Прерванная лебединая песнь

«Выше крыши, неба выше Имя взлетает твое. Не увижу, не услышу Ветер не споет. И покорно сердцем нежным Меткие стрелы ловлю. Без укора, без надежды Я тебя люблю» «Молчи» Инна Желанная

      Утро для Мадса выдалось мучительным, он проснулся возбужденным рядом с теплым разнеженным телом своего невольника. Кельт остро пах потом и березовым отваром, Мадс жадно обнюхал его, особо уделяя внимание подмышкам. Посторонние ароматы пропали с кожи спящего, и нотки болезни совсем стерлись. Зверь, настойчиво рыча, требовал покрыть свою пару, но дан держался. Все, на что он решился — подрочить, пристально глядя на беззащитный затылок, на влажные завитки волос, трогательно прилипшие к шее, вдыхая умопомрачительную смесь запахов, присущую только этому человеку. Беззвучно кончив, Мадс осторожно выпутался из шкур, вытерся брошенной рядом рубахой и, как был, голышом отправился купаться в ручье, пробегавшем в лесу недалеко от дома.       Когда он вернулся, Хью делал вид, что спит, но его выдавало неровное дыхание и подергивание век. Дан улыбнулся, отряхиваясь от воды, как большая собака, и шумно протопал к притворяющемуся кельту. На Хью попали холодные капли, и он вздрогнул, выдав себя, и встретился взглядом с насмешливыми зелеными глазами.       — Ты заставил меня побегать вчера — тебя всю ночь лихорадило, — укорил викинг заалевшего скулами кельта, который не знал, куда деть глаза от обнаженного тела хозяина.       — Я не просил тебя об этом, — пряча взгляд, огрызнулся Хью. Он клял себя за неуместное стеснение. Мужская нагота — обычное дело для него, не раз он наблюдал своих голых соплеменников во время купания или обряда посвящения. Кельт не мог понять, почему обнаженное тело дана так смущало его, неясная угроза исходила от Мадса, пугая его до чертиков и мурашек по коже.       Спокойное лицо зверя от слов невольника сделалось пугающим: во взгляде застыл холод, а линия губ стала жесткой. Он присел перед Хью, крепко схватил его за подбородок, заставляя смотреть себе прямо в глаза.       — Запомни раз и навсегда, ты — мой! От кудрявой макушки и до пяток. И только я властен над твоей жизнью или смертью. Еще раз вытворишь то, что было на корабле, и я закую тебя в цепи. Уяснил? — жарким дыханием викинг обжигал губы Хью. Тот мотнул головой, пытаясь избавиться от цепкого захвата, не решаясь использовать руки. От близкого соседства людоеда липкий страх проникал под кожу, но он все-таки храбро ответил:       — Я — мужчина. Я родился свободным и хочу умереть свободным. И шумно сглотнув, зашипел разъяренно прямо в лицо врага:       — Там, на поле, тебе было наплевать на всех моих родичей, их ты рвал на куски, но мне оставил жизнь. К чему тебе слабый раб? Помучить? Съесть? Заставить работать? Что ж потешайся, только знай, при любом удобном случае я или убью тебя, или — себя.       Ульфхеднар зарычал — весь восстановленный самоконтроль полетел к чертям, он оттолкнул Хью от себя и ушел в смежное просторное помещение, служащее кухней. Кельт облегченно выдохнул, утыкаясь лицом в густой мех шкур, но, как оказалось, успокоился он рано. Мадс вернулся быстро и во всеоружии, Хью пытался развернуться, но его тут же вжали обратно в ложе. Мгновение, и у него уже связаны руки над головой, а тело распластано под горячим телом людоеда. Он застыл, не веря собственным ощущениям: дан обнюхивал его, щекотно проводя кончиком носа по шее и затылку. Волна ужаса прокатилась вниз по позвоночнику кельта, и он задергался в путах, не имея, впрочем, сил, чтобы хоть сколько-нибудь сопротивляться. Зверь тем временем раздосадовано рыкнул, железный обруч на шее Хью жутко мешал ему наслаждаться нежной кожей пары.       — Не дергайся, я сейчас сниму с тебя ошейник, — предупредил Мадс, разворачивая Хью к себе. Схватив жесткий обруч двумя руками, людоед, нисколько не напрягаясь, развел его склепанные намертво края. С осторожностью он высвободил шею пленника от куска железа. У Хью в глазах плескался страх, и дан не смог на это смотреть, перекатил его на бок, вновь прижимаясь всем телом со спины. Мадс принялся вылизывать затылок пары, зарываясь лицом в жесткие кудри, попутно руками проникая под рубашку.       Хью почувствовал требовательные прикосновения к своим бедрам, скользящие все выше и выше, и вот уже подол его рубашки задрали до груди, и ему показалось, что он задыхается под обжигающими неправильными прикосновениями рук и языка. Растерянность затопила его с головой, лишая силы воли. Хью ощутил, как к его ягодицам прижался горячий член зверя, тело же сначала задеревенело, а затем попыталось уйти от прикосновений, но безобразная слабость после пережитой лихорадки не дала этого сделать, и все, чего он добился — лишь крепче прижался к стояку Мадса. Викинг застонал и толкнулся вперед и вверх, проезжаясь по пояснице кельта, тот был не готов поверить в реальность происходящего. «Может быть, это внеочередной кошмар, который скоро закончится?» — подумал он, и отдался в руки дана, покорно принимая его странные ласки.       Уловив готовность Хью, Мадс заторопился, возбуждение прошивало его, подталкивая к краю. Ему хотелось бы вылизать пах парня, его подмышки, а потом и все тело. Хотелось легко прикусить нежные соски, а затем долго играть с ними губами и языком. Хотелось вобрать в рот член, обласкать яйца и промежность кельта, измучить его ласками, но сейчас он был на грани, и жаждал только одного — оказаться внутри этого желанного тела, затопить его собой. Викинг, не глядя, зачерпнул растопленного жира из плошки, которую принес из кухни вместе с веревкой. Вязкая масса размягчилась от тепла руки, и дан втер маслянистую жидкость между мягких половинок Хью. Мадс нетерпеливо ввел скользкий палец в сморщенное колечко мышц, пленник задрожал, но не сопротивлялся, ослабленное тело даже не напряглось, только заалели кончики ушей Хью, и дыхание стало совсем прерывистым. Викинг оглаживал мягкие стенки ануса изнутри, вскоре добавив второй палец, а затем и третий. Хью издавал болезненные стоны, а Мадс уже активно двигал рукой, проворачивал пальцы, завороженно следя за тем, как они исчезают в покрасневшем припухшем отверстии. Ульфхеднар даже забыл на время о своем возбуждении, но зверь, измученный ожиданием скоро напомнил о себе. Дан вынул пальцы из раскрытой дырки Хью, втер в свой член показавшийся обжигающе прохладным жир и принялся потихоньку толкаться внутрь пары.       Кельт уже не считал, что ему привиделся кошмар, он сам сейчас находился в кошмаре наяву. Он чувствовал болезненное проникновение крупной головки члена зверя в совсем не подходящее для нее место. Сердце Хью выбивало барабанную дробь, дыхания не хватало, и, что самое стыдное, он был возбужден. Неприятные ощущения от вторжения пальцев и боль от их жестких движений сменились зарождающимся в паху напряжением. Он понимал, что это неправильно, неприемлемо, чудовищно, но когда член Мадса все-таки проник в него до конца, кельт непроизвольно толкнулся навстречу. Было мучительно и прекрасно. Дан замер на секунду, а затем практически вышел из Хью и снова медленно скользнул обратно. Куснув острыми клыками кожу на шее пленника, ульфхеднар отпустил контроль. Он начал вбиваться в мягкое нутро Хью, рыча и ругаясь, а тот скулил и захлебывался слезами от противоречивых и слишком ярких ощущений. Чувствуя, что оргазм близок, Мадс захотел более глубокого проникновения, но поза показалась ему не слишком удобной для этого. Он остановился и попытался поставить кельта в колено-локтевую, но конечности того не слушались, и он распластался по ложу, сверкая оттопыренной задницей. Ульфхеднар подтянул поясницу Хью повыше и плавно скользнул в раскрытое влажное отверстие. Викинг понял, что все сделал правильно, услышав громкие крики-стоны теперь уже любовника. Мадс задвигался жестче и резче, чувствуя, как поджимаются пальцы на ногах и под веками начинают вспыхивать звезды. На мгновение он перестал существовать, отдаваясь слепящему белому свету и блаженству. Когда к нему вернулись ощущения, он уловил последние всполохи оргазма, почувствовал под собой распластанного, всхлипывающего Хью, перевернул его и ртом довел до разрядки, а затем тщательно вылизал, как того хотел зверь.       — Когда встанешь на ноги, — прохрипел Мадс, в шею засыпающему кельту, - можешь попытаться убить меня, но не смей лишать себя жизни.         Он крепко прижал к себе Хью и задремал. А за пределами дома разгоралось позднее утро, надвигающийся день готовил для двоих новые испытания.