Фея прилетела! Fairy is flying!

Детская должна была быть расположена в каморке под черепичной крышей Настиного замка. По вечерам филифьонка разжигала камин и сидела здесь, наслаждаясь умиротворенным потрескиванием огня. Накрывшись старым клетчатым пледом, блаженно опускалась она в кресло-качалку, открывала книгу и погружалась в чтение. Однако сегодня все должно было быть совсем иначе. Несчастная филифьонка два часа подбирала хемулятам уютную постель. Однако первый вариант был слишком вызывающим, второй – слишком неуютным, третий… да мало ли на свете неудачных вариантов детской постели?! Остановившись наконец на пятнадцатом, Настя задумалась. - Вовка, - сказала наконец она, - не удосужиться ли Ваше Рыцарское Сиятельство уступить прекрасной Дульсинее место возле камина? - Удостоит, - немного подумав, ответил Вовка – он обнаружил возле стены подозрительную веревку, спускающуюся сквозь пугающую черную дыру на нижние этажи. - Отлично! Тогда сейчас я заварю вам сухого филифьоникса с мармеладным печеньем, и вы можете спать. - Мы никогда не пили сухого филифьоникса, да еще и с мармеладным печеньем, - горестно вздохнула Леночка. - Тогда сегодня пробил ваш звездный час! – загадочно улыбнулась Настя. Она стояла на фоне синих бархатных занавесок, усыпанных золотом крупных парчовых звезд, заложив за голову левую лапу и сомкнув веки. Настины локоны, словно в сказке, отливали то отблесками зари, медленно сменяясь на отражения королевского перламутра, то мерцали рубинами, отливая к кончикам ароматами вишни. На губах филифьонки застыла загадочная улыбка, холодная и в то же время добрая. Лунная улыбка… Леночка сонно улыбнулась, сжимая в лапке кончик одеяла. - Тетя Настя, Вы так добры! А когда Вы принесете нам печенья пополам с сухим филифьониксом? А то очень хочется кушать, у меня с полуночи маковой росинки во рту не было! - С двенадцати? Разве ты присутствовала на пиру? – удивилась Настя. – Эх, годы летят, вот мне уже и девятнадцать! О-хо-хонюшки-хо-хо! - Да, мы с Вовкой сидели под столом, и он всегда что-нибудь вкусненькое со стола тащил… Вовка, который успел задремать, буквально подскочил на месте: - Я ничего не крал! Мы – честные хемули! - Вот за вашу честность вы и получите пышное угощение – яблочную шарлотку и мармеладное печенье, которые остались с трапезы (разумеется, не те, которые по вашей милости очутились на полу). А запьете вы ее сухим филифьониксом «Цыганка». Сейчас принесу. Садитесь прямо на пол, у нас будет чаепитие по-цыгански! С этими словами филифьонка загадочно улыбнулась и скрылась за портьерой. Вновь появившись оттуда, Настя торжественно постелила на по великолепный ковер. Он был небесно-голубым, однако по краям его играла отделка из тончайших кружев в лазурите и огне александритов. Разостлав ковер по мягкому дереву пола, филифьонка удалилась в тьму коридора. Убедившись, что хемулята остались одни, Вовка торжественно потер лапы: - Ну-ка-ся, сейчас мы опробуем эту веревочку! И хемуленок, вновь трансформировавшийся из кровавого зверя в невинного голубоглазого ангелочка, что есть силы рванул за канат… Коридор, извиваясь, исчезал где-то далеко в о тьме. Там, во тьме, было открыто окно, однако лучше от этого не становилось, ибо оно излучало лишь пугающее сияние, а ветер нещадно трепал занавески, создавая эффект темной детской, ставшей под покровом ночи обителью зла. Настя шла практически на ощупь, неся на вытянутой лапе керосиновую лампу. По низу степенно прохаживались волны холода, взметая кружева Настиной сорочки. Внезапно тишину огласили престранные, пугающие звуки, отдаленно напоминающие колокольный звон, теряющийся в ночной тиши… не медля, Настя помчалась назад. Мирно потрескивал огонь в камине. Отвернувшись мордой от огня и натянув одеяло на самые уши, разлеглась Леночка в самой нахальной позе, и, громко храпя, отдавалась ныне чертогам сна. Еловые ветки и сено, из которых состояла хемулячья постель, таинственно шурша, перекатывались под ее костлявыми спиной и боками, слегка развеивая тревожную тишину жуткого старого замка. Вовка сел на кровати и зябко поежился. Нельзя сказать, чтобы ему было очень уж уютно в его нежно-голубой летящей тунике, отделанной тончайшим кружевом на лебяжьем пуху. Леночке бы подошла такая обновка, даже очень. Однако на той красовалось приторно-розовое ночное платьишко в ромашках. Хемуленок укутался в лоскутное одеяло. Долго еще ждать эту мымру Настьку с ее сухим филифьониксом и мармеладным печеньем? Утробные вои, издаваемые Вовкиным желудком, буквально сразу проиллюстрировали сею потребность. Побранившись немного в кулак, хемуленок, не раздумывая, решил отправиться на поиски если не печенья, то хотя бы чего-нибудь съестного. Решительным и непоколебимым был этот хемуленок. Решительны и непоколебимы были и его действия. Решительно и непоколебимо сел он на кровати. Решительно и непоколебимо отбросил в сторону он лоскутное одеяло – оно для слабаков! Решительно и непоколебимо подполз он на пузе к краю кровати Решительно и непоколебимо плюхнулся он с нее на пол, просунул лапы в деревянные башмаки, которые за место бахил выдавались каждому гостю Настиного дома (если гость, конечно, был представителем прекрасного пола, а для хемулей предполагались уютные мягкие лапти). Решительно и непоколебимо осознал он свою промашку и исправил ее и встал, готовый к подвигам. - Нёу-нём… - прошептала в полудреме Леночка, гневно отбрасывая в сторону одеяло. - Спи! – командирским тоном приказал ей Вовка. – А за мной не ходи – мужские подвиги женщин не терпят! - О-ой, вечно ты так, - томно протянула в мгновение ока пробудившаяся Леночка, - а мы – спортсменки, комсомолки, красавицы… - Именно так, вот мы, хемули, и должны охранять вас, как главное украшение жизни.. ты же вот охраняешь свои брильянты-жемчуга?.. Вот! Вот и не ходи за мной. Ты это, есть хочешь? - Очень, - жалобно сказала филифьонка, присев на край кровати, - Настя нас обманула, она обещала принести печенье и сухой филифьоникс, а где они? - Так что тебе взять из Настиной еды? - То, что у нее есть, конечно… - неуверенно пробормотала Леночка. - У Насти есть все! – широко махнул Вовка лапой. – И не сомневайся! Я более, чем уверен в этом! - Ну, тогда… ну, тогда захвати мне печенье «Хемулевка», копченой колбаски и консервированной сайры с праздничного стола. И не забудь прихватить помидоры и маргарин в качестве общей закуски. Во пировать будем! - Ага, - энергично кивнул головой Вовка, - а я принесу филифьоникс «Кола-колу» и «Спрайт», а еще чипсы и соленые огурчики! У меня все по-мужски! Внезапно со стороны окна послышался шорох. За ним последовал стук, и вот в окне торжественно показалась голова хемуленка. Жестами он подманил к себе Вовку, и тот забрался за ним на крышу замка, где сидели еще трое хемулят. Один из них, большой серый хемуленок с единственной черной прядью волос, уныло свешивающейся наподобие ослиного хвоста на мрачные, впавшие глаза, поигрывал бутылкой подмороженного филифьоникса, явно украденной из какого-нибудь местного магазинчика или кафе, развалившись возле трубы в очень демонстративной позе. Рядом с ним притулилась милая маленькая филифьоночка с блестящими каштановыми кудрями и огромными, словно два озера, синими глазами. У представительницы прекрасного пола также наблюдались большие серебристо-серые глаза и крупные веснушки, подозрительно смахивающие на жирных мух. Филифьонка, одетая на ковбойский лад (правда, одежда очевидна была пошита из очень дорогих и качественных тканей – этот стиль Леночка называла «пуризм», однако Вовка старался не обращать внимание на такие мелочи: ведь если хемуль одевается нормально, не вызывающе и не обвешивается наподобие огородного пугала различными, пусть и дешевыми, но зато яркими украшениями, - так значит у него есть вкус; сие высказывание и составляло один из мотивов простой жизненной философии, которой руководился Вовка), притулилась между серым хемуленком и третьим, словно меж двух вековых дубов, вальяжно и с чувством полной безопасности. А третий хемуленок был в голубых штанишках и коричневой майке, а на его тощей, жилистой шее пламенем горел кроваво-красный галстук-бабочка. - Хай, Вован! – радостно воскликнул хемуленок из окна. – Я – Фокси, ты меня помнишь или уже нет? Хотя, скорее, нет. Этот хемуленок был пегим, в белые и коричневые пятна. А еще он был очень ушастым, и его волчьего типа уши топорщились кверху, словно этот маленький хемуленок умел на них летать и потому отрабатывал свои навыки день-деньской. Синие глаза хемуленка, бездонные и переливающиеся тысячами отблесков, посланными на землю от самих Звезд, ретиво поблескивали из-под густой растрепанной челки натурального цвета , закрывавшей правый глаз практически наполовину. На шее хемуленка в полумраке с трудом можно было разглядеть изрядно жеванный шейный платок на манеры Дикого Запада. - Как же тебя не помнить? А зачем ты, кстати, явился? - Я явился, чтобы замутить клевую тусу , все фьеги попадают! А, кстати, фьеги у тебя есть? - Всего одна, - скорбно сказал Вовка. - Жаль, - омрачился Фокси, - однако не помешало бы спуститься в целях ознакомления. - Да пожалуйста, если, конечно, она не спит! – Вовка широким жестом пригласил друзей-товарищей в окно. Фокси торжественно запрыгнул туда и оказался прямо в центре хемулячьей еловой кровати. Леночка в это время сладко дожевывала уголок одеяла. Когда хемуленок рухнул на яркие полотна, филифьонка взлетела чуть ли не к потолку. - Кто здесь? – вопросила во тьму Леночка. Вместо ответа Фокси приблизился к ней и схватил ее за запястье: - Не думай бежать. Все тщетно, женщина. Однако Леночка помимо комсомолки и красавицы была еще и спортсменкой, и вместо вполне ожидаемого и естественного плача, ну, или, хотя бы, нецензурного восклицания, отвесила хемуленку столь звонкую пощечину, что тот покатился по деревянному полу. - Ну не надо же так, а то обидится маньяк! – сквозь зубы процедил он. - А не во фьегу было нападать на порядошных спортсменок-комсомолок-красавиц! – злорадно заключила Леночка. – А маньяк-то симпатишный? - И симпатишный, и холосый, и няффный, - подтвердил с пола Фокси. - А каково его социальное положение относительно романтических чувств? Неизвестно, каков бы последовал ответ, если бы в беседу не встрял Вовка. - Ленка, от чего ты падаешь? – в лоб спросил он. - Глупый вопрос, - процедила хемуленка. - Значит, устроим Ночь Глупых Вопросов? Повисло неловкое молчание. Положение исправил Фокси: - Лен, ну, что тебе нравится, там, игры всякие, мульты? - Мне нравятся аниматроники, - наконец выдавила из себя Леночка, - особенно – Чика. Она красивая. - Да? А мне… - начал Вовка, однако Фокси заткнул его рот лапой: - Помолчи, недоумок! Вот давайте и устроим вечеринку по аниматроникам! - А как это? – не поняла Леночка. – Их ведь уже увезли… - А мы не будем играть с аниматрониками, мы будем играть в аниматроников! Чур, я Фокси! Где здесь пиратская бухта? - У Насти в гостиной есть занавеска, а там – все добро, что от греха подальше надобно спрятать, - сказала Леночка, - а раз Фокси там оказался, то я делаю вывод, что его тоже надо было спрятать от греха подальше. Это логично. Я – Чика. Через некоторое время кладовка стала «Перадской бухтой», а хемулята вернулись в покои и продолжили беседу. - Я – Фредди, - сказал Вовка. - А я, - сказал хемуленок в галстуке, - Бонни. У меня, вон, и галстук есть! А охранник, между прочим, кто? - А охранник – Настя, хозяйка этого замка! Мы по прячемся здесь будем ее пугать. Ты, - Вовка обратился к хемуленку с филифьониксом, - будешь Золотым Фредди. У Насти на лестнице не просто ступеньки, а выдвижные ящики – это модное нововведение. Спрячься пока в один. А вы посидите тут, здесь сцена. А чтобы вас не заметили, закопайтесь в нашу еловую постель! А нам с Чикой, как аниматроникам, необходимо зарядиться машинным маслом, куда мы сейчас и отправимся! - А можно мне тоже подзарядиться? – высказал надежды Золотой Фредди. - Нет, - кратко оборвал его Вовка, - ты – призрак, а призраки не заряжаются! - Вот всегда ты так! – разозлился призрак. Как раз в этот момент послышались шаги. Мерцали, переливаясь всевозможными оттенками, мягкие, фосфорные лучи перламутровой акриловой краски. Отделанный серебром бассейн стоял возле статуи доброго индийского слона, озаренный чисто-синим сиянием кристально-стеклянной раковины-ракушки. Сверху на ней мерцала пронизанная светом жемчужина. Разноцветные лучи сходились в ней воедино, образуя сказочную палитру волшебной радуги. Над раковиной разинула рот золотая жаба, в изумрудных глазах которой нашла свое отражение вся комната. Голубые глаза клоунессы пронизывала радуга, проникая на их солнечную глубину. Золотистые локоны куклы, струясь, ниспадали на плечи, куда лег прохладный шелк яркого костюма. Вся мировая палитра нашла здесь себе приют. Отливала бирюзой юбка, вишневым ароматом переливались рукава кофточки, играя нежными лепестками цветов. Рядом стояла красивая молодая филифьонка. Ее голубые глаза, отражая глубину миров, переливались на свету сказочными оттенками. Это были необычные глаза – как у русалки. Да и сама филифьонка тоже была подобна русалке. Крупные завитки ее пронзительно-рыжих, в местах вспыхивающих пламенем, а в местах – отливающих шоколадом, локонов ниспадали на голубое платье с отделкой тончайшего кружева. На шее филифьонки сверкал темно-бирюзовый амулет «Всевидящее Око». В ушах рубинами алели вишни, шелестя изумрудами листьев, а на лапе играло всевозможными оттенками розового и синего серебряное кольцо, покрытое сверкающей эмалью. Филифьонка стояла в стеклянных волнах, ее локоны, подобно флагам, реяли на ветру, а в лапах она держала золотую рыбку, заливающую комнату мягким светом. Умиротворенно созерцал мир нежно-бирюзовыми очами Страж Границы Миров – бархатный фиолетовый кот. За его спиной с тихим шелестом покачивались кружевные крылышки, а на длинном закрученном хвосте рыбками играли разноцветные бусины. Рядом пристроился его бирюзовый собрат. Он подозрительно посматривал на Рыбку, сверкая золотом своих больших глаз и обруча на шее. Коты однозначно что-то задумали. Если не захват мира, то кражу несчастной рыбки – точно. Отливала голубизной юбка жасмин, переливаясь золотом украшавших ее монет. Возле пристроился блокнот «Маяк» от Мандаринки – могущественной феи, под лапами которой из мучительного плена обыкновенного полимера выбирались чудесные ландшафты и персонажи, явления волшебства неземные чудеса. На обложке этого блокнота были изображены зайчонок с прекрасными золотисто-апельсиновыми глазками и его мама-зайчиха. В ее таинственных голубых глазах, казалось, отражались магия неба и земли, волшебство океанской глубины. На другой стороне стоял деловой заяц, одетый подобно заправскому моряку, а в лапах он держал огромный золотой ключ. На шее зайца развевался красно-белый шарф крупной вязки. А за его спиной, в тумане, терялся маяк. С высшей степенью вальяжности хемуленок Вова прошелся по комнате и, подойдя к раковине, уже собирался было по-свойски рвануть баранку, однако Настя вовремя его остановила: - Ну кто же так, (здесь нецензурное выражение), делает?!? Вот, как надо! – и филифьонка элегантно повернула баранку. Вода с легким шипением потекла на лапы хемулят, переливаясь радужным блеском, исходящим от стен комнаты и предметов, расположенных в ней, подобно некоему волшебному водопаду. Вовка с наслаждением плеснул на себя горсть и, по-хемульски растершись водой, поддельно хрипло пробасил: - Ну, что же… по завершению процедур водных благодетельных имеется надобность, (здесь нецензурное выражение), и отужинать. Настя со злобой саданула хемуленка по уху. - Посмеешь еще столь фамильярно разговаривать на охраняемой государством территории, да еще и с хранительницей культурной ценности?!? Это – политическое покушение, за какое совершеннолетние граждане отбывают наказание в одиночной камере тюрьмы! А ты ведь уже взрослый хему’ль, раз считаешь, что можешь употреблять здесь нецензурные выражения?! Ну так и отбывай наказание! - Но Вы же, извините за выражение, сами вот только что произнесли нецензурное выражение, если слух меня не подводит? - ААА! Не работа, а, чесслово, дурдом! Не выспишься, не пожрешь, как следует, с ними! – возопила Настя, однако вовремя осеклась: - Профессионализм, подруга, профессионализм. Сейчас я подберу Вам камеру, достопочтенный молодой фурри. - А кто стоит за введением этого закона? - Я! – гаркнула Настя. – Настя сказала, Настя сделала! - Это насилие! – закричал Вовка, пытаясь вырваться из цепких лап Насти, однако все было тщетно, и филифьонка волоком потащила незадачливого правонарушителя по лестнице. Внезапно Настя замерла, с трудом балансируя на одной лапе. Ступенька под филифьонкой медленно расслоилась, и лапа Насти с громким треском провалилась в ящик. Однако и это было не самым страшным, ибо стоило филифьонке предпринять жалкую попытку подняться, как из-под ее лап послышались загробные стенания. - А-а-а! – завизжала, как девочка, Настя и с несвойственной своему грузному телу прытью взвилась под потолок. А приземлилась филифьонка уже на край неизвестно почему задвинутой ступеньки, и с грохотом оступилась, преодолев по воздушному пути еще три ступеньки. Неизвестно, чем бы закончился сей полет, если бы Настю вовремя не подхватили за талию удивительно мощные лапы, явно не принадлежащие Вовке, и, тем более, Леночке. «Так и есть, это маньяк, который спас мня, чтобы»… Однако додумать Настя не успела, так как ее взгляд упал на совершенно пустую лестницу. - Черт! – сквозь зубы пробубнила Настя и бросилась наверх, снова споткнувшись о ту самую злополучную ступеньку. В этот раз она уже не испугалась. Пулей взбежав наверх, филифьонка остолбенела. В Вовкиной «камере» действительно сидел хемуленок. «Экий законопослушный, - подумала Настя, - совестно наказывать его за какую-то там брань, ребенок, видать, впечатлительный будет!». – Ну, Вован, я считаю, что с нас междоусобиц вполне достаточно. Пошутили, и хватит! Теперь твое честное имя торжественно возвращено! Но каково же было удивление Насти, когда на нее глянула смешная маленькая мордочки наподобие корсачьей. Бонни был единственным, кто остался в сей роковой час на сцене. На минуту хемуленок растерялся, но затем вспомнил, кто здесь самый опасный аниматроник, и, храбро заикаясь, воскликнул: - Э-э-э-э-э-э-э! Филифьонка-а-а-а! Вы окружены-ы-ы аниматрониками-и-и-и! Провалива-а-а-айте-е-е-е! Немедленно-о-о-а-а-а! Э-э-э-э-э! - Какими нафиг аниматрониками? И где Владимир? - Владимир убит, - холодно отрезал Бонни, - и Вы, фрекен, следующая.