла за очередной угол участка, как вдруг в ее поле зрения появились чьи-то ноги и она даже не успела среагировать, как наступила на них.       — Ой, простите, — вырвалось у нее. Она подняла голову и замерла. Перед ней стоял он.       Вообще-то, вероятность того, что она может встретить его здесь, в месте, где работает его папа, очень даже велика. Но она не думала, что это произойдет вот так!       — Черт, — ругается Стилински и лезет в карман джинс, немного попятившись назад.       А Лидия остолбенело пялится на него, трусливо поджав пальцы ног.       Он вытаскивает очки и надевает их.       — Лидия! Ну сколько можно врезаться в меня? — возмутился он.       Она сразу же расслабилась, сильно выдохнув.       — Стюарт, — проговорила она, успокаивая себя.       — Да, Стюарт, а ты что подумала? — саркастично подтвердил тот и после долгой паузы улыбнулся. — Ла-адно, — протянул он. — Пойдем, у меня есть, что показать тебе.       — Мне?       — Тебе, — ответил Стюарт, взял ее под руку и повел туда, откуда она пришла.       — И что у тебя есть? — спросила она, когда они зашли в какой-то кабинет. Выглядел он почти так же, как кабинет капитана Стилински, но победнее.       Стюарт подошел и сел за стол, жестом в ответ приглашая ее сесть рядом.       Лидия села, еще чувствуя растерянность, а он залез в компьютер, в документы, что-то выискивая.       — А что ты здесь делаешь? — спросила она.       — Ой, я тебя умоляю. Ты знаешь, сколько придурков могут понасосать троянов на эту далекую от дарвинизма технику?       Лидия поджала губы.       — Нет.       — Вот и не знай, — пробубнил он. — А ты что здесь забыла?       — Приехала сюда... после суда, — тихо ответила она.       Он кинул на нее осмотрительный взгляд и открыл какой-то файл с печатью департамента полиции.       — Вот, — указал он на портрет девушки в правом верхнем углу, и Лидия пододвинулась ближе к компьютеру.       — Паула Уильямс... — вдумчиво прочла она.       — Во-первых, эту леди вытащили избитую из горящего здания. — (Мартин перевела на него взволнованный взгляд.) — Ага, избитую. А во-вторых, ее попросили не выезжать из страны в течении трех месяцев, так как она стала свидетелем поджога, но она оказалась не очень-то большой фанаткой закона, поэтому решила свалить, из-за чего ее недавно арестовали в аэропорту Нью-Йорка.       — Это, конечно, все очень интересно, но что тут интересного для меня?       — А вот, — он промотал рапорт на третью страницу и начал зачитывать: — «И потом, когда я очнулась, я увидела перед собой мужчину средних лет. У него были черные усы и борода, а одет в черные джинсы, кожаную куртку и дорогую обувь. Он начал разговаривать со мной, я точно помню французский акцент, а затем выпытывать местонахождение «Верховной Банши» и угрожать ножами, приставляя их к моему горлу». — Стюарт остановился и посмотрел на Лидию — та сидела, объятая шоком.       Она снова перевела на него свой взгляд, и теперь он был испуганным.       — Не-ет, — заблеяла Лидия.       — Да-а, — протянул Стюарт. — Тебя ищут.       — Когда это случилось? — оробело спросила она.       — Нападение на Паулу?       — Да.       — Сейчас. — Он повернулся к компьютеру, поправив очки, и начал медленно листать рапорт к первой странице. — О, вот, это было… это произошло... семнадцатого февраля…       Теперь и Стюарт помрачнел. В этот день Стайлз отравился угарным газом.       Лидия посмотрела на него. Как она могла подумать, что это Стайлз? Ну да, был без очков, но ведь одежда! У Стюарта какая-то мания к деловитым рубашкам. Сейчас, например, на нем полосатая рубашка, под ней виднеется белая футболка, и бейдж, на котором красным по белому написано «VISITOR».       Он свернул окно рапорта, открыл какую-то программу и на экране высветился длиннющий список. Список из различных имен, упорядоченных в алфавитном порядке. И Стюарт забил в поисковике «Паула Уильямс».       На экран появилось несколько девушек с таким именем и фамилией, и через некоторое время они нашли нужную им Паулу.       Им открылись ее паспортные данные, штрафы, оплата за коммунальные услуги, информация о перелетах, частных собственностях и прочей фигне, которую Стюарт просто проигнорировал: он начал забивать в поисковике что-то другое.       Казалось бы, что они очень похожи. Настолько, что иногда путаешь их голоса. Но Лидия превозмогла свое смущение и положила голову ему на плечо.       — Тебя это не бесит? — спросил он после долгой паузы, продолжая набирать.       — Что?       — Ваше молчание.       — А тебе нравится, когда Дерек в тебя стреляет? — недовольно фыркнула она, и его рука зависла над клавиатурой.       В десятку, Мартин.       — Так было нужно, — презрительно сказал он и грубо нажал на букву «т».       Она вскинула брови и отстранилась от него.       — Нужно?       — Представь себе.       — Зачем?! — строго спросила она, нахмурившись.       — Потому что мы заранее договорились об этом. — Он посмотрел на нее. — Мы обговорили это. Каждый из нас троих знал, что Дерек может выстрелить в любого. А все потому, что так было нужно. Нужно для тебя.       Теперь она смотрела на него немного виновато и тронуто. Понятно теперь, почему все были такими нахмуренными и недовольными. Но Стюарт! Сейчас он сидит и ни капельки не обижен! А ведь он как-никак спит с Дереком.       — Так ты… — озадаченно начала она. — Ты на него не злишься?       — Сначала очень даже злился. А сейчас нет.       — И что же ты с ним сделал? — спросила она, и Стюарт расплылся в неприлично пошлой улыбке.       Он повернулся обратно к компьютеру и нажимает на клавишу «enter». Лидия перевела взгляд на экран и увидела, что он набрал «судебные аресты» на странице Паулы, и как тут же появился новый и короткий список. В нем сказано лишь об одном аресте.       — Она что, до сих пор здесь? — удивилась Лидия.       — Ага, — вдумчиво ответил он.       — Тогда я с ней поговорю!       — Что? — удивился Стюи.       — Охотники ищут меня, балбес! — Лидия вскочила и прошлась по маленькому кабинету. — А эта девушка знает, кто это был! Я должна узнать о нападавшем! А вдруг он меня найдет?!       Стюарт нахмурился, повернулся к ней, закрыв досье Паулы, оставляя открытой главную страницу департамента полиции с фотографией зеленого Центрального парка.       — Ты хочешь с ней поговорить… — повторил он, прищурившись.       — Именно! — Лидия встала напротив него, нервно потирая ладони.       — Я могу узнать, где она, но…       — Вот и прекрасно! Никаких «но», давай ищи! — перебила она и неуверенно улыбнулась.       Стюарт посмотрел перед собой, устало выдохнул, но потом встал и повел ее по коридорам полицейского участка.       Они останавливаются у свободного стола какого-то сержанта, который сейчас отошел, и Стюарт, оглядевшись вокруг, сел за него и начал что-то искать в нем.       — Следи за тем, чтобы меня не спалили, — сказал он, и Лидия возмущенно открыла рот, но ничего не сказала, решившись все-таки встать на шухер.       Через несколько минут он обнаружил, что Паула Уильямс находится на допросе, и восхитился тем, как Лидия вовремя пришла. В другой раз они так легко бы не смогли к ней пробраться.       У очередного кабинета, Стюарт открыл дверь, и она заметила Дерека. Дерек! И он чинит компьютер! Ну, надо же! Лидии точно надо будет добавить это в книгу «То, о чем молчит Дерек Хейл».       — А почему ты раньше не сказал, что он здесь? — спросила она, поражено опустив уголки губ.       Стюарт подавил смешок и кивком позвал Дерека идти за ними.       Когда он нагнал их, то поздоровался с ней, а она лишь смущенно улыбнулась, следуя за Стюартом. Тот через некоторое время привел их к комнате допроса и наблюдения. В такой же комнате она когда-то была в полицейском участке на Уолл-стрит, и когда она заметила эту схожесть, то по спине прошел табун неприятных мурашек.       — Это абсурд самый настоящий, — сказал Стюарт на одном выдохе. — И это малость незаконно. Поэтому Дерек будет стоять у двери, — он указал на него пальцем, — и следить, чтоб какой-нибудь офицерушка не нагрянул, и нас троих не обвинили в…       — А допрос уже закончился? — вдруг спросил Лидия.       — Пока мы сюда шли… Уже должен был. — Стюарт поглядел на часы на своей руке.       — А какого хрена мы вообще здесь делаем? — спросил Дерек.       — Оу… Мы решили поговорить с девушкой, которая…       — Паула Уильямс, — просто объяснил ему Стюарт.       — А-а, — протянул Дерек, и Лидия поняла, что он про нее уже все знает, а глазами искала грозного Дерека. Где он? Опять скрылся? Что за непостоянство такое! Или он такой добрый из-за Стюарта?       — Это реальный абсурд, — еще раз сказал Стюарт, но на этот раз выделил ударением каждое слово. — Это твоя самая тупая идея.       Лидия закатила глаза.       — Может быть, уже пойдем к ней? — раздраженно попросила она, поторапливая.       Стюарт молча кивнул, выдерживая на ней свой взгляд, отчего она посмотрела в сторону, когда мысли снова завели свою шарманку о его близнеце. Черт! Ну почему она так часто о нем сегодня думает!       Когда Стюи ушел в комнату для наблюдения за допросом, а Дерек остался сторожить снаружи (как пес, честное слово), Лидия зашла к Пауле, и та испуганно вскинула голову.       Мартин выставила руки перед собой, показывая тем самым, что она безобидна.       — Привет, я… эм… Лидия. Меня зовут Лидия, — осторожно представилась она.       Брюнетка наняла осматривать ее и вскоре перестала дрожать.       — Паула, — трусливо ответила она.       — Хорошо, Паула, — сказала Лидия и медленно села на стул напротив нее.       — Вы… судебный инспектор? — спросила она.       — Нет, нет, я просто… — Лидия попыталась собраться с мыслями. — Я просто пришла спросить тебя кое о чем.       — Ладно, — тихо согласилась она, сглатывая и обхватывая себя двумя руками.       Уильямс сидела за металлическим столом, откинувшись на спинку стула и вглядываясь в пустоту перед собой. Лидия увидела тот испуг, который засел в ней из-за нападения. А произошло это из-за нее! Почему? Почему охотник напал на нее?       — Паула, — ласково позвала ее Лидия, — знаешь ли ты почему на тебя напали?       — Знаю.       — И почему же?       — Потому что… ему нужна была… Верховная Банши…       — Ты зна…       — Я не знаю, кто она! — резко и испуганно крикнула Паула, перебивая ее. — Честное слово, я понятия не имею, кто она такая!       — Ясно, — смиренно произнесла Мартин.       — Я лишь знаю, что предыдущая мертва, — уже тише продолжила она.       — Что? — Лидия удивленно посмотрела ее, вскинув брови. — Как это? Откуда ты?..       — Каждая банши в городе знает, что она мертва.       Лидия продолжала неотрывно пялиться на Паулу, и та чуть кивала, вглядываясь в ее глаза, приподнимая свои тонкие брови.       Откуда, мать вашу, она это знает?!       — Ты ведь понимаешь, что…       — Я не сумасшедшая! — вознесла брюнетка, и Лидия услышала свою же песню.       — Ладно, хорошо, — согласилась она. — В тебя что-нибудь вкалывали?       Паула оживленно закивала.       — Понятно, — примирительно проговорила Лидия, откидываясь на спинку стула, скрещивая руки на груди.       Ну, так и знала. Чувствовала. Не может же человек так просто растрепать подобное!       — Он приставил к моему горлу нож, постоянно спрашивая где она, — начала вдруг Уильямс, всматриваясь в скрещенные руки Лидии. — Я сказала ему, что даже понятия не имею, о чем он говорит, но на самом деле врала… Я врала ему. А он продолжал ходить вокруг меня, бить меня; я была связана, и он вылил на меня целое ведро ледяной воды, а потом… он просто… — Ее лицо перекосилось из-за нахлынувших воспоминаний о боли, а на глазах появились слезы.       — Не продолжай.       — А затем он сделал это! — Паула резко задернула кофточку, и Лидия увидела ожог.       Ох, если бы это был обычный ожог… Но нет же. Этот знак Лидия знает уже давно, и она так же знает, кто его оставляет. Охотники. Круг перечеркнутый одной косой линией и тремя параллельными. Знак, который оставляли на жертвах перед Рождеством, знак, который теперь стал ожогом на нежной и белой коже девушки по имени Паула Уильямс.       Лидия закрыла глаза — Паула тихо заплакала.       — Почему я? — спросила она, закрыв лицо руками.       Ох, Паула. Зря ты спросила это у человека, по вине которого тебя избили. Теперь Лидия сдерживалась, чтоб самой не заплакать. Это ее вина.       Ее заколотило. Как же ее заколотило! Земля начала уходить из-под ног.       Сколько еще людей пострадает из-за нее?       — Извини, — тихо пробубнила Лидия себе под нос и вышла из комнаты допросов, оставляя плачущую девушку наедине с самой собой.       Когда она вышла, Дерек сразу обернулся к ней, вышел из соседней комнаты Стюарт, и Лидия сбежала в женский туалет.       Надломленная она отшатнулась к стене и, обессиленно прислонившись к ней, тяжело сползла на пол. Ее бил озноб и тремор, перед глазами все чернело, появилось ощущение удушья, из-за чего она беспокойно и глубоко задышала, а в левую половину грудной клетки долбилась режущая боль.       — Лидия, — тихо позвал ее кто-то.       Мартин открыла глаза — из-за слез она видела нечетко, но все-таки смогла разобрать чей-то силуэт. Этот голос она знает. И силуэт тоже. Он накрывал ее щеку своей ладонью, и Лидия поспешила положить свою вторую на его и спросила:       — Откуда ты…       — Тс-с-с-с… — перебил он ее, наклонился ближе и мягко поцеловал в лоб. А она не понимала реально ли это.       Как только Лидия вышла из состояния забвения, то осознала, что до сих пор сидит на холодном кафельном полу в женском туалете полицейского участка, и начала потихоньку вставать, опершись на белую раковину. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ       Домой она приехала в двадцать минут десятого, а в квартире никого. Когда она заходила к Стюи за своей сумкой, то тот перебросился с ней парой слов и сказал, что если эта Паула не перестанет быть такой общительной, то ее обязательно засунут в психиатричку на какой-нибудь этаж для особо одаренных, привел красочный пример по ее лечению и компанию, с которой она будет находится несколько лет, за что и получил от Лидии колкую благодарность и наполненный злобой взгляд.       В голове тысяча мыслей, и каждую нужно расставить по своим полкам.       Она разделась и пошла к себе в комнату, одновременно раздумывая: «Я живу в городе, в котором трупы людей находят в торговых центрах, оборотни спокойно разгуливают по улицам, детей убивают вместе с матерями, а еще есть заброшенные дома с призраками, банши или черт знает чем. Моя подруга — какое-то сверхъестественное существо. Да тут можно совершать обряды, через которые попадешь в прекрасный цветочный сад, а там перед тобой человека убьют и раздавят как таракана, маленьких и беззащитных девочек будут домогаться, а невиновных изобьют, выпытывая мое местоположение. Что за… Бред какой-то. Но факт есть факт: это из-за меня избили Паулу».       Лидия ничком повалилась на кровать, зажмурившись, и лежала так несколько минут, а после резко вскинулась и глазами заискала ноутбук.       Она исследовала стол вдоль и поперек, а его все нет и нет. Когда она стала попросту раскидывать тетради по культурологии, психологии, экономике, эстетике, политологии и Мировой истории искусств, выплескивая накопившийся гнев, негодование и обиду, прихватывая пару учебников и книг из библиотеки Батлера, то из какой-то тетрадки — она даже понять не успела из какой — выпала записка. Записка Стайлза. Именно та, которую он оставил в тот день.       «Мне позвонила Эллисон и попросила помочь кое с чем. Надеюсь, мы управимся быстро и моя помощь не понадобится. Но если ты проснешься раньше, чем я приду, то не скучай. Люблю тебя. Стайлз», — прочла она и губы поджала.       Рука сама скомкала записку и бросила в мусорное ведро под письменным столом. Она старалась дышать глубже, вновь унять приступ уныния, но потом ей начало казаться, что теперь она гораздо разъяреннее, чем до этого.       И решила найти документы.       Паспорт лежал в третьем ящике стола рядом со страховкой. Ей пора бы приучиться носить их с собой, — мало ли что. И когда она сидела на полу у открытого ящика, взгляд ускользнул на прикроватную тумбочку, — на ней под книгами оказался ноутбук.       Мартин устало выдохнула. Встала, вытащила его и села на кровати по-турецки, ожидая, когда он включится, ввела пароль, а когда на экране появился рабочий стол с цветущей сакурой, зашла в Гугл и ввела «American airlines».       Она знала, что билет от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка стоит шестьсот шестьдесят долларов, знала сколько лететь туда и обратно, поэтому и забронировала билет домой на следующий четверг. Лидия забегала глазами по монитору ноутбука, окончательно обдумывая свое решение, как услышала звуки из коридора. Скорее всего это Элли вернулась с очередного свидания. И быстро закрыла ноутбук, чтобы не лезли с глупыми вопросами (она сейчас не в лучшем настроении, чтобы на них отвечать), посмотрела в сторону двери, как к ней в комнату влетела Кира, даже не раздевшись.       — Лидия! — обеспокоено позвала ее та, запыхавшись. — Хорошо, что ты сидишь!       Лидия свела брови. Юкимура уже привыкла к таким немым ответам, поэтому сглотнула и продолжила:       — Мистер Ричардс! — Теперь Лидия слушала. Это стало заметно, когда она расслабила лицо, в ожидании плохой новости. — Он просто все кишки из нас выпотрошит, если мы завтра не сдадим статью! — закончила азиатка и проследила за тем, как ее подруга устало выдохнула и равнодушно увела взгляд.       — Что опять? — спросила Кира и села в кресло, все еще пытаясь отдышаться.       — Ничего. Просто я только что пришла из полицейского участка, а перед этим из суда, в котором меня пытались обвинить в недостоверности собственных показаний, а ты мне про какую-то статью говоришь. — Все это время она смотрела Кире в глаза.       — Что за бред, — сказала Кира. — Ты же все видела в ту ночь.       Лидия пождала губы, молча сказав: «А они так не думают», и увела взгляд обратно на окно. Там тихий беспечный мартовский вечер подарил безветренную погоду, малую облачность и температуру, сравниваемую с «теплой». В Бейкон Хиллс, и вообще в Калифорнии, такая погода устаканивалась еще в начале февраля, поэтому долгая задержка потепления плачевно отдавалась на их привыкшие в Восточному побережью тельца. У Эллисон вот начался насморк. Сейчас ей вроде бы лучше. Поэтому и гуляет дни и ночи напролет со своим милым Скоттом. Ничего такого вроде апатии они к нему не питают. Да упаси боже, если бы питали. Они наоборот рады за нее, потому что найти кого-то в такой огромном и незнакомом городе просто нереально. А если и нашел, то это можно сравнить с высадкой человека на Луну в шестьдесят девятом году. Как говорится: «Это маленький шаг для человека и огромный скачок для человечества».       Лидия задумалась. Человечество... Мы ж все умрем когда-нибудь. А наши места займут совсем другие люди. Может быть, наши далекие родственники. Может быть, они будут знать о нас, говорить о своих пра-пра-пра-пра-пра-бабушках и дедушках, рассказывать своим детям, а ведь все это начинается сейчас.       Время удивительная субстанция. Мы его не осязаем, не видим, не слышим, но чувствуем. А где-то тикают часы. Они хоть и условные, но помогают услышать часы течения времени в пространстве, окунуться в него с ног до головы, погрязнуть в его удивительной пучине тягучести и быстротечности, одновременно ощущая его капризную медлительность и резвую мимолетность. Да даже сейчас, когда вы читаете это, вы не вдумываетесь в сосредоточении на этой секунде, что это происходит сейчас, в эту самую минуту, что вы сейчас читаете именно эту строчку, именно это предложение, а сейчас... это ушло. Вы больше никогда не прочитаете эту строчку (возможно, конечно, прочитаете), но именно тот момент, то ощущение, которое дарил вам первый момент, вы никогда не повторите. Потому первое ощущение — лучшее ощущение. Это все уйдет. Останутся воспоминания, которые попросту сотрутся…       Поэтому живите каждым моментом.       Моментом.       Кира помнила этот момент. Помнила тягучую паузу. Лидия все так же смотрела в окно, молчала. Ей хотелось остановить время. Хотелось, чтобы всегда было это время суток, эта комната, эта тишина. Чтобы никуда не нужно было спешить, что-то кому-то готовить, отдавать, учить, ездить, просить. Но время все шло…       Лидия посмотрела на нее, и Кира сказала:       — Все равно надо написать эту статью. ㅤㅤ ㅤ ㅤ ㅤ * Lily Allen – Miserable Without Your Love ** снифтер — коньячный бокал. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ

***

ㅤㅤ ㅤ ㅤ ㅤ       В понедельник лекция по информатике проходила в большой аудитории, похожей на компьютерный класс. Вдоль всего его периметра стояли столы, образуя букву «п», по середине было несколько рядов таких же столов, за которыми сидели студенты, слушали преподавателя, мистера Уолтера Уайта, над которым постоянно подшучивали первокурсники (и их курс не исключение) с просьбами продать им метамфетамин, зазывая Джесси, который, по их мнению, прятался на крыше здания. На такое мистер Уайт попросту улыбался, подмигивал и продолжал вести очередную тему об алгоритмизации и программировании, эволюции и классификации языков программирования высокого уровня. Ему было больше тридцати; сам довольно симпатичный, подтянутый, видно, что иногда провидит в спортзале, хоть и ведет информатику; ходит в очках; поверх белой рубашки и галстука надевает черный свитер, а к нему черные брюки и такие же туфли. Имел привычку тыкать карандашом, писать им что-то в воздухе, когда рассказывал о каждом билете по очереди, раскрывал тему вопроса. В прочем, сегодня он делал то же самое: объяснял, записывал на доске, беседовал с четырьмя парнями с первых двух рядов (уж так завелось, что именно они поддерживают с ним диалог), а после дал задание, чтобы закрепить полученные знания на компьютерах. Прямо как в школе.       — Ты что, всю ночь не спала? — спросила Эллисон.       — Спала, — ответила Кира, — но лишь три часа.       Лидия сидела слева от Эллисон и молча записывала алгоритмы в тетрадь.       — А ты где всю ночь была? — Кира подперла голову рукой.       — У Скотта.       — У Скотта... — эхом повторила Юкимура и задумалась. — Когда ты нас познакомишь?       — Я... — Эллисон опустила глаза себе на ноги. — Я не хочу его втягивать.       Лидия шумно перевернула страницу.       — Не хочешь втягивать? — снова повторила Кира, расставив вопросительную интонацию на каждом слове.       — Ну… зачем… ему знать об этом всем, — немного смущенно пояснила Эллисон, подняла голову и покосилась на однокурсника, сидящего рядом с Кирой.       Кира поймала ее взгляд и повернулась к нему.       — Тед, не подслушивай! — сказала она ему.       — Я сижу в тридцати сантиметрах от тебя. Я не могу не подслушивать. — Тот пахал над алгоритмами, а после театрально выдохнул и слегка улыбнулся ей, пустив глаза с компьютера на нее.       Кира нахмурилась.       — Тогда не слушай.       — Мне все равно не интересны ваши сексуальные предпочтения, — он снисходительно вскинул брови, продолжая мило улыбаться.       — С чего ты взял… — начала Эллисон.       — Ой, да ладно вам! — Теодор ухмыльнулся, перебивая. — Все знают о ваших недалеких лесбийских влечениях. И то, что вы там такого заоблачно извращенного творите — ваше дело.       — Что-o? — недовольно протянула Эллисон, возвысив голос на тон выше.       — Я что, похожа на доминатку? — вдруг спросила Кира, презрительно прищурившись.       — Весьма. Даже скорее на домину, — непринужденно и свободно ответил Тед.       — И в каком же месте я похожа на домину?       Он провел по ней оценивающий взгляд, а уголок его губ растянулся в пошлой ухмылке.       — Могу показать.       — Мистер Кельвин, — сказал мистер Уайт сзади него и положил ему на плечо свою руку. Эллисон подавила смешок, прикрыв улыбку ладонью. — В скольких сантиметрах от монитора должны находиться глаза человека, который пользуется компьютером?       Он помедлил.       — М-м-м... В восьмидесяти, сэр, — отозвался Тед и посмотрел на преподавателя через плечо.       — Вы сидите явно ближе, — сказал он, и студенту пришлось сесть прямо, отодвинуться от монитора подальше.       Кира отвернулась в нежелании получить замечание. А Лидия все сидела и горбатилась над работой. Когда мистер Уайт отошел, ее кто-то позвал.       — Ты Лидия, да?       — А? — Она подняла голову и увидела слева от себя какого-то парня. Честно, до этого она даже не замечала, что он там есть.       — Я Мэтт, — представился он. — А ты Лидия Мартин.       — И зачем тогда было спрашивать?       — Разве не странно, если незнакомый тебе парень знает твое имя и фамилию, а ты о нем ничего?       Что за дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос?       — Тогда я продолжу дальше хранить свое незнание, — снова нагнулась она над тетрадкой. Этот Мэтт стал немного раздражать.       — Ты любишь театр? Мы могли бы сходить на Бродвей, — все продолжал он.       — Не думаю, — раздраженно отозвалась Мартин.       — В крайнем случае: я поиграю на гитаре. Послушаешь Пинк Флойд в моем исполнении.       — Прости, но ты не Бейонсе, чтоб я тебя слушала, — цинично ответила она, заканчивая писанину.       — Бар?       — Нет. — Она встала из-за стола, задвигая стул, и пошла к мистеру Уайту, который стоял посреди аудитории и следил за студентами, отдала ему работу и направилась к выходу.       Стилински проводил ее взглядом, а затем повернулся к брату.       — Ты баран, — сказал он ему.       Стайлз натянуто улыбнулся.       — Спасибо.       — Нет, я серьезно. Ты — баран. Да таких как ты, еще поискать надо. — Стюарт поддержал свои слова уверенным кивком и поправил очки.       — Займись делом, — попробовал заткнуть его Стайлз.       — Я уже все сделал.       — И чего ты тут торчишь?       Стюарт не ответил. Лишь странно посмотрел на него.       — Просто ответь на еще один вопрос, ладно? — вдруг оживился он. — Сколько раз за этот месяц ты дрочил на нее?       Стайлз вдруг быстро встал и ушел, отдав работу.       Вышел в пустой коридор университета и достал из кармана джинс телефон, чтобы набрать сообщение.       Лидия написала Эллисон, что пошла в библиотеку Батлера, чтобы вернуть несколько книг, которые она брала. Сейчас же они втроем сидели посередине второго этажа за одним столом. Лидия приводила в порядок записи, а Эллисон и Кира болтали.       — Откуда он вообще узнал об этом? — возмутилась Эллисон, скрестив руки на груди.       — Может, разболтал кто… — предположила Кира.       — Кто же? Об этом только мы знали, Лидия, Стюарт и…       — Стюарт, — перебила Кира в нужный момент.       — Думаешь он?       — Ну, не Лидия же, — ответила Кира, и девушки перевели на нее свои взгляды.       — Что-то ты больно в учебу впряглась, — заметила Эллисон.       Лидия подняла голову.       — Я всегда так «впрягаюсь», — сказала она.       — В последнее время ты больше спала, чем училась.       — В последнее время я много чего делала, но не спала, это точно, — монотонно отвечала она и поджала губы.       — Почему ты не отвечала на мои смс? — спросила вдруг Кира.       Лидия вскинула брови.       — Какие смс?       — О, — просто выдала Юкимура. — Ты хотя бы на телефон посматривай.       Лидия полезла в сумку, нашла телефон и увидела несколько сообщений от Киры. И одно от Стайлза.       «В библиотеке через полчаса. Синий сектор».       Прислано двадцать восемь минут назад.       — Лидия? — позвала ее Эллисон.       — А? — вышла она из ступора, заметив, что опешила. Даже голос стал каким-то… другим. Никак ведь не ожидала от него сообщения! Да еще такого! Целый месяц была сплошная тишина.       — Что-то случилось? — продолжила Элли.       — А, нет-нет, просто… — Она не знала куда смотреть и начала оглядываться по сторонам. — Мне надо идти.       — Куда? — спросила Кира.       — Я скоро приду, — просто сказала она и вышла из-за стола, направляясь в сторону синего сектора.       Вся библиотека была поделена на сектора. В каждом секторе своя определенная тема, жанр книг и тому подобное, а так же у каждого свой цвет. Это было сделано для удобства ректората, преподавателей и студентов.       Синий сектор — биографии деятелей, живших до нашей эры, и их работы. Удивительно, но он находился так далеко, что заходили туда если уж о-о-очень надо. А такое происходило редко. Поэтому он и удобен: никого нет, камер нет, делай то, что хочешь. Для них тоже был удобен. Когда-то…       Лидия шла по лабиринту из высоких книжных стеллажей и, завернув за очередной поворот, увидела его. Отчего тут же замерла. Он же стоял, опершись на один из стеллажей, поглядывая на часы в телефоне, а после поднял голову и уставился на нее.       Они бы так и стояли, пялясь друг на друга, если бы Стайлз не полез в задний карман джинс, а Лидия не начала робко и осторожно подходить к нему.       — Вот, — нерешительно сказал он, протягивая ей ключ. — Это от твоей квартиры.       Лидия посмотрела на ключ, замечая, что теплый взгляд Стайлза стал гулять по ее собственному лицу.       — Кхм… спасибо… — Она взяла ключ. И стеснительно продолжила: — Не думаю, что он… мне понадобится…       Стайлз непонимающе поморгал.       — В смысле?       Она опустила глаза и повертела в руке ключ, собираясь с мыслями.       — Я… улетаю в Лос-Анджелес… в этот четверг. Оттуда поеду обратно в Бейкон Хиллс.       Если бы она не знала его так хорошо, то не сумела бы понять, что это повергло его в шок, не смогла бы прочесть потрясение, которое он тщательно пытался скрыть, но не мог. Он стоял, ошарашенно разглядывая ее.       «Сделай что-нибудь», — мысленно взмолилась к нему Лидия.       — Ам-м-м, — растерянно протянул он, часто моргая, осматривая ее, чуть пятясь назад. — Все... с тобой понятно...       Он хотел сказать что-то еще — это видно. Но не смог найти нужных слов, составить грамотное предложение, чтобы донести все то, о чем думает и чувствует. Хотя, о чем он может думать? Полное ничего в голове. Шок. Все мысли испарились. Пусто.       Лидия поджала губы в тонкую линию и кивнула. С ним тоже все понятно. Абсолютно все. Что ж... Если это означало, что он попросту огорошен новостью, что ничего такого не планирует в стиле «я верну тебя любой ценой», то вручение ключа лишь подтвердило это. Особенно в таком месте. Да они здесь трахаться пробовали! Но не стали лишь из-за грузных стеллажей. Было бы не очень красиво, если бы они свалили их в стиле домино лишь по причине секса. Так вот ключ! Это же предметное доказательно их интимной близости! А также постоянной зависимости в обществе друг друга, сильной привязанности, эмоциональном равновесии и прочем, из-за чего теперь невозможно долго каждый из них засыпает, разрываясь от тоски, пытаясь вернуть иконе сердца старые краски, пробуя себя в роли реставратора, но, честно говоря, получается у них хреново. А теперь Стайлз вернул ключ. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ

***

ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤ       Таймс-сквер всегда многолюдна. Люди создают настоящий муравейник, мотаясь туда-сюда, шествуя по своим делам огромными толпами, слоняясь как ненормальные в попытках куда-то успеть, а остальные же блуждают мимо магазинов, закусочных и ресторанов. В одном из таких ресторанов, ассортимент гастрономических товаров которого был сконцентрирован лишь на видах мороженого, десертов (включая выпечку) и кофе, сидели Стюарт и Эллисон.       Он забрал две порции и пошел к одному из столиков. За ним сидела Эллисон и вчитывалась в меню.       — Это твое, — сказал Стюарт и поставил перед ней карамельное мороженое, потом поставил свое у места напротив и сел за столик.       — Спасибо, — улыбнулась она, отложив меню.       Закатывав рукава рубашки, он спросил:       — Как там Лидия?       — О! Я даже процитировать могу! «Эллисон, со мной все порядке, хватит задавать мне один и тот же вопрос».       Он стал свое миндально-фисташковое.       — И так целый месяц?       Она тоже приступила к мороженому.       — Ты ждешь сочинение на тему «Лидия и ее депрессивные дни»? Ну, весь этот месяц она как-то не доедала, игнорировала всех и вся: меня, Киру, звонки собственной мамы, пропускала пары и даже перечитала «Под стеклянным колпаком», что, мягко говоря, пугало. — Сама не заметив, она выпила весь бокал вина. Вино она заказала по приходу в ресторан.       — Хе, если бы у Стайлза было все так... Этот придурок пока не дошел до стадии с бухлом, но я чувствую, что он уже близок.       Эллисон нахмурилась.       — А с ним что?       Он глубоко вздохнул. Молчал с полминуты, разглядывая, как она уплетает мороженое, и раздумывая, а потом все-таки сказал:       — Начнем с того, что Стайлз еще три недели провалялся в больнице. — И засунул огромную ложку мороженного в рот. — У него заболели легкие на следующий день, после того, как ушла Лидия. Мне он так и не рассказал из-за чего она ушла — вот тебе она сказала почему? — но вел он себя совершенно подавленно. У него бывали депрессии, бывало, что он уходил в себя, а потом через дня четыре снова становился веселым и говорил, что все осмыслил, что все повернулось в лучшую сторону, но... уже как бы месяц прошел. Ходит так, будто на нем свет клином не сошелся. Он в отличии от Лидии не прогуливает пары, но на них какой-то дурной; даже стал отлынивать от своих будничных походов в библиотеку! Это было для него чем-то обыденным. А теперь нос воротит, отговорки новые придумывает. Что, блин, такого в этой библиотеке?       — Обычно Лидия просвещает меня во все свои дела, но сейчас молчит…       Стюарт наполнил ее бокал терпким французским божоле.       — Но уже месяц прошел! — возвысил он так, чтоб другие посетители не обернулись и не посмотрели на него как на больного. — Хоть что-то можно было узнать! Хотя, зная характер Лидии и ее предрасположенность к сокрытию тайн, это объяснимо.       Арджент начинает немного злиться. Для нее его слова показались так: «Какая ты к черту подруга, если не можешь с ней нормально поговорить».       Он бросил короткий взгляд на бутылку вина, чтобы посмотреть количество градусов, когда ставил ее на место. Их было не очень много. Но Эллисон, скорее всего, нечасто пьет, поэтому легко напьется. Когда он поднял на нее глаза, то заметил остатки карамели у левого уголка ее губ.       — У тебя, — начал он и покрутил пальцем около собственных губ, чтобы показать, что на ее губах что-то есть. — У тебя тут…       Элли снова нахмурилась, а потом все-таки въехала, чего это он тут пальцем крутит, взяла салфетку и вытерла губы.       — О, спасибо... — посмотрела она на салфетку.       — Нет проблем, — сказал он и опять загреб себе ложкой побольше мороженого. — У меня такое чувство, что этим двоим нужны лишние руки.       — Лишние руки? — вопросительно повторила она.       — Сведем их, — коротко ответил Стюарт и по-хозяйски откинулся на спинку стула, надеясь, что выглядит очень серьезно и деловито.       — Мы с Кирой тоже думали об этом. — Эллисон все уплетала мороженое.       — Думали? — задумчиво спросил он и поддался вперед.       — Да, но мы не можем понять, как это сделать. Знаешь, я могу прямо сейчас позвонить ей.       — У нее разве нет лекции?       — Она закончилась.       — Ну раз закончилась, то пусть приходит.       — Я позвоню ей, — сказала Эллисон и полезла за телефоном.       — Ладно, а я в туалет, — Стюарт встал и ушел в сторону коричневой двери в левом конце ресторана.       А когда он вернулся, Эллисон, улыбаясь, болтала с кем-то по телефону. По-любому, с Кирой.       — Она приедет, — ободрительно сказала ему Эллисон. И да, она точно говорит с Кирой.       Стюарт кивнул, присаживаясь на свое место.       — Хорошо, да, — ответила она ей, посмотрела на него и положила трубку. — Кира приедет через полчаса.       — Может, затащим их на вечеринку в общежитие «Z» сегодня вечером? — предложил Стюарт.       — Сегодня вечером? Не думаю, что Лидия согласится не сделать пару статей и пойти на какую-то вечеринку.       — Так заставь ее, — начальственно произнес он.       — Легче сказать, чем сделать.       — Я в тебя верю.        Эллисон расползлась в дружелюбной улыбке.       — Но я, наверное, пойду. — Он развернулся и снял свой рюкзак со спинки стула.       — Что? Куда?       — Домой. Его тоже пару часов придется потормошить.       Она выдыхнула.       — Ладно, только… У тебя есть деньги?..       Стюарт развернулся и пронзительно посмотрел на нее.       — А у тебя их нет, что ли?       Эллисон попрошайнически улыбнулась, и он обременительно выдохнул, залезая рукой во внутренний карман пиджака.       — На, — сказал он и протянул ей двадцать пять долларов.       — Спаси-ибо, — взяла она деньги, продолжая улыбаться. ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ ㅤㅤ

i am lost, i am lost, in our rainbow, now our rainbow has gone,.. i am lost, in our rainbow, now our rainbow has gone, i am lost.*

ㅤ ㅤ ㅤㅤ       Глаза Стайлза закрыты, он лежал на полу в собственной комнате, сложив руки на груди, с наушниками в ушах.       Она улетает…       Во вторник его слегка все раздражало, в среду утром он предвкушал, каким будет сумасшедшим к вечеру, а сегодня, в четверг, просто лежал на полу после лекций, вслушиваясь в тексты, иногда пытаясь сосредоточиться на политологии и философии, но ни хрена не получалось. Ничего не получалось. Ему одновременно хотелось и избить кого-нибудь, и просто покончить с этим, пойти и изменить все, ведь сам во всем виноват, но теперь у нее билет до Лос-Анджелеса куплен. Ну и зачем она так? Не понимает? Не понимает, что он разрывается от всего этого? И будет еще миллион раз разрываться от незнания того, хорошо ли все с ней, от того, что не видит ее; ведь если она здесь перед ним, то в нем горит уголек надежды, не потухает, а если уедет, то на него будто ведро ледяной воды выльют. Все. Чао. Больше у тебя ничего нет. Мы никогда не встретимся!       Никогда...       Допустит ли он это?       Он раздумывал об этом, пропустил пять песен. И открыл глаза, когда вроде бы услышал звук открывшейся двери.       Над ним стояла его мама и смотрела на него сверху вниз, а в ее руках корзина с грязным бельем. Он снял наушник.       — Не лежи на полу, — сказала она. — Тебе нужно что-нибудь постирать?       «Мою жизнь», — пронеслось в голове.       — Не знаю, — ответил он.       — Понятно, — выдохнула она и подошла к шкафу, открыла его и начала рассматривать вещи. — Почему ты не пошел в кафе со Стюартом и Эллисон?       — Не хотел. — Плейлист кончился. Он вытащил и второй наушник.       — Почему? — Она перевела на него встревоженный взгляд. — Стайлз, ну встань ты с пола!       Он все-таки поднялся, подобрал телефон с наушниками, поплелся к своей кровати и грудью повалился на нее.       — Все хорошо? — спросила она его.       — Все отлично, — ответил Стайлз в подушку.       Клаудия поставила корзину на комод, подошла к кровати и села рядом с ним.       — Как прошел твой день?       — Такое чувство, что он по мне прошелся, — спутанно ответил он, пялясь на шкаф.       — Все наладится, — сказала она и погладила его по голове. — Вот увидишь. Все правда наладится. И с Лидией ты помиришься.       — Мам...       — И учеба пойдет лучше, и...       — Мам, мы расстались.       Она остановилась и посмотрела на него «взглядом-рентгеном». И он уверен, что этот взгляд присущ только матерям и ей в том числе. В его воспоминаниях этот взгляд всплывал еще в раннем детстве, когда она с легкостью выясняла какой близнец на этот раз напакостил соседской кошке.       — Но ты же говорил, что поругались...       — А теперь расстались.       — Ох! — Она начала поглаживать его плечи. — И из-за чего же?       Он с полминуты молчал.       — Мы... сначала... А потом она... и я... гм...       — И тебе без нее плохо, да?..       — Да... — Стайлз закрыл глаза и тяжело выдохнул.       — И ничего нельзя исправить?       — Нет.       — Ну, все так думают. Выход всегда есть. Есть и возможность исправить, только надо приложить усилия, — тепло проговорила она, продолжая гладить его плечи. Ее прикосновения нежные, теплые, успокаивающие и родные.       — Вряд ли, — сказал он. Она ведь улетает. У-ле-та-ет. Что он может сделать? И как на это, интересно, отреагировали Кира и Эллисон? Они ведь в ее квартире живут.       — Может... сделать чаю? — В ее голосе слышалась мелодия обеспокоенной мамы.       Но к своему же удивлению, он не хотел чаю.       — Не, не нужно, — ответил он, — спасибо.       — Ладно. — Клаудия наклонилась и поцеловала его в макушку, а когда она дошла до двери с корзиной для белья, добавила: — Если захочешь, скажи.       — Хорошо.       Он провалялся на кровати битых два часа, не шевелясь, не думая ни о чем, просто лежа с закрытыми глазами. Возможно, он дремал какое-то время. А когда проснулся, сел, опершись на стену, и достал из-под одеяла телефон. Все как обычно. Новые фотки в трендах с веселыми и оптимистическими лицами знаменитостей; Твиттер разрывается от бредовых хэштегов, придуманных двумя пьяными студентами, а сейчас их поддерживает все Западное побережье Штатов; кто-то «кричит» о несправедливой вырубке лесов, плохом сервисе в одной Бруклинской зооклинике, ссылаясь на грустную историю своей бедной собачки-лабрадора, а кто-то комментирует просмотр новых серий сериала, показываемого на «HBO», «BBC», «ABC» или «MTV», пренебрегая сокрытием спойлеров.       Стайлз заблокировал телефон, когда наткнулся на твит про Сансу Старк**, вовремя прекратив читать его, — спойлеры, чтоб вас! — и откинул его в сторону. Тут он вспомнил про дело и, резко вскинувшись, подлетел к столу, вытряхнул копии отчетов, рапортов на пол, предусмотрительно сделав их заранее, перед тем как Стюарт незаметно вернул (скорее подсунул) их обратно в папин стол. Потом сел спиной к двери, раскрыв сразу три отчета перед собой, сравнивая Рождественские жертвы. («Рождественские жертвы» звучит, как «Рождественская жратва».)       Убийцы поистине гениальны. Жертв объединяют лишь даты убийств и охотничье «клеймо». Ничего больше. И каждая жертва умирала по-разному. Каждое убийство изобретательнее другого, будто один убийца соревнуется с другим, выворачивая свои способности и фантазию наружу, преподнося их на новом теле.       Только не понятно, как они связались, чтобы убийства проходили именно перед Рождеством, ни неделей позже или раньше. Может, у них свой клуб? Собираются, выпивают, обсуждают новых сверхъестественных существ, выбирают того, кому завтра или сегодня умереть... Ну и говнюки! Жизнями распоряжаются!       Стайлз кинулся закрыть папки, когда дверь сзади снова открылась, и кто-то вошел, ложкой звеня по керамической поверхности, что-то перемешивая.       — Мам, я же сказал, что... — он обернулся и замер. — А, это ты.       Перед ним стоял Стюарт с кружкой чая.       — Это, наверное, мне предназначалось, — продолжил он.       — Ага. — Стюарт отпил чай.       Стайлз снова повернулся к папкам.       — Ты опять эту хрень рассматриваешь? — Стюарт прошел вглубь комнаты и сел на крутящийся стул.       — А что мне еще делать? — проворчал тот, открыв отчет.       — Пойти на вечеринку, — намеренно броско вставил Стюарт.       — Ой, пошел ты, — вдумчиво пробубнил Стайлз себе под нос, продолжив читать с того места, на котором остановился.       — Да брось! — он развел руками. — Ты что, помрешь от какой-то вечеринки?       — Возможно. Лучше «Звездные Войны» посмотрю.       — В сотый раз. Ну, чува-а-ак, хватит уже киснуть. У тебя такое индифферентное отношение ко всему, что я сам готов повеситься.       — Удачи.       — Хватит уже, а. Вот смысл пересматривать то, что знаешь наизусть?       — В том-то и дело, блин, — Стайлз поднял голову и посмотрел на него в упор, — я не вижу смысла в тусовках, но вижу в просмотре своего любимого эпизода, а с тобой все с точностью да наоборот.       — Ты так говоришь, будто я не люблю «Звездные Войны». Я их, вообще-то, первее посмотрел.       — Мы вместе их смотрели! — по-детски недовольно выпалил Стайлз и нахмурился. — Да ты небось и не помнишь кто такой Дарт Сидиус!       — Учитель Энакина, — спокойно ответил Стюарт.       — А до этого?       — Оби-Ван Кеноби. А у того Квай-Гон Джинн.       Стайлз прищурился.       — Ты закончил опрос? Теперь моя очередь.       — Что?       — Ты спросил свое, а теперь я буду спрашивать свое. Не ответишь — я потащу тебя на вечеринку. Пусть это будет цена проигрыша.       — Никуда я не пойду, — прошипел Стайлз.       — Ответь на вопросы, и я тебя не трону. — Он поставил чашку на стол — его лицо свело в отвратительной гримасе. — Фу, как вы это пьете!       — Чего ты вообще на чай полез? С рождения его не пил.       — Не знаю... Просто.       «Просто меня позлить», — мысленно закончил Стайлз за него. «Я тебя тоже позлю: отвечу на все твои херовы вопросы», — продолжил он и почувствовал прилив уверенности.       — Давай уже, — сказал Стайлз.       — Та-ак, — протянул Стюарт, откинув голову, соображая. — Из чего делают...       — Световой меч? О, из...       — Дайкири, — закончил Стюарт свое предложение.       Стайлз замер и долго посмотрел на него.       — Мы ж о «Звездных Войнах» говорили.       — Я же сказал: ты о своем, я о своем. Смысл про них спрашивать, если все сводится к вечеринке? Как раз, если не ответишь, то потом придешь туда и наберешься знаний. — (Стайлз снова прищурился.) — Так! У нас Дайкири! Из чего делают?       — Ром, сахарный сироп, лайм, лимон, лед, — быстро перечислил Стайлз, и Стюарт кивнул. И это не знак одобрения: это знак того, что он сейчас спросит что-то в десять раз сложнее предыдущего.       И спросил. Честно, он в первый раз слышал подобное словосочетание. Откуда ему вообще было знать об этом? Ну что за херня такая. Стайлз начал про честность, но Стюарт сказал: «Поднимай свой зад, адвокатище, и вали в сторону входной двери», отчего снова насупился, и повел к его же джипу. А Стайлз решил принять проигрыш с достоинством и в отместку так напоить брата, чтоб тот крендели выписывал на ровном месте.       Когда они приехали в какое-то общежитие, на первом этаже были слышны глухие удары музыки по стенам высоко этажного здания и сдавленное улюлюканье толпы. Коридор пуст; с обоих сторон (каждая сторона — свое крыло) полнейшее безлюдье: все наверху. Стюарт явно знал куда идти, поэтому и повел его к лестнице. Они поднялись и зашли в душное, темное и многолюдное помещение. Грохотала музыка. Теплый голос Алекса Тёрнера напевал строчки песни «R U Mine?». Девушки жались к подвыпившим парням, закидывали худые ручки им на плечи и танцевали, а те не сводили глаз с их вырезов на груди. На диванах ошивались уже сформировавшиеся компашки, они потягивали выпивку, смеялись, а кто-то уже целовался. На каждом квадратном метре было, наверное, человека четыре-пять. Очень тесно, много студентов от восемнадцати до двадцати четырех лет (ну, они же в общежитии), все уютно обставлено качественной и эстетичной мебелью, тем самым подчеркивая престижность Колумбийского университета, которому и принадлежит «Z». Стюарт осмотрел толпу, увидел сквозь кучку людей вдалеке бочку с выпивкой и громко сказал ему на ухо: «Я возьму выпить». Стайлз кивнул.       Оказалось, что в бочке уже ничего нет. Все выдули, алкаши. Он начал высматривать другие бочки, но наткнулся на импровизированный бар и пошел вглубь толпы, чтобы добраться до «островка спиртного удовольствия».       Стюарт дошел до барной стойки, заказал Пиранью с водкой, ликером и кока-колой, и, достав из кармана телефон, стал набирать смс.       Стюарт:       ㅤГде вы шляетесь? Вы приедете?       Через некоторое время пришел ответ.       Эллисон:       ㅤЭээ, все сложно. Лидия никуда не поедет, у нее дела, так что веселитесь одни.       Он стал набирать ответ.       Стюарт:       ㅤТы испортила весь план и бросила меня с самым отвратительным и скучным человеком на свете.       Стюарт посмотрел в толпу. Стайлза не видно. Когда телефон снова запиликал, он поспешил прочесть смс.       Эллисон:       ㅤС твоим братом-близнецом.       Быстро напечатал ответ.       Стюарт:       ㅤИменно.       Стюарт отклеил взгляд от беседы и посмотрел на бармена, который делает ему коктейль. Тот искусно подбрасывал шейкер в воздух, ловил и снова взбалтывал содержимое в нем. И тут на Стюи навалило желание написать еще.       Стюарт:       ㅤКак можно так поссориться, что не говорить ни единой душе из-за чего это произошло, по каким причинам? Лидия еще молчит?       Минуты две ответа не было. Но потом все-таки пришел.       Эллисон:       ㅤНе важно, что она скажет, а чего нет. Им просто нужно поговорить.       Стюарт потер глаза.       Стюарт:       ㅤНи хрена они не поговорят. При его виде она хочет ему врезать, а он при ее... бухать.       Эллисон:       ㅤЗначит, он виноват.       Стюарт:       ㅤВеликолепная логика.       Эллисон:       ㅤТогда давай излагай свое объяснение.       Стюарт:       ㅤХорошо.       Эллисон:       ㅤНу давай.       В ответе он начал перечислять факторы ее самолюбия, яркую раздражительность и отстраненность, но потом вспомнил обо всех вещах, которые она пережила. Ответная реакция. Поэтому стер все, что написал.       Стюарт:       ㅤБуду трезв, тогда и напишу.       Пусть он и трезв, но Эллисон это знать не обязательно.       Эллисон:       ㅤТак я и думала.       Стюарт:       ㅤЧто?       Эллисон:       ㅤУ тебя нет догадок.       Они есть. Но... сейчас он их не назовет.       Он обернулся на звук разбившийся бутылки пива и увидел, как трое первокурсников ржут над ситуацией, а в руках у одного эта самая бутылка.       Стюарт:       ㅤЯ хотя бы не бью пивные бутылки и сношаюсь с кем попало.       Эллисон:       ㅤ???       Стюарт:       ㅤХодят тут имбецилы всякие.       Эллисон:       ㅤА по поводу «сношаюсь с кем попало» ты не прав. Ты это и делаешь.       Стюарт:       ㅤНу да, ну да. Вообще-то нет.       Эллисон:       ㅤКому ты репу паришь.       Стюарт:       ㅤЯ серьезно.       Эллисон:       ㅤДля подобного нужен постоянный партнер.       Стюарт:       ㅤКак у тебя?       Эллисон:       ㅤСкотт милый.       Стюарт:       ㅤОбычно так говорят о парнях, у которых маленький.       Эллисон:       ㅤУ тебя что, комплекс?       Стюарт:       ㅤНет.       Эллисон:       ㅤКонечно же нет. И Скотт все еще милый.       Стюарт:       ㅤИ маленький.       Эллисон:       ㅤЧуууушь.       Стюарт:       ㅤПроверяла?       Эллисон:       ㅤВ следующий раз возьму линейку.       Стюарт:       ㅤО, вы уже? Ну, хоть у кого-то сложилось на первой неделе после знакомства.       Эллисон:       ㅤА у кого-то не сложилось?       Стюарт:       ㅤУ этих двоих. Месяц следы друг другу вылизывали, и только потом перешли к делу.       Эллисон:       ㅤЗато воздержание питает вожделение.       Стюарт:       ㅤНеужели?       Она долго не отвечала.       Эллисон:       ㅤС чего ты взял, что мы знакомы неделю?       Стюарт:       ㅤА сколько?       Эллисон:       ㅤБольше.       — Пиранья, — сказал смуглый бармен и поставил бокал перед ним.       — Спасибо.       Ну вот. Теперь он расслабится. Ему полезно.       Еще одно смс. И поэтому он не поторопился к Стайлзу, а стал читать то, что она опять написала.       Эллисон:       ㅤНеуместно это.       Неуместно?..       — Боже, неужели кто-то еще пьет Пиранью! — удивленно произнес женский голос.       Стюарт обернулся и увидел перед собой двух девушек; у одной волосы русые, а у второй — каштановые; обе одеты весьма откровенно; фигурки ладные, что можно так же сказать о груди. Он понял, что и они исследуют его оценивающим взглядом, и он их. Когда девушки стали пялиться лишь ему в глаза, русая расползлась в миленькой улыбочке.       — Я всегда ее заказываю, — непринужденно сказал Стюарт.       Теперь и другая разулыбалась. Девушки сели рядом с ним за барную стойку.       — В основном народ пьет текилу, джин-тоник, Кровавую Мэри, мохито, водку, и никто уже не помнит про старую добрую Пиранью или лимончелло с Неаполем, — сказала вторая.       — О-о-о! — протянула русая. — А помнишь тот чудный бар на седьмой авеню? А того бармена? Марк делает лучшее лимончелло в Нью-Йорке! — Она перевела взгляд с подруги на него и спросила: — Мы с медицинского, а ты откуда?       — Журналистика, — ответил Стюарт и тепло улыбнулся.       — О! Журналист! — вознесла та девушка, которая с каштановыми волосами, вновь расплылась в улыбке и повернулась к нему в пол-оборота. — Будешь бегать по «горячим точкам» или же строчить для Entertainment Weekly?       — Не-е-е, — он раскованно облокотился о стойку, задумчиво прищурившись, — я планирую свалить в Сан-Франциско.       Да, он все еще надеется на трудоустройство в Гугле. Это вроде мечта всей его жизни. Говорить же об этом он не собирается. А вдруг накаркает? Хоть он и не верит во всякие суеверные бредни. Но ведь все может быть...       — Работа в газете? Мило, — сказала русоволосая и заказала глинтвейн. Вторая не сводила с него глаз.       — Думаю, ты там устроишься: везде проходят манчи, — сказала она.       Ман, что?.. Не нравится ему это слово. Хоть и похоже на «матчи». Наверняка это что-то связанное с людьми.       Стюарт решил притворится, что просто не расслышал.       — Я никак не пойму, — продолжила она. — Ты свитч?       — Что, прости?..       — Ну… саб, дом или свитч?       Он вопросительно вскинула брови, и до него дошло. С его лица сошли все краски.       «Кто ты, Стюарт: сабмиссив, доминант или и то, и другое?»       — А-а… э-э-э, — невнятно протянул он и отодвинулся от нее настолько, насколько это возможно, выпрямив спину. — Я не… не думаю, что я…       — Да брось! — Она поддалась вперед, положила руку на его прямую мышцу бедра и пошло улыбнулась. Их лица были в нескольких сантиметрах друг от друга.— Из тебя бы вышел очаровательный сабмиссив.       Русая обернулась на них и тоже улыбнулась.       Что за фигня? Почему он чувствует себя беспомощным кроликом? Наверняка она специализируется на психологическом доминировании. Как же иначе. Заставляет быть опущенным в три тазика с дерьмом подряд. В переносном смысле, конечно. (А может и в буквальном, хрен знает.) И тут он себя спросил: когда стал таким мямлей, который и слово девушке сказать не может? Куда пропала уверенность? Когда атрофировался его природный талант быть обворожительным, красноречивым и экспрессивным? О, он знает. Ведь когда переходишь с одного торта на другой, интерес к предыдущему пропадает.       Он решает в кои-то веки собраться.       — Хм, похоже, вас беспокоит только удовольствие и поиск новых ощущений, а все остальное проходит мимо вас, как ненужный поезд метро, — начал Стюарт. — Конечно, человек как индивид имеет множество потребностей, желаний, внутреннюю оценку самого себя и мир, определяющий реальность, внешние нормы поведения как для себя, так и для других и персональные влечения в конечном итоге. Последняя вещь настолько личная, что ее осуждение переходит в презрение самого человека, поэтому и говорят: «Со вкусами не спорят».       И если вы, — ткнул он в них пальцами,— относитесь к тому типу, который расплодился в эпохе космологической сингулярности***, то я искренне прошу прощения. — Губы Стюарта расплылись в наглой улыбке. Он встал, взял Пиранью и направился в ту сторону, где должен быть Стайлз.       Девушки ошарашенно оглянулись ему вслед, а улыбка Стюарта приобрела самодовольный характер. Он чертовски хорош сегодня!       Что прикажите делать одинокому парню? Стайлз бродил мимо одной компании, другой, увидел пустующие кресла и сел в одно. А потом его внимание привлекла одна длинноволосая девушка. Нет, она ему не симпатична. Просто она странно и отрешенно ведет себя, вслушиваясь в речь бухого парня. В его руке бутылка водки; он стоит, опершись рукой о косяк арки, постоянно покачиваясь. Еще чуть-чуть и его тело будет валяться в проходе. Ее лицо то и дело перекашивается от… отвращения? Или от смущения? В конечном счете, девушка в черном платье грубо вырвала бутылку из его рук, пальцем указала уйти прочь и проводила взглядом. А потом полетела к креслам, в его сторону.       Девушка плюхнулась в соседнее кресло — их разделяет лишь кофейный столик — и выдохнула, сняв туфли на каблуке, продолжая держать бутылку в правой руке.       — С парнями всегда тяжело, — сказал ей Стайлз. Девушка повернула к нему голову.       — Особенно с пьяными, — парировала она и немного отпила из бутылки, прищурилась. — Но все равно ж приходится их выслушивать.       — А послать, не?       — Не-е. У меня ведь день рождения. Будет как-то не очень деликатно и красиво посылать человека, который тебя поздравляет.       — Тогда с днем рождения…       — Миа, — добавила она. — Адамсон.       — Миа, — повторил Стайлз и закончил свое предложение. Затем увел взгляд.       — Один? — вдруг спросил Миа, уложив руки на подлокотник.       — С братом.       — Ну и где он?       — Шляется где-то…       — А-а.       Боковым зрением он видел, как она разглядывает его лицо.       — И все-таки, — продолжила она, и Стайлз снова посмотрел на нее, — как тебя зовут?       О! Тайна его имени покрыта семью печатями. Его имя словно имя Доктора****.       — Стайлз.       — И почему же ты до сих пор один, Стайлз? — снова спросила Миа.       — Наверное… — вдумчиво и грустно начал он, — потому что меня бросила девушка…       — О-о-о-у-у! — бесконечно сочувственно протянула она, сделав такое лицо, будто у него домашний питомец умер. Видать, и до этого пила. — И из-за чего же?       Стайлз пристально посмотрел на нее. Серьезно? Из-за чего?       — Ну да, эт не мое дело… — сказала она после, и Стайлз заметил, что нахмурился. — Но тебе… плохо, ведь так?       — Так видно?       — Хех, увы, — пожала плечами она, почему-то улыбаясь. — Тоскуешь?       — О, так еще и это видно.       — Просто я сотни раз расставалась со всякими, — продолжила Миа. Голос у нее такой, будто прямо сейчас готова всей планете рассказать все свои тайны. Вплоть до мокреньких снов. — И тоже была расстроена какое-то время, но ты… Ты тоскуешь, чувак. Правда тоскуешь. Это видно. Да это и за километр будет видно! Ну и раз ты так сильно тоскуешь, Ста-айлз, то почему же не вернул ее?       — Потому что некоторые вещи стали недосягаемыми.       — Ох ты. Ну тогда так и будешь вечно жить с разбитым сердцем.       — Лучше уж разбитое сердце, чем его отсутствие, — говорит Стайлз, и Миа замолкла. Правда, ненадолго.       — А если и она страдает? Ой, чувак, лучше пойди и извинись. В любом случае, что бы ты ни случилось, просто пойди и извинись. Даже если ничего не сделал. Любовь же — вещь нескончаемая. Сколько веков, вон, живет. И ничего. Ну да, для кого-то она теряет вкус… И как только теряет, человек бежит за новой «конфеткой». А ты попробуй взять из предыдущей порции. Возвратить ей былой вкус. Просто извинись. И тогда извинение не будет считаться признанием того, что ты не прав. Оно будет означать, что ваши отношения в сотни раз дороже, чем твое собственное достоинство.       Конечно, его эго тут не при чем, но Миа не даны подробности. Он слушал, обдумывая ее слова, пытаясь найти верный выход с той помощью, которую она оказывает. Ему хочется вернуть Лидию. Хочется делать все эти приевшиеся романтические штуки, наподобие того, как просто держать ее за руку, долго смотреть в глаза и видеть не рыжую девушку перед собой, а ее душу, мысли, чувства, ощущать ее близость, сходить с ума по той головокружительной благосклонности, которую она ему оказывает. Хочется молча благодарить ее за это. Хочется зарываться в ее пламенные на солнце волосы, вдыхать ее запах, разделять улыбку, смешить, ласково касаться кончиками пальцев до бархатной кожи и нежно целовать в шею. Ему многого хочется. Но человек, не склонный бороться за то, чего ему хочется, не достоин этого.       Самый близкий человек живет в сердце. И если он как бы то ни было покинет его, то заберет не только свои вещи, но и частичку вашего сознания, оставив воспоминания о днях, прожитых вдвоем, в кромешном одиночестве. Свечка перестанет гореть, из озера улетят все лебеди, у художника закончится акварель, любимое дерево лесника — срубят, а из сердца Стайлза вырвали что-то, из-за чего потерялось равновесие.       Но он хочет бороться. Хочет добиться своего и вернуть все в прежнее русло. Но как?       — Восхваляй меня, мой раб! Можешь падать мне в ноги: я принес тебе Пиранью, — внезапно сказал Стюарт, которого мгновение назад здесь не было. Он смог достать где-то конфетти и эффектно подбросить их в воздух, пока протягивал бокал с коктейлем Стайлзу, проделывая услужливый реверанс. Сама доброта, ядрен батон.       Стайлз перевел на него взгляд. И тут его осенило! Он забыл про подколку брата и посмотрел на него, будто голодный волк на жертву.       Стюарт поднял бровь.       — Че?       — Охренеть можно, — шокировано произнесла Миа, уставившись на близнецов, и Стюарт посмотрел на нее. Прошел по ней взглядом. А Стайлз резко залился смехом, что Стюарту не понравилось: он вдруг почувствовал себя смущенным.       — Господи, — сказал Стайлз, встал, оттолкнул его и подошел к Миа. И к удивлению Стюарта поцеловал ее в щеку. Ну серьезно: месяц ни к одной не присматривался даже, а тут!..       Миа тоже была в шоке. Сидела, остолбенев, а Стайлз отчего-то разулыбался. Когда он повернулся к Стюи, тот вопросительно вскинул брови и выжидающе уставился на него, требуя объяснений. Стайлз похлопал его по плечу.       — Пей и пошли, — заговорщически сказал он, продолжая улыбаться. — У меня к тебе дело.       А Стюарт прекрасно играл роль пня. И эмоций на лице не было.       — Давай жирее! — снова похлопал его по плечу Стайлз и пошел в сторону выхода.       Когда он потерялся в толпе, Стюарт ожил, поставил бокал на кофейный столик, неприступно бросив взгляд на Пиранью (ему нельзя пить), и побежал за братом. Нашел его на первом этаже у входа и спросил, какого черта тот творит и что ему вообще от него надо. А Стайлз повел его к джипу, по пути выкладывая сложившуюся ситуацию.       — Как это улетает? — спросил Стюарт, когда они отъехали от общежития.       — Раком кверху. Ты просто залезь в базу данных авиакомпании, найди ее бронь и скажи мне, когда именно у нее рейс, хорошо?       — Ха-ха! Ты хоть знаешь какой компанией она летит, Шустрик?       — «American airlines». Чем же еще?       — И ты уверен? — Стюарт прошелся по нему скептичным взглядом.       — Да, — ответил он, а глубоко внутри ошалело кричал «нет».       Дома Стюарт летел от пинков Стайлза к компу, а тот мысленно продолжл молиться, чтобы ее самолет не ушел еще этим утром или днем. Уже восемь часов и двадцать минут. Может быть, он поздно спохватился, но вдруг она еще не улетела? Такой шанс упускать нельзя!       Он шатался по комнате Стюи туда-сюда, из-за чего удостоен пары нервных замечаний в стиле «не маячь мне тут, или иди на хрен».       — Первый класс, — произнес Стюарт, и это свидетельствовало о том, что он закончил. Стайлз подошел к нему, становясь по ту сторону стола.       — М-м-м, — промычал он. — А время?       — В двадцать один пятнадцать.       — О! А какой аэропорт?       — А не проще ей позвонить? — спросил Стюи.       — Аэропорт, чувак, быстрее, — поторопил его Стайлз, игнорируя вопрос. Только бы не аэропорт Джона Кеннеди! Он на другом конце Бруклина! Не успеет ведь!       Тишина убийственна. Стюарт выдохнул и сказал наконец:       — Ла Гвардия. — (У Стайлза камень с души упал.) — И что ты будешь делать?       Он не ответил. Покрылся каким-то замешательством, а затем это переросло в серьезность. И ушел, хлопнув дверью. Стюарт понял, куда он поехал. И останавливать его не собирался. ㅤ ㅤ ㅤ ㅤ * The Irrepressibles – In This Shirt ** Санса Старк — персонаж сериала «Игра Престолов». Дочь лорда Эддарда Старка из Винтерфелла и его жены Кейтилин Старк; сестра Робба Старка, Арьи Старк, Брана Старка и Рикона Старка, единокровная сестра Джона Сноу. *** Космологи́ческая сингуля́рность — состояние Вселенной в начальный момент Большого Взрыва. **** Доктор — центральный персонаж британского сериала «Доктор Кто». Его настоящее имя почти никому неизвестно. ㅤ ㅤㅤ ㅤ ㅤㅤ