«Привыкший сражаться не жнет и не пашет: Хватает иных забот. Налейте наемникам полные чаши! Им завтра — опять в поход!» «Песня наемников» Исполнение: «Истар». Слова: М. Семенова.
Хью вынырнул из сонной хмари, когда рядом заворочался кто-то большой и шумный. Он с трудом разлепил глаза, бессмысленным взором утыкаясь в низкие прокопченные балки потолка. Все тело ломило, в горле пересохло и, впервые за долгое время, он захотел есть. Его живот громко требовал пищи, Хью попытался прижать к нему ладонь и замер. Руки не слушались — он их вообще почти не чувствовал. Его охватила паника, но тут в поле зрения появилась лохматая голова викинга, на его заспанном лице сменилась целая гамма эмоций. — Одиновы яйца, — ругнулся Мадс по-дански и начал распутывать веревку на запястьях кельта. — Прости, я совсем забыл, — уже на саксонском прошептал он и принялся растирать онемевшие руки Хью. Тот смотрел на дана во все глаза, вдруг ясно припоминая все, что между ними случилось. Даже болезненное покалывание в ладонях не смогло рассеять обрушившийся на кельта шок. Ему стало нестерпимо стыдно, даже гадливо, он сел на ложе, морщась от боли, прострелившей поясницу, и попытался вырвать руки из хватки ульфхеднара, тот не позволил, жадно пробежал взглядом по обнажившейся груди Хью и потянул его на себя. В глазах невольника мелькнул страх, который только подстегнул Мадса. Викинг прижал к своим губам одну из ладоней Хью, поцеловал ее внутреннюю часть, а затем, втянув в рот указательный палец, начал его посасывать. Сердце в груди у кельта зачастило как бешеное. От захваченного в плен пальца через вены и сухожилия поднимался жар, который, достигнув позвоночника, схлынул к низу живота. Мадс замер, принюхиваясь, и выпустив палец изо рта, зарычал, опрокинул заполыхавшего румянцем Хью обратно на шкуры и принялся вылизывать ему грудь. Прикусывая и перекатывая языком мягкие бусинки сосков, дан сходил с ума от удовольствия и не услышал, как стукнула входная дверь, и только когда послышалось настойчивое покашливание, Мадс понял, что в доме посторонние. Он оторвался от своего занятия и зло посмотрел на незваных гостей. На них во все глаза уставилась Фрейя — жена младшего сводного брата, из-за спины которой выглядывала любопытная рабыня. — Добрый день, уважаемый брат. До нас дошла весть, что ты вернулся, и я с раннего утра выслала сюда мою рабыню, но уже полдень, а к тебе в дом не достучаться, — женщина и не думала опускать бесстыжий взгляд, с интересом разглядывая в полутьме представшее перед ней зрелище. Дан, закутав Хью в меха до подбородка, скатился с ложа и неспешно натянул валяющиеся поблизости штаны. — Фрейя, кому как не тебе знать, что после похода мне нужен отдых. Я бы пришел к брату, когда посчитал нужным, — в преувеличенно вежливом тоне Мадса зазвучала угроза. — Не держи зла на бедную мать, которая очень волнуется за своего ребенка. Мой младшенький Эрик слег с лихорадкой, и мне нужно то снадобье, которым ты выходил Йена, — в притворном раскаянии женщина опустила глаза. Мадс видел насквозь все лживое нутро Фрейи, эта баба разнесет по всей округе новость о том, что в доме отшельника появился жилец. На Хью не было ошейника, и дан надеялся, что женщины не заметили этого, он не хотел, чтобы у кого-то возникли вопросы насчет принадлежности кельта. — Отправляйся домой, я сам принесу отвар, когда он будет готов, — рыкнул Мадс. И, чуть подумав, добавил: — А свою рабыню пришли ко мне со свежим молоком, сыром и лепешками. Фрейя кивнула, соглашаясь, и отбыла восвояси. Ульфхеднар покосился на кельта: тот лежал, отвернувшись к стене, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Дан хмыкнул и ушел готовить снадобье. Хью слышал, как за легкой перегородкой викинг разводит огонь, как шуршит сухими травами и гремит глиняной посудой. Он старался сдержаться, но по лицу поползли предательские слезы, хотелось зарыдать в голос, но кельт пытался не всхлипывать, кусая крепко сжатый кулак. Последний раз он плакал над мертвыми телами своих родичей, выл как потерянный щенок, уткнувшись лицом в окровавленный мамин подол, а потом детство кончилось, он стал мужчиной, воином, мужем, человеком замкнутым и жестким. Кто бы мог подумать, что Хью еще способен плакать? Он ведь трахался с врагом, людоедом, извергом, убийцей, и получал от этого постыдное удовольствие. «Это неправильно, ужасно, мерзко», — повторял про себя кельт. «Виновата болезнь. Это злые духи, видимо, до сих пор не покинули его тело, или это дан опоил его своими колдовскими зельями»? Хью был уверен, что не мог наслаждаться ласками ульфхеднара будучи в здравом уме. Спустя немного времени вернулась рабыня. Перед кельтом поставили плошку молока и лепешку с душистым сыром, он хотел гордо отвернуться, но внутренности скрутило так, что хоть вой. Мучимый жаждой, он мгновенно разделался с молоком, и вгрызся в еще теплую лепешку. — Не торопись, подавишься, — пожурил его дан, довольный разыгравшимся аппетитом Хью. — Пить, — с набитым ртом односложно буркнул невольник. Мадс принес ему чистой воды со двора, а затем оделся и, приперев дверь снаружи, направился к брату. Ларсу досталось богатое наследство от отца, торговца Хевди Хромого. Большой дом, множество рабов, корабль — все, чтобы прожить жизнь в достатке, но брату Мадса не везло в личной жизни, в жены ему досталась лукавая и склочная женщина. Сам Ларс имел нрав мягкий и незлобивый, поэтому Фрейя вертела им, как могла. У них было четверо детей, все болезненные, слабые, но добрые, кроме старшего Йена. Йен, рябой шестнадцатилетний олух, пошел характером в мать — врать и изворачиваться научился с пеленок. Ульфхеднар выходил мальчонку зим пять назад, когда к племяннику прицепилась осенняя лихорадка. Пользовал дан Йена отварами и медвежьим жиром, и это не пошло отпрыску на пользу. После выздоровления тот стал неимоверно жестоким, лупил свою сестру и братьев почем зря, калечил рабов, и однажды просто сбежал из дому, пристал к ватаге Эдмунда Рыжего, человека без чести и совести. Йен иногда появлялся в родных краях, неизменно принося с собой неприятности. Мадс оказался невольным виновником произошедшего, ведь, как известно, медвежий жир снадобье опасное, и может сделать человека злым, как не залегшего в спячку шатуна. Фрейя с тех пор стала совсем невыносимой, и Ларс все больше времени находился в плаваниях, пусть моряком он был бездарным, но часть осени и зиму брат неизменно проводил подле жены. Ульфхеднар, добравшись до дома Ларса, увидел того мельком, брат собирался с визитом в соседнее селение. Мадс напоил Эрика отваром, хотя тот и не страдал лихорадкой, а просто застудив накануне ноги, захлюпал носом и расклеился. Дав наставления рабыне насчет мальчика, он собрался уже уходить, но столкнулся нос к носу с Йеном. Парень вытянулся и чуть раздался в плечах, и с последней их встречи обзавелся парой новых шрамов на лице. — Рад видеть тебя в добром здравии, Мадс сын Миккеля, — противно ухмыляясь, поприветствовал Йен викинга. — Здрав будь, сын Ларса, — в тон ему ответил ульфхеднар. — Эдмунд Рыжий шлет тебе привет, — хитро щуря прозрачные рыбьи глаза, выдал племянник. — Он очень удивился, узнав, что ты отбыл в поход с Инваром, а ведь ты утверждал, что больше не воюешь. Дан пристально вглядывался в лицо паршивца, осознавая, что тот явно поджидал его возвращения. Год назад, когда Йен ушел с вербовщиками из дружины Рыжего, те приходили к Мадсу. Эдмунд хотел, чтобы его личное войско пополнилось ульфхеднаром или берсерком, но никто не желал иметь с ним дела, все достойные воины обходили его дружину стороной. Только отморозки да голытьба могли околачиваться рядом с трусом и отцеубийцей. — Не тебе, Йен, сомневаться в моих словах. Если я сказал, что не воюю, значит, не воюю, — молвил как отрезал Мадс и, развернувшись, направился к выходу. — Вряд ли такой ответ понравится ему, — бросил вслед уходящему дану племянник. — А мне плевать, — не разворачиваясь, прорычал ульфхеднар. Зверь в груди настороженно заворчал, провоцируя вернуться, оскалить клыки на Йена, припугнуть. Его волк чуял врага, значит, мальчишка просто так не отступится. Но пусть только попробует сунуться, Мадс не станет с ним осторожничать, вырвет глотку в два счета.Настороже
8 декабря 2014 г. в 21:08