Прерванная лебединая песнь

«Слёзы и кровь — все как обычно… Будем сжигать мосты! Честно сказать, мне безразлично, Чем захлебнешься ты… Но не привык раздавать я пощаду Для ядовитых змей! Мне ничего объяснять и не надо: Пей, отравитель. Пей». Канцлер Ги «Слезы и кровь»

      Хью проснулся, когда было уже темно. Сон мгновенно ускользнул и развеялся, оставив после себя лишь неприятный осадок. В крепких объятьях ульфхеднара было нестерпимо жарко, а в груди сердце выбивало неровную дробь. На него вдруг навалилось душное осознание: «Вот и все. Он сдался, смирился с тем, что принадлежит теперь этому страшному чужеземцу». Мысли ворочались в голове тяжелые, словно булыжники. Кельт какое-то время вглядывался во мрак, но сон больше не шел — он и так проспал весь день, в полудреме чувствовал, как дан проснулся и ушел, и как через какое-то время вернулся к нему.       Ему вдруг захотелось вырваться отсюда, он выпутался из рук любовника и выбрался из постели. Кожу сразу обожгло прохладой — очаг, видимо, уже давно погас. Кельт нащупал на крышке короба что-то из одежды и натянул на себя. Шерстяные штаны сели как влитые, а подол рубахи спустился до колен. Мягкая ткань на плечах и спине ощущалась так же, как те объятья, которые Хью покинул, рубаха викинга окутала теплом и знакомым до боли запахом. Кельт осторожно двинулся к выходу, ему хотелось развеять этот аромат, вдохнув морозного воздуха, ощутить свежий ветер на лице, на минуту почувствовать себя свободным. У входа он натолкнулся на короткие растоптанные ботинки дана, завязывать в темноте их было неудобно и Хью просто вдел в них ноги.       Дверь чуть слышно скрипнула, впуская в жилище морозный воздух и сумеречный свет. На улице мириадами звезд мерцало небо, отражаясь в белом крошеве снега. Кельт не знал, насколько редки были такие ночи для местной бесснежной и хмурой зимы. Он наслаждался кристально-чистым воздухом, вглядываясь в яркие глаза предков, что смотрели на него сверху.       — Простите меня, — прошептал Хью одними губами, трогая свою шею, на которой возле краев ошейника отдавали болью недавние следы укусов и поцелуев. — Я подвел вас. Всех вас.       Племя Гронноса и племя Дэнси ушли за грань, и немой укор виделся Хью в звездных очах родичей. Вина и стыд тяжким бременем оседали на душе. Он прикрыл за собой дверь и двинулся к камню, на котором сидел в тот день, когда впервые увидел этот дом. Морозец был небольшим, но уже ощутимо пробирался под рубашку, камень обжег леденящим холодом, но ему не хотелось возвращаться. Он вспомнил сказанные накануне Мадсом слова, о том, как важен для него Хью, и предательская дрожь удовольствия прокатилась по его позвоночнику. Странная смесь испытываемых к людоеду чувств сбивала его с толку. Кельт смотрел на чернеющий за домом лес, на поднимающуюся над миром ночь и мечтал об одном: перестать думать. Он вдруг вспомнил, что на родине сейчас жгут костры и почитают умерших тризной и празднествами, и ему казалось, что все это осталось так далеко и, если и было когда-то, то не с ним.       Хью не сразу понял, что что-то не так. Из раздумий его вырвал порыв ветра, что ударил в спину и унесся прочь к лесу. На границе чащи загремели черепа на жердях, над головой кельта метнулась большая тень, своей чернотой затмившая звездное небо. Тень закружилась над крышей дома, издавая крик похожий на карканье ворона, а Хью застыл, парализованный накатившим неожиданно ужасом. В следующий миг дверь жилища распахнулась, оттуда выскочил ульфхеднар, чье лицо и торс белели в темноте. Он гаркнул что-то на данском, но кельт не понял ни слова. Кружащаяся темная мерзость заверещала и с обиженным клекотом рванула прочь, Мадс же, вскинув голову вверх, зарычал и в бессильной злобе пнул снег босой ногой. Кельт отмер, ему казалось, что викинг не заметил его, и он решил дать о себе знать, слез с камня и медленно приблизился к рассерженному мужчине.       — Что это было? — спросил он у него, все так же не обращающего на него внимания.       — Чья-то злая воля, — ответил Мадс, выдыхая и устало добавил, — от меня больше ни на шаг. Понял?       — Да, — подтвердил Хью и послушно последовал в дом за ульфхеднаром. То, что творилось вокруг, было выше его понимания. Он не был ни колдуном, ни друидом, и не должен был видеть то, что недоступно человеческому взору. Пугающие необъяснимые вещи происходили с ним слишком часто, и это страшило.       Спать они больше не легли, наспех поужинали вяленым мясом, хлебом и сыром, а потом дан запалил очаг и жирники, и принялся готовить какое-то снадобье, усадив пленника за растирание в порошок различных корешков. Работали молча, кельт больше не осмелился задавать вопросы. Когда все было готово, викинг снял с одной из полок сверток и кинул его в остывающее зелье. Хью с интересом следил, что же будет дальше. Мадс зашептал что-то бессвязное, подцепив ножом кончик свертка, осторожно вытянул его на стол, пытаясь не касаться, потом он вынес тигль на улицу и там оставил вместе со всем содержимым. Вернувшись, Мадс надел кожаные рукавицы и срезал ткань, скрывающую содержимое свертка, внутри оказался кинжал тонкой работы. Кельт рассмотрел широкое лезвие и красивую костяную рукоять. Дан выбросил обрывки ткани в огонь и принялся обмывать клинок и стол чистой водой.       — Я не могу дать тебе меч, — вдруг нарушил тишину Мадс, стягивая рукавицы и отправляя их в очаг. Затем он взял инструмент для резки по кости и нацарапал что-то на рукояти. — Но хочу, чтобы этот кинжал ты всегда носил с собой.       Викинг протянул оружие Хью. Неровный свет от жирников заиграл на острых гранях клинка, завораживая кельта. Он трепетно принял кинжал, рассматривая начертанное на рукояти, на ней оказались знаки, среди которых были два похожих на стрелы, устремленные остриями вверх.       — Тебе не нужно об этом знать, — заметив интерес пленника, заявил ульфхеднар, — но это защитит тебя. Только никто не должен видеть его, прячь ножны под одеждой.       Мадс снял с деревянного гвоздя на стене ремешок с ножнами и протянул ему. Кинжал — это конечно не меч, но кельт почувствовал, что словно обретает часть себя, сжимая в руках личное оружие.       — Мне нужно отлучиться, — отворачиваясь от него, проговорил Мадс. Он сознательно подставил спину, натягивая на себя одежду. Ульфхеднар уловил бы намерение ударить, но позволил бы Хью сделать это, принимая от любимого даже такой выбор, но вместо острого клинка в спину прилетел вопрос.       — Куда ты?       — Недалеко. Нужно кое-что сделать. Я ненадолго, — уклончиво ответил викинг и поспешил прочь.       На подступах к дому посреди тропинки дан нашел то, что ожидал увидеть — нид — кол, покрытый рунами, и на нем окровавленную голову лошади. Он знал чьих это рук дело, об адресате проклятья несложно было догадаться, ведь днем, когда кельт беспокойно ворочался во сне, к ним пожаловала Фрейя. Она приходила узнать о сыне, но услышала в ответ то, что заслужила — ложь. Мадс не любил изворачиваться и врать, но сейчас ему было что терять, ради Хью он оказался готов на многое. Женщина сделала вид, что поверила, а ульфхеднар сделал вид, что не заметил фальши. Она, конечно, догадалась, учуяла материнским сердцем, что больше никогда не увидит сына. Месть оказалась закономерным шагом, но зря Фрейя вступила на этот путь, да еще обратилась за помощью к местной колдунье, та хоть и владела знаниями рун, но была уже слишком стара, чтобы тягаться со зверем. Заматерелым зверем, который на закате жизни обрел то, за что будет сражаться до последней капли крови.       Мадс установил в снег рядом с тропинкой тигль со сваренным ядом. Это смертоносное зелье вместе с начертанными на кинжале рунами даст Хью защиту и обеспечит победу в любом бою, а также поможет нейтрализовать проклятье. Дан сдернул и отбросил лошадиную голову, и принялся ножом соскабливать с кола начертанные руны. Он следил, чтобы стружки падали прямо в котел с ядом. От нида сложно было защититься, огонь не помог бы, но викинг знал, чем можно вытравить силу слов, подкрепленную человеческой кровью. Только опытный знахарь и практикующий колдун был способен совладать с подобной бедой. Когда с удалением рун было покончено, в его руках оказался ровно обструганный черенок. Он оставил его у тропинки вместе с тиглем и потащил лошадиную голову к ручью. В самом глубоком месте Мадс кинул ее в воду, с тревогой застывая на берегу. Водоем, поглотив подношение, на долю секунды вскипел волнами. Викинг облегченно выдохнул: ручей с удовольствием принял эту жертву.       Черенок Мадс оставил у порога, а яд из котелка вместе со стружками вылил в очаг. Огонь вспыхнул с новой силой, загудев и пожрав проклятье рун. Хью, к счастью, уже ушел спать и не мешал таинству очищения. Обструганный кол дан обмазал своей кровью из разреза на ладони, а затем нанес новые руны, руны защиты. Теперь, когда противник сделал первый шаг, ульфхеднар знал к чему нужно готовиться. То, что его враг женщина, ничего не меняло, он не понаслышке знал, что они коварнее и изощреннее мужчин в своей мести. Тем более Фрейя защищена законом, даже если она убьет, наказание за нее понесет Ларс. Убить ее без последствий не получится, исчезновение хозяйки большого дома не пройдет незамеченным. В этой ситуации викингу нужна будет вся его изворотливость и ум. Для них с Хью эта зима будет длиться чересчур долго.