Прерванная лебединая песнь

«Золото мое — листья ломкие на ветру, Серебро мое — словно капля росы костру… Кровь с лица сотрет ветра тонкая рука: Завтра не придет — лишь трава разлуки высока». Черная лютня «Трава разлуки»

      Хью действительно пришлось отчищать стол от своей спермы. Как только он проснулся (а день уже был в самом разгаре), его отправили убирать кухню. Кельт чувствовал себя как никогда паршиво: он не выспался, у него болело пол-лица и ощутимо тянуло в крестце, но Мадс оказался неумолим. Он просто безжалостно столкнул не желающего открывать глаза Хью с лавки и только добродушно хмыкнул, услышав проклятья и стоны грубо разбуженного любовника.       — Не причитай! Солнце давно встало, а у нас еще тренировка впереди, — обрадовал его ульфхеднар.       — О, неееет, — запричитал Хью, хватаясь за голову. — Ты меня вчера изувечил, я не в силах носиться по лесу.       Мадс угрожающе навис над ним, вмиг теряя безобидный вид.       — Мне вот интересно, это у тебя мозги на место не встали, или ты тщательно скрывал свою непомерную дерзость от меня? — поинтересовался он сурово. — Я тебя вчера, считай, погладил. В бою никто не спросит, остались у тебя силы или нет, так что пошевеливайся, я не собираюсь завтракать за грязным столом.       Хью, морщась от тянущей боли во всем теле, оттирал грубую деревянную поверхность и чуть слышно чертыхался. Страх перед викингом удивительным образом рассеялся, его угрозы перестали звучать хоть сколько-нибудь правдоподобно. Кельту даже дышать стало легче, и кожаный ошейник уже не так ощущался на шее, труд не тяготил, совесть молчала. Что-то в единый миг изменилось для него, делая жизнь проще и понятней. Хью заговорил с даном так же, как говорил со своими соплеменниками-ровесниками, как говорил с братом, на равных. Он больше не боялся последствий, не боялся быть самим собой, и пусть дан считает, что в этом виноват удар по лицу, в конце концов, быть может так оно и есть.       — Сначала причитает над тобой, как над покойником, а потом издевается, — бурчал себе под нос Хью, нарезая ломтиками окорок и сыр. Викинг успел где-то раздобыть свежие лепешки, которые кельт также выложил на чистейший стол.       — Ты что там бормочешь? — спросил Мадс, который неожиданно бесшумно вернулся в дом со двора и заглянул в кухню. Хью подпрыгнул на месте, чуть не оттяпав себе палец ножом.       — Черт, — выдохнул он, — ничего, ничего. Завтрак готов.        Дан в свою очередь лишь довольно улыбнулся, усаживаясь за стол. Завершить трапезу им так и не дали, в дверь постучали и попросили разрешения войти. Посетителями оказались два викинга, что ходили на корабле эрла Инвара. Они поприветствовали хозяина, а Хью поспешил скрыться в спальне, но прекрасно слышал весь разговор.       — Здрав будь, Улф-Мадс, — поздоровались воины.       — И вам доброго дня. Нилс, Фроуд, — ответил дан невесело. — С чем пожаловали?       — Мы к тебе с просьбой, — как-то враз сникнув, продолжил один из мужчин. — Наш товарищ, Бёрге, просил тебя прийти.       Взгляд Мадса стал жестким, в нем засверкали опасные изумрудные всполохи.       — Это не тот ли Бёрге, чей поганый язык возводил хулу на мое имя? Не этого ли ублюдка вчера я учил вежливости? — прорычал он, зверея. — Если так, то с чего он взял, что может просить меня о чем-то?       Взрослые бородатые мужики топтались на пороге кухни, чувствуя себя неуютно в жилище разозленного людоеда. Слово взял вновь тот, что был постарше.       — Мы пришли как вестники, не серчай на нас, Мадс, — стал оправдываться воин. — Бёрге просил передать, что раскаивается. Он совсем плох и все, что ему нужно — немного твоего времени.       На этом викинги поспешили откланяться. Хью вернулся на кухню и встретился глазами с явно сомневающимся ульфхеднаром.       — Я подожду тебя дома, — только и сказал кельт. Дан же решившись, собрал в суму какие-то порошки и мази и ушел вслед за воинами Инвара. Хью донельзя обрадовался, что тренировка все-таки сорвалась. Он посчитал свой долг выполненным и, оправдывая себя тем, что не получил ни одного поручения, вновь завалился спать.       В доме Ларса было тихо, многие еще отсыпались после бессонной ночи, и только слуги да рабы бесшумно сновали туда-сюда. Вечером вновь начнется пир, веселее и ярче предыдущего. Бёрге лежал в хозяйских спальнях на ложе, где когда-то почивал юный Йен. Раненый мужчина не спал, страдая от боли и затрудненного дыхания. Мадс зажег светильник и принялся осматривать пострадавшего, с большей радостью он бы добил болтливого Бёрге, но привычка лечить, находясь в этих комнатах, пересилила.       — Брось, — прохрипел раненый. — Мне уже не помочь.        Он закашлялся и из бугра, когда-то бывшего носом, запузырившись полилась кровь. Мадс подтянул Бёрге повыше, усаживая на ложе, и приступ кашля прекратился. Разбитое лицо викинга было раздуто, словно живот протухшей рыбы, расплющенный нос потерял форму, губы треснули и еле шевелились, в темном провале рта были заметны осколки поврежденных зубов. Отдышавшись, Бёрге продолжил говорить.       — Не буду долго распинаться перед тобой, — страшно сипя перебитым носом, сказал он, — да тебе это и не нужно. После драки на корабле, я долго отлеживался, но как только стал входить в силу, понял, что все изменилось. Мое положение пошатнулось, надо мной смеялись, кто-то стал презирать, я должен был найти тебя и вызвать на поединок.       Ульфхеднар тем временем принялся ощупывать голову и лицо пострадавшего, и тот зашипел, прекращая рассказ, когда он прикоснулся к переносице.       — Блядь, сказал же оставь это, — прохрипел Бёрге.       — Поговори мне еще, медвежий член, и я вмиг избавлю тебя от страданий, — рыкнул в ответ дан. — Давай уже выкладывай, зачем звал?!       — Затем, что ты — ублюдок! Затем, что ты отобрал у меня последнее — воинскую честь! Но я не к тому, — остывая, продолжил раненый. — Хочу извиниться за то, что сказал на пиру. Знаешь, теперь, когда смерть близка, тебе-то я могу рассказать. В том сакском селении погиб не только мой брат, но и друг.       — Знаю, — буркнул, перебивая, Мадс.       — Знаешь, — язвительно бросил Бёрге, старательно втянув воздух ртом, — а знаешь ли ты, что я любил своего друга? Так же, как ты любишь своего уродливого кельта?       Ульфхеднар лишь удивленно вскинул брови на такое признание, пропустив, впрочем, мимо ушей оскорбление Хью.       — Да, — хмыкнул Бёрге, — никто бы никогда не подумал, даже ты, и даже мой Ивер, потому что я бы никогда не решился унизить его своим признанием. Но тебе я завидовал, там, на пиру, да так, что захотелось все вернуть и признаться, и будь что будет.       — Впрочем, я что-то разошелся, — продолжил после небольшого перерыва поединщик. — Мне не нужен твой ответ, я просто не должен был так говорить, вот и все. Можешь добить меня или валить на все четыре стороны.       — Закончил? Теперь моя очередь — срать я хотел на твои извинения, и на твои признания тоже, — жестко припечатал пришлого викинга Мадс и придержал вскинувшегося было на ложе мужчину.       — Прекращай скулить, — продолжил он. — Ты не умираешь. Я хорошо приложил тебя об пол, и красавчиком тебе уже не стать, но твой череп цел, мозг не вливается через уши, значит выкарабкаешься.       Раненный задергался и принялся ругаться, но Мадс лишь крепче прижал его к кровати.       — Пошел ты на хуй, — пытался орать Бёрге. — Я за ночь чуть не выблевал все свое нутро, из меня кровь лилась. Я задыхаюсь.       — Тише ты, — рыкнул дан, — горазд сопротивляться ты, умирающий. Лежи спокойно. Поблюешь еще чуток и перестанешь. Главное не рыпайся и не бейся головой. Отлежишься, возьмешь в руки меч и в битве вновь вернешь свою честь. Хочешь тихо сдохнуть здесь, или в бою с мечом в руках? — строго спросил Мадс.       — В бою, — чуть слышно прохрипел Бёрге, расслабляясь на ложе.       — Вот и хорошо, — протянул дан и принялся рыться в своей сумке. Следующие пару часов он промывал и обрабатывал раны на лице Бёрге. Ощупав разбитый рот, Мадс безжалостно вырвал осколки зубов, в общей сложности лишив мужчину двух верхних и двух нижних полностью. Повезло еще, что у поединщика осталось хоть что-то, чем можно было жевать. На теле сильных повреждений не обнаружилось.       — Я закончил, — подвел итог ульфхеднар, отступая от раненого. — Я дам наказ рабыне, и она поможет тебе, но больше никогда я не хочу видеть тебя на своем пути. Надеюсь, ты понял.       — Вполне, — ответил Бёрге в спину уходящему дану, тот приостановился и, не разворачиваясь, бросил:       — Мне жаль твоего друга.       Мадс шел домой и размышлял, насколько мягок и великодушен он стал, или это давали о себе знать старость и потеря сил? Раньше он, не раздумывая, вырвал бы горло этому человеку, любому человеку, посмевшему его оскорбить, а теперь даже зверь внутри вел себя ровно и кротко, только порыкивал недовольно, слыша резкие слова пришлого воина. Мир сошел с ума, или ульфхеднар совсем потерял голову? Вокруг творилось полное сумасшествие, каждый день грозил новой бедой, а он чувствовал себя счастливым просто потому, что Хью оттаял, просто потому, что дерзил и огрызался в ответ. Зверь внутри ласково жмурился и укладывал голову на лапы, довольный и расслабленный согревал душу человека. И Мадс ни на миг не желал задумываться, что бы было с ним, окажись он на месте Бёрге.       Жилище встретило дана покоем и полной тишиной. Причина выяснилась, когда он неслышно проскользнул в спальню — разметавшись на ложе, кельт спал сном праведника. Закинув руку за голову и выпростав аппетитную голую ногу из-под мехового одеяла, он сладко сопел, забросив все заботы и дела. Разглядывая спящего, Мадс думал о том, как же сильно ему дорог этот маленький оборзевший паршивец.