Прерванная лебединая песнь

«Что я могу ради любви моей? Взлететь, словно птица или сорваться за ней вниз? Ведь это так просто, Одно испытанье — двоим И вспыхнет, как звезды, И в пламени этом сгорим». Тол Мириам «Последнее испытание»

      Девушка утянула Хью в маленький коридорчик, который отделял общую залу от входа в господские покои. Он смотрел на нее и не мог поверить своим глазам, Хельга, всегда опрятная и пышущая здоровьем, сейчас была абсолютно на себя не похожа. Перед кельтом стояла тир, одетая в простую некрашеную рубаху, с покрытой платком головой, из-под которого чуть виднелись кончики обстриженных волос, совсем похудевшая и осунувшаяся.       — Что с тобой случилось? — спросил пораженный увиденным пленник. Девушка сквозь слезы улыбнулась ему, пытаясь неосознанно пригладить на себе мятую серую ткань.       — Все хорошо, — ответила она, и Хью ни на секунду ей не поверил, — хозяйка разозлилась на меня. Теперь я не пользуюсь ее благосклонностью, работаю в хлеву, сплю там же.       — Почему? Что произошло? — воскликнул он, и Хельга прикрыла ему рот ладошкой.       — Тише ты, — зашипела она на него, — услышат. Я хотела тебя повидать и пришла тайно, в этой суматохе меня никто не видел.       Тир не спешила отнимать свои пальцы от губ Хью, он чувствовал, как дрожит ее маленькая рука, видел, что в глазах, раньше наивных и открытых, отражалось что-то новое, то сверкающее лихорадочным огнем, то делающее глаза непроницаемыми, мертвыми.       — Тебя били, — отведя ее руку, сказал кельт, и это был не вопрос, утверждение. На выглядывающих из ворота рубахи ключицах виднелись пожелтевшие уже синяки, похожие темнели и на запястьях.       — Ничего не говори, — проговорила Хельга дрогнувшим голосом, — не будем об этом. Я здесь ради тебя, вот, даже приготовила кое-что.       Она сняла с простой веревки, что служила ей поясом, незатейливую кожаную фляжку.       — Вот, — тир протянула ее Хью, — выпей.       — Что это? — удивленно покосился кельт на подношение, не спеша его принимать.       — Это вино, — поведала рабыня, — очень дорогой напиток, привезен из-за моря. Я долго уговаривала одну из рабынь отлить мне немного для тебя.       — Не стоило, — проговорил Хью, — тебя могут снова наказать, если узнают.       На Хельгу после его слов стало больно смотреть. Рука, протягивающая флягу, задрожала сильнее, по щекам покатились редкие крупные слезы. Она будто съежилась, становясь еще более ранимой и хрупкой.       — Хорошо, — поспешил согласиться он, забирая сосуд. — Я выпью.       Кельт снял крышку и хотел было сделать первый глоток, но тут тир выбила у него фляжку из рук, бордовая жидкость выплеснулась из нее, просачиваясь и исчезая в соломенной подстилке.       — Ты что совсем недалекий?! — воскликнула девушка, ударяя кулачком в грудь растерянного Хью. — Я же тебя чуть не отравила. Дурак! Кто в здравом уме даст рабыне вино?!       — Что? — нахмурился он, отшатываясь от Хельги. — Зачем?       — Затем, что моя госпожа ненавидит твоего хозяина, — яростно зашипела девушка, вмиг становясь воинственной. — Затем, что она хочет, чтобы он мучился, настолько, что меня подослали к вам, для слежки за каждым шагом, и я докладывала ей все в подробностях. Когда она узнала, что твой хозяин очень сильно дорожит тобой, то заставила соблазнить тебя. Ты не поддался, и я отступилась, отказала госпоже, потому что влюбилась, как дура в того, кому безразлична. Меня вышвырнули в грязь и холод, меня били и морили голодом, а когда пообещали все вернуть, я подумала, почему бы и нет?! Почему бы и не поднести яд тому, кому ты даже не нравишься, кому не дорога жизнь, не дорога любовь, кто не понимает своего счастья и различит его лишь тогда, когда его вырвут у него из рук! — обвинительная речь все же прервалась тихими рыданиями.       — Я не смогла, — сквозь слезы пробормотала она, — не смогла, и теперь она убьет меня.       Хью попытался пропустить суть сказанного мимо ушей, он смотрел на человека, который чуть не лишил его жизни, и не испытывал ни злости, ни презрения. Перед ним была всего лишь маленькая рабыня, жившая в относительном достатке и ласке, но забывшая о своем месте. Она сумела сказать «Нет», поступок очень смелый, хоть и безрассудный, для нее потеря благосклонности хозяев стала концом света.       — Прости меня, — зачем-то извинился Хью и попытался утешить тир, но она отшатнулась от раскрытых объятий.       — Не обнимай меня, не надо, — твердым голосом произнесла Хельга, — так будет только хуже. Не хочу твоего сочувствия, жалости, ничего от тебя не хочу.       — Хорошо, ни жалости, ни объятий, — пообещал кельт, и сам не веря в то, что произносит такое, добавил, — я поговорю с Мадсом, он что-нибудь придумает, он поможет тебе.        Тир рассмеялась, горечь и боль слышались в этих резких звуках.       — Кто бы сейчас помог ему, — успокоившись, ответила на это она, — не удивлюсь, если Фрейя поднесет ему этот же напиток.       Хью на секунду замер, осознавая сказанное девушкой, а затем, развернувшись, побежал обратно в зал, там он приостановился, стараясь не слишком бросаться в глаза, благо трэллы и тир сновали туда-сюда, а гости были уже порядком пьяны. Все снова расселись по своим местам, поверженного Бёрге унесли, и веселье возобновилось с удвоенной силой. Ульфхеднар целый и невредимый сидел на своей лавке, Ларс похлопывал его по плечу, тот улыбался в ответ, и только тонкие морщинки меж бровей выдавали его напряжение. Кельт было выдохнул, успокаивая сумасшедшее сердцебиение, но радовался он рано. К месту, где сидел Мадс, шла сама хозяйка дома, в руках ее был искусно украшенный серебряный кубок.       Дан смотрел на приближающуюся к нему Фрейю, уже понимая, что она ему приготовила. Женщина не обвинила его в преступлении, она и не думала призывать на помощь мужа или тинг. Когда закончился поединок, госпожа вышла вперед и вознесла хвалу победителю, наградой она назначила кубок дорогого и редкого на Севере напитка, поднесенного лично хозяйкой. Фрейя понимала, что отказать Мадс не посмеет, это расценят, как прямое оскорбление, и все что он мог — лишь поблагодарить в ответ. Месть должна была свершиться от ее рук, в которых сейчас тускло светился серебряный кубок с вином. Напиток пах не только сладостью и солнцем, в нем остро чувствовалась резкая нотка отравы, которую волчий нюх дана различил, как только Фрейя вышла в зал. Она наверняка догадывалась, что он учует, но разоблачать ее не станет, иначе все узнают о предполагаемом убийстве. Мадс же подумал, что женщина выбрала самый медленный яд, приносящий много страданий и убивающий постепенно, она была уверена, что никто и не свяжет недомогание отшельника с выпитым вином. Но не знала Фрейя одного: викинг не боялся ядов, к некоторым из них его организм был приучен, от многих у него имелось противоядие. Если только Фрейя не раздобыла какую-нибудь редкую и страшную гадость, он справится с этим.       Госпожа остановилась напротив победителя, их разделяли лишь лавка и стол. Ульфхеднар протянул руки, принимая кубок и силой воли подавляя бешенство внутреннего зверя, тот выл и метался, чувствуя опасность и требуя устранить врага, что находился рядом. Женщина улыбалась, не скрывая торжества. Дан невольно подумал, что Бёрге и не узнает насколько большую услугу оказал местной хозяйке тем, что вызвал его на поединок, она явно ждала подходящего повода провернуть этот трюк с угощением.       Хью не успевал. Пробираться к месту ульфхеднара приходилось осторожно, чтобы не задеть никого из пирующих и не врезаться в слуг или рабов. Он видел, что кубок уже в руках Мадса, что тот встает, чтобы испить содержимое на глазах присутствующих, дабы все стали свидетелями почтения гостя к хозяевам. В голове кельта было блаженно пусто, и только панический страх тисками сдавливал горло и грудь. Он не представлял, что сделает, добравшись до викинга, но медлить было нельзя. Оставалось шагов пять, и он рванул, на полпути решив, что предпримет, намеренно давая приказ своим ногам зацепиться друг за друга. Хью пролетел последние метры головой вперед, врезаясь в Мадса, словно в каменную стену, отлетая и ударяясь об большой опорный столб за спинами гостей. Кубок вывалился из рук викинга, орошая всех и вся яркой рубиновой жидкостью. Зал ахнул, замолкая. Хью, чудом оставшийся на ногах, выпрямился, потирая ушибленный бок, и совсем не ожидал, что спасенный им Мадс подойдет и, не жалея сил, кулаком ударит его по лицу.       Подхватывая падающего на пол пленника, дан прорычал, брызгая слюной: «Извиняюсь перед хозяевами и гостями, но я вынужден наказать своего трэлла за неуважение. Прямо сейчас». Взвалив бесчувственного кельта на плечо, викинг поспешил покинуть дом Ларса.